Текст книги "Одним целым (СИ)"

– Не любишь дождь?

Стайлз сидит на капоте своего старенького джипа, устроившись между ног Дерека. Слушает перезвон осеннего дождя и хмуро всматривается в серебристо-черное небо. По его шее языками пламени скользит неровное дыхание Хейла. Он чувствует напряжение Стайлза, рассыпающееся под рёбрами кубиками льда. Стилински слишком громко думает.

– Мне страшно, что ты снова уйдёшь.

Поворачивается и заглядывает прямо в душу своими огромными пылающими глазами. Голос трескуче-сухой, будто остуженный. Дрожит, крошится, ломается, рассыпаясь деревянными опилками под ноги, будто Стайлз сейчас расплачется. Дерек думает, какой Стилински всё-таки ребёнок. Маленький и беззащитный, но только его.

– Я люблю тебя, Стайлз. Даже больше, чем дождь.

Стайлз цепляется руками за его шею и ныряет с головой в сладостные объятия, улыбаясь. Влюблённо, смело и задумчиво. Кажется, Стилински готов просидеть под дождём хоть целую вечность. Промокнуть до нитки. Заболеть и слечь в постель. С Дереком, разумеется.

========== 2. Похищенное сердце (Романтика) ==========

– И что думает шериф по поводу твоих ночных побегов?

Щекотливый вопрос не застал Стайлза врасплох. Наоборот, он ждал его – растягивал в мыслях резонные оправдания. Как объяснить парню, которого любишь, что не хочешь афишировать отношения с ним? Как признаться, что боишься выходить из шкафа? Репутация отца и так болтается на волоске после вереницы проваленных операций. Ему ещё только сына-гея не хватало, который последние лет пять хвостиком увивался за Лидией, а потом вдруг переключился на задницу Хейла. Между прочем, очень соблазнительную задницу. Чёрт, Стайлз совершенно не о том думает.

Дерек сладко целует его в губы и усаживает к себе на колени. Так уютно, тепло, по-домашнему, и толстые стены лофта больше не хлещут по спине морозным одиночеством . Будто они – счастливая семейная пара. Будто они каждый вечер сидят в обнимку перед телевизором. Будто они не представляют своей жизни друг без друга. Почему будто? Стайлзу никто другой не нужен. Только смотреть в горящие зеленые глаза напротив. Только гладить слегка жестковатую щетину и зарываться пальцами в волосы, которые пахнут мятой и цитрусами. Просто любить его.

– Он не знает, что я ночую у тебя, – Стайлз не выдерживает и отводит взгляд. Так по-детски глупо, если честно, но полностью в его стиле. Накосячил, и в кусты.

У Дерека каменное лицо и сотни взрывающихся огней в глазах, и виной всему этот невыносимый мальчишка. Такой непослушный, задиристый, точно без тормозов, но такой родной. Хейл смотрит на него с такой нежностью, что у самого нутро наизнанку выворачивается. Противно, что Стилински делает его слабым. Задевает за живое. Давит на самые болезненные точки. Но всё у него получается с такой невинной искренностью, что слова поперёк не скажешь. Неужели, нашёлся человек, который способен заткнуть рот самому Дереку Хейлу? Он думал, что невозможно так влезть до самого корня, вляпаться с головы до ног, с треском провалиться на дно. Разве в любви бывает по-другому? Только с надрывом, до хруста костей, сердцем до крови.

– И когда же он узнает? – Дерек мажет пальцами по спине, срывая с губ Стайлза приглушённый стон. Хейлз знает, что ему этого мало. Стайлз знает, что его дразнят. Разговор ещё не закончен.

– Мы не можем ему рассказать, у него сердце, – Стилински тянется за поцелуем, но вместо этого проезжается носом по шее. Дерек грозно сопит и комкает в крепко сжатом кулаке обиду. Игры рано или поздно заканчиваются.

Одна секунда. Рвущееся напряжение, перекатывающее в желание. Огонь в глазах такой палящий, влекущий, мучительно-жаркий. Дерек закатывает в бетон слова обиды, посылая свою гордость на три весёлых буквы, и набрасывается, как голодный зверь. Сжимает ягодицы до синяков и притягивает к себе. Чтобы почувствовать жар его тела. Тела Стайлза. Стилински нервно ёрзает у Дерека на коленях, собирая его липкие прикосновения. Хейл воспламеняется, оставляет кроваво-красные ожоги на шее, кусает плечи. Любит открыто заявлять свои права. Только ему и позволено так нещадно рвать футболки Стайлза – с треском, в клочья.

– Дождёмся, когда он посадит меня за изнасилование его сына? – Дерек выдыхает прямо в губы Стайлза. Перед глазами скользкая пелена – Стилински буквально лежит на нём, и каждый удар его сердца пронзает Хейла током.

– Хочешь надругаться надо мной? – Стайлз с лукавой ухмылкой цепляется за ремень Дерека. – Учти, я заговорю тебя до смерти.

– И за что мне только выпало такое счастье, – хриплый шепот оседает искрами на пол, и Стайлз перестаёт дышать.

Ремень летит вниз вслед за футболкой, теряясь черной змеей в лунном свете, наполняющем комнату. Дерек наваливается на Стайлза всем телом, тихо смеясь над его кряхтением, и заглядывает прямо в глаза. Сердце стучит где-то в висках, а кровь в венах закипает с каждой секундой. Они проводили вместе не одну ночь, но сегодня всё кажется особенным. Хочется растянуть каждый миг наслаждения, запомнить каждый острый взгляд Стилински и целовать. Бесконечно целовать его губы, кусая до крови. Е Г О. Он только его.

– Дерек Хейл, вы арестованы за… – дверь лофта отворяется так неожиданно, что Стайлз едва не сползает с колен Дерека.

Шериф с рдеющей злостью в глазах смотрит на полуголого Стайлза, замечает запятнанную алыми узорами шею и стискивает зубы, сдерживая рык. Тянется за пистолетом и раздумывает о том, кого убьёт первым. Он, конечно, догадывался, что у Стайлза кто-то есть. Но, чёрт возьми, почему это парень? Почему это Дерек Хейл?

– Арестуйте меня за похищение сердца вашего сына, шериф, – подаёт голос Дерек.

– Что? – шериф опускает пистолет и подходит ближе. Удивлённо моргает и смотрит с недоумением то на Стайлза, то на Хейла.

– Пап, нам нужно серьёзно поговорить, – виновато бормочет Стайлз, поднимая с пола футболку.

Разговор будет долгим, и отцу придётся узнать много чего интересного о жизни Стайлза, который так и не научился врать. Глупо подкладывать под своё одеяло медведя: он слабо похож на спящего Стилински. Но ещё глупее хранить под подушкой фотографию, на которой он целует Дерека.

========== 3. Здравствуй, ёлка, Новый год! (Омегаверс) ==========

– Эй, вы чего из машины вышли? – Дерек с трудом сдерживает рык и продолжает тюкать топором по дереву, косясь на замотанного шарфом Стайлза. Кажется, в это Рождество они могут остаться без ёлки. – Здесь же холод собачий.

Честно говоря, Дерек уже и не помнит, кто надоумил Стайлза поехать за ёлкой в лес. Это был глупый совет его верного дружка Скотта или же неудачная шутка Коры? Впрочем, это уже было неважно. Потому что Дереку всё равно пришлось вставать в семь утра и в двадцатиградусный мороз переться в самую настоящую глушь. Альфа всегда знал, что ему достался самый вредный и самый капризный омега на свете, который помыкал им, как только душе его было угодно. А Хейл никогда особо и не сопротивлялся.

– Ты слишком долго возишься с этой ёлкой, – в голосе Стайлза шкварчит раздражение, или быть может это шелестят хлопья снега на ветру, Дерек сам не до конца понимает. Но он игнорирует морозный тон омеги и лишь втягивает носом его насыщенный хвойный запах. Аромат горький, тягучий, потому что Стайлз злится. – Стю скучно без тебя.

Дерек оборачивается слишком резко и стряхивает с ветки снежную груду себе за шиворот. Снежинки на шее растапливаются мгновенно, как под языками пламени, потому что сердце альфы стучит оглушительно громко, будто клокочет в груди, и связь натягивается толстым канатом любви. Держит неразрывно, вплетается в канву ребер и закручивается вихрем в лабиринтах сознания. Костёр в груди стихает, обнимает тёплыми рукавами, и Дерек смотрит на него. Сын. Стюарт Хейл. Его полная копия. С виду маленький, хрупкий омега, но палец ему в рот не клади. Невинно хлопает глазками, а уже в следующую секунду бросит капкан под ноги. Папа учит его защищаться с детства.

– Он может замёрзнуть, – Дерек цепляет краем глаза улыбающееся лицо сына и не может оторвать взгляд. До сих пор не верит, какое чудо ему подарил Стайлз.

– Мне не холодно, пап, – Стюарт упрямо топает ножкой и прячется за Стайлза. Он знает, что с папой Дереком лучше не спорить. Любит безумно, но слово альфы – закон. – Я хочу поскорее домой. Скоро Томми приедет.

– Малия со Скоттом привезут его только вечером, – Дерек тяжело дышит и пытается спилить ёлку. – Мы еще ёлочку украсить успеем, так что иди в машину.

– Ну пап… – Стюарт упрямится, не сдаётся. Вылитый отец. Как мало у него осталось от омеги.

– Стюарт, быстро! – Дерек грозно повышает голос и сверкает золотом в глазах. Сыну лучше не будить в папе волка.

– Слушай папу, – Стайлз ласково гладит сына по макушке и уводит за руку к машине.

Ёлка, наконец, сдаётся в мускулистых руках Дерека, и с треском валится на снег. Кажется, Хейл впервые по-настоящему радуется Рождеству. Всю дорогу он ворчал и клялся, что больше никогда в жизни не послушает своего мужа, а теперь стоит на опушке леса и улыбается во все тридцать два, как влюблённый подросток. Со Стайлзом он всегда чувствовал себя именно так. Хотелось в лепёшку разбиться, но закрыть его собой ото всех, отгородить от всего мира. Он с первой встречи понял, что этот болтливый, неугомонный мальчишка – его омега. Стойкий запах хвои с нотками цитруса. Ни с чем другим в жизни не спутает. Дерек всегда чувствует Стайлза, а тот – его.

– Как думаешь, это скоро начнётся? – Стайлз крадётся тихо, практически на цыпочках, хотя прекрасно знает, что Дерек его слышит, чувствует каждый его шаг.

Их связь – это что-то интимное, тёплое и важно. Это их якорь. Дар, которому нет цены и срока давности. Ты любишь, потому что любят тебя. В браке связь окрепла и стала ощущаться сильнее. Будто ты не просто привязан к человеку душой и сердцем, на уровне инстинктов и запахов. Ты – это часть его.

– Он – омега, Дерек, – Стайлз накрывает ладонями плечи Дерека и разминает, пытаясь успокоить, – но ему только пять.

– Я всегда тебя чувствовал, – Стайлз знает, что Дерек не врёт, и понимающе кивает в ответ. – Твой запах я ни с чем другим не перепутаю.

Стайлз закрывает глаза и жадно вдыхает его запах. У Дерека обжигающе-горький аромат – черный перец, мускатный орех и корица – но для Стайлза он особенный. В лёгких облаком развевается теплота, и омега обвивает руками шею мужа. Не верится, что они уже столько лет вместе. Каждый день – как новый день, а каждое воспоминание – особенно ценное. Такими их сделала не связь, они оба знают это точно. Любовь, пустившая ростки в их молодых сердцах. Однажды и навсегда.

– Мы – пара, и женаты уже пять лет, – Стайлз улыбается сладостно-хитро, прижимаясь к щеке Дерека.

– Нет, я просто люблю тебя, – у Дерека в глазах счастье бутонами распускается, а губы мягкие, жаркие. Стайлз никогда не устанет пробовать, смаковать и впитывать каждую капельку любви.

Рождество обещает быть снежно-счастливым и по-семейному тёплым. На земле лежит припорошенная снегом ёлка – пышная, слепяще-изумрудная. Стюарт сидит в машине, натягивая на уши шапку, и с неподдельным восторгом наблюдает за родителями. Кажется, они кутаются в объятиях друг друга и целуются. Стюарт знает, что загадает на Рождество – такую же дружную и крепкую семью в будущем, как и у него.

========== 4. Любить тебя до конца света (Драма) ==========

Стайлз не думал, что встретит его в этом баре снова.

Спустя три года после мучительного расставания, которое едва не поставило крест на его жизни.

Там, где каждую ночь его избивали до потери сознания, потому что Стайлз не контролировал свой язык и сцеплялся с каждым, кто просто пытался с ним заговорить.

Там, где месяцами беспробудно пил, трупом валяясь под барной стойкой и отпугивая посетителей.

Возвращаться сюда спустя годы совсем не больно – в груди отдаёт чем-то горьким, жгучим, отдалённо напоминающим ностальгию. В этом баре прошла его молодость: нашёл надежных друзей (со Скоттом встречались всё реже, потому что семейная жизнь – это не шутки, и Малия не хотела делить с кем-то своего мужа), здесь завязались его первые (и последние) серьёзные отношения. В сундуке воспоминаний скопилось хорошего и плохого поровну, поэтому причин полностью забывать о старом излюбленном месте не было. Если бы только не одно «но».

– Пиво? – голос до дрожи знакомый и большие сияющие глаза. Только с годами боль в них скрывать стало труднее. – Ты всегда ненавидел это безвкусное пойло.

– Я не пью ничего крепче пива уже два года, – Стайлз отвечает спокойно, не поворачивая головы. В этом нет необходимости, потому что почти на сто процентов уверен, что Дерек не изменился. Он не из тех, кто меняется. – Не понимаю, зачем я тебе только об этом рассказываю.

– Почему же, – на плечо опускается горячая ладонь, и Стилински, как ужаленный, в сторону отшатывается. Прикосновения окунают с головой в прошлое, которое ещё вчера казалось пыльной, наглухо запечатанной книгой, валяющейся где-то на чердаке сознания, – мне очень интересно, что происходит в твоей жизни.

Стайлз совершает огромную ошибку. Поворачивается лицом к Дереку, сталкиваясь с растерянным воспалённым взглядом. По спине табуном пробегают мурашки, и сердце в груди с протяжным треском расходится по швам. Выпуская наружу чувства, засохшие плевой на рваных ранах. Звенящей черными каплями крови под рёбрами. Вырезанные ржавым ножом и спрятанные глубоко-глубоко внутри – там, где никто не найдет и не надавит. Толстая грань длиною в три года стирается в одно мгновение, как по щелчку пальцев. И почему-то больше не хочется думать и говорить. Только смотреть, смотреть и тонуть.

– Моя жизнь не должна тебя интересовать, уже как три года, – ядовитый тон просачивается с натугой, сквозь путаные мысли и страх, сквозь горечь и любовь, спрятанную в глазах. Стайлз так и не научился врать тем, кого любил. Тем, кого любит до сих пор.

– Стайлз, я не забыл тебя, – не забыл, но предал.

– Тогда последуй моему примеру, – Стайлз отодвигает от себя бокал с пивом и уходит.

Потому что предательство не прощают даже тем, кого любят.

Потом что у предательства нет срока давности.

Любовь пройдёт, если затопить её в том виноватом взгляде, бьющем в спину.

*