Текст книги "Мир из прорех. Другой город"

Автор книги: Яна Летт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 2

Артем

Прошло уже две недели с тех пор, как они присоединились к каравану, но Артему удалось надолго ускользнуть ближе к вечеру только в третий раз. Кая смотрела на его отлучки сквозь пальцы, хотя и считала, что он играет с огнем. К счастью, у нее были дела поважнее, чем следить за ним, – наблюдать за караванщиками. Кая не доверяла ни главе каравана, женщине, которую все называли Мама Лита, ни ее телохранительнице, угрюмой и молчаливой Лее, да и вообще никому из тех, с кем они уже много дней путешествовали и жили бок о бок.

Продираясь через кусты, Артем думал о том, что доверился бы людям, которые до сих пор не сделали им ничего дурного… С другой стороны, возможно, именно подозрительность Каи до сих пор спасала их обоих от серьезных неприятностей.

Артем зябко повел плечами – вечера становились все холоднее, напоминая, что теплые дни не будут длиться вечно. Но Артем все еще исправно вел дневник и знал, что лето далеко от завершения.

Листья клена, под которым остановился Артем, начинали рыжеть, покрылись темными пятнами и дрожали на тонких стеблях, как старческие ладони. Артем прислонился спиной к стволу, прикрыл глаза и попытался выбросить все лишнее из головы. Это было сложно – не столько из-за необходимости не забывать держать руку на рукояти ножа у пояса, сколько из-за мыслей о Кае, о себе и о том, что цель их путешествия уже совсем близка.

Строго говоря, ни Кая, ни он сам не слишком хорошо представляли себе, что их ждет по прибытии в Красный город и с чего им начать, когда они там наконец окажутся. «Разберемся по ходу дела», – говорила Кая, когда он пытался расспрашивать или строить планы. Казалось, с тех пор, как они начали двигаться в сторону Красного города, Кая что-то для себя решила. Если она и волновалась, то никак этого не показывала.

Артем не разделял ее спокойствия, но сейчас это было необходимо – иначе ничего не получится. Он отошел достаточно далеко от лагеря. Поздние лучи с трудом проникали сюда сквозь кроны деревьев… А если кто-то из караванщиков окажется поблизости, от посторонних взглядов защитят густые заросли.

«Приди, – думал Артем, стараясь сосредоточиться на одном этом слове: – Приди. Приди. Приди».

– Приди, – шепнул он вслух, не сдержавшись, хотя уже знал по опыту почти месяца попыток, что это не поможет, – ну, давай. Приди!

Колючие кусты, цветущие крохотными алыми цветочками, слегка колыхнулись, и Артем вздрогнул от радостного предвкушения. «Приди, приди, приди», – пел его внутренний голос, торжествуя, и Артем почувствовал, как, щекоча шею, потекла вниз по спине капелька холодного пота. Ему очень хотелось отбросить слишком сильно отросшие темные волосы с лица, но он не осмелился – боялся сбить настрой. Строго говоря, в том, что волосы так отросли, он нашел свои плюсы – теперь не видно было ушей, всегда казавшихся Артему чересчур оттопыренными, и даже длинные ресницы и никак не желавшая выглядеть мужественно щетина будто перестали бросаться в глаза. Или ему так только казалось.

Кусты замерли, словно в нерешительности, и Артем тихонько чертыхнулся.

– Приди, – отчаянно повторил он, надеясь усилить мысленный призыв, – видишь, я больше не думаю обо всякой ерунде… Ой… Приди!

Кажется, его упорство заставило кусты смилостивиться – с негромким шуршанием они разошлись, как тяжелый занавес, и к клену, неспешно паря в прозрачном вечернем воздухе, приблизился Тень.

Еще несколько недель назад Артему казалось, что он никогда не привыкнет к тому, как выглядит Тень, – огромному черному телу, то ли чешуе, то ли перьям на нем, четырем когтистым конечностям… И особенно к тьме, клубившейся там, где должно было быть лицо – или морда, – прямо над зубастой пастью и тонкими змеиными ноздрями…

Когда Тень впервые явился ему, застав одного в лесу, Артем был абсолютно уверен, что жить ему осталось меньше минуты. Тогда он просто остолбенел и мысленно твердил: «Не трогай меня, пожалуйста, не трогай, не трогай…» А потом вдруг впервые почувствовал то, что потом стал называть «контактом». Его мысли и слова как будто текли, струились сквозь сознание Тени, который стал отвечать.

Тень не тронул его. Он продолжал пытаться говорить с Артемом. И являлся, иногда по зову, а иногда и по своей воле, когда Каи не было рядом. И постепенно любопытство взяло верх над страхом.

«Здравствуй», – сказал Артем мысленно, изо всех сил стараясь не дрожать и стоять прямо, глядя в темный, равнодушный туман над ноздрями Тени.

«Здравствуй», – раздался у него в голове голос Тени, пахнущий лесом и гнилью, сыростью и туманом. Артем давно перестал задаваться вопросом, как вообще голос в голове может чем-то пахнуть, – у него и так хватало загадок. Например, он до сих пор не знал, как объяснить, что Тень отвечал на его реплики с такими же точно интонациями, какими были его собственные, – как равнодушное, холодное эхо. Насколько развитым интеллектом он обладал на самом деле? Артему оставалось только гадать.

«Он. С ты».

Артему не нужно было переспрашивать, чтобы понять, о чем спрашивает Тень, – существовала лишь одна вещь на свете, которая могла волновать их обоих.

«Нет, – ответил он. – Он у Каи».

Тень неспешно перевернулся в воздухе – теперь он парил совсем близко к Артему вниз головой, и с его длинных клыков на укрытую сухими листьями землю стекала зеленоватая вязкая слюна. На этот раз Артем не услышал ни слова – он чувствовал только эмоцию Тени – продолжительную, ленивую… Непонимание.

«Кая, – повторил Артем медленно, мысленно растягивая обе гласные в ее коротком имени. – Она. Девушка. Она. Со мной. Кая».

Тень снова медленно повернулся в воздухе.

«Она, – повторил он, и на этот раз в его мысленном голосе было узнавание. – Она».

Артем пошатнулся от чужого видения, ударившего его сознание резко, как таран. На мгновение он увидел Каю – с досадой отбрасывая рыжую косу с лица, она тянулась за чем-то невидимым для Артема. Он видел только ее – вокруг клубился туман, в котором таяли очертания других людей и предметов.

Артем с трудом выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы, и видение пропало.

«Да. Это Кая».

Он даже не знал, помнит ли Тень, как зовут его – Артема. За время их общения он успел понять о Тени не так много, как ему хотелось бы, но одно было ясно: Тень не интересовался именами… И, возможно, вообще не догадывался, зачем люди их используют.

«Камень в порядке», – подумал Артем и почувствовал, как по спине стекает новая струйка пота. Мысленно общаться с Тенью было все равно что ворочать глыбы высотой в человеческий рост.

«Камень – в Красный город. В Красный город». Тень слегка дрожал, как будто воздух вокруг него плавился. Каждый раз, когда они с Артемом говорили, Тень напоминал ему, что камень обязательно нужно доставить в Красный город… Возможно, Тень не знал, что еще сказать Артему, – или полагал, что он туповат.

«Да, я знаю, – терпеливо подумал Артем. – Знаю. Знаю. Пожалуйста, скажи мне…»

На мгновение Артем замер, пытаясь понять, что именно хочет узнать больше всего. Что произошло пятьдесят лет назад, когда между нашими мирами стали открываться прорехи? Что такое красный камень, сложившийся из двух частей, который мы несем в Красный город? Что ждет нас там? Что я должен сделать?

Все эти вопросы мелькнули у него в голове и пропали. Артем знал, что бесполезно пытаться спросить о чем-то настолько сложном… Даже на то, чтобы впервые сказать Тени «здравствуй», у него ушло несколько попыток.

«Ты свободен», – ухнул голос у него в голове, и Тень неспешно скрылся в кустах. Видимо, Артем думал слишком долго. Некоторое время он стоял, прижавшись к клену, чувствуя, как постепенно в мир возвращаются привычные краски, тепло и свет. Ему всегда казалось, что одним своим присутствием Тень вытягивает все это, как губка… И все же каждый раз, видя его, Артем не мог сдержать восторга.

Ему удалось установить контакт с существом из прорехи – огромным, опасным и, главное, разумным. Да, до сих пор они не сильно продвинулись в общении, но Артем не унывал. С чего-то нужно было начинать.

Артем точно знал: он на пороге великого открытия, а значит, оставалось только двигаться вперед.

Он возвращался к лагерю караванщиков по собственным следам. Теперь он уже не боялся заблудиться, как прежде, и не боялся ходить по лесу один. Правда, громкий щелчок ветки или уханье совы до сих пор заставляли его нервно озираться и хвататься за оружие, и он ни мгновение не позволял себе быть беспечным… С другой стороны, втайне Артем полагал, что и Кая, когда ей не нужно изображать перед ним уверенность и невозмутимость, ведет себя точно так же.

Лес светлел. Артем задрал голову и увидел рваные облака. Они плыли по высокому закатному небу. Небо было оранжевым, цвета осени. Он глубоко вдохнул прохладный чистый воздух, зябко повел плечами. Пахло хвоей и немножко яблоками – возможно, где-то неподалеку росли яблони, а он и не заметил. Было бы здорово нарвать яблок и принести в лагерь – Кая их любила.

К вечеру стало прохладнее. Туман медленно полз по траве, словно с усилием перелезая через особенно высокие холмики или коряги, и Артем ускорил шаг. Нечисть любила туман, как и вообще влажность, и ему вдруг резко расхотелось искать яблони. Артем был почти уверен, что Тень, в случае чего, защитит тех, кто исполняет важную для него миссию… Вот только «почти» – это очень много, когда речь идет о человеческой жизни.

Из-за деревьев послышалось тонкое лошадиное ржание, и Артем с облегчением выдохнул – караванщики были совсем близко. Он свернул у пня, похожего на жабу, и увидел их лагерь.

Караванщики шли без остановок весь день, по очереди отдыхая в фургонах, а на ночь делали привал, чтобы дать поспать лошадям. Место для привала всегда шли искать разведчики – доступное для повозок и лошадей, несмотря на заросли и завалы, но при этом достаточно надежное место найти было непросто. Караван, к которому им с Каей посчастливилось прибиться по совету Дали вскоре после того, как они покинули Северный город, состоял из полутора десятков больших повозок.

Артему нравились эти фургоны. Они напоминали ему старинный бродячий цирк – такой он видел на картинках в книге. Они были покрыты одинаковой плотной тканью, пропитанной воском для защиты от дождя, и украшены нитками разноцветных стеклянных и глиняных бусин, надписями и рисунками. На боку фургона, местечко в котором досталось им с Каей, было выведено синей краской «Глаза голубой собаки», а чуть пониже кто-то коряво нацарапал «Anno Domini». Что это значит, Артем не знал, но ему нравилось загадочное звучание обеих надписей и то, как нитки прозрачных бусин, развешанные над входом вместе со связками перьев и сухого чеснока, стучали друг об друга, когда они медленно продвигались вперед. Колеса повозок были старинными, с резиновыми шинами, снятыми с автомашин, и крутились с забавным шуршащим звуком. Артему нравилось, что караванщики любили свои фургоны и лошадей. Лошади с длинными косами грив и хвостов, крупные, холеные, выглядели более сытыми, чем люди.

Кая была против того, чтобы сближаться с кем-то из временных попутчиков, и на словах Артем соглашался с ней, но никто не мог помешать ему наблюдать. Он знал, что хозяин их фургона, высокий и молчаливый мужчина по имени Марк, зовет лошадей по именам и долго гладит каждую из них перед тем, как ложиться спать. Знал, что в следующем за ними фургоне живет семья цыган под предводительством статной однорукой Мамы Литы, о которой уважительно шепчутся вполголоса. Мама Лита носила несколько килограммов разноцветных бус, была знахаркой и умела предсказывать будущее, но делала это только для жителей общин, мимо которых им доводилось проезжать, или случайных путников. Никому из караванщиков Мама Лита не гадала, как ее ни просили.

Артем заметил также, что крупная, не по-женски сильная Лея, охранница каравана, сыплющая ругательствами направо и налево, любила читать, как и они с Каей. Время от времени он замечал ее с книгой в руках и изнывал от желания подойти и спросить, что она читает, но не смел.

До сих пор никто из караванщиков, которым они заплатили большей частью полученных в Северном городе лекарств и припасов, не пытался причинить им вреда или даже просто задеть. По большей части все они вели себя так, как будто ни Каи, ни Артема нет на свете, – просто жили своей жизнью, проходящей в пути, как ни в чем не бывало, смеялись, разговаривали, охраняли друг друга и лошадей, разводили костры, спали, бодрствовали.

В фургоне Марка было много места. Сам их хозяин проводил все время на козлах, а ночью предпочитал спать у костра, завернувшись в собственный плащ. Однажды Артем случайно заметил детские вещи в одном из углов фургона, хотя никакого ребенка рядом с Марком не было, и понял, почему их хозяин не жаждет задерживаться в собственном доме на колесах.

На ночь все фургоны расставлялись кру́гом, и внутри этого кольца у костра стояли лошади, то меланхолично жующие, то встревоженно прядающие ушами. Некоторые караванщики, как и их хозяин, предпочитали спать рядом с лошадьми, но большинство расходились по домам на колесах. Дневная работа была тяжелой: караван двигался по остаткам старых дорог, и редко больше получаса проходило без остановки – нужно было то убирать с дороги упавшее дерево или гору мусора, то освобождать из глубокой выбоины очередное колесо, то обходить участки, слишком плотно захваченные лесом. Кроме этого, каждый день дежурные двигались на некотором расстоянии от каравана, следя за тем, чтобы ни зверь, ни нечисть, ни человек не застали его врасплох.

Постоянное движение было их жизнью – в дороге они торговали, менялись, продавали информацию и слухи, охотились и брали попутчиков, но, проведя время с караванщиками, Артем окончательно уверился в том, что главной целью пути для них был сам путь.

Костер уже развели, и пламя бросало теплые отсветы на стенки повозок, расставленных вокруг. Искры и горящие сухие листья летели вверх, к звездам, в черный колодец бездонного неба. Пахло дымом и едой – одна из темноволосых смуглых дочерей Мамы Литы, которых Артем так и не научился различать, помешивала варево в общем котле, присев на корточки у костра. Запахло грибами и сухими травами, и рот Артема наполнился слюной.

Мама Лита сидела неподалеку от костра, в его неровном свете перекладывая единственной рукой засаленные карты и что-то бормоча. Несколько женщин с детьми несли к костру миски и ложки, оживленно переговариваясь по дороге. Двое ровесников Артема обходили периметр лагеря, окуривая его шалфеем, – здесь верили, что такая мера держит нечисть на почтительном расстоянии, и повторяли ритуал каждый вечер. Молодой кудрявый мужчина настраивал потрепанную кочевой жизнью гитару. Струны тихонько тренькали, и Артем подошел поближе, с жадностью вслушиваясь в зарождающуюся музыку и не переставая искать взглядом Каю.

Она вышла из-за фургона, неся две глиняные миски и ложки в одной руке и блокнот – в другой. Накануне им удалось вымыться речной водой, согретой на костре, и Каины волосы были чистыми. Сегодня она заплела их в две косы, перекинутые на грудь, и рыжие волосы золотились в свете костра. Она еще не заметила Артема, погруженная в собственные мысли, и ему вдруг показалось, что Кая выглядит очень грустной. Артем не обманывал себя – если это и было правдой, он вряд ли мог что-то с этим поделать – но все же сделал шаг вперед, к костру.

– Кая!

Она подняла на него серые глаза, слабо улыбнулась:

– Привет. Я прихватила твою миску.

– Спасибо.

Они уселись у костра, молча наблюдая за тем, как варево все кружится и кружится в котле. Артем покосился на Каю:

– Все хорошо?

– Потом. – Она кивнула на сидящих у костра людей, и ему пришлось смириться с тем, что ожидание ужина и сам ужин пройдут для них в молчании.

Артем был не против. За едой караванщики часто рассказывали истории – сегодня был как раз такой вечер. Отрывки рассказов сплетались, летели вверх с искрами от костра. Артем старался слушать внимательно, запоминать, на ходу пытаясь разобраться, сколько истины или выдумки в каждой из этих историй, но постоянно забывал о научном подходе, увлекаясь. Косясь на Каю, обнявшую колени и положившую на них голову, он видел, что и она слушает с интересом.

– …А потом Ари решил остаться в том городе, с той прекрасной женщиной, и караван отправился в путь без него. Он догнал караван спустя две недели, лишившись руки и сердца. Он потерял руку в войне, а сердце – в доме той женщины. Выяснилось, что, едва караван продолжил путь, все в городе пошло не так. Человек в черном, стоявший за плечом у мудрого правителя города, решил захватить власть. Ари оказался в центре войны, от которой так упорно бежал всю жизнь. Ему пришлось выбирать сторону… Но его женщина выбрала другую. Так он вернулся в караван и больше не покидал его. Потому что верить жителям городов нельзя – там, где люди сидят на одном месте, рано или поздно рождаются интриги, обман и борьба за власть…

– …Она нашла три яйца – ну, в начале, конечно, непонятно было, что это яйца. Думала, это просто камни, и все, но стала в своей повозке всюду возить их с собой. Ее муж не обращал на это внимания, и всем тоже было все равно, но очень зря. Когда муж погиб на охоте, она взошла на погребальный костер – так она любила мужа, что не хотела без него продолжать путь. Камни она взяла с собой – они были ей дороги. Но, когда костер погас, из камней, которые оказались на самом деле яйцами, вылупились невиданные твари. Видно, эти яйца выкатились из прорехи. Существа, которые из них появились, первой увидели ее – и стали считать ее матерью…

– …А потом он вроде как и говорит ей: «Ладно, красотка, я пойду с тобой, но только если ты скажешь, как выбраться из этой пещеры живым». Он, типа, понравился ей, потому что был сильным и хорошо владел мечом, и поэтому она дала ему клубок ниток, чтобы по ним он нашел обратный путь…

– …Болотные хозяева вышли из озера, где открылась прореха, ночью. Их было сразу трое – а и с одним такому маленькому селению было бы непросто справиться. Когда отец того мальчика выбежал из хижины с копьем в руках, чтобы защитить мальчика и его мать, от деревни осталась только десятая часть и повсюду горел огонь – потому что кто-то решил поджечь сено на крышах. Думали, огонь отпугнет хозяев…

– …Лесные псы были повсюду – так много, что за ними леса было не видно. Воин по имени Олег созвал дружину – так в их краях называют войско – и повел в бой. Когда они вышли за ворота, начался дождь, и в небе сверкали молнии. Они решили, что все потеряно, но потом случилось чудо – ни одна из молний, ударивших в тот день, не открыла новой прорехи. Некоторые, наоборот, пронзали лесных псов – от них оставались кучки пепла, и все. А людей молнии не трогали…

– Дело было в Красном городе, когда он еще носил другое имя…

– Ну, на сегодня хватит историй. – Мама Лита вылила остатки чая на землю рядом с костром. – Собирайтесь. Время отходить ко сну.

Перед отбоем караванщики тихо пели – очень тихо, так что их пение казалось частью мира вокруг, как плеск реки или шелест листьев. Это было пение шепотом, странное, колдовское, и Артем сидел и слушал, забыв про остывающие остатки похлебки в миске, когда Кая дернула его за рукав и взглядом показала на фургон. Неохотно он последовал за ней.

Кажется, никто особо не заметил их отсутствия – пение не смолкло, даже не дрогнуло, когда они забрались в фургон Марка и задвинули тяжелый входной полог за собой. Артем вдруг подумал, что они могут ошибаться насчет того, почему они с Каей то и дело стараются остаться наедине, и почувствовал, что краснеет. Внутри было темно, и Кая придвинулась очень близко к Артему, чтобы говорить как можно тише. В щелочку полога было видно луну, прикрытую облаком, и редкие точки звезд. Глаза Артема еще не привыкли к темноте, и он не видел Каю – только чувствовал тепло, шедшее оттуда, где она сидела. По полу он подвинул ладонь ближе к ней – совсем чуть-чуть. Все равно в темноте она не смогла бы этого увидеть.

– Ты снова говорил с ним?

– Да, – шепотом ответил Артем. – Он пришел.

– Что-то сказал?

– Ничего нового. Ну, то есть… Он сказал, что мы должны…

– «Отнести камень в Красный город». – Она тихо фыркнула. – Ты теряешь время… И подвергаешь нас опасности.

– Ничего подобного! – Его ощутимо ткнули локтем в бок; Артем охнул и заговорил тише: – Кая, это прогресс, большой прогресс по сравнению с тем, с чего все вообще начиналось. Неужели ты не понимаешь? Если дальше пойдет в том же духе, он сможет рассказать нам то, что знает.

– Если он что-то знает…

– …И, может быть, даже рассказать нам о том, что находится за прорехами…

– Не знаю, кому это вообще может быть интересно…

– А я вот не понимаю, кем надо быть, чтобы не считать это интересным, – буркнул он, неприятно задетый.

Некоторое время они молчали.

– Ладно, – наконец примирительно прошептала она. – Артем, не злись. Я не об этом хотела поговорить.

– А о чем тогда?

Его глаза постепенно привыкли к темноте, и теперь он мог разглядеть рыжую прядь и часть щеки. Кая отвернулась.

– Сегодня я слышала от Леи, что уже завтра мы будем у Красного города.

Артем кашлянул:

– И?.. У нас появился план?

Кая рассеянно постучала по деревянному полу:

– Пока нет. Я все еще думаю, что мы разберемся на месте.

– Мы же не можем просто ходить и спрашивать у всех: «Извините, где здесь ученые, которые планируют спасти мир?»

Кая тихо и нервно хмыкнула:

– Скорее всего, нет. С другой стороны… Мы еще не знаем, как там у них все работает. Лея говорила, что попасть туда можно, но они захотят узнать, кто мы, откуда и зачем приехали.

– Придумаем имена? – с робкой надеждой спросил Артем.

Смысла в этом не было, но ему всегда хотелось провернуть то, о чем он столько раз читал в книгах. Пусть и ненадолго, стать кем-то другим – заманчиво… Но, возможно, только для людей типа него самого.

– Зачем это надо, если нас и так не знают? – буркнула Кая, и на это Артему нечего было ответить.

– Не будем ничего придумывать, только запутаемся, – продолжила она, – скажем как есть. Что жили в разных местах с нашими семьями, остались вдвоем и… что кто-то из родни велел нам идти в Красный город, потому что там безопасно.

– Если мы выразим желание остаться у них, ты уверена, что нас потом выпустят?

Он не видел ее лицо, но был уверен, что Кая закатила глаза:

– Пустая трата времени, Артем. Мы понятия не имеем, кто они такие и чем занимаются… Поэтому нет смысла планировать наперед. Будем надеяться, что они хотят того же, чего и мы, и все.

«А чего хотим мы?» – подумал Артем, но промолчал.

– И еще: Тень не должен там появиться. Ему с нами нельзя. Можешь ему это сказать? – Она еще больше понизила голос, как всегда, когда говорила о Тени, и теперь Артем едва мог ее слышать.

Артем знал: она боится Тени, хотя никогда и не признается в этом. Вероятно, она была разумнее его: они оба помнили, как у них на глазах Тень растерзал человека, пусть даже и выпавшего из прорехи, с той стороны. «Если это вообще был человек, если там вообще могут быть люди, на чем и строятся все твои дурацкие теории», – пропел злорадный внутренний голосок, и Артем стиснул зубы.

– Это так не работает. Я не могу просто сказать ему что угодно, так, чтобы он…

– Тогда какой вообще смысл в том, что ты…

– Эй, голубки. – Снаружи послышался хриплый голос Марка, и край полога колыхнулся. – Я за одеялом, спать пора.

Звуки пения у костра смолкли, и ничто не нарушало тишины, кроме сонного фырканья лошадей, шагов дежурных, охраняющих лагерь, и звуков ночного леса. Как всегда перед сном, Артем и Кая сели у костра, он – с книгой, она – с блокнотом и карандашами. Никто здесь не возражал, главным было вести себя тихо, чтобы не потревожить спящих.

Артем с облегчением отказался от чтения учебника об электричестве в пользу книг, полученных от Дали в Северном городе. Дав себе честное слово вернуться к физике позже, он с головой ушел в новые волшебные миры. Сейчас он как раз читал про один из них. Планету, на которой происходило действие «Соляриса», почему-то оказалось проще представить, чем, например, атмосферу «Трех мушкетеров» или романов Тургенева, к тому же Артема поразила идея разумного океана.

– Кая, – шепнул он, отрываясь от чтения, – люди летали в космос, до того как… все случилось?

– Угу, – отозвалась она, продолжая рисовать, – дедушка говорил, что да. Ты же слышал о спутниках там, наверху?

– И они видели другие планеты?

– Ну, наверное, какие-то видели.

– И встречали там кого-то разумного?

Кая пожала плечами:

– Не думаю. В смысле… Мы бы об этом точно знали.

Артем замолчал, глядя вверх. Прямо над ним, холодные и любопытные, мерцали белые звезды – он насчитал шесть штук. Каждая из них могла иметь свою историю вроде той, которую он читал прямо сейчас. На каждой мог существовать разумный океан – сейчас или когда-то давно. Теперь было не узнать.

– Интересно, – прошептал он, – где-то, ну хоть где-то и с кем-то… случалось то, что случилось с нами? Если твой дедушка правду говорил про то, что планет – бесконечно много?

Рука Каи замерла над листом. Он обернулся и увидел, что и она тоже смотрит на звезды.

– Не думаю, – наконец сказала она. – В смысле… Звучит очень утешительно, и именно поэтому, думаю, это неправда.

Артему показалось, что она хотела добавить что-то еще, но Кая промолчала. Захлопнув блокнот, она упруго поднялась на ноги, отряхнулась:

– Пойду спать. До завтра.

– До завтра. – Артема тоже клонило в сон, но он остался сидеть у костра. Ему не хотелось ложиться рядом с ней и засыпать вместе. Пару раз они ложились одновременно. После ночевок в палатке по очереди ему казалось, что это будет так тепло, так уютно… Но почему-то, вслушиваясь в тихое дыхание Каи и пытаясь угадать, спит она или притворяется, он чувствовал себя еще более одиноким, чем когда засыпал один.

Почитав еще немного, он уже собрался последовать за ней, как вдруг заметил четвертушку бумаги, видимо, выпавшую из Каиного блокнота. Ему показалось, что бумажка пуста, но он все же наклонился и поднял ее, перевернул… И увидел портрет, нарисованный с большой точностью. Смеющиеся глаза, жесткий рот, едва заметные светлые шрамы на лице, темные волосы.

Кая, должно быть, потратила несколько вечеров на то, чтобы нарисовать Гана, добившись такого сходства. Артем вдруг ощутил ком в горле – свидетельство обиды, жгучей, тошнотворной, детской. Все это время он, как дурак, радовался тому, что они стали меньше ругаться и больше разговаривать друг с другом… Она рисовала этот портрет долго – давно или недавно? Даже если давно – она не выбросила его, а продолжала носить с собой. «Да угомонись ты, – дружески посоветовал внутренний голос, в котором в кои-то веки звучало сочувствие, – можно подумать, какие-то свои рисунки Кая выбрасывает».

– К черту, – мрачно пробормотал Артем (это ругательство было любимым у караванщиков и очень понравилось ему) и замахнулся, чтобы бросить листок в костер. Он почувствовал мстительное удовольствие при мысли о том, как лицо Гана скукожится и постепенно растворится в пламени. В конце концов, Кая ничего не узнает – подумает, что листок просто выпал, а она и не заметила. Может быть, у нее нет других его портретов… И так Кая быстрее его забудет.

Рука Артема дрогнула. Он осторожно сложил листок и сунул в карман, сам не зная почему. Возможно, потому что ему стало стыдно, а может быть, потому, что уж очень красивым был этот портрет… И у Артема не поднялась на него рука, как не поднялась бы на что-то живое и беззащитное.

– К черту, – еще раз произнес Артем, с удовольствием проговаривая каждый звук, встал и поплелся к фургону.