Текст книги "Я - мемуарю! (СИ)"
Автор книги: Яков Иванов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Давай сначала плохую, а потом хорошую. Поначалу немного опечалимся, а затем возрадуемся. Слава мудрому богу Маниту!
Слава, слава… – эхом поддакнуло все племя.
– Так вот, – говорит Бегущий-за-Солнцем, – из-за моря приехали белые люди, они убили всех бизонов, на полях одно бизонье говно осталось, а так как близиться великий голод, – придется нам вот это самое говно жрать!
– Вах! – взвыло племя, – ну, а теперь давай говори быстрее хорошую новость.
– Не унывайте ребята, – радостно завопил Бегущий-за-Солнцем, – зато этого говна много…»
Да, этого дерьма было много, даже больше, чем много! И вот, что рассказали мне мои приятели, очнувшись через пару часов: Как и было условленно, в 4 часа утра, они уже крутились возле коровника, где и свели стрелку с работодателем. Парням было предложено нагрузить небольшую тележку коровьими какашками, за это им обещалось по пять рублей на рыло. Причем оплата произошла вперед. Сунув в карманы по пятишке и взвалив на плечи вилы, Томашвили с Валеркой бодро зашагали в сторону коров.
Ну, начнем с того, что «небольшая тележка» оказалась шестнадцатитонной вагонеткой. А что делать? Деньги получены, надо отрабатывать. Поначалу, чтобы не испачкаться, ребята аккуратно брали вилами «коровьи блинчики» и относили в тележку. Но, при этом, роль раздражающих факторов непрерывно возрастала: телега наполнялась медленно, вокруг шныряли миллионы мух и коровы непрерывно срали. Спустя полчаса друзья уже не думали о том, как бы не испачкаться, а лишь с остервенением швыряли навоз в утробу ненасытной вагонетки. Их производительность возросла до таких темпов, что казалось дерьмо присутствует везде, – в воде, земле и воздухе. Замкнутое пространство фермы было насыщено молекулами говна в такой степени, что ошалевшие мухи теряли ориентацию и на лету, сталкиваясь лбами, кучами падали вниз…
Через шесть часов все было кончено. И когда два товарища выползли на свежий воздух, у них было всего лишь два жгучих желания: первое – упасть и заснуть; второе – отп…здить начальника коровника. Усталость взяла верх над криминалом.
К слову сказать, все колхозники, от мала до велика, пытались обдурить, прибывающих в виде шефской помощи, студентов. Может это была своеобразная месть за то, что их так бессовестно обманывает государство? У селян существовала какая-то подсознательная ассоциация между нами и страной Советов. Причем студенты представлялись эдакими агрессорами и частенько деревенские ребятишки, бегая за нашим автобусом кричали: «Американцы приехали!»
Но надо отдать должное, и прибывающая публика не оставалась в долгу. Например, учащиеся какого-то техникума из г. Марганец, позакручивали проволокой двери у пары десятков хат, а затем стали носиться под окнами и орать: «Махно вернулся!», «Пожар в сельсовете!», «Прячьте активистов!» и прочее. Хм, примитивные люди, с примитивными развлечениями. Студенты ДМетИ прослыли более изощренными и в отместку за зарплату в размере 68 (шестидесяти восьми) копеек, решили полакомиться колхозной гусятиной. А вот насчет заработка, если у кого-то есть сомнения, то можно поднять платежные ведомости. Что касается меня, я решил было написать заявление о переводе моего месячного заработка в Советский Фонд Мира. Пусть, думаю, за мои кровные денежки Зимбабве покормиться. Отдал бумагу в бухгалтерию… Через пять минут прибежал комсорг с глазами, как две общепитовские тарелки. Заявление пришлось изъять.
Ну, да ладно, давайте о птичках. Рядом с сельским ДК находилась гусиная ферма, где паслись упитанные экземпляры этих животных. На охоту вызвались идти Валера, Томаш и Шура С… Первые двое шли из-за мести (за говно), а у третьего было к этому делу призвание. По дороге к ним присоединился Жека. Во многотысячном стаде были выбраны самые крупные гуси. Принцип естественного отбора, где должны били уничтожаться больные и старые животные, ребят из ПТЭ явно не устраивал. Подманивая птиц, охотники приблизились к добыче на расстояние уверенного броска шестеренкой. Акция похищения прошла удачно. Затащив оглушенных птиц в кусты и зверски обезглавив их, Валерка не нашел ничего лучшего, как выбросить гусиные головы в зловонное озерцо рядом с фермой. Он почему-то решил, что они должны камнем пойти на дно. Но, увы, головы, как поплавки весело кувыркались посреди этой лужи.
Привлеченные шумом пернатых, со стороны птицефермы стали подтягиваться отряды злобно настроенных колхозниц. Обстановка становилась критической – близился «час Х» и над Испанией таки было безоблачное небо. В этой обстановке Валере ничего не оставалось, как быстро раздевшись плюхнуться в эту вонючую жижу. Похватав и спрятав гусиные головы в трусы, он стал с блаженным видом плескаться в луже. Валера понимал, что встреча с рьяными хранителями соц.собствености вряд ли принесет ему новые приятные ощущения. Балаган требовалось катать до конца, иначе был гарантирован, как минимум, суд Линча. В кустах валялись еще теплые гуси, и Валере пришлось плескаться в озерке до тех пор, пока туча не миновала.
А в это время вторая группа товарищей обшаривала колхозные поля, на предмет изыскания сладкого перца. Арифметика и стимул были очень просты и заманчивы: мешок овощей менялся на бутылку «СЭМа». «СЭМ» – это марка самогона, имеющая вкусовой букет говна, табака и карбида. Употребляется обычно мутным и охлажденным, при обильном запивании колодезной водой. Рыгоопасен. Однако, за неимением лучшего, сойдет.
Где– то около 21 часа в избе у бабки Глаши произошел меняльный процесс. Выручив заветные бутылки самогона, все отправились в условленное место лесопосадки, где уже жарились в углях сочные гусиные тушки.
МАЛЕНЬКОЕ ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ ОБ АЛКОГОЛЕ.
На время посевной и уборочной компаний в колхозах наступали времена негласного сухого закона. В поисках спиртного народ изощрялся, как мог, но увы, в продмагах присутствовало одно лишь «Советское шампанское». Этот благородный напиток колхозный люд презирал. Отношение к нему, очень меткой фразой, выразила одна местная красавица. На предложение, сделанное ей грузином Юрой, – выпить шампанского и пойти показать ему местные достопримечательности (ток, стога, хлева и пр.), красотка философски ответила: «Нi, тiлькi не шампаньское! Я от него пердю! Брагу давай!»
Повальное мнение некоторой части жителей Украины о том, что в России все каждый день бухие, а вот у нас нет, – оказалось очередным мифом. Украинский крестьянин, в этом вопросе, ничем не уступал своему российскому коллеге. Выпивать могли и пили, как космонавты, т.е. в любом положении – лежа, сидя и на лету.
Особенно мне запомнился Павло. Дело было так – когда я поутру ополаскивал рот «Зубным эликсиром», возле меня стала кружиться темная подозрительная личность. Оторвавшись от кружки, я опознал Павла – колхозного водовоза. На лице у него была набита печать невыносимого страдания, руки его тянулись к моему флакону, а губы его шептали магическое слово: «коньяк».
«Успокойся, Павлик, – отреагировал я, – это вовсе не «коньяк», а всего лишь жидкость для освежения рта.»
«Ты ничего не понимаешь.» – последовал многозначительный ответ.
«Дай!» – и перед моим лицом замаячила широкая мозолистая длань.
«Ну на, бери – что разве мне жалко 35 копеек.»
Схватив эликсир, Павло судорожными глотками выпил его, затем выудил из недр фуфайки корку хлеба, обчистил зубок чеснока и стал смачно закусывать. Хлеб был такой черствый и грязный, что в мою голову невольно закралась мысль: «А не та ли это, одна из легендарных «трех корочек хлеба», с которыми гуляли в кабачке «Три пескаря» Буратино и его кенты Алиса с Базилио?» Сомнения в идентичности не появлялись. Вглядываясь, в просветлевшее лицо водовоза, я даже немного был счастлив оттого, что хоть как-то помог этому человеку.
Прошло время, и уже стал забываться этот случай, когда перед самым отъездом домой в нашей комнате появился Павло. Он вдохновенно произнес речь «о хороших людях», и о том, что «он не может с нами не попрощаться», что «он нам должен» и т.д. и т. п. Звучало красиво! И если выкинуть из песни связующее и цементирующее слово «блядь», то этой речью можно было встречать приезжающие в СССР делегации из развивающихся стран.
Закончив выступать водовоз, широким жестом, выставил на стол две бутылки стеклоочистителя и скромно добавил: «Прыгощайтэсь, хлопцы!» КОНЕЦ МАЛЕНЬКОГО ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ ОБ АЛКОГОЛЕ.
На фоне, все же корректного отношения к нам со стороны колхозников, отмечались и неприятные инциденты. Теплым летом 1983 года студенты групп ПТЭ добровольно работали в стройотряде на консервном заводе г. Царичанка. Повальная добровольность этого явления жижделась на том, что зам.декана скромненько так объяснил нам: «Тот, кто не запишется в стройотряд – не получит стипендии.» После такой рекламы, 100%-е желание ехать и консервировать фрукты-овощи, становилось неизбежным.
Девушки (в смысле женщины), составляющие 72% студентов нашего потока, нам (т.е. остальным 28%) казались малопривлекательными и не очень нежными. Однако, их появление в Царичанке произвело настоящий фурор среди мужской части населения. Желая поближе познакомиться, местные денди предложили заезжим леди устроить вечером дружеский фуршет. Они гарантировали изобилие шнапса, катание на мотоциклах и экзотическую любовь. На это леди, скромно потупив глазенки, стыдливо ответили: «Yes!» вот на этом джентльменство и закончилось.
Солнце еще не село за околицу села, а нетерпеливые царичанские хлопцы уже топтались возле дверей комнаты своих потенциальных подруг. Эти ребята еще не изведали всей силы женской подлости и коварства. Они были чисты, как стопка белой мелованной бумаги одиннадцатого формата.
Парубки постучались, дверь открылась, и… раздался жуткий грохот, – это попадали челюсти у слабонервных царичанских ловеласов. И было от чего! Ведь на пороге, сотрясая эфир двенадцатифунтовыми ядрами своих едва прикрытых грудей, стояла Она.
К горлу подпирала слюна, хотелось писать и выть, душа металась между ушами и пятками, – я прекрасно понимал внутренне состояние аборигенов. Примерно такое же самочувствие было у меня во время приема в пионеры, когда вожатый сильно затянул галстук…
«Ой, мальчики, вы оставьте водку и подождите нас внизу, пока мы переодеваемся» – невинным голосом пропела эта фея. «Мальчики», нестройной толпой, повалили на первый этаж, где и замерли в сладостном ожидании.
Прошло 10 минут, 20 минут, 30 минут – самые нетерпеливые из гостей уже начинали нервно бить копытом землю, но увы, предметы их вожделенных мечтаний не появлялись! Вдруг, неожиданно, раскрылось окно на втором этаже и послышалось наглое ржание и женский визг. На землю, перед самым носом у парней, рухнули, как две неразорвавшиеся авиабомбы, пустые бутылки. Царичанцы узнали свою тару, – их чувства были втоптаны в грязь! Глаза налились кровью, вождь непрерывно издавал боевой рык, а моча, как молот, лупила в голову. Мне же представилась уникальная возможность лицезреть театрализованное представление «последнего штурма Сиракуз».
Вот уж не знаю, на что надеялись студентки, выжрав поднесенную водку – на чудо или на крепость дверей? (хотя, по-видимому, не исключался вариант, что придется «отдаться» если все преграды рухнут). Однако, двери выдержали, а садовая лестница не достала до окон второго этажа. Стало казаться, что опасность миновала…
«Еще не вечер!» – крикнул кто-то из арьергарда отступающих царичанцев – «Еще не вечер!» А из окон, пьяные девахи тыкали им в след замысловатые, с неприличным эротическим смыслом, кукиши.
На Землю спустилась тьма, тревожно квакали лягушки, и за горизонтом слышался монотонный гул. Появился один огонек, другой, третий, десятый, двадцать пятый, сорок восьмой, семьдесят третий и вот, наконец, девяносто пятый. Рев двигателей все нарастал, и вот тут-то мне стали понятны чувства жителей Кельна во время англо-американских налетов. Сходство было поразительным. Теперь осталось ждать результатов. «Дети полей» приближались, а вместе с ними неотвратимо близился час расплаты.
На четырех десятках мотоциклов прибыли все виды возрастных групп – от 16-ти до 65-ти лет. Молодежь жаждала обещанного секса, а аксакалы требовали уважения и справедливости.
Мы, забаррикадировав вход, лихорадочно набирали телефоны милиции и председателя колхоза. Чтобы не спровоцировать погромы и беспорядки, нам пришлось вступить в переговоры. Но, видимо, у них отсутствовал опыт дипломатических сношений, так как с нами разговаривали сугубо языком ультиматума. Требования были просты – 12 бутылок водки! За это аборигены обещали не трогать гордых красавиц, засевших на втором этаже, и мирно удалиться кочевать восвояси. Двенадцать бутылок! – это был весь наш «золотой запас», припасенный на празднование Дня металлурга. Надо было упорно торговаться. Кстати, я был не против, чтобы местные парни устроили разборку с наглыми девками. Однако, вследствие этого конфликта могли пострадать и мы, не многочисленные особи мужского пола. А получать лишний раз пиздюлей никому не хотелось.
«– Можем дать всего лишь шесть бутылок.» – предложил Серега К ., за что и получил удар в скулу (здесь торговаться явно не любили). Но надо отдать должное выдержке и моральной стойкости нашего комсорга, – хотя у него и торчал за поясом молоток, он не пустил его в дело. Торг продолжался, но уже без К . Он не пожелал разделить горькую участь капитана Кука и, матерясь, гордо удалился в свою комнату. Обстановка уже накалилась до предела, когда на пороге, наконец-то, появились два представителя власти. От ментов прибыл какой-то хилый сержантик, а от администрации был делегирован полупьяный завхоз. Прислав этих людей, местный губернатор хотел, наверно, устроить из нашего жилища Брестскую крепость.
Как водиться, граждане и власть быстро нашли точки соприкосновения. Милиционеру напомнили о том, что позавчера он совместно с друзьями обносил колхозный яблоневый сад. А это криминал. Кладовщику же просто надавали поджопников. Мыкола-мент, испугавшись за свои сержантские лычки, быстренько смылся (на чужом мотоцикле). Завхоза Петю успокоили тем, что пообещали ему 1/12 часть предполагаемой добычи.
* * *
Наступивший на следующее утро День металлурга мы праздновали без водки, давясь дешевым вином «Струмок» и отчаянно матеря женский контингент нашего стройотряда.
* * *
Было бы ложью утверждать, что жизнь в колхозах состояла из одних лишь пьянок и трудодней. Присутствовали в ней и искусство, и рыбалка, и спорт. В частности, наш поток ПТЭ-82 составил, в свое время, костяк футбольной команды колхоза «Жовтень». Я тогда не играл (хотя очень хотелось), а был главарем группы поддержки. И если бы нас тогда свезли в Англию, то не думаю, чтобы мы ударили лицом в грязь перед британскими болельщиками. Играть тогда в футбол было и престижно и выгодно, хотя и несколько опасно. Помниться мне после встречи с «ХХI съездом КПСС» у нас произошла небольшая потасовка. Студенты победили и «Съезд…» поспешно ретировался, залив перехлестнувшими через край эмоциями все поле. Ну, да ладно. Председатель «Жовтня» (оригинальный мужик) за каждую выигранную встречу платил щедро, но банально – натурой. Вся церемония проходила примерно так: После первого тайма, за воротами соперника урча и пыхтя появлялись два мотоцикла с колясками. В первой коляске лежали ящики с «Золотой осенью» (крепленое винцо), а во второй мешки с банками «Икры кабачковой» и буханки хлеба. В случае выигрыша или ничьей в лесопосадке устраивались пьянючие оргии; в случае же поражения пилоты мотоциклетов делали крутой вираж вокруг стадиона и, презрительно обдав нас выхлопными газами, исчезали. Но неудачи случались редко, и поэтому наша спортивная карьера изобиловала банкетами.
* * *
ГИППОКРАТИЧЕСКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ПРОЦЕССА ЛЕЧЕНИЯ.
Уж чего– чего, а бинтов с йодом -для раненых, и серы с ремнями – для сомневающихся, в наших лечебницах хватало. В стране издревле выпестовывалось уважение к бумажке, как к атрибуту Полноценности. Ну, а если на бумаге к тому же стояла большая круглая печать (что автоматически выдвигало ее на уровень монголо-татарской пайцзы) – можно было смело шагать по жизни размахивая этим папирусом…
«– Вот, блин! – скажет иной читатель, – что за писатель нынче пошел? Обещал про Гиппократа, а сам втирает какую-то херню про бумажки с печатями! Никакой связи.»
«– Э-э-э! Есть связь дорогой, есть!»
Ведь, как общеизвестно, Советский Студент (некий собирательный образ) большой любитель халтуры и прогулов. Этот грех неотъемлем, как секс и чрезмерные возлияния. Тем, которые ныне учатся за деньги, этого никогда не понять. Ущербные, мне искренне жаль вас…
Добрая половина студенчества отсутствовала на доброй половине лекции, а т.к. доцент Соколиным Глазом следил за посещаемостью, то вполне естественно, возникала необходимость изворачиваться. Вот тут-то и приходила на помощь наша всесильная медицина (кстати, самая бесплатная в мире). Только она оставалась той организацией документам которой безоговорочно верили, и даже испытывали благоговение перед голубеньким листком с печатями.
Больничный лист – вот та самая массово сдаваемая макулатура.
Медицина помогала в любых начинаниях. Вот был со мной случай:
Царичанская консервная фабрика. Студенческий отряд «Неукротимая энергия». Комната на 12 койко-мест. 10 часов утра. В 8 часов надо было бы быть на работе. Вроде очнулись. Я и Алик накануне вечером пили самогон и закусывали натертыми чесноком корочками хлеба. Излишне говорить, что за ночь сдохли даже мухи. Ребята, идя на смену, по-видимому, пытались разбудить нас. Это я понял по лежащим на наших кроватях разномастным предметам (от сапог до утюгов). Кидались, сволочи! Верный ход! Ведь попытка подойти к нам без противогаза – это прямое нарушение планов Гражданской Обороны. Но желания заняться консервированием у меня в это утро не возникало. Кое-как умылись и пошли. Алик на фабрику, я в медпункт. Жуткую усталость навеивала на меня работа. Захожу в приемную. В нос ударяет пряный запах носков, резины и йодоформа. Ага, значит уже лечат. Очередь – человека три, местные алкаши. Как герой Ледового побоища захожу вне очереди. В кабинете густо воняло шлангами. Видно предыдущий пациент очень старался произвести впечатление на молодого врача.
Фонетическая справка : Прикидываться «шлангом», «шланговать» – стараться ничего не делать, лениться (перевод с совка). По-видимому, производное от заграничного слова «шезлонг», но адаптированное к реалиям советской действительности.
«– Что вас беспокоит?» – проявил терапевт участие к моему столь раннему визиту.
«– Вот!» – и я продемонстрировал ему свой большой палец левой руки, который намедни случайно порезал, открывая бутылку.
«– О, знатная травма! Чего же ты хочешь? (как-то мы быстро, даже без «брудершафта» перешли на «ты»)
«– Эх, лучше спроси, чего я не хочу. А не хочу я работать на консервной фабрике.»
«– Ну, тогда беги в магазин.»
«– Понял…»
Через полчаса мы раскатали бутылку, выяснили, что врач в прошлом году закончил ДМИ, а затем принялись сочинять отписку. Итоговый документ гласил:
СПРАВКА.
Дана Иванову Я.А. 1964 г.р. в том, что он по пути с работы получил травму большого пальца левой руки. Заключение комиссии – в течение месяца запрещено поднимать тяжести весом более 2 кг.
Дата. Подпись. Печать.
Спотыкаясь, я понесся в сторону проходной. Войдя в кабинет директора я, морщась и стеная от нетерпимой боли, перевязанной рукой положил на его стол справку. Возликовалось… но рано. Хитрющий руководитель все-таки нашел мне работу – послал на склад, клеить этикетки на трехлитровые банки с соком.
Уж, как только я ему потом эти «лейблы» не лепил – и параллельно крышке, и перпендикулярно, и асимметрично, и… в общем, вы поняли. А потом, на досуге, приловчился делать фирменный сельский дринк «BRAGA». Берешь бутыль яблочного сока, проковыриваешь в жестяной крышечке дыру, вставляешь в нее один конец шлангочки, а второй опускаешь в емкость с водой и выносишь конструкцию в укромное солнечное место. Через четыре-пять дней напиток готов. Взболтал, выпил и вперед! В глазах такая ясность образовывалась, что микробов было видно.
Мне такое времяпровождение зело нравилось, и даже по окончании стройотрядовской шараги было жаль уходить из прохладного булькающего склада. Душевно сросся я с ним.
Вот так клочок бумажки, осененный медиком, может круто изменить жизнь человека.
* * *
Мне немного жаль моего младшего брата Константина. Он попал в институт, уже на излете мудреной аферы Михаила Сергеевича под названием «перестройка». Я же учился в полнокровные и плодоносящие годы лютого застоя. В то время, несмотря на руководящую руку КПСС и леденящий взгляд КГБ, жизнь была прекрасной. Эх, милое болото моей молодости. Корабль империи казался непотопляемым и в буфетах было все и по доступной цене. Мы не имели понятия о национализме, который теперь возводят в патриотизм.
Как вы помните, стипендию я почти не получал, но на те 80 руб., которые мне высылали родители, я жировал, как татарский хан после удачного набега на Русь. Мне ничего не стоило пойти в «Пельменную» и на 1 рубль нажраться до одури в глазах. Но, увы, те времена минули безвозвратно. Остались лишь пожелтевшие фото в альбоме, синий диплом, да воспоминания, от которых так радостно на душе и тоскливо в сердце.
