Текст книги "Братья Гримм. Собрание сочинений в двух томах."

Автор книги: Якоб и Вильгельм Гримм братья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 56 страниц)

114. О находчивом портняжке

Жила-была на белом свете княжна горделивая. И объявила она во всеобщее сведение, что кто бы к ней ни пришел, ему надо только отгадать ее загадку, и он будет ее мужем.

Вот и выискались трое портных и решились на тот зов пойти. Двое старших, поискуснее, были о себе высокого мнения, и им уж казалось, что они в этом деле не дадут промаха; третий же был в своем ремесле далеко не мастер, однако же верил в свое счастье и удачу…

Двое старших его отговаривали: «Оставался бы ты дома, где уж тебе с твоим умишком за такое дело браться?» Однако портняжка не дал сбить себя с толку, знал, что голова у него недаром на плечах держится и что он уж как-нибудь из дела сумеет выпутаться…

Вот и заявились они все трое к княжне и попросили задать им по загадке: они дали при этом понять, что народ они не простой, а с разумением, что под них и комар носа не подточит.

Вот и сказала им княжна: «У меня на голове волосы двухцветные – каких двух цветов?» – «Ну, коли только в этом вопрос, – сказал старший портной, – так волосы у тебя вперемежку черные и белые, вот как то сукно, что мы называем темное с искрой». – «Неверно разгадал, – сказала княжна, – за вторым очередь».

Второй портной отвечал: «Коли волосы у тебя не черные и белые, так уж верно русые и рыжие – вот у моего отца такой кафтан еще есть». – «Неверно разгадал, – сказала княжна, – отвечай ты, третий. По лицу твоему вижу, что ты отгадаешь». Младший портняжка смело выступил вперед и сказал: «У княжны волосы на голове золотые и серебряные – вот почему она и называет их двухцветными». Как услышала это княжна, так и побледнела и чуть в обморок не упала от испуга, потому что портняжка угадал.

Немного оправившись от испуга, она сказала: «Хоть ты и отгадал мою загадку, но я не пойду за тебя замуж, пока ты вот чего еще не сделаешь: внизу в хлеву есть у меня медведь – с ним ты должен провести целую ночь; коли я завтра тебя в живых застану, тогда выйду за тебя замуж». Этим думала она от портняжки отделаться, потому что медведь еще никого не выпускал из своих лап живым. Но портняжка не дал себя запугать и весело отвечал ей: «Кто решился, тот полдела сделал!»

Как наступил вечер, портняжку свели вниз, в стойло к медведю. Медведь хотел было тотчас на него накинуться и схватить его в свои лапы… «Постой, постой, приятель, – сказал портняжка, – я тебя сейчас сумею унять!» И преспокойно, как будто ничем не смущаясь, вытащил из кармана грецкие орехи, стал их разгрызать и лакомиться.

Увидел это медведь и тоже захотел орехов пощелкать. Портняжка опустил руку в карман и подал ему полнешеньку горсть, но только не орехов, а голышей. Медведь сунул один из них в рот, да ничего не мог поделать, как ни старался его разгрызть. «Что я за дурак такой, – подумал медведь,  – ни одного ореха разгрызть не могу». И сказал он портняжке: «А ну-ка, разгрызи их». – «Вот видишь, каков ты есть, – подтрунил над ним портняжка, – пасть-то у тебя во какая, а маленький орешек разгрызть тебе не под силу!»

Он взял у него камешки, сунул вместо камешка настоящий орех в рот – и сразу разгрыз его. «Дай-ка я еще раз попробую! – сказал медведь.  – Как со стороны погляжу, так кажется, что оно и вовсе не мудрено». И опять наш хитрец подсунул ему камешки, и опять медведь напрасно над ними бился и разгрызть их не мог.

После этого вытащил портняжка из-под полы своего платья скрипочку и давай на ней наигрывать! А медведь, чуть только услышал музыку, так уж не мог удержаться, и давай плясать, и когда поплясал немножко, так был этим очарован, что обратился к портняжке и спросил: «Скажи, пожалуйста, мудрено ли это дело – на скрипочке играть?» – «Сущие пустяки, – отвечал тот, – видишь ли, левой рукой я струны перебираю, а правой пилю по ним смычком, и пошла плясать, подскакивать!» – «Так-то вот и мне хотелось бы играть на скрипке, – сказал медведь, – чтобы я мог плясать, как только придет охота! Ты как думаешь?.. Возьмешься ли меня учить?»  – «С удовольствием, если только ты выкажешь к тому способность. А покажи-ка мне свои лапы! Ух, какие огромные! Дай-ка я тебе ногти-то поукорочу».

И вот принесены были тиски, медведь сдуру вложил в них свои лапы, а портняга завинтил винт покрепче и сказал: «Ну, погоди – ужо приду к тебе с ножницами». И предоставив медведю рычать сколько душе угодно, сам лег в углу на связку соломы и заснул.

Княжна, заслышав с вечера рев медведя, предположила, что это он ревет от радости и что он уже расправился с портным по-свойски.

Поутру встала она весьма довольная и ничем не озабоченная, а как заглянула в хлев, так и увидела, что портняжка стоит себе перед дверьми хлева здоров-здоровехонек и весел-веселешенек.

Тут уж не посмела она и слова перечить, потому что должна была выполнить обещание, данное при всех.

И вот король приказал подать карету, в которой она должна была отправиться вместе с портным в кирху для венчания.

Когда они уже уселись в карету, двое других портных, лукавых сердцем и завистливых к счастью товарища, пошли в хлев к медведю и высвободили его из тисков.

Разъяренный медведь тотчас помчался что есть мочи вслед за королевской каретой.

Княжна заслышала издали его фырканье и рычанье; она перепугалась и воскликнула: «Ах, медведь гонится за нами и хочет тебя унести!» Но проворный портняжка тотчас встал на голову, выставил ноги в окошко кареты и крикнул: «Видишь ли тиски? Коли ты не уйдешь обратно, то опять в них попадешь!»

Как только медведь это заслышал – сейчас повернул назад, и давай Бог ноги!

А портняжка преспокойно поехал в кирху, обвенчался с княжною и жил с ней в довольстве и добре припеваючи.

Ну, вот, хочешь верить – так верь, а не хочешь – деньги плати.

115. От солнца ясного ничто не скроется!

Портной-подмастерье бродил некогда по белу свету, кормясь ремеслом своим, и вот случилось, что он, не находя никакой работы, дошел до такой бедности, что не было у него даже одного геллера на хлеб.

Как раз в это время повстречался ему на дороге еврей, и голодному подмастерью пришло в голову, что у него должно быть много денег…

Забыв о Боге, портной подступил к нему и сказал: «Отдай мне твои деньги, не то убью!» Еврей взмолился: «Пощади меня, денег у меня никаких нет – всего какие-нибудь восемь геллеров!» Но портной сказал сурово: «А все же есть у тебя деньги, и ты их должен мне отдать!» – затем схватил его, стал бить и избил до полусмерти. И еврей, умирая, мог произнести только одно: «От солнца ясного ничто не скроется», – да с тем и умер.

Подмастерье стал шарить у него по карманам, но нашел всего только восемь геллеров, как и говорил еврей. Затем он подхватил убитого, бросил в кусты и пошел далее на поиски работы.

После долгих странствий попал он наконец в большой город, поступил там на работу к мастеру, у которого дочь была красавица; он в нее влюбился, женился на ней и зажил с ней в счастье и довольстве.

Много прошло времени; двое детей успело у супругов родиться, и тесть с тещею уже померли, а супругам пришлось вести дом самим.

Однажды утром, когда портной сидел на своем столе у окна, жена принесла ему кофе; он вылил кофе из чашки в блюдечко, собираясь его пить, а отражение солнца упало на стену и забегало по ней зайчиками.

Взглянув на стену, портной проговорил: «Хотелось бы ему и то дело осветить, да не может никак!» Жена и спросила его: «Э-э, муженек, да что же это такое? Что ты этим сказать хочешь?» – «Этого я тебе высказать не смею», – отвечал он. Но она ответила ему: «Если ты меня любишь, то должен мне сказать», – и стала клясться, что никому не откроет его тайны, и не давала ему покоя.

Вот он и рассказал ей, как много лет тому назад, когда бродил по белу свету оборванный и тощий, он убил еврея, и этот еврей в последнюю минуту перед смертью проговорил: «От солнца ясного ничто не скроется!»

«Ну и вот, как там солнце ни старалось, как ни мелькало зайчиками на стене, а все же ничего не выяснило!» И, рассказав ей все это, он еще раз просил ее никому не говорить, потому что ему пришлось бы за это жизнью поплатиться, и она обещала молчать.

Но чуть только портной опять принялся за работу, пошла она к своей куме и все ей рассказала, при условии, что та никому об этом не скажет. И не прошло трех дней, как уже знал об этом деле весь город, и портной, призванный в суд, был осужден и казнен.

Так и не скрылось это темное дело от ясного солнышка!

116. Синяя свеча

Жил на белом свете солдат, и был он своему королю верным служакой много и много лет сряду. Когда же война окончилась, и солдат из-за многих полученных им ран не мог более оставаться на службе, король сказал ему: «Ступай домой – ты мне больше не нужен; и денег ты тоже более не получишь, потому что жалованье получает тот, кто может службу нести».

Вот и не знал солдат, как ему жить да быть: ушел он со службы озабоченный и шел целый день, пока не пришел вечером в лес.

С наступлением темноты увидел он огонек, приблизился к нему и пришел к дому, в котором жила ведьма. «Приюти ты меня на ночлег и дай что-нибудь поесть да попить, – сказал он, – не то придется мне подохнуть с голода!» – «Ого! – отвечала ведьма. – Где это видано, чтобы хоть что-нибудь давали беглому солдату? Ну, да уж так и быть: я над тобою сжалюсь и приму тебя, если ты исполнишь мое желание». – «А чего ты желаешь?»  – спросил солдат. «Чтобы ты мне завтра вскопал мой сад».

Солдат согласился и весь следующий день работал что есть мочи, но до вечера не мог своей работы закончить. «Вижу, – сказала ведьма, – что ты сегодня не можешь более работать; продержу тебя еще одну ночь, а ты за это завтра наколи мне дров».

Солдат провозился за этим делом целый день, а вечером ведьма предложила ему остаться у нее еще одну ночь. «Завтра ты выполнишь для меня самую ничтожную работу, – сказала ведьма. – Позади моего дома есть старый колодец, в него упала моя свечка, горит там голубым огоньком и не потухает. Вот ее-то мне и достань оттуда».

На другой день старуха привела его к колодцу и спустила туда в корзине. Солдат нашел в колодце свечку с голубым огнем и подал ведьме знак, чтобы она его опять вытянула наверх. Она и потянула его, но, когда уж он приближался к краю колодца, ведьма протянула руку и хотела отнять у него свечку. Солдат заметил, что у нее недоброе на уме, и сказал: «Нет, свечи я тебе не отдам прежде, чем почувствую землю под ногами». Тогда ведьма пришла в ярость, спустила его обратно в колодец и ушла прочь.

Бедняга-солдат упал на сыроватое дно колодца, но не ударился, и свеча в его руке продолжала гореть… Да что в том толку? Он отлично понимал, что придется ему умереть в колодце.

Посидел он немного пригорюнившись, затем, случайно сунул руку в карман, нашел в нем свою трубочку, до половины набитую табаком. «Ну вот, курну еще разок напоследок!» – подумал он, вытащил трубку из кармана, зажег ее синею свечой и стал курить.

Когда табачный дым расползся по низу колодца, перед солдатом вдруг появился маленький черненький человечек и спросил его: «Господин, что прикажешь мне?» – «Что я тебе стану приказывать?» – возразил ему солдат в изумлении. «Я все должен выполнить, что ты прикажешь», – отвечал человечек. «Ну, так прежде всего выведи меня из колодца».

Человечек взял его за руку и повел подземным ходом, не забыв и синюю свечку прихватить с собою. При этом он показал ему сокровища, собранные и снесенные туда ведьмой, и солдат набрал себе в запас столько золота, сколько мог снести.

Выбравшись на белый свет, солдат сказал человечку: «Теперь ступай, свяжи старую ведьму и сведи ее в суд». Немного спустя ведьма со страшным криком промчалась мимо солдата на дикой кошке, и солдат не успел оглянуться, как человечек вернулся к нему и сказал: «Все исполнено, и ведьма уже качается на виселице! А теперь что прикажешь мне, господин?» – «Сейчас ничего не прикажу, – сказал солдат, – может идти домой; но чуть только кликну тебя, чтобы ты тотчас же был у меня под рукой!» – «И кликать тебе не нужно, – сказал человечек, – стоит только закурить трубочку синею свечою, я тотчас и явлюсь перед тобою».

Сказал и исчез.

Солдат вернулся в тот город, в котором он служил. Пришел в лучшую гостиницу, заказал себе отличное платье и велел хозяину гостиницы убрать себе комнату как можно роскошнее.

Когда комната была готова, солдат призвал к себе черного человечка и сказал: «Я королю служил верой и правдой, а он выгнал меня со службы и заставил голодать – за это хочу отомстить ему». – «Что прикажешь мне делать?» – спросил человечек. «Поздно вечером, когда королевна уже будет в постели, принеси ее сюда сонную, пусть она мне служит как служанка». Человечек сказал: «Для меня это не трудно, а для тебя будет опасно – если об этом прознают, тебе, пожалуй, плохо придется».

Едва пробило полночь, дверь распахнулась, и человечек внес королевну в комнату солдата. «Ага! Ты здесь! – крикнул солдат. – Изволь-ка сейчас же приниматься за работу! Ступай, принеси сюда половую щетку и вымети комнату!»

Когда королевна вымела комнату, он подозвал ее к своему стулу, протянул ей ноги и сказал: «Сними с меня сапоги!» – швырнул ей свою обувь, а она вынуждена была сапоги поднять, вычистить и глянец на них навести.

Она исполняла все, что он приказывал, без прекословия, молча, с полузакрытыми глазами. Как прокричали первые петухи, человечек опять отнес ее в королевский замок и уложил в постель.

На следующее утро, поднявшись с постели, королевна пошла к отцу своему и рассказала ему, что ей привиделся ночью диковинный сон: «Мне снилось, что кто-то с быстротою молнии перенес меня по – всем улицам в комнату к солдату, у которого я должна была заменять служанку и исполнять всякую черную работу – пол мести и сапоги чистить… Хоть это и был только сон, а я все же так утомилась, как будто все это со мною наяву было». – «Это могло происходить с тобою и наяву, – сказал король, – и я тебе дам такой совет: набей полон карман гороху, а в кармане сделай маленькую дырочку; если тебя опять унесут, то горох из твоего кармана просыплется и укажет твой след».

В то время как король все это говорил, человечек присутствовал здесь невидимкою и все слышал.

Ночью, когда он опять понес спящую королевну через улицы, несколько горошинок действительно просыпалось из ее кармана, но следа никакого не указали, потому что маленький хитрец заранее разбросал много гороха по улицам. И пришлось королевне опять до первых петухов быть служанкой у солдата.

Король на другой день выслал своих людей, чтобы поискать следов, но это оказалось совершенно напрасно, потому что на всех улицах дети бедняков собирали горох и говорили: «Нынче ночью горох дождем с неба сыпался…»

Король и сказал: «Надо нам что-нибудь иное придумать; сегодня ты ложись в постель в башмаках и, прежде чем тебя принесут обратно домой, спрячь там, где ты будешь, один из своих башмаков, а я уж сумею отыскать его!»

Но черный человечек слышал и этот сговор и посоветовал солдату в тот вечер не требовать, чтобы он еще раз принес к нему королевну… «Против этой уловки, – сказал он, – ничего нельзя поделать; а если башмак будет у тебя найден, то тебе плохо придется!» – «Делай, что я тебе приказываю!» – возразил солдат, и королевне пришлось и на третью ночь быть служанкой у солдата, но, прежде чем она была унесена домой, ей удалось один из своих башмаков припрятать под кровать.

На другое утро король приказал во всем городе разыскивать башмак своей дочери: башмак найден был у солдата, и сам солдат (который по просьбам черного человечка успел уже за ворота города выбраться) был вскоре схвачен и брошен в темницу. Во время своего бегства он позабыл захватить с собою лучшее, что он имел, – синюю свечу и золото, и у него в кармане оказался всего-навсего один дукат.

В то время, как он, отягощенный цепями, стоял у окна своей тюрьмы, мимо нее проходил один из его бывших товарищей. Он постучал ему в окно, а когда тот зашел в тюрьму, солдат сказал ему: «Будь так добр, принеси мне тот маленький узелок, который я забыл в гостинице, я тебе за это дам дукат». Товарищ сбегал в гостиницу и принес ему узелок. Солдат, оставшись один в тюрьме, тотчас закурил свою трубочку и призвал черного человечка. «Будь покоен, – сказал тот своему повелителю, – и ступай туда, куда они тебя поведут; не тревожься, что бы ни случилось с тобою, не забудь только захватить с собою синюю свечку!»

На другой день солдата судили, и хотя он ничего дурного не сделал, судьи все же приговорили его к смертной казни.

Когда его уже вывели на казнь, он стал просить короля оказать ему последнюю милость. «Какую же?» – спросил король. «Дозволь мне перед казнью выкурить еще одну трубочку». – «Пожалуй, хоть три выкури, – сказал король, – но только не думай, что я тебя помилую».

Тогда солдат вытащил свою трубку, зажег ее от синей свечи, и чуть только пустил два колечка дыма, черный человечек явился перед ним с небольшою дубинкою в руках и сказал: «Что прикажет мне господин мой?»  – «Пришиби всех этих судей и их угодников, да и королю не давай спуска за то, что он так дурно поступил со мною».

И тотчас человечек с быстротою молнии начал носиться взад и вперед, туда и сюда, и кого только он касался своею дубинкою, тот уж валился на землю и ворохнуться не смел.

Король перепугался, стал просить солдата о пощаде. И ради того только, чтобы тот пощадил его жизнь, отдал ему и королевство свое, и дочку выдал за него замуж в придачу.

118. Три фельдшера

Странствовали по белу свету три фельдшера, уверенные в том, что они отлично изучили свое дело, и случилось им зайти в гостиницу на ночлег.

Хозяин гостиницы спросил их, откуда они пришли и куда направляются. «Вышли по белу свету побродить – свое уменье попытать». – «А ну-ка, покажите мне, велико ли ваше уменье», – попросил хозяин.

И сказал ему первый фельдшер, что он может руку отрезать, а назавтра опять ее залечить; второй сказал, что он может сердце вырвать, а назавтра опять его вложить и вылечить рану; третий – что глаза может вырезать, а завтра рано утром опять их исцелить. «Ну, коли вы все это можете сделать, – сказал хозяин, – так вы, точно, недаром учились».

У них и действительно была такая мазь, которою стоило только потереть, и всякая рана заживала, а баночку с этой мазью они постоянно при себе имели.

И вот, в доказательство своего искусства трое фельдшеров поступили так: один отрезал себе руку, другой вынул у себя сердце, а третий вырезал очи – и все это, сложив на тарелку, отдали хозяину гостиницы на хранение до завтра; а хозяин передал все это служанке, велел поставить в шкаф и бережно в нем хранить под замком.

Но ветреная служанка, доставая себе что-то из шкала на ужин, позабыла запереть дверцу шкафа на ключ – и вот, откуда ни возьмись, прокралась к шкафу кошка, вытащила из него сердце, очи и руку троих фельдшеров и убежала.

Когда служанка поужинала и пошла убирать посуду в шкаф, она тотчас заметила, что там не хватало тарелки, которую хозяин отдал ей на хранение.

Девушка перепугалась и сказала своему брату-солдату: «Ах я, несчастная! Что со мною завтра будет: ни сердца, ни очей, ни руки здесь нет, и не знаю, куда они девались?» – «Есть о чем горевать! – ответил солдат. – Я тебя как раз из беды выручу! На виселице повешен вор – я и отрублю у него руку… Да которая рука-то была?» – «Правая».

Дала девушка солдату острый нож, и он пошел, отрезал у несчастного висельника правую руку и принес ее с собою. Затем поймал кошку, вырезал у ней глаза… Недоставало только сердца. «Да вы, кажется, нынче свинью кололи? – спросил солдат. – И свинина-то, должно быть, в погребе лежит?» – «Да», – ответила служанка. «Ну, вот и отлично!» – сказал солдат, спустился в погреб и принес свиное сердце. Девушка все это сложила на тарелку, поставила в шкаф и преспокойно улеглась спать.

Поутру, когда фельдшеры поднялись, они приказали служанке принести из шкафа тарелку, на которой положены были рука, сердце и очи. Служанка принесла тарелку, и первый из фельдшеров тотчас приладил себе руку вора, помазал ее мазью, и рука приросла. Другой взял с тарелки кошачьи глаза и вставил их себе. Третий закрепил у себя в груди свиное сердце.

А хозяин, присутствуя при этом, дивился их искусству, утверждал, что ничего подобного не видал, и сказал, что каждому будет он их рекомендовать и расхваливать. Затем они заплатили по своим счетам и пошли далее.

Но на пути тот, которому досталось свиное сердце, не пошел рядом с товарищами, а подбегал к каждому уголку, всюду обнюхивая и похрюкивая как-то по-своему. Друзья хотели было его удержать за полы платья, но ничего не могли сделать – он у них вырывался и бежал туда, где навозу было побольше.

Другой тоже держал себя довольно странно – все потирал себе глаза и говорил товарищу: «Дружище, что же это такое? Ведь это не мои глаза – я ничего ими не вижу… Поведи меня за руку, чтобы мне не упасть».

И так они с трудом добрались под вечер до другой гостиницы. Втроем вошли они в комнату хозяина, где сидел какой-то богатый господин и считал деньги.

Тот, который приставил себе воровскую руку, обошел кругом этого господина и раза два почувствовал какое-то подергиванье в руке. А затем, когда господин отвернулся в сторону, он вдруг сунул руку в кучу денег и вытащил оттуда полную пригоршню. Кто-то увидел это со стороны и сказал: «Приятель, что ты делаешь? Ведь воровать-то тебе стыдно!» – «Э-э, да что же я могу поделать? – отвечал фельдшер. – Руку у меня так и подергивает, и волейневолей я вынужден хватать…»

Затем пошли они спать, и темнота кругом их была такая, что хоть глаз выколи. Вдруг тот фельдшер, у которого были кошачьи глаза, проснулся и товарищей своих разбудил. «Братцы, – сказал он им, – смотрите-ка, видите, как кругом нас бегают белые мышки?» Товарищи поднялись с постели, однако же ничего в темноте различить не могли. Тогда он сказал: «С нами творится что-то неладное. Получили мы от хозяина не то, что ему дали… Надо нам вернуться: он нас надул!»

И на следующее утро они отправились обратно и сказали хозяину, что они не получили от него то, что дали ему на хранение: одному досталась рука вора, другому – кошачьи глаза, третьему – свиное сердце.

Хозяин сказал, что во всем виновата служанка и собирался ее позвать; но как только та троих фельдшеров издали завидела, тотчас убежала через задние ворота и не вернулась к хозяину.

Тогда трое фельдшеров сказали хозяину, что он должен за их ущерб вознаградить их деньгами, а не то они к нему в дом красного петуха подпустят. Тогда тот отдал им все, что имел и что, мог собрать, и трое фельдшеров ушли от него с деньгами.

И хотя этого им было на всю жизнь предостаточно, однако же они бы охотно променяли бы все эти деньги на то, что было ими утрачено.