Текст книги "Итог без начала (СИ)"
Автор книги: Яна Рейнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
========== Часть 1 ==========
Ваня не любит Новый год, но он никогда в этом не признается. Потому что Даниле это не понравится. Ивáнов готов смотреть вечно на три вещи: на огонь, на воду и на то, с каким детским восторгом Даня любуется новогодней ёлкой, украшенной гирляндами. А он ведь и вправду ещё такой ребёнок – скромный, чувствительный, нецелованный. Ему слабо известно понятие любви, разве что в теории. Ваня в теории не силён, но знает не понаслышке, что любовь – это непросто.
Ваня снова смотрит на Даню. Обводит лихорадочным взглядом каждый изгиб его тела, каждый контур, каждую линию, и в груди всё громче завывает тоска. Гребанное совершенство. Кажется, Данила поправляет мигающие на ёлке лампочки и напевает себе под нос «Last Christmas». Боже, какой ребёнок, уму непостижимо. Ване впервые стыдно, что он влюблён.
Даня наспех надевает пальто, как будто они с Ваней вовсе и не договаривались пойти на зимний бал вместе. Ивáнов сбегает вниз по лестнице, чтобы его остановить. В горле сыпучая пустыня Сахара, и он не может выдавить из себя ни слова. Парень не находит себе места из-за того, что Даня шарахается от него, как от огня, целую неделю, но делает вид, что ничего не происходит. Пиздец. В кого только Даня превратил своего «брата»?
– Дань, стой! – Ваня настигает его у двери, резко хватая за руку.
– Что такое? – Даня испуганно распахивает глаза, и Ваня плывёт.
Даня смотрит растерянно, смущённо и, кажется, завороженно. По крайней мере, Ване хочется в это верить. Жемчужно-голубые глаза будто припорошены блеском новогодних игрушек, а руки едва заметно подрагивают. Но Ваня не имеет права касаться, нарушать личное пространство. Но может другого шанса уже не будет? Правильного момента, когда можно будет поговорить о том, что гложет так мучительно долго?
– Может, мы никуда не пойдем? – Ваня говорит тихо, почти шёпотом, будто их могут услышать. Но дом уже несколько часов пуст, и он об этом помнит. – Мы же собирались провести этот вечер вместе. Завтра Новый год, и родители пригласили кучу гостей. Мы не сможем толком побыть наедине.
– Я обещал Яне, что проведу этот вечер с ней, – Даня одним лишь предложением по горлу холодным лезвием полосует, и Ваня не знает, куда деть руки, лишь бы продержаться. Не выдать себя с потрохами. Данила его ведь за сумасшедшего примет.
– Ну и катись тогда к чёрту, – жёлчь и ничего больше. Лучшее оружие в борьбе с грызущей болью.
Ваня скидывает черное пальто с плеч, прямо на пол и, сердито сжимая кулаки, уходит. Даня выглядит ещё больше растерянным. Он совсем не то хотел сказать.
– А ты куда? – Даня кричит ему вслед, но с места не двигается. Будто корнями врос в пол. Сейчас он действительно чувствует себя заколоченным в дерево. Ещё и бледный, как смерть, но пытается держаться стойко. Точно ребёнок.
– На кухню, – выплёвывает со злостью Ваня. – Как прозаично – буду заливать свое горе алкоголем.
– Вань, не надо пить, пожалуйста, – Иван идёт, не оборачиваясь, но жалостливый голос Дани ломает, разрывает на куски, дробит в крошево.
– А тебе какое дело? – Ваня внезапно поворачивается и застывает в шаге от двери. У него глаза болотно-зелёные, злые и печальные, и Данила понимает, что из-за него. – Вали к своей Яне.
– Я же беспокоюсь о тебе, – Даня просит остаться одним лишь погасшим взглядом, но Ваня, похоже, ему не верит. Ни единому слову. Ни крапинке грусти в глазах. Он понимает, что так будет лучше. Если Даня уйдёт прямо сейчас, будет легче. Ваня выдержит: он сильный.
– Не надо, я уже не маленький, – Ваня выстреливает на одном дыхании, громко хлопая дверью.
*
Даня никуда не уходит. Он даже Яне не перезванивает, потому что она не из обидчивых. Перебесится и забудет. Но Яна ещё и не глупая, потому что она видит, как изменился Данила за последнюю неделю. Будто внутри переключили рычажок, и парень превратился в ледяную статую. Такой же холодный, молчаливый и закрытый.
Сейчас Дане не хочется думать о Яне, хотя он и так думает о ней крайне редко. К сожалению или к счастью. «Это же твоя девушка» – твердит виноватый внутренний голос, но Данила не слушает. Зажмуривается и судорожно трясёт головой, будто пытается прогнать с глаз кошмарный сон. Но это не сон и не обрывочное воспоминание. Это жестокая реальность, в которую его окунули с головой, как слепого котёнка. Вернее окунули сердцем.
Ваня сидит на кухне в праздничном смокинге и во весь рот трескает торт. На столе стоит открытая бутылка коньяка. Даня прокрадывается на кухню и подходит ближе.
– Вань, что ты делаешь? – Ваню буквально передёргивает от даниного возмущённого тона, но головы он упрямо не поднимает. Данила и так знает, что его заметили.
– Ты еще не ушел? – лениво протягивает Ваня, пытаясь запихнуть в себя ещё один кусок. Актёр из него никудышный, но играть на нервах у Данилы – его хобби. Пусть «братец» помучается, раз променял на смазливую тёлку.
– Можно мне кусочек торта с вишенкой? – Даня принимает правила игры с лукавой улыбкой. Ваня не умеет долго обижаться.
– С вишенкой больше нет, – Ваня показательно засовывает в рот последнюю вишенку и переводит на Даню внимательный взгляд. Какой выход из ситуации найдёт Данила в этот раз?
– А куда они подевались? – Даня беспомощно смотрит по сторонам. Куда угодно, лишь бы не на Ваню. Они здесь только одни, и от осознания этого сердце тарабанит в груди всё громче. Аж в ушах закладывает.
Данила знает Ваню от мозга до костей. Скорее об отсутствии мозга и наличии нездорового эгоизма, но об этом в лицо никогда не скажет. Ваня для него слишком важен, чтобы делать ему больно. Даня уже давно это делает, но даже не осознаёт, насколько усложнилась их жизнь. Жизнь под одной крышей с Ваней, в стенах одной комнаты, в пределах кипучих чувств, которые ядом струятся по венам. Так больно.
– Можешь забрать одну у меня, – Ваня игриво облизывает губы, развалившись на стуле, как чёртов аристократ. На лице не осталось и следа от злости. Лишь пламенеющая важность в глазах. Даню трясёт, а он ликует, засранец. Обмен ролями, ничего больше.
– Ты что, соблазняешь меня? – Даня произносит слишком неуверенно и хрипло, но огоньки в глазах Вани говорят всё за него. Он специально всё это сделал. Он заранее знал, что Данила его не бросит и никуда не пойдёт.
– Куда уж мне, – улыбка Вани тухнет мгновенно, по-настоящему. – У меня же нет таких сисек и жопы, как у Яны.
– Всё равно ты лучше, – Даня кладёт руку Ивану на плечо и расплывается в улыбке. Как ребёнок.
– Докажи.
Даня и пискнуть не успевает, как Ваня усаживает его к себе на колени. Данила сгорает в мятно-зелёных глазах напротив, выпивает глоток за глотком его клокочущее дыхание, тает в его руках. Оказывается, Ваня умеет быть нежным. Может, он просто голоден? Даня смущённо улыбается и касается ваниной шеи. Ивáнов едва не мурлычет от удовольствия, поглаживая «брата» по спине. Кажется, Данила нашёл что-то гораздо слаще торта с вишенкой.
========== Часть 2 ==========
Ване с самого начала не понравилась гениальная идея Ксении Викторовны. Какие могут быть экскурсии посреди зимы, в двадцатиградусный мороз? Какая там легендарная усадьба? Какой ещё Фёдор Гаврилов? Ваня всегда был равнодушен к литературе и отступать от своих принципов не собирался. Даже ради благого дела. Даже ради лишнего выходного в мучительно скучном учебном году.
Даже ради Дани.
Тем более ради Дани.
Иван уже два месяца встречается с Элей, а у Данилы Янка есть. Их ничего не связывает, кроме кучки поехавших родителей и допотопной дачи, под крышей которой их семейка никак ужиться не может. Яна – белобрысая сучка с ехидной улыбкой, которая ни на секунду от Даньки не отлипает, будто вылизывать его готова сутками напролёт. Ваня поэтому и отказывался ехать в эту старинную усадьбу – страшно боялся удавиться розовыми соплями, которые направо и налево Янка с Даней расплёскивают. Смотреть противно. Слушать себе дороже.
– Какого хрена ты здесь забыл? – Ваня встречает Даню у двери своего номера обнажённый до пояса, раскрасневшийся, злой, будто только что в раскалённом котле купался. Только вот у Данилы перед глазами играет картинка в десятки раз жарче, пошлее. – Наконец-то я дождался того дня, когда у нас с тобой раздельные комнаты, а ты никак успокоиться не можешь.
– Я поговорить хочу, – Данила нервно топчется на месте, запинаясь на каждом слове, и глаз от ваниного торса оторвать не может. Сходить с ума от нехватки его внимания, даже в стенах одной комнаты, – нескончаемая пытка.
Наверное, Даня уже и не вспомнит, когда последний раз видел его тело вот так близко – бархат молочной кожи, расшитой мурашками [от каждого прикосновения Дани], гладкий упругий живот, усеянный багровыми отпечатками почти свежих поцелуев, судорожно вздымающуюся грудь, где трясется, колотится его сердце. Его неугомонное, влюблённое сердце.
– О чём? – Ваня с недоумением хмурит брови. Он снова вспоминает о предстоящем свидании с Элей и злится ещё больше.
– О нас, – Данила выдаёт одним махом, со стальной решимостью в глазах, и у Ивана заканчиваются сил притворяться. Лениво молчать, прятать глаза, держать дистанцию. Словно от этого им обоим станет легче. Не в этой жизни.
– Нет никаких нас, – Ваня проговаривает строго, до дыр заученный приговор, и намертво взглядом безумным впивается – обиженно, прямо в душу, до расплывчатых кругов перед глазами. – У меня Элька есть, да и ты с Янкой не просто так за ручку водишься. Нам лучше забыть всё, что было.
«Забыть всё, что было».
Даня мысленно повторяет, вытягивает каждое слово, разрывая на тонкие лоскуты боли, и шумно выдыхает. Он знал, что Ваня ветреный и жестокий. Он знал, что Ваню к себе не привязать, не удержать на цепи, как дворового пса. Он знал, что Ваня не оценит высоких чувств и отношений – убежит при первой же возможности и спрячется под чьей-то юбкой. Например, под элиной.
Это всё? Ничего уже не вернуть?
Оглушающе-холодные глаза смотрят слишком пристально – лгут, выжидают, заманивают. Ваня – азартный игрок, и плести интриги – это призвание.
Данила понимает, что хуже уже не будет. И если прямо сейчас признаться в том, что столько времени плавало на поверхности, ветер сомнений в груди затихнет навеки. Сменяюсь тягуче-острой болью, с которой Дане придётся.
Лучше стоять на месте и морить сердце грызучей болью, чем всю оставшуюся жизнь лететь вниз и биться о камни, не зная спасения. Потому что когда-то не хватило выкроить те заветные слова.
– Я тебя люблю, Вань.
Ваня хватается за дверной косяк, чтобы не упасть.
*
– Данька, ты долго сидеть возле окна будешь? – Ваня разминает горячими ладонями его плечи, впитывая колючее напряжение, пытаясь аккуратно подвести к разговору, к которому они так долго шли. Сейчас они оба нуждаются в нём больше, чем когда-либо.
Без хитрых уловок, сарказма и притворства.
Один на один с их загнанными в тесную клетку чувствами.
Спасаться или нет – решать только им самим.
– Люблю слушать грозу, – тихо протягивает Данила и снова поворачивается к окну. Ему не хочется думать и говорить, бояться и прятаться. Стук ночного дождя за окном и теплое дыхание Вани под боком успокаивают, расслабляют, пьянят.
Даня никогда не прятался от дождя. Звон холодных капель и прохлада, растекающаяся по венам – глоток свободы, которой он так жаждал в последние годы, когда жизнь заводила в тупик. Когда надежда слабыми искрами растворялась за линией горизонта, отбирая желание двигаться вперёд. Когда родители отказывались его понимать и опускали руки. Когда он впервые так остро ощутил потребность в человеке, который будет ближе и дороже, чем просто друг. Тот, который прогремит в его сердце грозой – бурной, нещадной, заражающей. Как Ваня Иванов.
– Думаю, меня ты любишь больше, – Ваня нарочно пододвигается как можно ближе, всем телом на Даню наваливается. Будто норовит заполнить своим запахом каждый сантиметр воздуха, каждый уголок, каждую клеточку. Ваня уже давно у него под кожей – как тягуче-сладкий алкоголь, туманящий голову: течёт у него по венам, в сердце рваной дробью громыхает.
– Юмор восьмидесятого уровня, Вань, – Данила недовольно хмыкает, толкая Ваню в плечо, и ползёт к краю дивана. Взрывоопасно чувствовать его рядом, касаться к нему и не иметь возможности говорить. Потому что голосовые связки отказываются работать.
– Тогда чего-то ты покраснел, как помидор? – Ваня открыто над ним насмехается, но от себя не отпускает. – Я же только правду говорю.
– Сколько у нас есть времени? – Данила бросает обеспокоенный взгляд на часы. – Эля с Яной могут в любой момент вернуться.
Дане не хочется вспоминать о Яне, но липкое ощущение опасности где-то под рёбрами ноет, жжёт, точит. Яна доверяет Даниле больше, чем самой себе, а Ваня трещит без умолку и отказывается нести ответственность за свои поступки. Яна восхищается его незаурядным умом и тягой к знаниям, а Ваня называет его бесхарактерным ботаном и нытиком. Яна мечтает об их совместном счастливом будущем и верит в силу настоящей любви, а Ваня боится серьёзных отношений, как огня. Яна любит его всем сердцем, а Даня сохнет по Ване уже несколько месяцев. Сердце сделало свой выбор.
– Не вернутся, – Ваня ловит данин испуганный взгляд и улыбается ещё шире. – Я им всё рассказал и отправил домой.
В глазах Дани замерзает немой испуг, растекающийся жидким льдом по венам. В одно мгновение потерял девушку, которая самоотверженно и всепрощающе его любила, которая делала его счастливым. Но Данила знает точно, что без Вани счастья ему не видать.
========== Часть 3 ==========
Петров вихрем налетает на Ваню прямо в спортзале, как только захлопывается дверь за Георгием Петровичем, школьным физруком. Иванов не может найти себе места, испуганно таращась по сторонам (а вдруг кто-то до сих пор копошится в раздевалке, пока они тут развлекаются?), а Петров, как скоростной поезд, – мчит на тебя торпедой, и хрен остановишь или собьёшь с пути.
– Петров, ты чокнулся? – Ваня охотно подставляет шею под влажно-тягучие поцелуи, под раскалённые пальцы, сеющие мурашки по позвоночнику, но голова работает справно – оттягивает за шкирку в сторону. – А если в спортзал кто-нибудь зайдёт?
Иванов на самом деле хочет, чтобы кто-нибудь зашёл. Они играют с Петровым в кошки-мышки уже второй месяц, а сердце с мертвой точки так и не сдвинулось. Изучает Петрова до последней родинки, целует глубоко и долго, а внутри пустота зыбким песком расстилается. Совсем ничего не чувствует – ни ненависти, ни отвращения, ни боли. Только острый подкожный страх потерять е г о. Брата, или как там его нужно называть?
– Тебя интересует кто-нибудь конкретный? – блядски изогнутые губы и цепкая ладонь, треплющая собственные шоколадные волосы. Петрову можно уроки давать по самолюбованию. Не может в живом человеке уместиться столько эгоизма и желчи. – Может, Эльку позовём для полного куража?
– Ты точно рехнулся, – Ваня обводит его лицо настойчиво-пламенным взглядом, подцепляя за ворот рубашки и притягивая к себе.
– Расслабься и получай удовольствие, – Петров рычит ему прямо в губы, снова повалив на пол, и устраивается у Вани между ног.
Даня появляется крайне (не)вовремя. Одному чёрту известно, что самый примерный ботаник забыл в спортзале. Но сейчас Иванов готов его расцеловать. Да и не только сейчас.
– Георгий… – бледность во взгляде сменяется колючим испугом, а голос рассыпается хрустящими ошмётками. – … Петрович
– Данька, стой! – Ваня срывается за ним, даже не посмотрев в сторону Петрова. – Да подожди ты!
Ваня прогорел по всем фронтам.
*
– Я всё объясню, – Ваня находит Данилу в пустом кабинете химии. Погасшая злость во взгляде сереет пустотой, сырой и горькой.
– Ты с Петровым… – режущее непонимание в даниных глазах расщепляется обидой, закованной глубоко под рёбрами. – Вы с ним это…
Давай, скажи это. Ты сам знаешь правду, которую лучше никому и не знать.
Ваня резко хватает его за плечи, с неистовой силой вминая в стену.
– Перестань мямлить! – Ваня выплёвывает не со злостью, а с трескучим разочарованием. Потому что ждал от Дани гневных истерик, сцен ревности с разбивающимися химическими реактивами – чего угодно, но только не ядовитого осуждения, прячущегося где-то на дне серых радужек. – Да, мы трахаемся.
– Господи, я не хочу этого слышать, – Даня показательно закрывает уши, как маленький ребёнок. Чего же он боится на самом деле?
– А ты послушай, – Ваня до хруста сжимает его руку, – может, твоя умная башка что-то новое узнает.
– Что?
– Послушай сюда, – ванина горячая ладонь на шею раскалённым углём ложится. Взгляд наводит точно в глаза, чтобы не удрал с перепуга. – Ты сейчас считаешь меня последним гадом, предателем, может, даже дешёвой подстилкой. Но запомни одно: я никогда не давал тебе поводов для ревности, потому что мы были братьями. До тех пор, пока я…
– Пока ты что? – короткий вопрос, в котором споткнуться почти невозможно. Даня на каждой букве запинается, будто голос глохнет под толщей его пробудившихся чувств.
– Пока я в тебя не втюрился, – Ваня выдавливает быстро, будто курок отпускает. – Петров – это подделка, ничтожная замена тебя. Я был с ним всё это время, – у него глаза становятся на тон темнее после каждого слова, – потому что знал, что тебе никогда не хватит смелости даже подумать о том, что между нами может что-то быть. Ты – моё главное наказание, Даня.
Ты – самая сильная слабость Вани, Дань.
========== Часть 4 ==========
– Чё здесь забыл этот бедолага? – зловещий шепот Петрова выводит Ваню из себя. В кои-то веки удалось выбраться на занятие одного их многочисленных кружков, которые образцово оплачивает его отец, а Саня жужжит у него над ухом уже минут десять и в покое оставлять не собирается. Игра на гитаре – единственный кружок, который нравится Иванову. Петров – единственный ванин друг, которого послать куда подальше совесть не позволяет.
Ваня неохотно отслеживает прищуренный взгляд Петрова и натыкается на знакомую щуплую фигуру у окна. Данила Иванов. Ванька до сих пор удивляется, каким ветром того сюда занесло. Ему бы над учебниками корпеть с ночи до утра, зазубривая формулы и правила, а не струны перебирать. Руководитель кружка доходчиво ведь объяснил: с гитарой справиться дано далеко не каждому, даже круглому отличнику.
Даня не сдаётся – повсюду гитару за собой таскает вместо любимого учебника по математике (откуда только Ваньке это известно?) и примерно посещает занятие за занятием. И если Санькá старания Иванова откровенно смешат, то Ваню, напротив, восхищают. В Дане ему нравятся железное упрямство и трудолюбие.
– Чем уже Данька тебе не угодил? – Ваня недовольно вздыхает, но глаз от Данилы ни на секунду не отрывает. Такой сосредоточенный, спокойный, осторожный. Пальцами плавно по струнам водит и думает о чём-то своём. Ивану до безумия хочется заглянуть в его голову, стать одной тоненькой ниточкой в клубке его мыслей. Хотя бы на один день.
– Зачем ходить на кружок, если играть на гитаре не умеешь? – Петров воспламеняется с каждым словом всё больше, и равнодушие лучшего друга лишь подливает масла в огонь. И что только Ваня нашёл в этом занудном дрыще? – Типа если ботан, то должен преуспевать во всём? Я этого не понимаю.
– Санёк, не бубни, – Ваня поворачивается к нему спиной и берёт в руки гитару. – Мы сюда играть вообще-то пришли.
Петров проглатывает едкий ком злости в горле. Вытолкать Ваньку из зала в три шеи и потребовать объяснений? Или может, сразу расшибить гитару о данину голову? Нет, легче от этого никому не станет. Потому что Саша не имеет права распоряжаться ваниной жизнью. Единственное, что ему остаётся, – сдержанно молчать и наблюдать. Наблюдать, кто из этих двоих первым сдастся и выйдет из шкафа.
– Ты стал таким же ханжой, как и он, – Петров криво улыбается, направляясь к своему месту.
*
– Дань, я тут подумал, – Ваня подходит к Даниле сразу же после занятия, когда в зале не остаётся ни одной живой души, кроме их двоих. Сбагрить Петрова получилось с трудом и далеко не сразу, потому что тот едва не задушил своим жгучим любопытством (уж больно смахивающим на ревность). – Если у тебя что-то не получается, я могу помочь.
Даниле хочется зарядить Ваньке смачную пощечину. Потому что каждое его слово, каждое его движение насквозь пропитано мерзкой жалостью – смоляно-черной, вязкой, застойной. Тем ядом, который Иванов глотал смертельными дозами несколько месяцев. С того самого момента, когда его перевели в один с Ваней класс. Даня лихорадочно кусает губу, чтобы не повалиться грудой осколков на пол, прямо у него на глазах. Господи, не сейчас, пожалуйста. Не сейчас, когда Данила близок к своей цели как никогда.
– Нет, спасибо, – Данила крепко прижимает к себе гитару, боясь столкнуться с настойчиво-острым взглядом. Ваня отступать не собирается, и в его глазах закипает горечь. Даня чувствует, что не справится. – Это личное.
«Это личное». Ничего умнее придумать не мог? Иван перестанет его жалеть – просто возненавидит.
– Личное? – Ваня поднимает с пола списанный лист бумаги, разворачивает и внимательно всматривается в строчки, выведенные каким-то беспорядочным почерком – то ли в спешке писал, то ли переживал ужасно. – Ты что, пишешь песню для кого-то?
– Положи на место, – Даня сердито вырывает смятую бумажку у него из рук и прячет куда-то в карман. Ему бы никогда не хватило смелости выбросить то, над чем трудился последний месяц.
Даня не знает, как это назвать. «Песня» – звучит слишком пафосно и чванливо. До стихов его мазанина и вовсе не дотягивает – никакого ритма, никаких правил. Пламя, льющееся из его сердца. Его судорожное, трескуче-сухое признание в любви парню, взгляд которого жадно ловил на каждом занятии. Ради которого записался на этот чертов кружок и переломал самого себя, чтобы научиться играть. В дребезжании струн тонет стук его влюблённого сердца.
– И кто же эта счастливица? – лукавая ухмылка вспыхивает на ваниных губах. Смотрит так нагло и пристально, будто всё знает, засранец.
– Это не твоё дело, – Даня чувствует, как крупная дрожь бежит по спине, и обессилено закрывает глаза. Иванов расколет его в два счёта, и у него больше не будет возможности сбежать. Раньше у него с лёгкостью получалось ускользнуть, благодаря Петрову, который рядом с Ваней ошивается двадцать четыре на семь. Сейчас они одни в этом широком зале. К сожалению или к счастью.
– Да ладно тебе, я никому не расскажу, – Ваня обходит его со спины и выдыхает прямо в шею. – Мы же друзья.
– Мы не друзья, – Данила резко поворачивается к нему лицом, натягивая на плечи куртку. Отходит на безопасное расстояние, поближе к дверям, и пытается перевести дыхание. – Эта песня про тебя.
Двери актового зала громко за ним захлопываются, и Ваня растерянно опускается на стул. Он знал всё с самого начала и ничего не сделал. Глаза снова цепляются за строчки, расплывшиеся на бумаге.
========== Часть 5 ==========
Комментарий к
Ванил + бонусом Петров/ОМП
Ваня едва с кровати не сваливается, когда Элька в семь утра (в воскресение, между прочим) ошарашивает его новостью о том, что организовывает для них с Данилой свидание. Кошмарный сон или галлюцинации шизофреника? Ваня несколько секунд трёт глаза, чтобы придти в себя, но коварный смех в динамике никуда не исчезает. Пятой точкой чувствует что-то неладное, но отказать так и не решается, потому что с Оганян любые шутки плохи, да и банальный интерес никто не отменял.
Иванов, по указанию Эли, заводит будильник на десять часов и умащивается под боком у Даньки, прижимаясь подбородком к его спине. До начала «веселья» остаётся всего три часа, и Ваня не может перестать думать о том, как ему уговорить на эту авантюру Даньку и чем он так насолил Оганян.
– Ты можешь хотя бы сказать, куда мы идём? – Даня соглашается неохотно, и Ваня знает, по какой причине. В этом месяце они ссорились раза три только из-за того, что Данька жаловался на отсутствие романтики и свиданий.
Ваня ведёт Даню по парку, без стеснения держа его за руку. Случайные прохожие словно не обращают на них внимания, а Ванька всё раздумывает о том, какую пакость им уготовила Элька. Она никогда не выражала особого восторга от их отношений, но и претензий не предъявляла. Иванов знал, что от неё можно ожидать чего угодно.
– Это сюрприз, – Ваня напряжённо улыбается, и у Дани появляется всё больше подозрений.
– Раньше за тобой такого не наблюдалось, – Данила резко останавливается посреди парка, схватив Иванова за локоть. – Элька надоумила?
– Можно и так сказать, – Ваня отвечает сдержанно-мягко, отводя глаза.
Нужно было сразу рассказать Дане правду.
*
– Элька, что ты задумала? – Петров едва ли не рычит от раздражения, его только рука Саши, покоящаяся у него на талии, успокаивает и не позволяет сорваться. С Оганян они дружат не меньше, чем с Ванькой, но порой её красивую головушку посещают безумные затеи.
Петров не знает покоя с самого утра, потому что затеял для них с Сашкой настоящее свидание, а Элька своим появлением всё разрушила. Прогулка на мотоцикле, который Петров благополучно стащил у отца, пикник на даче и звёздное небо над головой. Сашка не бредил о любовных признаниях, внимания и подарков не требовал (он в принципе ничего не просил, даже не намекал). Но Петрову впервые захотелось сделать что-то только для него, для них двоих, не боясь попасться на глаза знакомым или родственникам, не боясь быть собой.
– Петров, расслабься, – Оганян проводит ладонью по его плечу, смахивая с куртки невидимые пылинки, и поворачивается к Сашке. – Вы с Сашей ещё только начали встречаться, и вам нужна романтика.
– Вообще-то мы тайно встречаемся, – Петров подаёт голос через силу, сверкая обиженными глазами, – а ты хочешь, чтобы нас на этом озере весь город увидел.
– Сашка, не ворчи, – Саша выдыхает Петрову прямо в шею, щекоча сладким дыханием. У него какая-то нездоровая зависимость от этих карамелек с клубничной начинкой. – Она всё-таки для нас старалась.
– Вот видишь, я же тебе говорила слушать Сашу, – Элька отвечает Лукьянову благодарной улыбкой. – Разумный человек ерунды не скажет.
– Отлично, вы ещё и спелись, – Петров обречённо вздыхает. Придётся мотоциклу отца попылиться в гараже ещё пару дней.
Элька так просто не отстанет.
*
– Эля, ты ничего не хочешь нам объяснить? – Ваня убеждается в своей правоте, как только они с Даней добираются до озера.
Оганян превзошла все ожидания. Она не только умудрилась заказать прогулку на лодке для влюблённых, но и притащила за собой Петрова вместе с его новым парнем. Их общение с Ваней не заладилось с первого дня, поэтому Саша не рисковал ходить на вечеринки их общих с Ивановым друзей. Сашка бы ему весь мозг выел, если бы на тусу в одиночку пошёл, без него. Иван откопал бы причину для спора и без сомнений свёл бы «светскую беседу» к драке. Петров как между двух огней метался, боясь потерять кого-то из них. Дорог был каждый по-своему.
– Вам всем давно уже стоило подружиться, – Элька победно улыбается, рассматривая кислые морды друзей. Оганян от своего не отступает никогда, потому что для неё нет неосуществимых целей. – А мне нужно бежать, потому что пятерых эта лодка точно не выдержит.
Элькин новый парень появляется крайне вовремя. Удивлённо косится на четыре каменные рожи, открывая перед Оганян дверцу, и их машина через минуту исчезает за поворотом.
– Напомните, кому в голову пришла гениальная мысль залезть в лодку? – Ваня гребёт вёслами, тяжело дыша, и буравит глазами двух воркующих голубков. Этот Саша и Данька очень быстро нашли общий язык, подозрительно быстро. Ванька не припоминает, чтобы Петров хвастался начитанным парнем. Каждый его взгляд, каждая его улыбка, каждое его движение, направленное в сторону Данилы, доводит Ваню до белой горячки.
Иванов жутко ревнует: вёсла трещат в его ладонях, а в глазах пожар злости разгорается. Петрову никак не удаётся его отвлечь – Ваня ушами и глазами там, между Сашей и Даней, словно в любой момент может накинуться и сбросить их прямо в озеро.
– Ванька, ты сам сказал, что халявой грех не воспользоваться, – Петров пытается отобрать у Ваньки вёсла. Тот угрожающе машет кулаком, не отрывая острого взгляда от парней. Сашка подозревает, что их романтичная прогулка без жертв не обойдётся.
– Ладно, гребём дальше, – Ваня произносит немного спокойнее, и Петров усаживается радом с ним.
– Кого из них мы утопим первым? – зловещий хрип врезается Саше прямо в ухо. Ванька никогда не успокоится. Видимо, дикая ревность у него природой заложена, и её не вытравить ничем – ни поддержкой, ни пониманием, ни доверием.
– Они просто общаются, – Петров ловит на себе влюблённый взгляд Сашки и проглатывает улыбку. Иванов ещё грешным делом подумает, что над ним издеваются и совсем с катушек слетит.
– Они трындят уже полчаса, а у меня руки отваливаются.
– Смотри, я под одеялом шампанское нарыл и фрукты, – Саша откидывает носком кроссовка черное одеяло. – Может, двойное свидание – не такая плохая затея.
– Если ты ещё раз сморозишь что-то подобное, я утоплю тебя, – Ваня демонстративно пихает вёсла Петрову в руки, направляясь к Даниле. Кому-то сейчас придётся несладко. – Мне срочно нужно выпить и поцеловать Даню.
– А Элька у нас, оказывается, голова, – Саша проговаривает громко, но его никто не слышит, кроме Сашки, разумеется.
Петров хитро подмигивает Саше, разливая по бокалам шампанское. Солнце медленно садится, тает на небе жжёным сахаром, и этот вечер кажется чуточку прекраснее и теплее. Пока Ваня пытается уломать Данилу на поцелуй, отмахиваясь от его кулаков, Петров увлечённо следит за Сашей. Тот пытается скрыть лицо за бокалом шампанского, но знакомая улыбка и пронзительный взгляд никуда не исчезают. Петров хочет больше свиданий с ним и совсем не против двойных свиданий. Кажется, Ваня с ним мысленно соглашается, как только добывает у Даньки поцелуй.
