Текст книги "Рай для грешника (СИ)"

Автор книги: Ян Белый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Белый Ян
Рай для грешника

Рай для грешника

Как мальчуган ни прятался в кустах, Герман Власов всё равно его заметил. Глаза у пацана по пять копеек, рот приоткрытый, и травинка из края в край губ бегает. Удивлён парнишка на славу. А собственно и есть чему удивляться. Власов сейчас представлял собой расчудесную картину. Сидит такой на скамеечке в тени парковых тополей мужичок в длинном, до пят, балахоне, свечу зажжённую в руках сжимает и сам с собой разговаривает.

Не мог знать малец, что была у столь экстравагантного вида причина. Рядом с Германом она восседала, а точнее – он: высокий в белоснежных одеяниях старец, укрытый от посторонних взглядов неведомой людям силой. И лишь только Власов его сейчас и видел.

– Мальчик, подойди, пожалуйста, – подозвал нечаянного шпиона Герман.

Травинка парнишки куда-то делась, то ли незаметно выплюнул, то ли проглотил, и он медленно выбрался из кустов. Сделал шаг и остановился в метрах двух от странного дядьки.

– Не бойся меня. Я тебя не обижу, – Власов миролюбиво улыбнулся. – Скажи, ты знаешь такой праздник – Пасха?

Мальчуган кивнул.

– А чему посвящён этот праздник? Что во время него празднуют?

Вот тут шпион задумался. Закатил глаза, прикусил нижнюю губу.

– Ну... На Пасху яйца красят... Бьются ими...

– Хорошо, хорошо, – скупо кивнул Власов. – Беги к родителям. Нечего одному по кустам лазать.

Мальчишка словно и ждал эти слова, рванул в заросли аки заяц испуганный, а Герман повернулся к своему собеседнику.

– Вот видите, Михаил. Сколько ему? Двенадцать, тринадцать лет. Он с радостью празднует Пасху, но даже не знает, что именно празднует. Скажите: он ведь ещё ребёнок! А вы поговорите со взрослыми людьми и, поверьте, результат будет таким же. Вот, взгляните...

Герман кивнул на дорожку. Михаил оторвался от созерцания полёта бабочки и увидел за деревьями сутулую бабульку. Топала она неспешно, кряхтела и тросточкой в землю упиралась, а глаза хитрые из стороны в сторону бегали, словно хищник жертву высматривает.

– Я думаю, каждый человек знаком с таким типажом. Сходит бабушка в церковь, помолится, покается батюшке в грехах, а только за порог Божьего Храма ступит, так сразу начинает всем косточки перемывать и хаять матом ни за что не про что.

Старец кивнул. Взгляд у него отстранённый, будто полностью в свои мысли погружён, но Власов уверен – всё он слышит, ни одного слова не пропускает.

– Молодёжь много в церковь ходит, – продолжал Герман. – С этим не поспоришь. Но только кто из них хотя бы одну молитву знает? Для них это всё просто традиция. Папы и мамы, дедушки и бабушки ходили, вот и мы ходим. Традиция, как я уже говорил. А веры в людях нет. Сплошь одни материалисты. Раз не вижу и не могу пощупать, значит – не существует.

И тут Власов изменился прямо на глазах. Спину выпрямил, подбородок задрал чуть вверх. Превратился из тихого философа в гениального и горделивого профессора, читающего студентам лекцию.

– Вот поэтому и важен мой проект. Он позволит возродить в людях веру. Каждый увидит, ощутит всё ЕГО – Власов руки вместе со свечой воздел к небу, – величие. Это будет переворот в людских умах и душах...

– Нам нравится ваша идея, – перебил Германа Михаил. – ЕМУ нравится. – Голос как голос, спокойный, с лёгкой хрипотцой, никогда и не подумаешь, что это говорит ангел. – Только это никак не зачтётся вам в плюс. Грех ваш даже такое деяние не перевесит.

Власов это и сам понимал. От ада ему так просто не отделаться, но всё равно от сказанного Михаилом душа запела.

– Я знаю. Для меня другое важно...

– Вы хотите увидеть семью, и мы выполним вашу просьбу. Пойдёте в первой группе. Действовать будем по вашей программе. Никаких недостатков мы в ней не нашли. Но мне уже пора.

Старик начал медленно таять в воздухе.

– Ждите, – долетело до Германа, когда от ангела оставался лишь размытый локон седых волос.

Власов затушил свечу и, шустро поднявшись, заторопился прочь. Что-то уж слишком пристально бабулька на него пялится. Неровен час милицию вызовет или бригаду для душевнобольных.

На ходу стянул балахон и сложил его в пакет. Остались на нём майка, шорты и босоножки на ногах. Так гораздо лучше, а то семь потов сошло, пока в балахоне не солнышке сидел.

В парке людей было не мало: парочки, семьи, компании – выходные всё-таки. И многие перешёптывались и провожали Власова удивлёнными взглядами. Видели, как он переодевался. Зато встречные гости "Парка культуры и отдыха города Бреста" внимания на него уже не обращали. Мужичок как мужичок. Лет сорок, роста среднего, волосы не длинные, как уголь чёрные – да мало ли таких.

Вышел через главные ворота и, уже замедлившись, потопал по тротуару в сторону площади Ленина.

Движение как всегда дикое. Что машины на дороге, что пешеходы на тротуаре, все мельтешат, бегут, куда-то торопятся, не жизнь вокруг, а сплошная гонка.

"Ничего, скоро грянут перемены, – от этой мысли Власов даже повеселел. – Да так грянут, что ого-го!"

Возле статуи вождя пролетариата свернул налево, прошёл рядом с Костёлом Воздвижения Святого Креста – странное соседство: Владимир Ильич и католики – и вышел на Пушкинскую.

Всего квартал отделял Германа от его дома, когда из раздумья вырвали удивлённые возгласы прохожих. Люди на улице ещё миг назад неслись кто куда, а тут все остолбенели. Головы задраны, а рты раскрыты. Кто-то снимает небо на камеру смартфона, иные восторженно переговариваются, а одна женщина начала креститься, да так усердно что, казалось, пальцы переломает.

Власов знал, что происходит. Собственно он сам это и придумал. Но одно дело составить проект, а совсем другое – увидеть результат.

А залюбоваться было чем. По ещё минуту назад чистому голубому небу стайками плыли белесые облака. Небольшие, пушистые. Только двигались они нарушая все законы природы. Стягивались откуда-то из-за горизонта к центру небесного купола, напрочь игнорируя ветер. Встречались друг с другом и словно мозаика собирались в одну картину, а точнее в надпись. Не прошло и пары минут, а высоко в небе уже висели огромные буквы: "Добро пожаловать!"

Радостно забарабанило сердце в груди. Не соврал Михаил. Где же ему врать то, он же ангел как никак. Герман встрепенулся и побежал домой. Ведь за ним должны прийти, а он тут небом любуется.

Власов влетел во двор. Практически протаранил дверь. Спешка, будь она неладна. Выхватил из кармана чип и приложил к замка. Лишь тогда дверь пискнула и поддалась.

Жил он в однушке, на первом этаже, потому то уже через секунду был в квартире. Не разуваясь, прошёл на кухню и уселся на табуретку.

Пакет с балахоном полетел в угол. Он уже больше не нужен.

И что теперь?

Ждать, просто ждать. И до чего же это нудное дело!

Чем бы себя занять? Да мысли в голову никакие не лезли.

Старенькое, деревянное окно с кухни выходило не во двор, а на улицу, поэтому слышимость была преотличной. Снаружи доносились негромкие голоса и редкое урчание двигателей. Единожды послышался глухой металлический удар, наверняка кто-то из автомобилистов засмотревшись на чудо небесное не справился с управлением своего "железного друга".

Город практически замер.

Герман просидел так минут пять и неожиданно заснул.

Хотелось, чтобы ничего не снилось, но нет, всё как и последние семь лет. Один и тот же сон.

Стоит он на Набережной напротив дома, в котором с семьёй жил. Весь в копоти, одежда и волосы обгоревшие. Вокруг носятся люди: пожарные, милиция, медики, какие-то зеваки... А квартира его на пятом этаже полыхает. Языки пламени лижут стену, тянутся всё выше к небу, и никакие усилия пожарных не могут усмирить их. В глубине квартиры, в небольшой спаленке, лежит три обгоревших тела: жена и годовалые сыновья.

Он вдыхает горячий воздух и чувствует запах... яичницы?

Власов разлепил глаза.

На одной стороне стола, возле него, стоят кружка ароматного кофе и тарелка с глазуньей, на другом конце – пустой стакан с смятым пакетиком чая внутри, а возле окна Сосед на стуле сидит. Низенький, брюшко пивное вперёд выпирает, а глазки щёлочки в телевизор пялятся.

– Привет, – поздоровался Власов.

– Здорова, Гера, – осклабился Сосед. – Проснулся? Я тебе тут перекусить сварганил. А то, смотрю, ты весь в работе был, словно пчёлка. Таких дел наворотил.

Он кивнул на маленький "Горизонт". Власов телевизор редко смотрел, оттого в зале его и не ставил. Только здесь на кухне, небольшой такой, новости посмотреть, пока кофе по утру перед работой пьёшь.

Сейчас на экране красовалась облачная надпись, а под ней... Ого! Тут труженики поднебесные постарались на славу. А под надписью сияли золотым отливом кованные ворота, распахнутые настежь.

– Читай! Читай! – азартно взвизгнул Сосед и ткнул пальцем в бегущую строку на экране. – "День открытых дверей в Раю!" Мы мир перевернули, Гера!

Мы? Ну, да – мы. Именно Сосед и отыскал в каких-то рукописях заклятие, способное ангела вызвать на Землю, и некоторые пунктики в плане проведения Дня Открытых Дверей его выдумка.

В телевизоре тихо щебетала ведущая. Герман засунул в рот кусок яйца и потянулся к пульту.

– ...и авиация США тоже, – голос ведущей стал громче. – Подытожив можно сказать: ворота так же как и надпись наблюдаются одинаково с любой точки планеты, но ни один самолёт к ним приблизиться не может. Ещё хотелось бы отметить: люди разных национальностей видят надпись на своих родных языках...

– В Ираке ракету по вратам запустили, – засмеялся Сосед. – Так она на высоте в километр ярким разноцветным фейверком разлетелась. Из "калашей" в небо палили! А вместо пуль вниз мишура падала.

– Во всех "горячих точках" планеты прекращены бои, – продолжал трещать телевизор. – Странное спокойствие овладело солдатами враждующих сторон. В США, в штате Нью-Йорк, заключённые тюрьмы Аттика, поднявшие двое суток назад бунт, выпустили всех заложников и сдались властям. В Великобритании маньяк, удерживавший четырнадцатилетнюю Кэтрин Йонс восемь месяцев в сексуальном рабстве, сам привёз её к родителям и бросился им в ноги, умоляя о прощении...

– И это только начало, – буркнул Герман, опустил пустую тарелку в раковину и с кружкой кофе в руках подошёл к окну.

Не зря ему показалась странной тишина вокруг. Улица опустела напрочь, ни одной машины, ни единого пешехода.

– Конечно начало. Ты садись. Нечего тут топтаться, Герыч. Они одни и те же новости битый час крутят, изредка новыми подробностями приправляют. Сейчас папу должны показать. Встре-ечу-у с Михаи-и-илом, – прямо пропел последние слова Сосед.

Трепливый он до ужаса. Иногда это Власова сильно раздражало, но всё же стоит признать, без Соседа он так далеко не зашёл бы.

– В нашем распоряжении оказались уникальные кадры разговора папы римского и ангела Михаила.

Экран мигнул, и вместо стройной красавицы ведущей появились знакомый Герману ангел и облачённый в скромную рясу, с деревянным распятием на груди папа. Они неторопливо шли по узенькой, уложенной камнем дорожке между клумбами ярких цветов.

– Скажите, Михаил, – тихо заговорил папа.

"А ведь на всех выступлениях что я видел, голос его громом гремел, и одет он был не так скромно," – съёрчинал Герман про себя.

– Скажите, Михаил, наша вера праведная?

– Любая вера праведная, – не стал затягивать с ответом ангел, – если в её основе лежит доброта и любовь к себе и остальным людям. И не важно как вы называете Всевышнего: Бог, Иегова, Кришна или Ошун. Поверьте, он не обижается.

Михаил позволил себе слегка улыбнуться. Папа растянул губы в ответ.

– Всевышний один, и любит всех своих детей. Рай один, но там найдётся место для любого, кто жизнь проживёт чтя любовь и доброту, и не важно приверженцем какой религии он является.

И тут на всю квартиру Власова запел Клаус Майне. Зазвонил мобильный.

Герман схватил трубку.

– Слушаю... Да, Сергей Николаевич, узнал... Да, смотрю телевизор... А кто же этого не видел!.. Нет... Почему? Да нафига ваша реклама сейчас кому-либо надо! – крикнул Герман в трубку, а трубку бросил в стенку. – Ты представляешь, мой шеф уже до ангелов добраться успел. Пиараст великий! Рекламировать их собрался. Хотел, чтобы я нарисовал парочку баннеров.

Сосед замахал указательным пальцем, словно учительница провинившегося ученика в школе воспитывает.

– А я тебе давно говорил, кидай своё рекламное агентство. Пейзажи и портреты рисуй. Талант есть, пара выставок – и ты богатый и знаменитый. Во, во, – он вновь повернулся к телевизору. – Опять этого клоуна, профессора Белоусова, показывают. Ты послушает, чего несёт то.

На экране на фоне висящих на небе ворот появился бородатый мужичок. Власов вчитался в бегущую строку: Сергей Михайлович Белоусов, уфолог, глава Института Первичных и Инопланетных Знаний.

– Мать честная, ещё и такое есть! – выругался он, но всё же решил послушать, о каких таких знаниях Сергей Михайлович поведает.

– Вот и настал день, который ждало всё человечество, – начал сиплым голосом Белоусов. – День первого контакта! Но хорошо ли это? Должны мы их встречать с восторгом и радостью или браться за оружие? Давайте подумаем. Они представились нам как братья по разуму? Они назвали нас друзьями? Предложили делиться научными достижениями? На все эти вопросы один ответ: нет! Они назвались ангелами! Нашими богами! Хотят, чтобы мы пошли к ним в гости, посетили так называемый Рай. Зачем?! Вере всегда была чужда прямолинейность. А они над нашими головами врата в Рай подвесили, и как это всё понимать? Что нам делать? Я вам скажу, что делать! Беритесь за оружие, братья земляне, бейте...

– Забавный малый, – заржал Сосед.

– Идиот, – уточнил Власов.

И вновь заговорила красавица ведущая. Надрывистым, почти плачущим голосом она сообщила, что во многих городах мира – с точным списком городов можно ознакомиться на сайте телеканала – начал курсировать "Небесный", поезд который должен отвезти первую группу посетителей в райские кущи. Сообщила и, сорвав с блузы микрофон, рванула прочь из студии. Судя по тому, как дёрнулась картинка на экране, оператор оттолкнул камеру и убежал следом.

– Вот и всё, кина не будет, электричество закончилось, – прокомментировал увиденное Сосед.

В ту же секунду запиликал звонок над входной дверью.

– Опаньки! – он встрепенулся. – Это за нами.

"Надо бы переодеться," – только сейчас подумал Власов.

Майка мятая, на шортах пятно от кофе, да и сам не лучше: морда не бритая, голова взлохмаченная.

"Ладно, успеется", – отмахнулся и заторопился к двери.

– А ты скройся. Вдруг увидят, – бросил он Соседу.

Тот хоть и был шальным созданием, но рисковать не стал. Хлопнул рукой по коленку... и исчез, словно и не было никогда. Вот такой он – Сосед, да только не по дому или квартире, а по телу.

Первые годы после гибели семьи Власов с нездоровым усердием пытался связаться с "тем светом": копался в книгах, разговаривал с экстрасенсами, магами и шаманами, шлялся по разным сектам – всё без толку. А пять лет назад появился он, точнее не появился, а сразу же и заселился. Интересная жизнь тогда началась. Сосед за ним бесплотным духом ходил, невидимым для других, а вот когда Герман засыпал, то тело Власовское переходило в распоряжение демона, но тот в нём не шалил, никого не мучил, не убивал, не насиловал. Цель у него другая была. В Рай он хотел попасть, и даже знал как. Нужно было, чтобы его туда живой человек по собственной воле пронёс, тогда ни один ангел не засечёт. Ведь у каждого есть тёмные, недобрые желания и воспоминания, пусть даже и спрятанные в самых глубинах сознания, вот они то и должны послужить непробиваемой маскировкой для демона.

А в Рай то ему зачем? Законный вопрос, и Сосед ответить не поленился:

– Переворот, Герочка, мы затеяли. Очень превесёлое дельце. Представь: отправилась в Рай толпа человечков-экскурсантов, все сильные и здоровые, а назад вернулись – все в струпьях и кровью заливаются. И поползёт вирус по планете. В миг все от Небес отвернутся. Да ты не нервничай, всех мы убивать не собираемся. Так, пару миллиардов... Тебя же ад после смерти ждёт? Вот за помощь я тебе местечко уютное там организую. Без огня, котлов и чертей с вилами...

И не было у Власова сил отказаться, ведь пытки вечные никому не интересны, да и цели у них отчасти совпадали.

Вновь брякнул звонок. А чего звонят, собственно говоря, ведь ангелы. Могли прямо здесь появиться.

Герман заскочил в ванную комнату, уложил водой волосы и лишь тогда подошёл к двери.

За порогом топталась девчушка лет десяти. Ей бы в песочнице куличики лепить, а она уже ангел. Короткая, видать, жизнь на Земле выдалась.

– Вас ждут. Спускайтесь, – сказала она и побежала по лестнице вверх.

Кто ещё из подъезда удостоился чести быть в первой группе? Может, Петровна с третьего? Она за последних три года двух дочерей и мужа похоронила. А может, Супрыгин с пятого? Тот сам уже лет двадцать живёт. Вся родня в земле, а старика смерть никак не берёт.

Сразу все мысли разлетелись прочь, когда Власов "Небесный" увидел. Стоит прямо напротив подъезда вагончик. Точнее не стоит, а весит в метре над землёй. Весь позолоченный, а большие круглые окна цветными витражами украшены. Соседние вагоны видны, словно сквозь водопад смотришь, размытые и нечёткие, в воздухе растворённые.

Герман вошёл в раскрытые двери. В вагоне было человек сорок. Гомонили, смеялись, а когда дверь за спиной Власова исчезла, именно что не закрылась, а превратилась в часть стены, а поезд дёрнулся и, ускоряясь, поплыл сквозь здание, все мгновенно смолкли.

Власов занял свободное место. Сидение, к слову, оказалось невероятно удобным. Окна, снаружи украшенные витражами, изнутри были полностью прозрачными.

"Небесный" двигался по спирали. Внизу мелькнули парковые аллеи, сменились на Центральный вокзал. Потом под поездом промчались ряды жилых домов и Братская Свято-Николаевская церковь. Вдали замаячила Брестская крепость. Витки у спирали оказались крутыми, "Небесный" стремительно набирал высоту.

– Красиво, – незаметно для себя самого проговорил в голос Власов.

– Да, красиво. Я с такой высоты город ещё никогда не видела, – неожиданно заговорила соседка Германа. – А вы кого в Раю встретить хотите?

Герман оторвался от окна и взглянул на неё. Красивая, а большие глаза наполнены удивлением и восторженностью, как, наверное, и у всех в вагоне.

– Жену и детей хочу увидеть.

Мог ведь и промолчать, но нет, вырвалось.

– А я вот по матери сильно скучаю. Работала, проститься не успела, – продолжала женщина. – А ваши давно там?

– Семь лет. Я их... Они при пожаре погибли.

Да что же это такое творится! Чуть было не сказал, что сам их сжёг.

Власов вновь отвернулся к окну.

– Проститься не успела... – не унималась женщина. – Ведь я с ней последние годы и не разговаривала толком. Всё так, по делу, а как дочь с матерью чтобы поговорить, так – некогда. Всё работа...

– Рай вранья не любит, – рядом с Власовым раздался знакомый голос.

А вот и его владелец. Стоит Сосед, стенку подпирает.

– Здесь нет ангелов. Поезд автоматический или магический, как тебе удобней. Меня не заметят, – сразу успокоил он Германа. – Как я уже сказал, Рай вранья не любит, а мы к нему приближаемся. Вот и потянуло всех каяться и откровенничать, так что со словами будь осторожнее.

Странно себя сейчас чувствовал Власов. Думал, что будет переполнен волнением. Ведь в Рай столько лет стремился, так неистово желал увидеть детей и жену, а тут невообразимое спокойствие и больше ничего.

Герман взглянул на свои ладони, – и даже это его не волнует. Три маленькие родинки на одной и пять на другой. Достаточно свести ладони вместе, так чтобы один рисунок получился, – и помчится вирус по поезду, не остановишь. Дьявольское оружие...

– Что такое? Неужели сомнения закрались? – оскалился Сосед.

Как хорошо что его сейчас никто не видит. Зубы гнилые, язык красный и в язвах, а глаза мрачные, словно бездна.

– Сомнения – дурная вещь. Они любого могут сломить. Давай я тебя от них избавлю.

И тут на Власова навалился ужас. В нос ударил запах жжёной кожи и жареного мяса. Перед глазами стала жена. Вся в огне, вопит неистово. Она падает на колени, заваливается набок и начинает кататься по полу, пытаясь затушить пламя. Ногами цепляет детскую люльку и раскачивает её. Та тоже полыхает. Меж тонких деревянных прутьев пролезает детская ручонка. Дёргается, бьётся и чернеет.

Пламя, жаркое и жадное, перебрасывается на самого Власова. Мгновенно всё теряет смысл: ад, Рай, боль жены, муки детей. Хочется лишь только, чтобы своя боль прекратилась. Чтобы всё прекратилось!

Навязчивое видение исчезло так же резко как и появилось, и вновь Герман оказался в "Небесном". А перед его лицом – злобная морда Соседа.

– Ты хочешь такую вечность? Они горят – ты горишь, они горят – ты горишь, они горят – ты горишь... И так вечно. Ты понимаешь, что такое – вечно?!

– Не хочу, – прошептал Власов.

– Вы что-то сказали? – спросила женщина.

Демона рядом уже не было.

И тут громко зазвучали колокола, звонко запел хор певчих, да так что сразу все страхи схлынули, словно и не был Герман только что в кошмаре.

– Ой, смотрите! Смотрите! – встрепенулась женщина. – Мы уже на месте.

Поезд медленно прошёл через ворота и поплыл над усыпанным ромашками полем. За ним ближе к горизонту высились стройные берёзы, а по небу кружили журавли.

"Небесный" остановился, и тут же стена разошлась, выпуская людей на волю.

– Вот мы и прибыли, – пробормотал Власов и спешно двинулся к выходу.

Сделал шаг из поезда, – а перед ним цветастое поле, аж в глазах зарябило, вдали лес, в лицо дует прохладный свежий ветерок. Словно попал в детство, яркое и беспечное.

Власов набрал полные лёгкие воздуха и выдохнул. Нет, не бывает таким чистым и прозрачным воздух на Земле.

Он повернул голову влево, потом – вправо. "Небесный" тянулся от горизонта до горизонта, а вдоль него неуверенно топтались люди. Тысячи, сотни тысяч людей.

– Боже, какое небо! – рядом с Власовым восторженно воскликнул мужчина. – Вы посмотрите, сколько звёзд!

Он сделал шаг вперёд и исчез.

Герман задрал голову. Небо и впрямь невероятно красивое. Ярко-голубое, бездонное, с редкими взъерошенными облаками, но ни единой звезды не видно, даже Солнца нет.

Власов развернулся, и в тот же миг все люди и "Небесный" исчезли, а он сам уткнулся в калитку.

От калитки к дому через яблоневый сад вилась утоптанная дорожка, а за домом слышался детский смех.

Они здесь. Это же ведь мальчики смеются!

Герман толкнул калитку, но та не поддалась.

– Тебе нельзя сюда, – прозвучал до боли знакомый голос, и из-за деревьев на дорожку вышла Юля. – Здравствую, Герман.

Голубое платье развивалось на лёгком ветерке, золотые кудри спадали на плечи, а "целованное солнцем" лицо светилось широкой улыбкой. Герман уже начал забывать, какой она была красивой.

– Здравствуй, Юль.

– Мне говорили, что ты должен прийти.

Власов протянул руку, но дальше калитки она не прошла, упёрлась в невидимый барьер. А как хотелось коснуться её, обнять, поцеловать... Но Рай оказался с хитринкой.

Герман опустил руки.

– Я рад тебя видеть, – тихо проговорил он. – Как вы тут?

– Здесь спокойно и хорошо.

– Я хотел попросить прощения, – осунулся Герман. – Но я не уверен, что имею на него право.

– Эх, Власов, каким был таким и остался, – мягко сказала Юля. – Я не виню тебя. Всё что происходит на Земле – это жизнь. Рождение, радость, горе, слёзы, смех и даже смерть – это всё жизнь. А как можно кого-то винить за жизнь?

– Юль, а тебе... вам было больно?

– Всё уже прошло. Всё хорошо, Власов.

Детский смех стал ближе. Среди яблонь мелькнуло два силуэтика, а через секунду ребятишки с хохотом вылетели Юле в ноги.

Димка и Тимка, взрослые уже мальчуганы. Восемь лет – это по Земным меркам. Волосы как у Германа – угольные, а весёлые глаза и губы бантиком – уже мамины.

– Дяденька, привет.

– А ты с Земли?

– Мы тоже там были, да Тимка?

– Только маленькие. Вот такие.

Димка чуть развёл руки.

Не знает малышня Власова. Откуда ж им его знать? Да и не нужно. Папаша убийца – чем тут гордиться.

– Бегите, на качели покатайтесь, – подтолкнула их в спины Юля, и ребятки стремительно унеслись прочь.

– Выросли, – проронил Герман.

Юля кивнула.

– Всё меняется. Даже здесь.

И тут под ухом заверещал Сосед.

– Гера, нас засекли. Пора уходить.

– Я хотел тогда с вами умереть, – не обращая на него внимания, продолжал Власов.

– А кто бы тогда людям дорогу в Рай показал?

– Гера, ангелы уже здесь, – не унимался Сосед.

Власов обернулся. Вот они, в традиционном белом троица через поле к нему движется.

– Знаешь, Юль, как бы я себя не вёл...

Герман повернулся к дому, но не было уже ни дома, ни сада, ни Юли с детьми, лишь чистое поле.

– Я вас всегда любил, – закончил он.

Вот и всё. Увидел жену и детей, и хватит. Провались теперь в ад, грешная ты душонка.

– Беги, Гера, беги!

Власов никогда не предполагал, но оказалось, демон может бояться. Дрожь начала проскакивать в его криках.

А Власов бежать не хотел. Своей цели он добился, а дальше – будь, что будет.

– Будь, что будет? Ты сдаться решил? – заревел демон. – Идиот, они же тебя сразу в ад упекут! Пожить хочешь? Тогда беги!

И Герман рванул с места, как сайгак.

Вот только куда деваться? Вокруг лишь бескрайнее поле. Да и можно ли в Раю сбежать от ангелов?

– Куда? – в пустоту спросил Герман, но Сосед услышал.

– Дурак, здесь нет пространства и времени как на Земле. Рай для всех разный, и сейчас всё управляется твоими мыслями. Нам нужно на поезд! Думай о поезде! Нет, не о поезде! Вначале о людях на нём! Поплутаем, собьём след!

А думать Власов о "Небесном" никак не хотел. Слишком уж страшное требовал от него Сосед.

Перед глазами всё ещё стояла Юля и бегали ребятишки.

Всё! Пора о них забыть.

Ноги запутались в траве, и Власов повалился навзничь.

– Идиот! Поднимайся!

Сосед появился рядом и пытался бить его ногами по голове, но ноги пролетали сквозь Власова.

Ангелы приближались всё ближе и ближе. Можно было сдаться. Соседа они наверняка в преисподнюю загонят, а вот что станет с самим Власовым – это вопрос. Могут и следом за демоном отправить, но пожить то ещё хочется. В этом демон был правым.

Герман зажмурился. Интересно, как та женщина? Соседка по сидению. Встретила свою мать или нет?

– Тебе замуж надо, Кристиночка. Детей родить. А то всё работа да работа.

Власов открыл глаза и поднялся.

Переместился!

Оказался Герман в небольшой комнатушке. Трельяж с посудой, картины на стенах, на полу мягкий узорчатый ковёр. За столом попивают чай соседка – Кристиной оказывается её зовут – и живенькая старушка.

– О! Это вы?! – вздёрнула бровки Кристина. – Чай будете?

А Власов вновь закрыл глаза. Кто ещё ехал в поезде? Хмурый мужичок за его спиной сидел. Дайте ка представим...

И вот он в сосновом лесу, на небольшой полянке. В центре полыхает костёр, а вокруг компания, человек пять, под гитару "Последнюю осень" ДДТ запевают, и мужичок среди них, только не хмурится как в поезде, а улыбается.

Следующее перемещение отправило его в ночь, на вершину холма. Немолодая пара, звонко смеясь, рассматривала звёзды в перископ.

Вот оно, счастье, простое и по райски доброе и светлое. Власову стало грустно, ведь только видеть чужое счастье он и мог, а свою... Свою он собственными руками уничтожил.

Ангелов пока видно не было. Сосед тоже не показывался. Захотелось сесть рядом со стариками, задрать голову и любоваться звёздами. Только подумал, как сразу перед глазами вспыхнуло пламя и замелькали обгорелые лица.

Вот так. Сосед не появляется, но и забыть о себе не даёт.

Герман двинулся дальше.

Трое рыбаков – братья, как стало понятно из разговора – на берегу реки. Смеются, радуются, хоть рыба и не ловится.

Женщина на коленях перед тройкой белобрысых мальчуганов. Плачет, просит прощения, а они жалеют, успокаивают.

Молодая парочка кормит лебедей на Набережной. Она светлая и спокойная, а он – с осунувшимся лицом и красными глазами.

Девочка, лет двенадцати, допытывается у родителей, почему они её одну оставили. А те обнимают, целуют и шепчут: "Не бросали, всегда были рядом... Любим и любить будем..."

Дети, старики, молодые пары, друзья, родственники... Власов всё прыгал из Рая в Рай... Сколько людей! Сколько горя! Но и как много радости!

После очередного прыжка появился в вагоне, прямо на своём месте и первое что услышал это голос Кристины:

– А, вот и вы. Вы получили, что хотели?

– Да, получил, – выдавил из себя Герман.

– Я вот тоже с мамой поговорила. Знаете, а я у неё дома вас видела. Словно мимолётное видение.

"Небесный" пришёл в движение, бесшумно ускоряясь, нырнул в ворота.

– Мне мама про женитьбу говорила, а тут вы. Может это судьба?

Как же она изменилась: в глазах искорки, с губ не сходит улыбка. Ожила, одним словом.

Герман не ответил. Привстал, осмотрелся. Вокруг только люди, ангелов не видно. Странно, как-то слишком просто удалось сбежать.

И тут появился Сосед. Хлопнул рукой по брюшку и словно змея ядовитая прошипел:

– Ну что, Гера, пора начинать.

– Судьба? – Власов вновь повернулся к Кристине. – Тогда давайте испытаем её. Как вы смотрите на вечерню прогулку по Советской? Посидим в кафе или в кино сходим.

– Не игнорируй меня, Гера, – взъелся Сосед. – Я ведь могу обидеться.

– А почему "или"? Можно ведь и по порядку: прогулка, кафе, кино, – тут же ответила Кристина. – И давай на ты?

Сосед воткнул руку ей в грудь и жадно улыбнулся.

– Если ты не сделаешь что нужно, то до ада я буду каждую ночь твоими руками потрошить дамочек и начну с неё. Вырву сердце и съем.

– Можно на ты, – ответил Герман и в следующую секунду понизил голос: – Кристина, как ты думаешь, а в этом поезде туалет есть?

Она звонко засмеялась.

– Сходи поищи. Найдёшь и мне покажешь.

Власов встал и, пообещав вскоре вернуться, двинулся в конец вагона. Жаль будет если не вернётся, ведь Кристина и вправду его заинтересовала.

Разговоры в вагоне велись редкие. Люди больше думали о своём. Переосмысливали жизнь прошлую, искали новые пути в будущее, а вот он, Власов, сейчас должен разрушить в пух и прах все их надежды.

Герман дошёл до двери в соседний вагон и остановился. Никакого тамбура между вагонами не было, сразу за дверью стояли ряды сидений, и на них дремали десятки людей.

– Давай, Гера, давай. Просто приставь ладошки друг к другу, и всё закончится. Ну, быстрее!

Сосед устал ждать и злился как никогда раньше. Глаза налились кровью, лицо раскраснелось, а руки нервно теребили майку.

– А ведь ты все эти годы врал мне, – в полный голос сказал Власов.

– Чего? – встрепенулся Сосед, такого он точно не ожидал.

– Ты вселился в меня не пять лет назад, а гораздо раньше. И пожар – это твоих рук дела.

– Нет, Гера, это ты сделал: бухой закурил сигарету, выронил в кровать, а когда полыхнуло, уполз из квартиры, а жену с детьми оставил подыхать!