Текст книги "Осторожно: злая инквизиция! (СИ)"
Автор книги: Яна Ясная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 7
«Зря, зря-а-а я с ним переспала!» – с этой мысли началось утро следующего дня.
Прозрение настигло меня не само по себе. Да и утро, собственно, началось не совсем с него – разбудило меня ритмичное дыхание делающего зарядку человека, и я перекатилась поудобнее, предвкушая зрелище.
– Присоединяйся.
Я только фыркнула, сибаритствуя в постели и наблюдая за чужой растяжкой: Максим только начал разминаться.
Вот еще! Делать мне больше нечего, что ли? Кому надо – тот пусть и…
Мысль закончить я не успела – инквизиторская сволочь сдернула с меня простынь, взвалила на плечо и понесла в спальню.
«Нет, ну не хочет, чтобы я смотрела, – сказал бы словами через рот, к чему такое хамство?!» – негодовала я, брыкаясь и колотя кулаками по широкой спине, пока меня не сбросили на кровать, впрочем, вполне аккуратно.
Негодовала я совершенно напрасно: хамство еще и не начиналось.
Только я свернулась уютным клубочком в милой кроватке, планируя сладко доспать недоспанное, как в меня прилетели шорты с майкой.
Этот… этот… запнувшись от невозможности подобрать всеобъемлющий эпитет, я повернулась, чтобы посмотреть: он действительно шарился в моей одежде.
– Хам! – рявкнула я, подскочив из положения лежа.
– Подъем! – рявкнул хам, нависая из положения стоя.
– Не буду!
– На допросы не возьму!
– Клятва!
– А клятва распространяется только на честный обмен информацией. Ну так информацией я поделюсь, – внезапно вышел из телеграфного стиля этот… с виду приличный человек. А затем сменил тон: – Давай, Ксюш. Твое тело скажет тебе спаси…
– Это ты на что намекаешь? – смертельно опасным тоном поинтересовалась я, почуяв великолепный шанс не отрывать задницу от дивана и вцепившись в него сходу. – Ты хочешь сказать, что я толстая?!.
Ведьмовская сила угрожающе сгустилась вокруг меня, со стены сорвалась нервная картина – золотая осень в рамочке.
Любой здоровый мужик, имеющий хоть что-то между ушами, уже упал бы на пол и ползком перемещался бы в сторону бомбоубежища. Этот же суицидник бесстрашно наклонился и чмокнул меня в губы:
– Ты охрененная!
Бубум-с! Прямое попадание, ваш противник контужен!
– …Но зарядку делать все равно нужно. Для здоровья. Подумай о своем сердце!
И пока я приходила в себя, хлопая ушами, льстивый змей сменил аргументацию:
– Ксюша, нельзя быть такой доброй к врагам! Ты же не хочешь умереть лет через пятьдесят и осчастливить их всех своей столь ранней смертью?
Довод был настолько внезапным, что я хоть и буркнула «А тебе-то что за дело?», но с постели слезла и, прикрываясь простыней, направилась к гардеробу за комфортным нижним бельем. То ли этот умник о нем не подумал, то ли постеснялся в нем копаться. Во втором я, если честно, сомневаюсь: многоуважаемый Максим уже продемонстрировал полное отсутствие и стыда, и совести, и прочих признаков закомплексованности.
– Ну, мы же теперь партнеры, – с совершенно иезуитскими интонациями выдал инквизитор за спиной.
Вообще, если быть честной, я не обдумывала, как будут выглядеть наши теперешние отношения, но подспудно ожидала, что они будут протекать в формате «Постель не повод для знакомства» – с регулярными визитами в оную постель, разумеется. И для меня стало сюрпризом, насколько резко инквизитор перешагнул эту черту, форсированно вогнав их в формат «Ну раз уж мы с тобой партнеры…».
А еще я по утрам деревянная, негибкая – и это было еще одной причиной, помимо лени, почему я не хотела заниматься при подтянутом и спортивном дознавателе.
Обо всем этом я примерно и думала, расставив ноги на ширину плеч и выполняя поочередные наклоны к левой и к правой ноге вслед за Максом.
Бюст качался, инквизитор отвлекался.
Хм… А что-то в этой вашей зарядке определенно есть!
Максим
«Я три ночи не спал, я устал»…
Не то чтобы совсем не спал, но два-три часа, которые удавалось урвать на сон в последние дни, – это мало. Позавчера выехал в ночь, чтобы к утру быть в Крапивине, вчера пришлось всю ночь сводить отчет, чтобы утром поделиться сведениями со Свердловой, как обязывала клятва, а сегодня ночью – сообщение-приманка и ловушка в подъезде.
Насыщенной жизнью они тут живут: два покушения за два дня.
По-быстрому собрал, что мог, по горячим следам на месте происшествия, отпустил спать пострадавшую и свидетельницу в одном лице, отправил в Орден запрос по поводу номера, с которого Свердловой пришло сообщение, оформил еще пару срочных запросов – по способу нападения и подкреплению, в надежде, что, когда я проснусь, уже будут ответы и можно будет работать, с чувством выполненного долга упал на диван…
И понял, что уснуть не могу. Организм, получивший пинка магией и адреналином, взял разгон и не мог затормозить.
Пришлось закидываться спецсредствами.
Пробуждение было… Было. Чудо, что я этой удивительной женщине ничего не сломал.
Нет, я, знаю, что женщине в стрессе позволительно думать эмоциями, а мужчина и в критической ситуации должен сохранять хладнокровие и благородство и не пользоваться женской слабостью…
Но у нее грудь четвертого размера.
Мое благородство меньше.
Следует еще учитывать личность самой Свердловой. Воспользуюсь я ее слабостью или нет – все равно останусь виноват.
Так уж лучше быть виноватым в том, что сделал, чем в том, чего не делал.
К тому же – четвертый размер.
Натуральный.
Ластится, как ручной…
В любви Свердлова неожиданно оказалась открытой и податливой, доверчиво следуя за партнером туда, куда он ее ведет.
Был еще гнусный страх опозориться от усталости, но он отступил.
Потом отступил и разум, оставив тело на управлении спинным мозгом.
Потом я вырубился в обнимку с четвертым размером.
Уснул мгновенно – спецсредства не понадобились.
Завтракать чем бог пошлет я не могу: у меня утро – время самого зверского аппетита. Поэтому после войны за зарядку и самой зарядки пустил ведьму в душ первой и пошел готовить завтрак обоим, решив, что такое распределение обязанностей меня в принципе устраивает: я готовлю на двоих утром, Ксения заказывает вечером, в обед каждый кормится сам.
Сковородок на кухне имелся целый набор – я еще вчера оценил. Причем с видавшим виды чугуном, явно доставшимся в наследство, соседствовала модная ярко-фиолетовая керамика вполне заслуженного вида, навскидку – около полугода эксплуатации. Значит, Свердлова, в принципе, все же готовит.
Разумно купленный заранее бекон лег на раскаленный металл и тут же съежился.
Итак, что мы имеем?
На крапивинскую Хозяйку за двое суток покушались дважды. Способы различаются, но есть в них нечто общее: каждый раз с ней старались справиться дистанционно.
Значит, кто бы это ни был, он убежден, что в прямом столкновении со Свердловой ему не справиться. Честно говоря, после сцены в морге я преступника понимаю и на его месте тоже постарался бы действовать исподтишка.
Нож в очередной раз расколол скорлупу, и последнее, четвертое яйцо вылилось на сковороду.
Соль, перец.
Причем мое присутствие преступника не смутило. В первый раз – так точно. Во второй… Знал или не знал нападавший, что ведьма будет не одна? Организация ловушки ответа на этот вопрос не дает: то, что я отстал, это случайность, мы могли спуститься в подъезд вместе и вместе угодить в газ. Но я больше и тяжелее – мне нужна большая доза. Выяснить, было ли это учтено, можно было, только выяснив, что за вещество распылили в подъезде и с какой концентрацией. К сожалению, все улики, которые могли об этом рассказать, я уничтожил сам – когда проветрил подъезд и очистил кровь Свердловой артефактом. Опрометчиво, конечно, но выбор был небогатый, следовало защищать либо улики, либо подопечную.
Чертовщина какая-то.
Кому нужна ее смерть? Как это связано с моим приездом – если связано? Кому Свердлова настолько мешает?
Был бы образец газа – можно было бы попытаться установить, что это за вещество, и отследить происхождение.
Надо было шарахнуть оглушающим по площади и потом уже выносить из зоны поражения ведьму…
Но кто ж знал, что там всего лишь сонный газ? Окажись там что-то серьезнее – я бы ее своим оглушением и добил.
Умный, сука. Какая умная и осторожная тварь против нас играет!
Ксения выплыла на кухню, хмыкнула, оценив мои приготовления, и щелкнула чайником.
Застучали дверцы шкафчиков, на столе появились тканевые мешочки, стеклянные баночки, бумажные пакеты – и даже вполне цивилизованного вида аптечные коробки с травами. Кроме аптечных пачек, все остальное подписями снабжено не было.
Все понятно. Ее ведьмейшество изволит священнодействовать с чаем.
Доставая тарелки, я краем глаза наблюдал за Свердловой, отмеряющей в заварник с лицом сосредоточенным и серьезным щепоть того, чуток сего, пару веточек чего-то третьего и еще ложечку классической чайной заварки.
– Ксюш, а если тебя убьют – кто от этого выиграет? – пока я расставлял посуду, яичница как раз дошла и теперь отправилась на тарелки.
– Никто, – абсолютно без раздумий отозвалась Свердлова, залила смесь горячей водой, отставила ее в сторону доходить и присоединилась ко мне за столом.
– Конкуренты по бизнесу?
– Максим, очнись! – закатила глаза ведьма. – У меня один-единственный несчастный магазин и пара сайтов в сети. За такое не убивают!
Логично.
– Кому-то хочется получить твой статус Хозяйки? – предположил я.
– Не-а, – Ксения помотала головой. – Во-первых, я его так и не приняла…
Я фыркнул: не приняла, конечно! Но пока ты жива – никто в здравом уме и твердой памяти руку к нему протянуть не посмеет, если я хоть что-то понимаю в характере Ксении Егоровны!
– А во-вторых, – Свердлова сделала вид, что моей насмешки не заметила, – ты же про мою бабку, Антонину Алексеевну, слышал?
– В твоем личном деле читал. Прошлая крапивинская Хозяйка. Одиозная личность.
– Угу, только не «прошлая», а «последняя», – ведьма кивнула копной еще не связанных в узел кудрей. – Ты читал, а наши куры с ней лично были знакомы. И от места крапивинской Хозяйки не я отказалась, это она его своим словом заперла.
Ксюша вздохнула и принялась рассказывать:
– Баба Тоня давно считала, что магия вырождается, – да и сам посмотри: в нынешних условиях, когда колдовать без риска нарушить древний Договор может позволить себе максимум процентов десять сообщества, лишь те, кому повезло родиться с удобным даром, полноценно обучать детей ведьмовству – только жизнь им портить. Сильный, разработанный дар – скорее источник неудобств, чем преимущество. В общем, посмотрела баба Тоня, посмотрела – и решила: баста, хватит. Кончились шабаши с Хозяйками. Собрала всех местных и объявила свою волю.
Она хлебнула ароматного чая из кружки и продолжила, явно цитируя
– «И сказала ведьма Слово – и по Слову ее стало». В общем, бабуля волей, силой и авторитетом заперла место крапивинской Хозяйки. И сложила с себя обязанности. Все ждали, что я место приму, – но я, если уж быть честной, с бабулей согласна. И не понимаю – на хрена? На хрена нам все это надо?..
Я слушал, и у меня волосы дыбом вставали. Как, как Орден мог об этом не знать?! Или не приняли всерьез? Или засекретили и решили, что к моему расследованию это отношения не имеет?
То, что сейчас так спокойно рассказывала мне Свердлова, называлось «подвешенным проклятием». Проклятие, которое то ли есть, то ли нет – и никак этого не выяснить, пока не нарушишь запрет, связанный со Словом.
Так что, если найдется смелая ведьма, которая рискнет и примет его на себя, – может, ей ничего и не будет. Но, учитывая репутацию Антонины, которую Ксения небрежно зовет «баба Тоня»…
– В общем, поверь: даже если меня вдруг удастся тогокнуть, наши не побегут, толкаясь локтями, чтобы Хозяйкой стать. Все замрут и будут каждая выжидать, кто первая через бабы Тонино слово переступит – и на себя все последствия возьмет. Потом-то уже, конечно, можно и подсидеть выскочку. Но первой лезть – ни-ни. Поверь, бабуля была та еще душка, – в унисон моим мыслям закончила Свердлова.
Я верил. Смотрел на прекраснейшей души Ксению Егоровну – и как-то вот безоговорочно верил в ее бабушку.
– Аретфакты? – перешел я к следующей версии.
– Что – артефакты? – уточнила она, доедая последние кусочки яичницы.
– Кому отойдет ваше ведьмовское наследие в случае твоей смерти?
– Матери, конечно, – удивилась Свердлова и, небывалое дело, взялась разливать чай.
В первый раз – до этого ей корона не позволяла меня обслуживать. То ли корона сегодня немного слетела, то ли меня в табели о рангах на пару ступенек подняли. Надо же, дожился: через постель карьеру при ведьме делаю…
Сделав максимально серьезное лицо, чтобы Ксения Егоровна о кощунственных мыслях не догадалась и не надела мне на голову чайник вместе с кипятком, я быстренько вернулся к теме разговора:
– Но ты ведь единственный ребенок в семье?
В личном деле Свердловой было отмечено, что ее мать, Татьяна Витальевна Ловец, в замужестве Свердлова, из Крапивина уехала и на старшинство в семье не претендовала, уступив главенствующее место в роду дочери. Других детей у нее не было, а у Ксении их не было в принципе – по крайней мере, о них не было известно инквизиции.
– Максим, – вздохнула Ксюша и отхлебнула из своей чашки размером с половину мирового океана, – я тебе не дорассказала историю про ту мою прабабку, которую ваши на костре сожгли. Помнишь, позавчера, когда нас… перебили.
Я вспомнил, как именно это произошло, и хмыкнул: экая мастерица преуменьшений. «Перебили», ну надо же. От одного воспоминания в ушах снова зазвенело.
– В общем, ваши ее подловили на нарушении закона, к которому сами же и подвели, и присудили ей костер. Орден очень хотел получить назад индульгенцию, которая давала прародительнице право на хранение, передачу по наследству и применение колдовской книги – той самой, на которую вы и по сей день облизываетесь. Детей у нее не было, и ваши отлично понимали, что такое для ведьмы не продолжить род. Рассчитывали, что она захочет откупиться, – а если нет, то ничего страшного: индульгенция потеряет силу ввиду пресечения линии наследования. Ждали, что запросит сделки. Но прародительница решила, что книга важнее, и взошла на костер. Когда после казни дознаватели стали искать книгу и индульгенции – на тот момент в роду их было две, – они ничего не нашли. Понимая, к чему идет, прародительница наложила на самое ценное, что у нее было, чары, в которые вплела свою жизнь – и имя своей ученицы, назвав ее своей дочерью и наследницей в даре. И в момент смерти все, что было прародительницей завещано, исчезло, чтобы явиться перед ее названой дочерью и наследницей. Та, кстати, к тому времени же два года странствовала отдельно от наставницы и в момент ее смерти была где-то на Балканах – и ничего, получила посылочку без задержек.
Я смотрел на Ксению во все глаза. Нет, скорее всего, у Ордена эти сведения все же были – просто в предоставленное мне личное дело они не попали.
– Так линия крови в нашем роду разорвалась первый раз, – задумчиво резюмировала Ксения.
А до меня дошло: если Татьяна Свердлова лишится дочери, их наследие в этом городе не достанется никому. Из принципиальных соображений злопамятная ведьма не позволит, чтобы убийца ее единственного ребенка хоть кончиком пальца прикоснулся к семейным сокровищам.
«Магия, конечно, вырождается, но что наше – то наше, и своего мы никому не отдадим», как-то так.
Что ж, по крайней мере, охотников за наследством исключаем.
Что остается?
Личная неприязнь? Ксюша – талант, но что за неприязнь такая, что вспыхнула одновременно с моим приездом, да еще с интенсивностью в два покушения за два дня?
Кто-то имеет претензию к местной Хозяйке за сотрудничество с Орденом? Маловероятно, но запрос относительно радикальных течений в регионе сделаю.
Кто-то рехнулся на почве ведьмовства? Для сумасшедшего нападающий слишком расчетлив, так что эта версия тоже идет в самый низ возможных причин.
Возглавляло список по-прежнему предположение, что Свердлова что-то знает. И либо это знание не имеет отношения к убийствам – иначе клятва не позволила бы ей умалчивать, либо она не осознает, что информация, которой она обладает, имеет для кого-то огромную ценность.
– Где ты была одиннадцатого июня с двадцати трех до часу ночи? – и сразу предупредил явно собирающуюся озвереть ведьму: – Ксюша, чайник себе на голову я надеть не дам, просто постарайся вспомнить и ответить на вопрос.
Вместо того чтобы впасть в буйство, Свердлова достала телефон, открыла ежедневник – и мы вполне деловито проработали все четыре даты. В двух случаях из четырех алиби у нее было: один раз она была у себя в магазине под камерами (и тут оставалось надеяться, что запись была сохранена), а другой – в администрации с документами, и это уже железобетонно, слава бюрократии.
Когда мы закончили и я выходил из кухни, чтобы принять душ и выдвигаться уже, ведьма несильно пнула меня в колено.
– Максим, – агрессии от нее вроде бы не исходило, скорее изумленно-недоверчивое любопытство, – ты что, правда меня подозреваешь?
– Я подозреваю всех, – с этими словами я наклонился и чмокнул ведьму в нос, полюбовавшись бурей негодования, мгновенно смывшей все иные эмоции. – Но тебя теперь – меньше прочих.
Ксения
– Поздравляю, у тебя праздник! – объявила я вместо «Здравствуй!», широко распахнув входную дверь и эффектно застыв в проеме. – Отпуск!
– В смысле? У меня? – удивилась Леночка, отработавшая несчастные пару месяцев на своем месте.
– Нет, у меня! – отрезала я, разбив ее хрустальные надежды, и жизнерадостно вопросила в пространство: – Ну разве это не праздник?!
– Соберись, Лена! Ты будешь видеть меня всего раз в сутки! – и без того потускневшее настроение Тёминой скатилось в минус, когда я однозначно дала понять сотруднице, что визитов «любимой» начальницы, несмотря на отпуск, ей не избежать.
Это приоткрыло ма-а-ахонкую брешь, которой я и воспользовалась, чтобы с энергией экскаватора приняться пичкать подопечную силой.
«Ну, давай! Ковш за маму, ковш за папу, ковш за Ксюшу, ковш за мудилу-упыря…»
Ленку от моего напора уже слегка подташнивало.
Возможно, действовала я излишне агрессивно, но на посещение моей работы у нас было отведено двадцать минут, в которые нужно было помимо лечения уложить еще и собственно работу, так что было не до нежностей.
Инструкции были просты, список обязанностей обширен, мой телефонный номер у Елены свет Сергеевны имелся – в двадцать минут, выделенных на решение вопросов с магазином, я уложилась.
Ленкино состояние, к счастью, стабилизировалось. По крайней мере, сегодня ее тень держалась во вчерашних рамках, а самой Ленке даже хватило сил качнуть права по поводу оплаты ее сверхурочного труда.
Когда я вернулась к Максу в машину, выражение лица у него было такое, словно он был очень не прочь задать мне парочку вопросов именем инквизиции, но не задал: то ли счел, что не ко времени, и отложил на потом, то ли признал, что не его дело. Вместо этого он выдержал паузу и заговорил о другом:
– Пришел ответ из Ордена на мои запросы. – Макс покрутил головой по сторонам, убеждаясь в безопасности движения, и вывел своего черного монстра на проезжую часть.
С неожиданной для его габаритов элегантностью авто вписалось в транспортный поток и понесло нас навстречу труду во имя спокойствия магического сообщества.
– Во-первых, номер, с которого тебе прислали сообщение, чтобы выманить из квартиры, зарегистрирован на имя некой Клавдии Амбросиевны Беликовой, шестидесяти двух лет от роду.
– Сомневаюсь, что это была она, – скептически отметила я, параллельно пытаясь вообразить даму шестидесяти с лишним лет от роду, которая штурмует козырек подъезда, цепляясь клюкой, как кошкой, за выступы, с тем чтобы влезть в окно лестничной клетки.
Само собой дорисовалось эпичное падение, переполох среди соседей, перелом шейки бедра у Клары Амбросиевны и две скоропомощные бригады, обычная и из дурдома, на повышенных тонах выясняющие, кто должен забирать клиентку.
Макс усмехнулся, словно подсмотрел мои мысли, – но, скорее, сам вообразил что-то похожее.
– Женщина, скорее всего, подставная. Ее на всякий случай проверяют, но вряд ли это что-то даст: в списках инквизиции она не фигурирует ни как одаренная, ни как лицо, входящее в число посвященных либо пересекающихся с магическим сообществом иными путями. Так что наверняка кто-то просто воспользовался ее паспортными данными…
Я согласно кивнула: в эту версию мне поверить было проще, чем в старушку-коммандос.
– По второму запросу – пусто. В базах данных, к которым у Ордена имеется доступ, нет никаких данных о нападениях на одаренных либо неодаренных, совершенных за последнее время с применением сонного газа либо веществ сходного типа.
Я снова кивнула: мол, отлично, принято к сведению. Жаль, конечно, что не удалось вычислить гада по мановению ее императорского величества Статистики и первой леди ее, Систематизации данных, но увы. Будем работать с тем, что имеем.
– Третий запрос – отказ, – неохотно продолжил Макс.
Я среагировала именно на его интонацию, потому что в душе не ведала, что там был за запрос. Повернулась к нему с вопросительным взглядом, и он, явно «скрипя сердцем», пояснил:
– Я запрашивал подкрепление. Мне ответили, что пока что не видят в нем необходимости. На взгляд начальства, я пока справляюсь самостоятельно.
Я хмыкнула, вспомнив, как с утра инквизитор, прежде чем выпустить меня из квартиры, пробежался по маршруту до машин в одиночку, потом поднялся от моего этажа до последнего…
С одной стороны, я представляю, как мы будем возвращаться домой. С другой стороны – лично мне в квартире других инквизиторов не надо, одного на мою голову (и другие места) вполне достаточно!
Да и потом… После моей многолетней глухой конфронтации с инквизицией я бы напряглась, скорее если бы там при первых признаках опасности ринулись мне помогать, чем наоборот.
– Зато по поводу эксгумации – официально дали добро, – с бодрым видом попытался меня утешить Макс, игнорируя то обстоятельство, что я вовсе не расстроена. – Жаль, что я до второго покушения запрос оформлял и указал, что справлюсь своими силами, иначе можно было бы под это дело группу поддержки выбить…
– Нет уж, на фиг, на фиг! – быстренько открестилась я от перспектив. – Обойдемся уж как-нибудь без поддержки гробокопателей!
Макс дернул углом рта в своей знаменитой усмешке-которой-нет, от которой у меня традиционно екало чуть пониже пупка, и заглушил двигатель в классическом тихом дворике между типовыми многоэтажками, повернулся ко мне и начал инструктаж:
– Сейчас мы пойдем к первому из подозреваемых. Говорить с ним буду я сам, не вмешивайся. Просто тихо присутствуй рядом, я тебя даже представлять не буду. Окей?
Эту инструкцию можно было интерпретировать одним-единственным образом: «Стой в углу и не чирикай», но инквизитору виднее, как вести следствие, так что надо будет – постоим.
Поднимаясь за ним на третий этаж, я подумала-подумала да и накинула на себя легонький отвод глаз.
Макс оглянулся, хмыкнул, оценив мое решение, – но ничего не сказал.
Нужная нам дверь не впечатляла: обшарпанная какая-то, да и лестничная клетка вся заплеванная. Такое себе пристанище для городского Зла.
На звонок открыл молодой парень, не то чтобы совсем опустившийся, но неуловимо похожий на собственную лестничную площадку: неряшливый и запущенный.
Но пришли мы сюда не зря, потому что аура его, пусть блеклая и вся какая-то подавленная, несла на себе явные следы одаренности. Пусть самой слабенькой, первоуровневой, без следов инициации и без шансов на ее самостоятельное прохождение, но тем не менее. И Макс тоже это увидел, а потому, вместо того чтобы извиниться и соврать, что мы ошиблись дверью (И домом. И улицей.), спросил:
– Миргун Дмитрий Валентинович? Следственный отдел Следственного комитета Российской Федерации в городе Крапивине, Максим Владимирович Соколов. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Парень проводил взглядом уверенно предъявленные корочки и погрустнел:
– Проходите…
В тесном коридоре было не протолкнуться, и Миргун сразу свернул направо, на кухню. Инквизитор последовал за ним, а я незримой тенью пристроилась в кильватере у Макса.
Оправдываться он начал еще до того, как Соколов (хе-хе, вот мы и выяснили вашу фамилию, не-брат Максим!) начал задавать вопросы.
– Я вашим уже говорил, что не знаю я ту девушку! Как ее там? У нее еще фамилия такая… Волкова, что ли?
– Волк, – поправил Макс.
– Да, Волк. Я ее не знаю и не видел… – в этот момент парень зацепился взглядом за меня, вернее, за якобы пустое место, где я стояла, и запнулся. Но продолжил: —…Никогда. Мне фотографию следователь показывал, я ее не узнал. Просто понимаете, у меня бывает иногда… мне мерещится всякое. И видится странное. И тогда с головой будто что-то случается. Я на девушку свою когда-то из-за этого набросился. И на ее мать потом, когда мириться пришел. Врачи говорят – шизофрения. Но я лекарства пью! Давно ничего такого не было! А ваши все равно – как чуть что в районе случится, сразу ко мне бегут. Ты женщину топором зарубил? Ты ножом пырнул? А я не убийца, я нормальный, просто псих! Но я никого не убивал!
Парень говорил и говорил, нервно, быстро, и чем дольше он говорил, тем чаще возвращался взглядом к пустоте на том месте, где стояла я.
Макс, слушавший его вроде бы рассеянно, да и вообще смотревший скорее в окно, чем на подозреваемого, только кивал – но неощутимо, по миллиметру, сдвигался так, что оказывался между ним и мной.
Дмитрий сморгнул, с явным усилием отводя глаза от занятого мною места, и сфокусировал взгляд на инквизиторе:
– Вопросы. Вопросы, да. Задавайте свои вопросы.
И когда Макс указал ему на место за столом в дальнем углу, в тесном закутке между столом и газовой плитой, хозяин дома занял это неудобное положение безропотно. Сам же Макс сел так, чтобы по-прежнему находиться между мной и Миргуном, достал из сумки форменные бланки и начал допрос:
– Скажите, где вы были одиннадцатого июля этого года с двадцати трех до часу ночи…
– И что ты об этом думаешь? – бодро поинтересовалась я у мрачного Макса.
Макс делиться со мной мыслями не спешил, видимо, здраво рассудив, что хватит с Ксюши и присутствия во исполнение клятвы. Информация у нас у обоих совершенно одинаковая – формально все честно.
А что у нас разная профессиональная подготовка, а следовательно, и выводы будут о-о-очень разными – так кто ж мне виноват? Кто на что учился!
Но меня так просто с хвоста не стряхнешь, я уже обо всем догадалась и теперь не дам от меня ничего ута…
– Да черт его знает что думать! – в сердцах рыкнул Макс, вырулив наконец из лабиринта двора. – У него на одиннадцатое вроде алиби есть, но, сама слышала, невнятное какое-то. Вроде гуляли с друзьями допоздна. Но со скольки до скольки – он не помнит, а это не алиби на самом деле, это черт-те что. А парень мутный. Видела, как он на тебя?.. – Макс мазнул по мне быстрым взглядом и снова переключил внимание на дорогу.
– Угу, – поскучнев, отозвалась я.
Еще б я не видела!
Магический дар до инициации оценивается по шкале от одного до семи баллов. После инициации – тоже, но это уже совсем другие семь баллов, да и не об этом речь. Деление условно и производится по визуальной оценке интенсивности и объема ауры. На глазок, если не морочить себе и людям голову специальными терминами.
Бывает так, и довольно часто, что после инициации дар «прыгает»: единичка подрастает до тройки, пятерка – до шестерки, а шестерка и семерка у непроявленных магов практически не встречаются. Кстати, в обратную сторону дар «прыгает» гораздо реже и, как правило, у наиболее сильных одаренных, но речь не об этом.
Сама по себе инициация – это даже не ритуал, это… акт принятия, что ли?
Принятия волшебником самого себя. Признание, осознание себя одним целым со своим даром. Как обычный человек не считает отдельные свои органы чем-то инородным, так и колдун или ведьма не должны считать свой магический дар чем-то автономным в себе.
И первая ступень инициации – поверить. Просто поверить в то, что магия – есть. У тебя есть дар. Ты ведьма. В-е-д-ь-м-а. Они существуют. Так бывает.
Этот процесс не обязательно запускается извне: если дар в человеке достаточно силен, он пробьет себе дорогу и сам.
Четверка или пятерка самоинициируются почти со стопроцентной вероятностью. Нужна недюжинная сила воли и самоорганизация, чтобы удержать под спудом рвущийся на свободу дар пятого неинициированного уровня. А еще – огромное нежелание признавать его существование.
Тройка может прожить всю жизнь и так и не узнать о своей силе, разве что удивляться некоторой удачливости и своей развитой интуиции – при условии, что жизнь этой тройки будет ровной и тихой. При существенных жизненных потрясениях – инициируется почти наверняка.
У двойки и единицы на самоинициацию практически нет шансов.
Тем, кто родился в магических семьях, тем легче: их аккуратно подводят к невероятному известию о существовании магии, растормаживая сознание и готовя почву.
Если процесс запускается извне, то неважно, какой силы был спящий дар, инициацию запустят, ведь ее первая ступень – это поверить в существование магии как таковой в принципе и у себя в частности. А уж это наставникам показать проще простого. Принятие может после этого занять некоторое время, но ведь есть старшие родственники, уж какими бы стервозными ни были, они сперва готовят, а потом страхуют свою кровь.
Но бывает и иначе.
Когда-то в юности была у меня знакомая, Вера. Обычная немагическая девушка. У Веры была мечта – стать олимпийской чемпионкой по фигурному катанию. И ради этой мечты Вера работала на износ, не зная ни покоя, ни отдыха. Ей пророчили большое спортивное будущее: помимо огромной работоспособности, у нее была молниеносная реакция, безупречная координация, музыкальный слух, удивительно выразительная пластика…
Талант. Призвание!
Которое разбилось об нелепейшее из препятствий: связки Веры оказались слабоваты. С переходом из юниоров во взрослое фигурное катание травмы посыпались одна за одной.
Вера выла как зверь. Она сражалась как лев, наплевав на риск остаться калекой, пытаясь выскочить за пределы собственных физических возможностей…
Вера ушла из спорта и состоялась в бизнесе. Но в моей памяти так и осталась примером победы физической слабости над Призванием.
Вот так и Миргун.
Слабость магического дара у него – жалкая единичка – уживалась с невероятной магической чувствительностью.
Дару не хватало силы, чтобы проявиться, явить себя хозяину, чтобы тот поверил.
А обостренное чутье, сталкиваясь с проявлениями магии, шептало, что что-то не так, что все на так, как кажется, что…
Если бы рядом с ним вовремя оказался кто-то, кто помог бы ему выбраться из скорлупы собственного сознания, как птенцу из яйца, – его жизнь сложилась бы иначе. Но рядом никого не оказалось, родные не верили и не понимали, социум давил, шепот чутья приводил его в ужас… И парень не выдержал. Сломался.
