Текст книги "Железный город"

Автор книги: Вячеслав Шалыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

4. Февраль 2299 г., Эйзен – орбита

Альфред вымотался, как две собаки. С того момента, когда обнаружилось исчезновение матроса Крафта, прошло десять часов и все, кто участвовал в поисках, валились с ног. Хуже всего было то, что Крафта не нашли, как ни старались. Ни в одном из уголков Эйзена не было даже намека на его присутствие. А между тем каждый из уголков обязательно попадал в поле зрения хотя бы одной камеры наблюдения.

Результаты поиска не столько огорчали, сколько обескураживали. Никто из офицеров карантинного отдела не верил в мистику, но иначе объяснить исчезновение матроса было нельзя. Альфред почти поддался их настроению, припомнив замешательство Найдера, когда обнаружилось, что на борту корабля имеется кто-то живой. Фриц тогда намекал, что люди на борту могут оказаться не совсем теми, кем выглядят, то есть не совсем людьми. Сутки назад Краузе посмеялся, но теперь, после десяти часов безуспешных поисков, был готов согласиться с версией Найдера. Лишь усилием воли он взял себя в руки и решил мыслить трезво.

Шпионы неведомых «чужих» не стали бы раскрываться так рано. Наверное. И вообще – к черту фантастику! Что за дурацкие мысли? «Чужие», «летучие германцы»… бред от усталости! Начнешь тут бредить. Крафт ведь пропал, будто его и не было! Да и с остальными обстоятельствами дела полная неразбериха. И как разгребать этот завал – вопрос вопросов.

Видя, как мучается старший инспектор, приуныли подчиненные. А всё тот же Фриц Найдер, после допроса свидетелей присоединившийся к поисковой группе, не скрывал своего скептического отношения к перспективам розыска исчезнувшего матроса. Насчет нечеловеческой сущности «спасенных» он больше не заикался, но вера в состоятельность именно первоначальной версии ясно читалась в его взгляде.

Доволен таким развитием событий был только один человек – Грета Нессель. Она все-таки выбила у Штрауха разрешение участвовать в следствии по делу «Призрака-9» и теперь с энтузиазмом путалась под ногами, старательно ухудшая едкими замечаниями и без того скверное настроение сыщиков.

– В музее национального кино есть несколько плоских фильмов с шикарным мужчиной в главной роли, – томно глядя на Краузе, промурлыкала Грета, – У него роскошные мышцы и такой твердый взгляд! Истинный ариец! Так вот, по сюжету он был роботом в биологической оболочке.

– Этот актер австриец, – заметил Найдер. – Мы провели полное медобследование экипажа, включая все виды сканирования. Все трое – люди, а не роботы в человеческой коже. Да и не существует пока таких совершенных андроидов.

– И вряд ли они хоть когда-то появятся, – Альфред недовольно покосился на фрау Нессель и вернулся к Найдеру. – Фриц, у вас есть соображения?

– Разработка человекоподобных роботов – тупиковый путь, который…

– Фриц! Я говорю о деле Крафта!

– Виноват, герр старший инспектор! Полагаю, нам следует вернуться в исходную точку и попытаться поминутно восстановить ход событий.

– Но камеры ничего не зафиксировали, как будто ничего не произошло! И ваши усилия оказались напрасными, ведь Хирш молчит. Как мы…

– Мы пойдем другим путем, герр старший инспектор, – Найдер поднял руку. – Мы смоделируем ситуацию. Воспроизведем всё до мелочей, до мельчайших движений мизинцев и кратчайших междометий.

– Ах, как это интересно, – Грета взяла инспекторов под локотки и заманчиво колыхнула грудью. – Не терпится увидеть, наконец, как работают настоящие профессионалы. Ведь до сих пор вы притворялись дилетантами, чтобы подразнить меня, не так ли?

Краузе крепко ухватился за ремень, чтобы случайно не заехать Грете локтем в бок. Фриц, честь ему и хвала, не отреагировал вовсе, словно замечание относилось исключительно к Альфреду. И вполне возможно, так оно и было. Альфред вдруг осознал, что фрау Нессель поддевает Найдера исключительно за компанию с кем-то еще и никогда не язвит в его адрес напрямую. В чем, интересно узнать, тут было дело? Фриц не реагировал на подначки, и потому был Грете неинтересен? Или наоборот, он был ей слишком интересен, но она скрывала этот интерес где-то в глубине души? Так или иначе, этот факт следовало взять на заметку, глядишь, пригодится.

До возвращения в карантинную зону Альфред держался почти так же невозмутимо, как Найдер. Чего это ему стоило, вопрос другой, но внешне старший инспектор оставался абсолютно спокойным. В первую очередь таким способом он проверял версию насчет эффективности метода Фрица. Получилось не очень убедительно. Фрау Нессель не прекратила издеваться, хотя острота комментариев к моменту прибытия в лазарет все же пошла на убыль. Возможно, Найдер был все-таки прав, используя в качестве защиты от неизбежного зла полное равнодушие.

В медицинском отсеке следственную группу ожидал очередной сюрприз. Нет, матрос Крафт не появился, зато исчезли Нейман и Хирш!

– Это уже не смешно, – хмуро разглядывая перепуганного врача, сказал Альфред. – Вы куда смотрели?

– Я… я работал с документами, герр старший инспектор!

– А вы? – Краузе перевел взгляд на офицера охраны. – Вас что, не предупреждали?

– Так точно, герр старший инспектор!

– Что «так точно»?! – Краузе не выдержал и ударил ладонью по столу, чем напугал только врача. – Профессор Нейман и доктор Хирш должны были оставаться в секторе! Куда они направились?

– Не могу знать, герр старший инспектор!

– Найдер, занесите этого болвана в мобилизационный список. После дня «Д» ГСП обойдется без его услуг. А он пусть чуть поумнеет в окопах!

– Да, герр старший инспектор, так и сделаю, – Фриц подошел к офицеру вплотную. – Но пока вы служите в ГСП, извольте шевелить мозгами, офицер! Куда направились колонисты, быстро отвечайте!

– Кажется, – офицер сморгнул скатившуюся на веко со лба капельку пота, – этот доктор… Хирш, попросил Неймана проводить его в отель. Хиршу стало плохо… кажется.

– Плохо ему стало еще в моем присутствии, – Найдер обернулся к врачу. – Вы не оказали Хиршу необходимую помощь?

– Он прогнал меня, – врач нервно смял край белого кителя. – Обозвал недоучкой, другими словами и… прогнал. Он такое говорил! По нему плачет «Шварцлюфт», герр инспектор.

– Это мне известно и без вас! – Найдер поднял взгляд на Альфреда. – Я допросил Хирша в меру корректно, но не исключаю, что ему действительно стало плохо.

– Проверьте гостиницу, Фриц, – Краузе устало опустился в кресло. – Черт знает, что творится. Создается впечатление, что все колонисты сговорились нарушать режим. Один вместо того, чтобы сидеть в номере, летит ночевать на Юнкер, эти двое разгуливают по Эйзену, Крафт вообще пропал… бардак!

– И в бардаке действуют определенные правила, – Грета ухмыльнулась. – Здесь у вас не бардак, а хаос, мой милый Альфред. Надеюсь, хотя бы женщина и девочка на месте?

Краузе вяло изобразил любезную улыбку, затем стер ее с лица и мрачно уставился на врача. Тот не сразу понял, чего от него хотят, а когда сообразил, пулей вылетел из ординаторской и такой же пулей вернулся.

– На месте! – радостно сообщил он. – Девочка проснулась, завтракает. Желаете допросить?

– Нет, – Краузе отвернулся. – Что она может рассказать?

– А быть может, вы не умеете разговаривать с детьми? – снова оживилась Грета. – Я уверена, что мне она расскажет всё.

– Я запрещаю вам даже думать о допросе девочки, фрау Нессель! – взвился Краузе. – Вы наблюдатель от Министерства пропаганды, вот и наблюдайте! А насмотритесь вволю – пропагандируйте. И не лезьте не в свое дело!

– Вы забываете, Альфред, я тоже имею отношение к ГСП, – спокойно парировала Грета. – Допрашивать несчастную девочку я не собираюсь. Мы просто побеседуем. Думаю, мне она доверится охотнее, чем мрачным дяденькам в черной униформе.

– Психологи запретили всякий контакт с Евой в их отсутствие!

– Я как раз имею диплом психолога, – Грета послала Альфреду воздушный поцелуй и направилась к дверям изолятора.

Краузе скрипнул зубами и окинул побелевшим взглядом врача, Найдера и офицера охраны.

– Да, герр старший инспектор, – быстрее всех сориентировался Фриц, – выполняем! Доктор, следите за фрау Нессель и записывайте всё без пауз. Офицер, шагом марш на свой пост!

Сам он исчез через секунду после охранника.

Если не считать врача, притворившегося этакой живой приставкой к компьютеру, Альфред остался в ординаторской один. Гнев схлынул, и на смену ему пришла усталая опустошенность. В таком состоянии думалось не особенно хорошо, однако выбора у Краузе не было. Пока не поступят хоть какие-то новые сведения, Альфреду не оставалось ничего, кроме анализа старых, и подведения условного промежуточного итога.

Промежуточный итог на данную минуту выглядел, как многократно исправленная запись в дневнике юной истерички. Фактов было много, но они никак не желали образовывать мало-мальски стройную систему.

Краузе собрался. А кто их спрашивает?! Они факты, а значит, обязаны подчиняться логическим рассуждениям, как солдаты офицеру. Альфред представил страничку дневника в личном компе утомленной учителями и гормонами школьницы, и вооружился воображаемым электронным карандашом. Итак, пишем, что мы имеем…

Юрген Крафт, чистокровный ариец, безупречный матрос с «Призрака-9» (зачеркнуто), он же главный подозреваемый в шпионаже (подчеркнуто дважды), где-то гуляет в свое удовольствие, и обнаружить его пока не может вся тайная полиция города.

Эксперты: профессор Нейман с Юнкера и доктор Хирш с Марты – не враги (в скобках вопросительный знак, зачеркнут и снова выделен), но все равно с ограниченными правами на перемещение по Эйзену – тоже гуляют! (В скобках еще три восклицательных знака).

Представитель «Юнкера-Д» Мартин Фогель – улетел, вернулся, но где находится в данную минуту, неизвестно (запросто мог снова улететь). Если он сейчас на Эйзене, с ним стоит немедленно поговорить. В первую очередь выяснить, зачем он летал на Юнкер, почему вернулся и случайно ли сразу после его возвращения возникли две подряд проблемы с безопасностью погрансектора. Впрочем, нет подтверждения, что он действительно улетал. (Фраза зачеркнута, обведена и вновь зачеркнута).

Всё это очень подозрительно. (В скобках: «Браво!»)

Краузе вздохнул и стер мысленную картинку с дисплея внутреннего взора. К черту девочек-истеричек! Впрочем, не всех. Что там у Греты, интересно узнать. Разговорила она эту Еву Меркер? Фрау Нессель, конечно, стерва, но это не отражается на качестве интервью. Свою основную работу Грета знает досконально.

В памяти сам собой всплыл эпизод, сделавший Грету наиболее узнаваемым журналистом Эйзена. Года три назад с Форпоста вернулась группа юношей, отправленных в один из университетов Колонии по программе студенческого обмена. Все ребята вернулись серьезно травмированными, а в паспортах у них стояли отметки «нон грата». На дипломатическом уровне скандал попытались замять, но тут в дело вмешалась пресса (наверняка с подачи министра пропаганды), и студенческий инцидент получил громкую огласку. Фрау Нессель тогда не поленилась взять подробные интервью (по сути – показания) у всех выдворенных с Форпоста ребят и написала на основе этого материала серию сенсационных статей о притеснениях и двойных стандартах, действующих на некоторых Колониях в отношении граждан Эйзена.

Конечно, Грета не упомянула, что эйзенские студенты – все отличники учебы и пропаганды, члены «Юнгштурма» и мастера старогерманского рукопашного боя – получили по заслугам. Ведь массовую драку с местными жителями спровоцировали именно они, ворвавшись пьяными в молельный дом неподалеку от университетского городка и устроив там погром. Возможно, это сошло бы им с рук, но молодчики не успокоились и продолжили свой пьяный блицкриг, взяв штурмом пивную, полную посетителей. Они вышвырнули на улицу всех чернокожих и латиносов, а группу попытавшихся сопротивляться азиатов заперли в подвале. Надо заметить, что Форпост – англоязычная колония, заселенная, в основном, выходцами из Северной Америки, и чисто белые колонисты там встречаются редко. Поэтому в результате «зачистки» в пивной остались только два десятка арийских гостей и трое местных, да и то загнанных в туалетные кабинки.

Возмездие было неотвратимо, и наиболее трезвые студенты поняли это очень скоро. Они забаррикадировались в заведении и объявили троих несчастных форпостовцев заложниками. Спецназ местной полиции не принял всерьез заявление наглых юнцов и взял бар штурмом. В результате все двадцать три студента попали в тюремный госпиталь с различными повреждениями: в основном, с синяками и переломами от резиновых дубинок и пластиковых пуль.

После депортации студенты получили серьезную взбучку от сотрудников МИДа, Минобразования и Министерства пропаганды, но из университета их не исключили и никаких других дисциплинарных мер к ним не применили. А министр спорта в одном из интервью вскользь упомянул о рейде юных мастеров, как о яркой демонстрации превосходства СГРБ над другими видами единоборств. Кстати, и это интервью взяла Грета Нессель, к тому моменту популярнейшая журналистка «Армейской газеты».

С того времени почти все программы студенческого и культурного обмена были свернуты, а Грета получила «право первого интервью». Ей разрешалось удовлетворять свое профессиональное любопытство даже без предварительного согласования с министерством пропаганды.

Краузе подозревал, что и диплом психолога она «защитила» именно в тот период. Кто мог отказать признанному знатоку человеческой психологии в такой мелочи?

Впрочем, каждый человек живет своими правдами и неправдами, поэтому ставить под сомнение квалификацию фрау Нессель, как психолога, было бессмысленно. Быть может, она ничего не понимала в науке, но талант к выявлению тайных мыслей и чаяний людей у Греты имелся, это бесспорно.

Альфред заглянул в экран компа. Фрау Нессель сидела на краешке кровати, приобняв Еву за плечи и о чем-то с ней беседовала. Девочка выглядела умиротворенной и раскованной, совсем не такой, как во время самой первой беседы с врачами и офицерами ГСП. Она даже улыбалась, правда, как-то робко.

«А когда шеф начнет разбор полетов, факт того, что девочку «разговорила» именно Грета, обязательно станет ключевым пунктом обвинения всех сотрудников отдела в некомпетентности. – Краузе недовольно поджал губы. – И он будет прав. Как ни противно признавать, без фрау Нессель мы бы ничего не добились».

Альфред хотел прибавить громкости, но понял, что опоздал. Грета встала, погладила девочку по голове и что-то сказала на прощание. Ева в очередной раз улыбнулась и кивнула.

Краузе развернулся вместе с креслом в сторону двери. Фрау Нессель вплыла в кабинет с видом победительницы, но что-то в ее торжественном облике было не то, как будто в глубине души она сомневалась… нет, не в самой победе, а в ее безупречном качестве. Или же Грета узнала что-то особенное и теперь лихорадочно соображала, стоит ли делиться информацией с Краузе.

– Похоже, вы снова поставили нас на место, фрау Нессель, – Альфред произнес это дружелюбно и без намека на иронию. Он тоже кое-что понимал в психологии.

– Зачем вы так, Альфред? – Грета самодовольно улыбнулась. – Я всего лишь сделала то, что недоступно мужчинам – поговорила с девочкой по-женски.

– Ева рассказала что-нибудь интересное? – инспектор сделал взгляд максимально кротким, испугался, что переигрывает, и вернулся к «искренней заинтересованности» во взгляде. – Располагайтесь, поговорим.

Грета оценила его актерские потуги и, похоже, приняла решение в пользу Краузе. Она жестом приказала врачу отправляться куда-нибудь подальше и устроилась в его кресле. Альфред незаметно выдохнул с облегчением.

– У девочки было трудное детство, Альфред, – когда они остались в кабинете вдвоем, сказала Грета. – Кругом мрачные матросы, постоянные конфликты, пьяные драки, плохое питание и очень мало игрушек. Мать с ней почти не занималась, основные заботы взяла на себя тетя Кати Вильгельм, но толку от нее было мало, как я поняла. Катрина Вильгельм, возможно, неплохой программист, но отвратительный воспитатель. К сожалению, завоевать доверие ребенка мне удалось, только проявив участие к Катрине.

– Почему, к сожалению?

– Она же славянка! Представляете, какой будет резонанс, если общественность узнает, что Еву воспитывала женщина низшей расы, как будет трудно девочке в интернате и школе? Еву Меркер придется воспитывать заново, а заодно убеждать, что в полете рядом с ней всегда была мать, а не Катрина.

– А вы не перегибаете? – Краузе взглянул на Грету искоса.

– Вы думаете, что воспитанного волками малыша можно называть полноценным человеком?

– Еву воспитывали люди. В основном, Катрина, но ведь и мать, и отец до определенного времени тоже были рядом.

– Они не просыхали от шнапса. Пищемат произвел почти шесть тонн этого зелья, можете проверить отчеты экспертов-программистов.

– На три десятка человек? – Альфред произвел в уме простейшие вычисления. – Меньше трех литров в месяц на душу, по девяносто граммов в сутки. По три коньячных рюмки… Это умеренное потребление, фрау Нессель, возможно, поэтому они и передрались. А что Ева говорит о Крафте?

– Дядя Юрген приболел и лег в изолятор за день до резни. Ева и Катрина пришли его навестить. Кажется, у Вильгельм и Крафта был роман. Так вот, когда началась поножовщина, все трое были в изоляторе. Катрина успела заблокировать дверь, и… весь следующий год они провели втроем. Ева играла и училась, в основном, с дядей Юргеном, а тетя Кати почти не вылезала из ходовой рубки.

– Значит, выход из «боковой поправки» нашла она, – Краузе задумчиво потер подбородок. – Неплохо для недочеловека, не находите?

– Не вынуждайте писать на вас рапорт в политкомиссию, милый Альфред, – фрау Нессель погрозила пальчиком. – Катрине Вильгельм просто повезло. Славяне вообще везучий народ. Если предположить, что существует историческая логика, они должны были исчезнуть еще три века назад, но им крупно повезло – в естественный ход событий вмешались англосаксы. Позже они пожалели о сотрудничестве с этими недолюдьми, но было поздно. А как за ошибки предков расплачиваются потомки, вы знаете не хуже меня. Землей и большинством Колоний управляют русские князья, а благородным принцам достался Марс и несколько заштатных планет! Скажете, дело не в везучести славян, а в чем-то еще?

– Я знаю народ еще более везучий, – Альфред усмехнулся.

– Не будем об этом, – Грета поморщилась, как будто Краузе намекнул на что-то особенно непристойное. – Одним везет, другим нет. На этом и остановимся, иначе нам придется вспомнить истребленных в Третью «Технологическую» войну арабов, а затем и китайцев, которые сегодня могли быть единственным народом на Земле и Колониях, не случись Четвертой «Генетической» войны.

– Была еще Пятая «Космическая» с термоядерной бомбардировкой Лидии. Там не повезло и людям, и самой планете.

– Вот именно, Альфред, примеров масса. Лучше подумайте о том, что я сказала. Юрген Крафт был дружен с Катриной Вильгельм и вполне мог поддаться ее влиянию. Понимаете, о чем я?

– Мог быть ею завербован, – Краузе кивнул. – Это я понимаю. Не понимаю я другое: от кого Крафт получил задание, и как умудрился пропасть без следа?

– Ну почему же без следа? – Грета кокетливо намотала на палец золотистый локон.

– Что? – Альфред насторожился. – На что вы намекаете? Ева… сказала, где прячется Крафт?

– Да, и я готова помочь вашей следственной группе, милый Альфред, но с одним условием.

– С каким? – Краузе почувствовал, что Грета немного напряглась.

– Вы разрешите девочке погостить несколько дней в моем доме.

– Исключено! Зачем вам это, Грета?

– Разве это не очевидно? – то, что Краузе задал вопрос, внушало надежду на успех, и фрау Нессель весьма воодушевилась. – Поймите, Альфред, эта история – бесценный клад! Я сделаю из нее серию сенсационных репортажей или даже целую книгу, которая мгновенно станет бестселлером! Я заработаю на истории этой девочки миллионы, десятки миллионов марок!

– Дело «Призрака-9» проходит под грифом «Совершенно секретно», ваше присутствие здесь – уже нарушение инструкции, – Краузе не просто сложил руки на груди, а почти обнял себя за бока. – И вы хотите, чтобы я пошел еще дальше, толкаете меня на должностное преступление? Ради чего мне так рисковать?

– Два процента от первого гонорара, – Грета сузила глаза. – Думаю, это составит не меньше ста тысяч. Аргумент?

– Против карьеры и, возможно, жизни? – Альфред усмехнулся. – Вы понимаете, что если с Евой что-нибудь случится, меня расстреляют на месте? Лично Штраух с удовольствием влепит пулю мне прямо в лоб.

– Почему с ней должно что-то случиться?! Со мной девочка будет в полной безопасности. Не забывайте, что я живу в «Золотой свастике», это самый охраняемый сектор безопаснейшего уровня города.

– И как я объясню отсутствие Евы своему начальству?

– Скажете правду. Уверяю, дальше Штрауха информация не пойдет!

– А если нагрянет какая-нибудь комиссия?

– Разве гриф «Совершенно секретно» не исключает лишние проверки?

– Нет, Грета, то, что вы предлагаете неосуществимо. Я не рискну.

– Альфред, мне нужна эта девочка! – Грета рассердилась. – Я не намерена ежедневно таскаться в этот вонючий лазарет, чтобы нянчиться с Евой и записывать ее рассказы. С вашего разрешения или с разрешения Штрауха, но она окажется у меня дома. В последнем случае вы не получите ни пфеннинга! Да, кстати, и Юргена Крафта вам придется искать самостоятельно.

Фрау Нессель поднялась, но уходить не спешила.

– Постойте, Грета, – устало сказал Краузе. – Мне надо подумать.

Грета села.

– У вас большое будущее, Альфред, вы умеете выделять главное.

– Спасибо, фрау Нессель, – инспектор расцепил руки и побарабанил пальцами по столу. – Сделаем так: после поимки и допроса Крафта вы зададите Еве несколько важных для следствия вопросов и в случае, если ее ответы будут достаточно полными, заберете девочку к себе. Но учтите, Грета, никаких поблажек! Ева не имеет аусвайса и не получит его до закрытия дела. Это значит, что свободно перемещаться по городу она не может. Только до вашего дома и обратно. Строжайший домашний… э-э… карантин. Вам всё ясно?

– Да, герр старший инспектор, – Грета улыбнулась с очарованием зевающей тигрицы. – Я всё прекрасно понимаю, нет нужды разжевывать. Если я вдруг надумаю показать Еве Эйзенский зоопарк, то сделаю это с помощью головидения.

– В противном случае вас арестуют на входе в «зеленый» сектор, – Краузе пожал плечами. – За пособничество нарушителю иммиграционного режима. Не думаю, что это обернется для вас неприятностями крупнее штрафа, но политический файл будет запятнан. Да и ваш кит-бестселлер сорвется с крючка.

– Я же сказала, Альфред, мне всё ясно! – Грета всем своим видом старалась показать, что условий чересчур много, но она склонна согласиться.

– Вот и отлично, – Краузе протянул руку. – Где Юрген Крафт?

– Крафт? – Грета пожала ему руку, но, закончив рукопожатие, не выпустила ладонь инспектора. Она встала и потянула Альфреда за собой. – Идемте, инспектор, я вам кое-что покажу.

– Грета, если вы предлагаете вспомнить наши шалости… – начал было сопротивляться Краузе, но встретился с фрау Нессель взглядом и осекся. Грета была серьезна, как никогда.

– Идемте, герр Краузе, это недалеко.

* * *

Когда Павлу Преображенскому было лет десять, примерно как сейчас Сереже, он с удовольствием читал старые книги из семейной библиотеки. (Сын читает меньше, реанимированный лет сорок назад интерес к печатному слову практически угас, и есть серьезные основания сомневаться, что он когда-нибудь опять возродится). Читал и посмеивался, особенно над книгами в жанре «космической оперы». Тогда ему казалось, что наивность писателей прошлого забавна. А еще он чувствовал себя гораздо умнее ученых предков, и это ему льстило. Еще бы! Десятилетний мальчик успел повидать и узнать столько, сколько не видели и не знали все эти писатели вместе взятые. Но по мере того, как Павел взрослел, ему становилось понятно, что на самом деле важна не сумма знаний, а то, как ее использовало воображение автора, насколько убедительный мир создала фантазия писателя на основе этих самых знаний и жизненного опыта.

Один из великих ученых прошлого говорил об этом еще в начале двадцатого века. Тогда многие тоже впадали в эйфорию по поводу сверхобразованности новых поколений, и сверхценности их идей. Ничем хорошим это, как известно, не закончилось. Новейшие идеи заставили многие народы отречься от старого мира, но не помогли им построить новый. Не хватило воображения.

Годам к семнадцати Павел осознал и еще кое-что: главным в книгах было вовсе не то, над чем он потешался в детстве. Описания будущего не претендовали на пророчества, они были только способом погрузить читателя в своеобразный транс, подготовить к глубокому восприятию действительно важных вещей. Таких, как человеческие отношения, мысли, чувства и возникающие на их основе жизненные противоречия. Портреты, мотивы, объемность и яркость, либо двумерная серость личностей – вот, что было главным в книгах, а вовсе не словесные иллюстрации, конечно же, далекие от реалий того мира, в котором теперь живут потомки мыслителей прошлого.

Впрочем, были исключения. Некоторым писателям удавалось угадать вектор развития общества будущего или описать какие-нибудь грядущие открытия. И все равно на предсказания эти книги не тянули, скорее, на предостережения.

Особенно Преображенский любил одну фантастическую книжку, в которой были довольно точно описаны ощущения человека, летящего на борту совершенного, но все равно хрупкого космокорабля. Ощущения, преследующие девяносто процентов путешественников в глубоком космосе. Пожалуй, сам князь не сумел бы рассказать об этом лучше, хотя, в отличие от древнего фантаста, то и дело испытывал на собственной шкуре всё то, что головастый предок фактически высосал из пальца. Не тот талант, что поделать?

Князь Преображенский был способен только сформулировать краткий рапорт. Шесть часов, полет нормальный, выход из прыжка прошел штатно, маскировка не нарушена. Что еще? Звезды здесь ближе? Не намного, и смотря какие. Ощущение оторванности от колыбели? Такое же, как и на орбите, допустим, Луны. «Убийственная безжизненность» космоса везде одинакова. На ближней орбите Земли или на дальней орбите Плутона космос так и норовит убить, а вот что касается безжизненности – тут вопрос спорный. Если ковырнуть в случайном порядке десяток ледяных обломков, мотающихся по Солнечной, то хотя бы в одном найдутся почти органические соединения, или даже вирусы. Но это все продвинутая лирика, а в классической традиции – бесспорно: космос – это молчаливый убийца, а звезды лишь яркие искры давно отгремевшего фейерверка.

Непредугаданное никем из пращуров внутреннее чутье подсказало приближение значительной массы. У Преображенского это чутье срабатывало с запозданием и не всегда, а вот опытные пилоты и командиры кораблей чуяли массу более тонны за десятки километров. По космическим меркам – малость, но, чтобы принять меры, этого чаще всего хватало. Как развился такой навык и почему закрепился даже у тех людей, которые не имели прямого отношения к космическим делам, вопрос к науке. Возможно, дело в генетических изменениях, спонтанно возникших у всех, кто пережил Четвертую войну и сохранил способность иметь потомство. А быть может, генетики привили космонавтам это чутье намеренно, еще до войны, вместе с очень полезной невосприимчивостью к космической радиации. Просто после «Генетической» войны больше всего здоровых людей оказалось именно среди тех, кто был «привит», фактически – среди мутантов.

Обо всем этом Павел никогда особо не задумывался. Принимал такие вещи спокойно, как норму. В конце концов, не изуродовали же людей эти генетические мутации, а усовершенствовали.

Сейчас угрозы столкновения не было, меры принимать не требовалось, и, наверное, поэтому «инстинкт гравитации» не сработал. Зато сработали корабельные системы маневрирования и стыковки.

Мягкое касание, и… стыковка. Князь расслабился. Лет триста назад этому маневру аплодировали в ЦУПе, теперь же стыковка дело обычное, как приветственный жест. Хай! Салют! Привет! И короткий взмах рукой. Так и стыковка. Почти неуловимый толчок, едва слышное шипение воздуха, короткий мелодичный сигнал – в основном, для красоты, и всё. Теперь можно встать и перейти на борт номер два.

Павел Петрович так и сделал.

– Смирно! Проверяющий на борту!

Лейтенант Хренов гаркнул так, что у князя едва не заложило уши. Этот коренастый брюнет с грубо вылепленным лицом и нахальным взглядом боевого старшины так и остался в глубине души младшим командиром. После Пятой Космической его непосредственный начальник капитан Казаков настоял, чтобы Хренов закончил военный институт и получил офицерское звание, но высшее образование не вытравило сержантских замашек.

Преображенский едва заметно поморщился. В полной тишине такая громкость казалась особенно неуместной, но от замечания Павел воздержался. Во-первых, служба есть служба, а, во-вторых, пусть встряхнутся ребятки, а то засиделись тут, в дальнем дозоре.

– Вольно, – Преображенский пожал лейтенанту руку. – Как дела?

– Служим Отечеству, – Хренов держался уверенно, и тут дело было не только в огромном опыте общения с начальством. С князем Преображенским, тогда еще подполковником космодесанта, лейтенант Казаков и старшина Хренов познакомились во время войны. Общее боевое прошлое делало служебные отношения более свободными, хотя и в рамках устава.

– Ваша светлость, – из рубки появился Казаков. – Здравия желаю! За время вашего отсутствия…

– В моем присутствии не нуждались, знаю, капитан, – Павел Петрович махнул рукой. – Я же сказал, вольно. Хренов…

– Я!

– Чаёк организуешь?

– На столе, ваш свет! Прошу в кают-компанию.

– Надо же, кают-компания у них, – князь усмехнулся. – В двухместном-то корабле. Хорошо устроились.

Под кают-компанию разведчики приспособили небольшой тамбур между жилой зоной и багажным отсеком. Согласно корабельному расписанию, здесь должны были храниться запасные скафандры и оружие, но экипаж распорядился пространством более рационально: скафандры разместили в нишах ходовой рубки, а оружие уложили в рундуки под койками в кубрике.

– Целых девять квадратов выиграли, – жестом приглашая к столу, сказал Казаков.

– Сами додумались?

– Нет, это нам еще дома опытные люди подсказали. Тут ведь приятнее обедать, чем за откидными столиками перед пищематом.

– А случится что, без скафандров останетесь, – Преображенский уселся в пластиковое кресло и взял чашку. Чай был горячим, с долькой лимона и сахаром. Всё, как Павел и любил. – Присаживайтесь, чего замерли.

– Рубка-то в пяти шагах, – Казаков едва заметно пожал плечами.