Текст книги "Новые звёзды Парамона"
Автор книги: Я. Майский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Девушки, астронавт ужасно голоден! – громко произнесла она, подняв глаза к потолку, – И сильно устал.
Когда я оделся и вышел из–за ширмы на середину комнаты, меня встречала то ли Надин то ли Лиз (я еще не запомнил кто из них кто) с серебряным блюдом. Девушка картинно выставила одну ножку вперед носком внутрь, а на ее идеально правильном лице сияла улыбка. На блюде лежала кисть винограда и тюбики–стручки. Чувствовалось, что девушки разыгрывают маленький спектакль и нужно было как–то подыграть им. Я развел руки в стороны со сжатыми кулаками и поднятыми большими пальцами и крикнул «Супер!». Ответом мне было немое изумление на лицах. Красотка с блюдом даже немного отступила назад. Тогда я аккуратными и плавными движениями стал складывать стручки себе в карман и нежно двумя пальцами подхватил виноград.
– Нам пора. – заявила Марин. Она попрощалась с доктором, поблагодарила Надин и Лиз и под локоть повела меня к выходу.
Наружная дверь оказалась совсем рядом. Марин первой выскочила на улицу и встретила меня там с криком «Супер!», копируя мой жест. Я ел виноград и старался сохранить невозмутимое выражение на лице. И это явно позабавило мою спутницу. Похоже, она была любительницей эпатажа и я своей выходкой в медкабинете завоевал её симпатию.
– Ты устал, поэтому мы не пойдём пешком.
По команде Мирин из проема в стене выплыла платформа с поручнем. Это транспортное средство имело размер доски для сноуборда. Она положила на поручень мою левую руку и расположила меня на платформе боком.
– Он должен думать, что мы – один человек.
С этими словами Марин прижалась ко мне, обхватив меня за бёдра левой рукой, а правой взялась за рукоятку поручня. В ней, надо полагать, были органы управления. Мы плавно тронулись и полетели над металлической дорожкой, вмурованной в каменные плиты.
Лицо Марин было на уровне моей груди. С этого ракурса оно выглядело совсем детским. У девушки очень большие глаза и маленькие губки бантиком. Днём мне казалось, что это зрительный эффект из–за защитных очков и шляпы. Но сейчас её лицо было перед моими глазами без всякого реквизита. Глаза чайного цвета действительно большие–большие, и в них пляшут чёртики. И губки маленькие–маленькие и грань между доброжелательной улыбкой и пренебрежительной гримаской на них едва уловима.
Платформа несёт нас к югу вдоль полуострова. Слева от нас за плантациями видна дорога, которую мы прошли днем. Там же на западе над морем светится закатное зарево. В парке вполне светло от искусственных деревьев. Их листья заливают дорогу мягким светом.
Справа от нас тянется ряд домиков. Собственно комнаты помещаются внутри скалы и видны только застекленные веранды, служившие крыльцом. Между домиками и дорогой – газоны, зеленые изгороди и клумбы. Компании девушек собирались на верандах и в беседках.
– Здесь живут только женщины? – спросил я у Марин.
– Да, мужчины приходят, чтобы сделать какую–то работу.
Наш путь занял не более минуты. Домик Марин оказался в самом конце улицы. Мы как ехали в обнимку, так и вошли в широко разъехавшиеся двери.
В доме включилось мягкое ночное освещение. Середину комнаты занимает большая полукруглая кровать. У ее изголовья – массивный стол, то ли бар, то ли бюро, то ли и то и другое сразу. Две двери в дальних углах комнаты ведут в помещения, спрятанные в глубине скалы. Слева от входной двери устроена гостевая зона с большим диваном и маленьким столиком. А справа – неожиданно – душевая кабинка.
– Я должна смыть защиту, – объяснила Марин. Она одним движением сняла с себя медицинский халатик, повесила его у двери и нырнула в душевую кабинку.
Я сел на диван и мог любоваться силуэтом девушки, которая мылась за полупрозрачным стеклом. Но надо сказать, что за этот день я имел возможность рассмотреть Марин во всех деталях. Перед глазами всплыла картина нашей встречи на помосте, потом ее ловкая фигура на каменной лестнице, потом огромные глаза, в которых отражались разноцветные огоньки искусственных деревьев, потом звезды, звезды…
Я проснулся среди ночи от голода. Вспомнил, что в кармане есть стручки. Выдавил в рот парочку, сразу же почувствовал приятную сытость и дал себе команду спать до утра.
Глава 2. Знакомство с академиком Мартином
File number_4
Day stay_2
От заката до восхода на Лауре проходит 16 часов. Этого слишком много, чтобы землянин мог спать всю ночь. Во время полета на «Спектруме» на ночной сон отводилось максимум 10 часов. Еще часок можно было отдохнуть «днём». На «Новом мире» я старался придерживаться того же режима, но из–за волнения спать не хотелось. Теперь я проспал не более восьми часов и мысли в голове закипели.
Что мне делать дальше? Я вел себя как дурак! Почему я в доме у этой девушки, а не в каком–то официальном учреждении? И всё же лучше так, чем оказаться в какой–нибудь лаборатории в роли подопытного кролика…
Я сел на диване, и автоматика сразу включила ночную подсветку. На столешнице маленького столика появилось меню управления домом. В разделе «бар» я выбрал стакан минералки. В ночной тишине раздались звяканье и шипение. В баре, над головой спящей Марин загорелся свет, на столе появился стакан. Громким квакающим звуком система отчиталась о выполнении задания. Марин тут же села на кровати. Протянула руку к бару, взяла стакан и осушила его.
– Можешь заказать себе еще, sliper.
Я догадался, что слипер – это соня. Похоже, она обиделась, что я вчера отключился.
– Я больше не могу спать. Пожалуйста, покажи мне твой дом.
Марин скинула с себя покрывало и встала с кровати. Пижамой эта девушка, понятное дело, не пользовалась. Она подошла, взяла меня за руку и потянула за собой в дальнюю дверь. Здесь оказался просторный санузел.
– Дом тебя не знает, поэтому пользуйся кнопками.
Марин показала мне, как управлять агрегатами, и ушла. Я легко справлялся с приборами, пока не вылез из душа. Вытереться было нечем.
– Марин, не найдётся ли у тебя полотенца для меня?
Через пару секунд девушка уже стояла передо мной. Без полотенца.
– Mat di mop? Vayper? Мы не можем вытирать кожу, мы сушим воздухом.
Марин принялась сдувать с меня капельки воды и стряхивать их руками. Между делом она пыталась объяснить, что для этого есть специальное устройство. Но уже было ясно, что она задумала, и мне ее план нравился. Я подхватил её и, стараясь не поскользнуться, понёс к кровати.
Меня трудно назвать опытным любовником. Мои молодые годы прошли в учебном центре и на корабле. На «Спектруме» я встречался с девушкой четыре раза в год. Это была Кэтрин из медицинской службы. И я подозреваю, что она это делала по условиям контракта или в качестве собственного научного эксперимента. Она старалась удовлетворить мои желания и заботилась о том, чтобы они возникали, а не были полностью подавлены медикаментами. А я относился к ней как к старшей боевой подруге и позволял экспериментировать над собой.
Марин была другой. Её кровь кипела. Она превращалась то в кошечку, которая млеет от ласки и вот–вот растечется по постели тёплым шоколадом, то в пантеру–охотницу, готовую к забегу на выносливость. Она умела получать удовольствие каждой клеточкой своего тела. Мне было радостно смотреть на нее, чувствовать этот живой огонь и хотелось полностью оправдать её ожидания. Благо, что запас препаратов в центре здоровья позволял не ударить в грязь лицом.
…До рассвета Марин успела ответить и на мои вопросы. К морю они пришли, чтобы забрать океанографическое оборудование. Она была дежурной, поэтому носила «посох», lignum di testis. Он используется для фиксации научных экспериментов, особенно когда их делают стажёры, имеет возможность связи с куратором. Надин и Лиз дежурили в дружине, которая следит за порядком, поэтому были посланы на помощь в экстренной ситуации. А панцири одели, потому что вторжение инопланетян требовало максимальной степени защиты. У них были (даже!) электрошокеры и они умеют «укладывать человека на землю». Летающий сноуборд, magnitotren, – это прототип транспортного средства. Его трассу установили на полуострове лет 200 назад. испытания показали, что для города доски или вагоны на магнитной подушке не походят. Зато magnitotren стали использовать в шахтах, чтобы вывозить руду.
Также я узнал, что когда выходишь на улицу, нужно обязательно мазаться кремом (специальная машина возле двери делает это очень быстро, но можно мазать друг друга руками), закапывать глаза (если без очков) и одевать шляпу (всё это меры против солнечной радиации).
Обогащенный кислородом воздух подается во все помещения и даже в беседки. Но герметично закрывать двери нет нужды. Цель людей на Лауре – поднять содержание кислорода во всей атмосфере. На это уйдет несколько миллионов лет. Но ученые что–нибудь придумают и, возможно, завершат работу быстрее.
Тюбики с едой по холодильникам развозит роботизированная тележка, она использует специальное окошко в наружной стене дома. Натуральные овощей, выращенные на плантации, можно попробовать в ресторане, расположенном в здании управления.
Устройство быта жителей Иглы напоминало студенческий кампус какого–нибудь провинциального университета на Земле, ректорат которого помешан на консервативных ценностях.
Что делало этот мир необычным (хотя я знал об этой особенности из справочников), так это отсутствие тканей, бумаги и пластмассы (на Лауре нет деревьев и нефти). Всю одежду делают из металла. Подошвы для обуви – одно из самых высокотехнологичных изделий, которые житель Луары носит на себе. Здесь, на Игле, это не имеет большого значения. Разве что некоторые тюнингованные модели могут летать по трассе magnintitren. Зато в городе сандалии имею огромную роль в жизни человека и правила запрещают ходить без обуви. Также в Парамоне запрещены летательные аппараты, так что левитирующих сандалий там ни у кого нет.
Я хотел было подробнее распросить Марин о нравах жителей Иглы, но нас прервало сообщение. Меринда Мэй просила через четверть часа быть готовыми к визиту гостей. И тут же робот–посыльный (тележка с манипулятором, какие на Земле вероятно использовали пятьсот лет назад) привез для меня пакет с местной одеждой. Это были футболка и шорты в виде кольчуги из мельчайший чешуек. Сандалии быстро подстроились под размер ноги, но постоянно запрашивали мои имя, адрес, ай–ди или хоть что–нибудь. Марин кое-кай смогла уговорить их успокоиться «до окончания тестового периода».
В назначенное время мы вышли на крыльцо. Солнце из–за гор уже освещало верхушки железных деревьев. Те окрасились в матово–голубой цвет, чтобы не блестеть и быть почти незаметными. Казалось, что Убунту своими лучами просто срезает кроны этих монстров.
По дороге, выложенной из светлых каменных плит, к нам приближался стеклянный микроавтобус. Марин повела меня в беседку возле дороги, где мы и встретили гостей: Меринду Мэй в сопровождении двух мужчин. Они были одеты так же просто, как и я.
Меринда старалась держаться со мной более дружелюбно и уважительно, чем вчера. И сразу предупредила, что не стоит считать эту встречу официальной. Это скорее «консультация», к которой она привлекла своих друзей. Ведь ей еще не приходилась встречать посланцев с Земли.
Первым консультантом оказался Ив Полен. Ему было лет за тридцать. Немного ниже меня, спортивная или даже военная осанка, вежливая белозубая улыбка и быстрые внимательные глаза. Он работал в управлении и отвечал за энергетику и автоматику. Наверное, его специальность оказалась самой близкой к космонавтике среди всех работников управления.
Второго мужчину звали Мартин. академик Мартин. В юности он верно тоже был спортсменом. Ростом выше среднего, с широченными плечами, курчавые волосы с проседью коротко подстрижены. Лицо рельефное, с глубокими морщинами на высоком лбу. Глаза не бегают, а видят сразу всё и как будто еще и вглубь. Он не производит впечатление кабинетного ученого. На Земле я бы принял его за эколога или геолога, который много лет прожил в экспедициях.
– Мы хотели бы посмотреть на твой корабль! – обозначила Меринда Мэй цель визита.
Минут через пять мы впятером были на пляже. Штормило, помост поднялся метра на два, чтобы волны не доставали до наших ног. Мы остановились примерно на его середине. Фон для торжественного появления «Нового мира» был прекрасен. Перед нами был океан, сзади над горами пылало местное солнце. Я вспомнил, что его лучей следует опасаться и решил не тянуть.
– Макс, код ноль–ноль–один, контакт!
В ответ у меня в ушах раздался бодрый позывной аккорд.
– Безопасный режим, маневры в атмосфере, надводное положение, высота четыре метра!
«Новый мир» послушно выплыл из волн и завис в нескольких метрах от помоста. Он был восхитителен! Шар диаметром около девяти метров с выступом в задней части, которая придаёт ему каплевидную форму. Матово–зеркальная поверхность его, разделенная микрошвами на едва заметные фрагменты, отливала сине–зеленым и бликовала в лучах восходящего солнца.
Однако на лицах присутствующих не было того восхищения, на которое я рассчитывал. Да, ведь они уже видели корабль на кадрах трансляции с дежурного посоха. Премьера провалилась из–за спойлера!
– Наружная обшивка корабля может излучать радиацию. Но внутри безопасно. Я могу принять на борту двух или трех человек.
– Я в этом ничего не понимаю, поэтому останусь на берегу, – заявила Меринда Мей. – Возможно, сейчас и не стоит забираться внутрь…
Ива такое заявление привело в некоторое замешательство. Однако академик взглянул на меня как на старого знакомого, кивнул и сказал так запросто своим густым и немного усталым голосом: «Давай посмотрим, что там внутри!».
Я перевел управления на жесты и потиранием кончиков пальцев стал подводить корабль поближе. Только через пару секунд я понял, что воспринял слова академика Мартина абсолютно некритично, как будто он был моим командиром. Чтобы исправить свою оплошность, я опустил корабль к воде и обратился к Иву: «Ив, ты можешь контролировать изменение радиации?»
– Всё нормально, Убунту излучает уже больше, чем твой корабль.
Я понял, что это призыв поторапливаться и между прочим обрадовался, что мы с Ивом отлично понимаем друг друга.
Академика я усадил справа от капитанского кресла, а Ива Полена – слева. Меринда Мэй уже подходила к берегу и оказалась в тени скал. Марин же оставалась на месте. Своими огромными и невыспавшимися глазами она заглядывала в люк корабля, каждое мгновение получая двойную порцию радиации: от уже высокого солнца, и от обшивки «Нового мира». Я протянул ей руку и втащил внутрь. Куда же её разместить? Хорошо, что сегодня она хотя бы одела на себя эту коротенькую тунику. Посадить её на пустой контейнер из–под еды?
В заднем отсеке достаточно места, но она осталась бы там одна… Заминку разрешил академик Мартин: «Иди сюда, девочка!». Я еще не понял его идею, а она уже вспорхнула на его могучее колено и как ни в чем не бывало искала, куда бы пристроить свою шляпу. Теперь атмосфера на борту напоминала поездку на пикник.
Я сел в капитанское кресло и, чтобы преодолеть неловкость, занялся настройкой климата и тестированием основных систем, хотя Макс всё это уже сделал без меня.
В кабине по большому счету смотреть не на что. Передняя часть корпуса псевдопрозрачна и нам открывался вид на побережье Иглы. Меринда Мэй поднялась на смотровую площадку, Макс подсвечивал её одетую в золотое платье фигуру и выводил в фокус–зону за неимением других значимых объектов. Из видимых органов управления – только небольшой пульт в подлокотнике моего кресла. Во время полёта астронавт взаимодействует с кораблем с помощью голоса, глаз, имплантов на деснах и в пальцах, десятков датчиков в шлеме и полётном скафандре.
– Это кабина, – начал я экскурсию. – Она занимает примерно четверть объёма корабля. В заднем отсеке кладовка, санузел и медицинская капсула. В ней можно спать во время длительных полетов или заниматься спортом. В нижней половине – моторный отсек, техническая зона и небольшой багажник.
Марин устроила возню на коленках академика и что–то шептала ему на ушко.
– Как устроен двигатель? – спросил Ив. Он старался не отвлекаться на голые ноги Марин, которыми та начала покачивать, чтобы удержать равновесие. Или чтобы наверняка быть в центре внимания.
– В основе энергетической установки аннигиляционный генератор. Он питает несколько ускорителей частиц в универсальном генераторе полей. Сумма–поле взаимодействует с гравитационными полями планет и звёзд. Правильно подобранная напряженность позволяет полностью нейтрализовать гравитацию, а изменение спина сумма–квантов даёт возможность поменять вектор силы притяжения.
– На корабле есть искусственная гравитация?! – радостно воскликнул Ив.
– Экипаж пребывает в невесомости. Искусственная гравитация используется только для движения.
Марин использовала свою шляпу, чтобы отгородиться от нас с Ивом и остаться тет–а–тет с академиком. Она шепотом пыталась ему что–то доказать. Нам с энергетиком оставалось только продолжать свой наукообразный разговор.
– Чтобы создать в кабине полноценную гравитацию, пришлось бы постоянно симулировать массу планеты. Это очень энергоёмко. На практике во время полета генераторы работают в импульсном режиме, отталкиваясь от космических объектов или притягиваясь к ним.
– Это можно сравнить с электромагнитом, но только в гравитационном поле.
– Да, такую аналогию можно провести. Корабль набирает скорость на орбите какой–нибудь звезды или планеты, взаимодействуя с её гравитационным полем. Затем отталкивается от него и летит в нужном направлении по инерции. Для корректировки курса используется три небольших ионных двигателя. Они крепятся на подвижных шасси.
Ив Полен, похоже, заинтересовался темой космических путешествий и уже открыл было рот для следующего вопроса. Но тут из–за шляпы подал голос академик.
– Скажи Денис, Лаура не начнет вращаться вспять, если ты перенесешь нас на Иглу?
– Если мы выберем короткий путь и полетим на восток, то действительно немного притормозим вашу планету, – я попытался подхватить его полушутливый тон. – Но совершив виток в западном направлении, мы при необходимости с лихвой это компенсируем.
– Компенсировать не нужно, пусть наши дни продлятся дольше! Вези на Иглу!
При этих словах академик своей правой рукой опустил руку Марин вместе с её шляпой на колени девушки. А указательный палец своей левой руки положил на её губки. Она делала испуганные глаза. А затем зажмурилась и вжалась лицом в плечо академика, наиграно изображая испуг.
– Я слышал, что законы Лауры запрещают полёты… – сказал я уже серьезно.
– Законы Лауры? – усмехнулся академик. – Нас с детства учат, что алгоритмы Парамона не допустят совершения чего–либо нежелательного. Таким образом, если наше перемещение на Иглу нежелательно, ты просто не сможешь переместить туда свой корабль. Если же мы там в итоге окажемся, значит… так тому и быть.
Продолжая смотреть в его мужественное лицо, я сделал жест в тачволуме, и ракурс картинки на смотровом стекле сменился. «Новый мир» сделал прыжок в пространстве со скоростью примерно 100 метров в секунду. Если бы мы двигались быстрее, он бы уже не успел фильтровать гравитационное поле Лауры и защищать экипаж от перегрузок при ускорении. Кораблю потребовалось еще несколько секунд для плавного вертикального торможения. Под нами вытянулась Игла: беспорядочно нарезанные пестро–зеленые огороды окаймлены двумя аллеями искусственных деревьев. За невысокой грядой гор, протянувшейся по восточной стороне полуострова, открывается вид на «Мексиканский» залив. За ним в дымке лежат пустынные просторы материка. Справа, на севере, выступающий из скал, виднеется купол Парамона.
– Ваааау! – протянула Марин. Она уже стояла на четвереньках в ногах у академика и рассматривала свою малую родину, вернее её проекцию, на полу.
– Покажи мне, где твой домик!
– Вон там, третье с краю дерево…
Это было совсем рядом, пара сотен метров. Я самым малым ходом двинулся к полянке рядом с беседкой, разворачивая корабль по оси, чтобы мои гости могли полюбоваться пейзажем.
Уже над лужайкой возле домика Марин я сообразил, что звездолёт следует припарковать подальше от жилой зоны. И мы барражировали еще метров триста, пока не оказались на краю обжитого плато. Ив Полен одобрительно кивал и очевидно обрадовался тому, что наш полет был окончен. Когда Макс открыл люк, он начал размахивать в проёме своей шляпой. Это был знак для стеклянного микроавтобуса. Машина добралась к нам по каменистой площадке, бережно обволакивая попадавшиеся на дороге булыжники своими проволочными колёсами. И вся компания с чувством, как мне показалось, облегчения перебралась в неё из «Нового мира».
File nmber_5
Day stay_2
Марин отправилась к себе домой, Ив Полен – по служебным делам, а я принял предложение академика пообедать с ним в ресторане «Favore carrot» и там продолжить разговор. Мы вышли из wagoncar возле здания Управлеия с северной его стороны. Это был главный фасад, если это слово применимо к скале. Большая площадка перед входом накрыта стеклянным навесом. Под ним разбит парк: фонтаны, газоны, клумбы, живописные выступы скал… Парк продолжался и внутри здания. Академик указал мне спрятанные в оплетенных виноградом скальных выступах кабинки для смывания и нанесения защитного крема и место для хранения шляп.
Ресторан расположен здесь же, на первом этаже. Он мало чем отличался от подобных заведений на Земле. Прозрачная стена обеспечивает прекрасный вид на парк и море. Расположенные вдоль неё столики разделены перегородками, сделанными будто бы из горного хрусталя. Транспортер для блюд спрятан за низком потолком. А лифт для подачи отгораживает столик от прохода, что создаёт приватную обстановку.
Ресторан не распознал во мне гостя, поэтому меню на столе сориентировано под взгляд академика. Но я легко узнаю блюда, несмотря на то, что изображены они вверх тормашками. Успел попробовать бульон из овощей, отварной картофель и кукурузу, поджаренный рис с сельдереем, разную пикантную зелень и фирменный десерт из моркови. Но большую часть времени мне пришлось говорить.
Академик попросил рассказывать всё с самого начала, то есть с середины 22 века, когда в рамках программы «Семя‑1» на Лауру были отправлены полторы тысячи землян.
– На корабле есть справочные материалы и специальные презентации… – Необходимость излагать историю землян за пять веков поставила меня в тупик, – Наверняка найдутся совместимые форматы файлов…
– Все материалы, которые ты нам передашь, наверняка будут тщательно изучены. Я сейчас хочу поговорить о твоём восприятии истории, о мироощущении современного жителя Земли.
– Понимаю. Но вряд ли меня можно считать типичным жителем Земли. Я покинул планету в возрасте девятнадцати лет и получил не совсем обычное образование. Моя основная специальность – астронавигация и космическая связь. Для жизни на Земле она просто не нужна. Будущие астронавты сдают очень простые тесты по истории человечества.
Академик смотрел на меня уже как будто с сожалением.
– Хобби у меня тоже нетипичное для землянина моего возраста. Я увлекаюсь историей литературы. Во время полёта времени для чтения предостаточно, если ты не участвуешь в дежурных вахтах. И что касается истории… Я прочитал несколько десятков книг, написанных за последние пятьсот лет. И после этого понял, что человек, который учил историю по учебнику, просто не имеет право говорить об истории.
– А тот, кто читал книги, первоисточники? – в глазах академика заиграли огоньки.
– Тот не может говорить о чем–либо наверняка.
– Хорошо сказано! Теперь приведи пример! – академик взял на себя роль экзаменатора.
– Программу «Семя» можно рассматривать как технологический апофеоз эпохи Глобальной плановой экономики. Человечество смогло сконцентрировать усилия, чтобы построить два огромных звездолёта для колонизации Лауры. Покорять дикую планету отправились отважные герои, лучшие сыны человечества. С другой стороны, глобальная диктатура положила конец политическому плюрализму, к тому же в этот период религия была поставлена вне закона. Есть мнение, что на Лауру были высланы люди, представляющие угрозу для системы. Ученые и философы, которые пользовались большой популярностью у широких масс населения.
– Если разобраться, то между двумя этими вариантами изложения истории нет явного противоречия. Но я понимаю, о чем ты говоришь… И что же произошло на Земле дальше?
– После отправки колонистов на Лауру Глобальный экономический союз стал погружаться в кризис. Исследователи приводят множество причин. Миллионы молодых людей оказались разочарованы в том, что не попали в число переселенцев. Старики были недовольны уничтожением земной природы: для строительства звездолетов понадобилось очень много металлов и энергии. Трудящиеся классы потеряли мотивацию к работе: чем больше они работают, тем меньше чистого воздуха и зелени вокруг. Правящие круги были недовольны тем, что в рамках плановой экономики не могут в полной мере распоряжаться ресурсами, в полной мере реализовать власть. Но явной причиной краха стал не столько гуманитарный или экологический кризис, сколько технологический. В системе управления и обеспечения безопасности широко использовался искусственный интеллект и роботизированная армию. В семидесятых годах 23‑го века участились программные сбои, которые становились причинами катастроф. Целые города отключались от энергоснабжения, корабли с продовольствием шли не в те порты, военные роботы атаковали пассажирский транспорт на границах с неподконтрольными территориями… В 2281 году, через двадцать лет после отправки колонистов на Лауру, Центральный парламент принял Декларацию о завершении исторической миссии искусственного интеллекта и плановой экономики. Единая роботизированная армия была расформирована, граница с Неподконтрольными территориями открыта. В 2300 году принято Всемирное соглашение о Правилах многоукладной экономики. Были закреплены три основных экономических уклада. Смартсити продолжали жить в рамках плановой системы. Они были спроектированы и построены так, что могли управляться только централизовано. В них сосредоточены высокотехнологичные и уникальные производства: точное машиностроение, биотехнологии, медицинская техника. Этими городами по сути владели глобальные корпорации. А население их составляли молодые люди. Я не слишком подробно рассказываю?
– Мне очень интересно. Возможно, я попрошу еще подробнее раскрыть какие–то детали.
– Двадцать четвертый век – это очень интересное время. Рассказывать о нём можно бесконечно. Стали развиваться два новых политико–экономических уклада: либеральный капитализм и зеленый анархизм. Капитализм закрепился в старых городах: Нью–Йорк, Лондон, Париж… Их экономика строилась на секторе услуг: развлечения, образование, туризм. Здесь же выпускали машины ручной работы и разные предметы роскоши. Аграрные регионы оказались под контролем зелёных анархистов. Эта партия приобрела большой вес в Центральном парламенте перед крахом Глобального экономического союза. Люди поддерживали её, опасаясь экологической катастрофы. Зеленые пытались восстановить природу Земли: сажали деревья, рекультивировали почвы, собирали и перерабатывали отходы. Зарабатывали они на продаже продуктов питания. Однако к концу первой половины 24‑го века в городах стала преобладать синтетическая еда и аграрные кооперативы зелёных лишились экономической основы. Это пошло на пользу их главному делу – реанимации природы. Уже не нужно было производить так много сельхозпродукции, уменьшилась площадь пашен, быстрее стали восстанавливаться экосистемы в степях и долинах рек. В поисках средств к существованию зеленые освоили новые технологии переработки отходов и принялись за утилизацию свалок, которые создавались веками. Но не успели они расчистить и десятой части, как энтузиазм закончился, мода на загородную жизнь прошла. В начале 24‑го века образ зеленого анархиста был связан с человеком, который сажает деревья, выращивает пшеницу и делает вино. А уже через пятьдесят лет его представляли как оператора мусороперерабатывающей станции, который кроме отходов ничего в жизни не видит. На самом деле на станциях работали роботы, а члены «зеленого» кооператива могли в своё удовольствие заниматься микробиологией, селекцией или экопланированием. Но это уже никого не интересовало. Поток людей из города в село иссяк и появилось обратное течение. Сельская молодежь хотела делать карьеру в смартсити или участвовать в модных тусовках в старых городах. К концу 24 века бывшие аграрные районы стали заселяться разными маргиналами: фриками, сектантами, наркоманами.
– Глобальный экономический союз был политическим образованием? Что–то пришло ему на смену?
– Существование Союза было обусловлено существованием Неподконтрольных территорий. Они противопоставлялись и в то же время дополняли друг друга. Неподконтрольные территории служили сырьевой базой и рынком сбыта, в то же время воспринимались как источник угроз. Однако их потенциал стремительно иссякал. К моменту краха Союза они уже не могли давать достаточно нефти, металлов и иметь сколь нибудь заметные армии. Во время ликвидации Союза в самом начале 24‑го века понятие Неподконтрольных территорий исчезло. Мир впервые стал по–настоящему глобальным. Но единого политического правительства не возникло. Здесь свою роль сыграла и идеология зеленых анархистов, популярная в конце 23‑го – начале 24‑го века. Так что полной глобализации, которую повсеместно провозглашали, на практике не произошло. Пользуясь отсутствием планетарного правительства, местные власти начали вводить различные торговые, миграционные, карантинные ограничения. Поэтому о едином экономическом пространстве в 24‑м веке можно говорить очень условно. Правом торговать по всему миру пользовалась только небольшое число глобальных корпораций. И то им пришлось поделить зоны влияния.
– Я так понимаю, что о развитии космических программ в этот период речи не было?
– На Земле не было организаций, способных сконцентрировать ресурсы и построить звездолет, подобный «Каравелле». Зато развивались небольшие лунные станции. В в 2353‑м году основан первый лунный город Армстронг. Сначала туда возили туристов. Но постепенно его заселили ученые. В Армстронге построен первый универсальный генератор полей. Кстати, «Новый мир» был создан на основе проведенных там исследований. Лунными и орбитальными программами занимались корпорации, которые должны были окупать инвестиции.
– Судя по тому, что ты прилетел к нам, маятник истории на Земле качнулся в другую сторону за последние два века?
