Текст книги "Доклад Генпрокурору"

Автор книги: Вячеслав Денисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава восьмая

Он изучал результаты экспертиз, предоставленных из ЭКО Генеральной прокуратуры, два часа.

Вникал в каждое слово, пытался из прочитанного выстроить схему преступления и, когда уяснил детали, но оказался не в состоянии понять главное, вышел из-за стола, расстегнул рубашку на три пуговицы и подошел к окну.

Пусть гарь. Зато свежая. Это лучше, чем искусственный, словно эти фразы на бумаге, профильтрованный через кондиционер воздух.

После разговора с Любомировым принцип этого преступления выстроился в логический ряд, после изучения экспертиз он изменился до обратного.

Кряжин привел себя в порядок, вложил в папку с делом об убийстве Оресьева заключения криминалистических экспертиз и вышел в коридор. Он направлялся к Смагину.

Из заключения судебно-биологической экспертизы, проведенной экспертом Васильевой 13.06.04 г.:

«При проведении исследований крови погибшего в определении групповой принадлежности, установлено, что она относится к Оав – 1-й группе...

При исследовании предоставленных на исследование образцов с одежды трупа установлено, что вещество, изъятое с лацкана пиджака трупа, его воротника, с верхней части рубашки и его грудной части является органическим веществом – человеческой кровью, относящейся по групповой принадлежности к Оав – 1-й группе...

Серологическое (антигенное) исследование предоставленных образцов волос, изъятых во время осмотра на пленку № 8, сходны по родовым признакам и имеют морфологическое сходство с волосами исследуемого трупа погибшего и относятся к Оав – 1-й группе крови...

При исследовании предоставленных образцов пятен бурого вещества с наружной части правого рукава пиджака погибшего (его локтевой части), установлено, что оно является органическим веществом – человеческой кровью, относящейся по групповой принадлежности к Оав – 1-й группе.

В результате изучения сопутствующих антигенов в данных предоставленных образцах крови исследованием обнаружены микроэлементы, сходные по своему строению с вирусами ВИЧ-инфекции. При повторном исследовании образцов с правого лацкана пиджака, его воротника, верхней части рубашки и крови самого погибшего возбудителей ВИЧ-инфекции не обнаружено...»

– Иван Дмитриевич, – тихо взмолился Смагин, – у меня с утра голова кругом идет. Ты давай простым языком, а?

– Если простым, то вырисовывается занятная картина, – Кряжин подтянул к себе заключение. – Кровь на лацкане пиджака Оресьева, его воротнике и рубашке принадлежит ему, а кровь с рукава – нет. Вполне возможно, что это кровь убийцы.

– Но группы-то совпадают? – пытаясь добиться более расширенного объяснения, возразил начальник следственного управления.

– Кровь первой группы – Оав, о которой идет речь в заключении, – у половины жителей Земли. Но из одного и того же затылка не может течь кровь сначала чистая, а потом пораженная СПИДом. Был второй в машине, и это кровь его.

– Почему ты уверен, что убийство происходило в машине?

– Результаты другой экспертизы прямо указывают на то, что Оресьев превратился в труп между часом и двумя ночи. Опрошенные жители восемнадцатого дома по улице Резниковской в один голос утверждают, что машина подъехала не раньше, чем в половине первого ночи. Именно в двенадцать тридцать во второй подъезд дома заходил один из жителей по фамилии Еремеев, который настаивает на том, что джипа у его подъезда в это время не было.

– Но Оресьева могли убить, а потом привезти в джипе да у дома и оставить.

Это была давно обусловленная общим интересом игра, продолжающаяся уже четыре года совместной работы Кряжина и Смагина. Оба прекрасно понимали, что Кряжин прав, но для пущей уверенности проводилась мини-викторина, которая должна была снять с этой уверенности косвенные сомнения. Не зная о такой игре, многие на совещаниях диву давались тому, насколько спокойными и рассудительными могут быть Кряжин и старший помощник Генерального прокурора по отношению друг к другу.

– Та же экспертиза опровергает данное предположение, – заметил Иван Дмитриевич. – Характер расположения трупных пятен на теле Оресьева и бледность на правой стороне лица, вследствие освещения солнцем при восходе, указывают на то, что Оресьев в момент смерти находился за рулем, в той позе, в которой был обнаружен, на этом же сиденье.

– Что по «стреляющей авторучке»? – по самой постановке вопроса было понятно, что какие-либо отпечатки и иные следы обнаружить на ней невозможно. Ручка стреляющего устройства имеет насечки, словно рукоятка стоматологического бура, гильза вставлялась, несомненно, в перчатках, но, если бы отпечатки и были оставлены, они были бы уничтожены высокой температурой сгорания пороха при выстреле.

Выслушав все это, Смагин прикусил дужку очков. По всему было видно, что вирус приобретенного иммунодефицита заинтересовал старшего советника юстиции впервые в жизни.

– Что еще?

Оказалось, много чего. Впервые в жизни Кряжин столкнулся с таким количеством прямых и косвенных доказательств, обнаруженных на месте совершения убийства по найму. Несмотря на несвойственные такой категории убийств факты, Иван Дмитриевич все-таки полагал, что хулиганский и бытовой мотивы, равно как и с целью грабежа, исключать хоть и не следует, но эти версии все равно вторичны.

Что же касается самих фактов, ставящих под сомнение версию об убийстве как заказном, то они были следующие.

Эксперт при вынесении заключения баллистической экспертизы прямо указывает на то, что выстрел был произведен сзади, с расстояния не более пяти сантиметров. Выхлоп пороховых газов через ствол малокалиберного оружия оставляет свои следы именно с такого расстояния. Отведи убийца ствол оружия назад еще на два-три сантиметра, и волосы на затылке жертвы вряд ли бы опалились. Но не это ставит под сомнение версию Кряжина об убийстве как заказном!

После выстрела в упор, помимо следов пороховой гари, эксперт, как правило, обнаруживает и остатки ружейного масла. На подобные дела убийца всегда пойдет с исправным, вычищенным оружием, уверенный в том, что оно в самый ответственный момент не даст сбой. Результаты этой же экспертизы были ошеломляющие. Во всяком случае, для опытного, видавшего виды Кряжина. На затылке жертвы, вокруг огнестрельной раны, не обнаружено ни единой частицы, указывающей на принадлежность ее к ружейной смазке.

Убийство депутата Государственной думы – не избиение ухажера понравившейся девчонки. Но даже на этот «скок» идут, заранее рассчитав силы и приготовив необходимые предметы. Экспертиза же неумолимо указывала на то, что оружие, из которого был произведен роковой выстрел, ни разу не подвергалось чистке. Вместе с тем не было обнаружено и следов ржавчины, что свойственно запущенному оружию.

А это значит, что убийца исполнял убийство под заказ, купив самодельное оружие, ни разу перед этим не испытав его технических свойств.

Убийца, получив под заказ гонорар, использовал низкопробный самострел, не имея представления о том, как он себя поведет в момент своего первого выстрела – выстрела в затылок депутата Госдумы!

Но в предоставленных заключениях экспертиз фигурировало еще нечто, что версию Кряжина о заказном убийстве ставило не под вопрос, а прямо-таки ее исключало.

Под ногтями погибшего Оресьева и на предоставленных на экспертизу изъятых частях обшивки материала спинок передних сидений джипа были обнаружены вещества, аналогичные по своему молекулярному строению и свойствам. Этими веществами явились частицы красителей – охры, сурика, являющихся основными компонентами красок, применяемых художниками при написании картин. Исходя из этого следовало делать вывод о том, что между погибшим Оресьевым и убийцем все-таки произошла какая-то борьба, хоть и незначительная, если судить по позе трупа во время осмотра. Убийца, сидящий на заднем сиденье, обязательно должен был прислониться к обеим передним спинкам, и именно поэтому Кряжин велел Молибоге содрать и опечатать в виде образцов их заднюю обшивку.

Результат не замедлил себя ждать, но он явился не фактом, а лишь предтечей к нему. Дотошный муровец Смайлов, вынюхивающий в округе следы недавнего убийства, обнаружил в подвальной выемке дома странные вещи: баллончик со стеклоочистителем, грязный свитер и еще массу вещей, не связанных друг с другом в нормальной жизни, но прямо указывающих на то, что их недавний обладатель был бомжем.

В каком случае бомж сбросит свои ценности, составляющие основу всего его существования? Когда в пакет нужно поместить нечто более стоящее, что для бродяги гораздо важнее рваного свитера и почти полного баллона с очистителем.

Что это могло быть?

Кряжин, изучив заключение дактилоскопической экспертизы Молибоги и заключение эксперта-химика, пришел к выводу о том, что таким предметом могла быть папка из джипа, портфель или кейс. Судя по количесту вываленных под дом вещей, пакет был емким. И именно в такой пакет войдет любой из перечисленных предметов из джипа.

Почему из джипа?

Потому что на баллоне с «Секундой», найденном муровцем вместе с остальным бродяжьим барахлом, имелись отпечатки пальцев, идентичные тем, что были обнаружены на внутренних частях обшивки «Лэнд Круизера». Того джипа, в котором и был обнаружен цементный магнат Оресьев.

– И какой вывод ты делаешь в связи с изложенным выше? – окончательно заплутав в выкладках Кряжина, поинтересовался Смагин.

– Я предполагаю, что убийство совершил человек, имеющий отношение к художественному письму, неудачник в жизни, склонный к бродяжничеству в силу все тех же неудач в жизни. Картины пишет плохо, поэтому, вместе с их написанием, вынужден подрабатывать мойкой стекол. Но свой труд не бросает, что дает основание думать либо о его любви к искусству, либо ненависти к нему и рисованию лишь в силу обстоятельств. Я объявляю по нему ориентировку, Егор Викторович.

– И после того, что мне рассказал, ты продолжаешь настаивать, что убийство носит характер заказного?

Кряжин не ответил. Каждое заявление, неважно, в чьем обществе оно делается, должно быть доказано временем и делами. Сейчас же, произнеся свои мысли вслух, Иван Дмитриевич убедился в том, что звучат они несколько иначе, чем произносятся в голове. Тем не менее он продолжал не верить в то, что Оресьева из-за папки убил какой-то нищий. Слишком простая развязка для начинающей завязываться истории.

Кряжин вернулся к себе, разбросал по столу документы из дела по факту убийства депутата блока «Отчизна», вытянул из стопки в столе чистый лист и вооружился маркером. Когда не знаешь, откуда выскочит чертик, лучше всего прикинуть, какая коробка наиболее ярка.

Что же предоставлено Кряжину?

В первой коробочке (следователь уж не был уверен в том, что она самая яркая) лежала версия о преднамеренном убийстве посредством найма убийцы. Киллера, как модно нынче заявлять.

Во второй в качестве рабочей версии было преднамеренное убийство с целью завладения чужим имуществом. Бомж опустился и озверел до того, что перешел границы человеческого восприятия действительности.

Нарисовав все, что посчитал нужным, Кряжин с удивлением стал рассматривать обе половины листа. Удивительно, но это, кажется, все, до чего он додумался. Если Оресьева приговорил бродяга, то общий объем работ по расследованию этого преступления обозначится малыми действиями. Малыми, потому что бомжа нужно ловить теми же способами, коими он совершает преступления – примитивными. Если масштаб поиска развернется на всю столицу – пиши пропало. Западный административный округ, тихое совещание со всеми участковыми, просьба к ним не поднимать шума и пыли... Если бродяга действительно выкрал из джипа какие-то ценности, то уже скоро агентура оперативного состава МУРа и районных РОВД начнет получать информацию, которая не заинтересовать их просто не может.

«А потому, Кряжин, нужно быстро ориентировать личный состав уголовного розыска на поиск автора предполагаемого убийства. Не может он не засветиться с вещами депутата, не имеет права не засветиться»...

Другое дело, если все эти баллончики, охра, сурики и СПИД окажутся набором каких-то глупых совпадений. С подобными вещами Кряжин сталкивался не раз, и от одной мысли об этом он задвигался на стуле. Ошибки подобного характера обходятся очень дорого и, если все-таки убийство Оресьева – «заказуха», нужно быть настороже.

Рост, вес, одежда подозреваемого...

«Давай, Иван Дмитриевич, сделаем так, – решил Кряжин, – главное – направление предполагаемого убийства. А рост, вес, цвет куртки... Что нам дед из тридцать второй говорил?»

Куртку можно выкинуть, на вырученные после реализованного преступного замысла деньги можно поменять не только гардероб, но и цвет и длину волос. А, судя по тому, как безжалостно бомж распрощался с привычными атрибутами, ему, по всей видимости, было ради чего идти на такую жертву. Когда есть более убедительные принципы поиска, рост, вес и одежда разыскиваемого не имеют никакого значения.

Он отпечатал на принтере текст ориентировки, прошел к Смагину и предложил передать Генеральному.

– Пошли, – махнул тот головой в сторону двери. – Он хочет тебя самого видеть. Только что звонил и велел зайти вместе с тобой, так что к месту ты явился, к месту.

Это был кабинет, которому все нипочем: смог, тлеющие торфяники, шум машин и гам голосов. Кабинет Генерального прокурора величествен, как приемная шаха, и одновременно скромен: чтобы попасть в него, нужно пройти вместительную приемную, в которой, кстати, никогда не скапливается более двух человек (Генеральный не любит, чтобы к нему стояли, как за маргарином в середине восьмидесятых), потом широкое междверное пространство, пахнущее дубом и кедровой делянкой, и только после этого взору прибывшего по приказу (по иной причине сюда заходят редко) открывается огромная панорама со столом посредине.

Стол – это первое, что бросается в глаза. Он расположен буквой «Т», достаточно высок, стенки его опускаются до самого пола, и невольно закрадывается подозрение, что под столешницей кто-то есть. Однако через минуту-другую эти и другие бесшабашные мысли из головы вылетают, как пробки из бутылок шампанского, – вошедший начинает понимать, что вызвали его не шутки ради.

Оставь сомнения, всяк сюда вошедший. Это кабинет Генерального прокурора Российской Федерации.

Когда проходит первый стресс и вызов в кабинет начинает казаться не таким уж последним, а сам Генеральный не настолько монстром, как могло показаться на первый взгляд, кабинет сужается, потолок чуть опускается, стол приседает и главными в помещении становятся совершенно иные предметы. Портрет Президента, чей взгляд под морской шапкой с «крабом» устремлен за горизонт, к месту падения сбившейся с курса ракеты; фикус под потолок, который, как потом выясняется, Генеральный поливает лично и не позволяет никому к нему приближаться; герб на стене; флаг в углу и огромная библиотека, где все полки занимает литература, далекая от беллетристики.

Кряжин знал, Генеральный иногда почитывает, причем делает это часто и на работе. Именно – на работе, иначе откуда бы Кряжин об этом знал? Однажды Иван Дмитриевич видел на подоконнике кабинета главного надзирателя страны томик Сэлинджера, второй раз – Булгакова. Можно было предположить, что Генеральный, никогда не бравший в руки сочинение эпистолярного жанра, играет с коллективом в поддавки: смотрите, что я читаю. По рассеянности-де забывает на видном месте книги, которые, есть грех, любит читать на работе. «Бег» Михаила Афанасьевича Булгакова – не недопитая бутылка водки, и вид книжки на подоконнике ничего, кроме умиления и уважения, вызвать не может.

Однако Кряжин часто присутствовал на совещаниях, проводимых Генеральным, и в некотором роде был одним из любимчиков. Не в том смысле, что все лучшее – Кряжину, а в том, где все мерзкое и практически нерасследуемое – Ивану Дмитриевичу. Часто общался с Генеральным, а потому знал – читать тот любит, умеет и в совершенстве пользуется теми благами, которыми книги могут одарить своего любителя.

В этом кабинете почему-то всегда пахло миндалем. Сначала Кряжин в шутку думал, что где-то в кабинете, в шкафу, стоит бадья с цианистым калием. Потом решил, что это букет из одеколона Генерального, табачного дыма, не успевающего выветриваться через вытяжку, и книг. Потом понял: одорант. Заметил флакон «Антитабака» от «Glade», спрятанный за занавеску. Нынче в моде отрицание табака. Президент не курит, министры некоторые, говорят, тоже, Генеральный старается поспевать, а не поспевая, часто нервничает и бросает это дело – бросать курить – начинает, потом бросает снова. Это было единственное, что Кряжин в Генеральном не понимал. У Президента, предположим, много еще чего есть. Но это не значит, что Генеральный тоже должен заводить себе ньюфаундленда или покупать водные лыжи. Если Генеральный станет на те лыжи да, не дай бог, еще и поедет... Наша страна не так богата кадрами, чтобы на каждый выезд Президента на природу находить нового Генерального.

– Здравствуй, Иван Дмитриевич, – поприветствовал Генеральный Кряжина, едва Смагин прикрыл за следователем дверь. – Неважно выглядишь.

«Хорошее начало», – подумал Кряжин, но вместо этого тактично бросил:

– В каком смысле, Андрей Никифорович?

Тот удивленно вскинул брови, снял очки и молча попросил уточнить.

– Я как мужчина неважно выгляжу или как следователь по особо важным делам?

Генеральный дрогнул уголками губ и пригласил Смагина и Кряжина разместиться за ближней к дверям частью буквы «Т». Когда у Генерального идет совещание и этот стол заполнен, то складывается впечатление, что с этой буквы, следуя законам физики, могут скатиться все, кроме одного. Законы физики незыблемы, но в здании на Большой Дмитровке по большей части работали другие законы. Скатывались с места лишь те, кто по разным причинам плохо за него держался.

– Меня интересуют перспективы расследования убийства Оресьева, – глухо выдавил Генеральный и вернул очки на место. – Вы, Иван Дмитриевич, извещены, что дело на контроле у Президента страны?

– Да, конечно, – сказал Кряжин, впервые об этом слыша. – Меня Егор Викторович поставил в известность.

Генеральный снова снял очки и бросил их на распахнутый ежедневник. Сегодня объектом скрытого недовольства государственного советника были именно они.

– Черт знает что... Этот созыв еще даст нам...

Он не сказал, что именно даст. Промолчал, предоставляя возможность Смагину и Кряжину догадываться об этом самим. И правильно сделал. Те хорошо знали, что этот созыв им даст сделать. И не только им. И не только даст. Созыв сам сделает – были уверены Кряжин и Смагин. И не только они были наполнены той уверенностью. Все были уверены.

Потянув столько времени, сколько того требовалось для догадки, Кряжин, помня об основной канве разговора, осторожно распахнул папку.

– Перспективы у расследования преступления имеются, – сказал он, выкладывая на стол бумаги. – Очерчен круг версий, есть определенные штрихи к портрету подозреваемого в убийстве депутата. Пока можно с уверенностью сказать, что убийца заражен вирусом СПИДа и имеет отношение к живописи.

Нет, очкам сегодня, по всей видимости, покой не обрести.

– Даже так? – без удивления, буднично переспросил их хозяин. – Что-то новенькое в моей практике. Я начинаю подозревать, что он оставил на месте преступления один из своих трудов, залитый собственной кровью.

– Собственно, так оно и есть, – подтвердил следователь, превращая черный юмор Генерального в главную версию. – На пиджаке Оресьева остались пятна крови убийцы – так, во всяком случае, полагаю я, а у стены одного из домов близ джипа найдены вещи, на которых экспертами обнаружены те же микрочастицы, что и внутри джипа. На вещах в выемке у дома обязательно должны остаться если не волосы, то слюна подозреваемого, сперма, другое. Если экспертиза даст положительный результат на наличие вируса приобретенного иммунодефицита, я буду уверен в том, что портрет, который я имею на сегодняшний день, – подлинный.

«Этот не будет кивать головой, как китайский болванчик и твердить, что все под контролем», – подумал Генеральный.

– Что еще?

– Я уверен, что мне будет необходима командировка в Тернов.

– Куда? – переспросил прокурор.

– Это город в Сибири, – объяснил за Кряжина Смагин. – Оттуда, по мнению Ивана Дмитриевича (Кряжин восхищенно дернул бровью), берет начало одна из основных его версий.

– А какая, Иван Дмитриевич, основная? – мягко и уважительно уточнил прокурор.

Это выражение – «заказное убийство» – заморозило Генеральному слух. Появлялась, как при отите, боль в ухе, ближнем к произносящему это выражение человеку, на языке появлялся привкус лимона, рука сама тянулась к телефонной трубке: вот-вот должен был поступить звонок от Президента.

– Егор Викторович, – попросил, берясь руками за край стола, Генеральный, – создай Кряжину все условия для расследования. Предупреди бухгалтерию о готовности выписать командировочное предписание через минуту после того, как о необходимости его заявят, выдать средства: командировочные, представительские. Словом, если Кряжин на вопрос, почему преступление не расследовано, хотя бы раз сошлется на рабочий момент, не зависящий от его интеллектуальных особенностей, я спрошу с вас. С «вас» – в смысле – с вас, Егор Викторович. Тернов так Тернов...

– А если сошлется на момент, относящийся к интеллектуальным особенностям? – уточнил, чтобы с этого момента все было предельно ясно, Смагин.

– Кто-нибудь из вас двоих представляет, что такое находиться один на один с Президентом, когда он спрашивает: почему? что мешало? когда застрелитесь?

– Мне кажется, что у вас меньше всего оснований стреляться по этому поводу, – заметил Кряжин.

Генеральный ничего не ответил, и это был тот редкий момент, когда он не давал взбучку за сопротивление сотрудника очевидному. Редко, но угадывалась в нем одна из тех черт, что свойственна вдумчивым людям: он умел признавать правоту из чужих уст. Редко, потому что в здании на Большой Дмитровке лирика также не в чести. Здесь другие законы.

– Кстати, о президентах. Советник, что это за рожа у вас в кабинете, на стене, напротив известного всему миру человека?

– На правой от входа или левой?

– Не юродствуйте, вам не идет.

– Это Чезаре Ломброзо, Андрей Никифорович, – объяснил Кряжин. – Его теория сводится к тому, что облик человека часто отражает его внутренний мир.

– Вы почитатель его таланта? – удивился Генеральный и, не давая времени на ненужный ответ, вдруг спросил: – И что за внутренний мир по теории Ломброзо отражает мой облик?

– Я уже размышлял над этим. – Кряжин улыбнулся. – Облик Генерального прокурора Российской Федерации.

– Пусть висит.