Текст книги "Смерть и вечность. Обобщение новейших знаний"
Автор книги: Вячеслав Репин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Вячеслав Репин
Смерть и вечность. Обобщение новейших знаний
От автора
Нет большей тайны чем смерть. Нет другого такого предела для человеческих чувств, для разума, как загадка жизни и ее конечность. Неотвратимость завершения жизни сопровождает нас на протяжении всего нашего существования. С этим мы рождаемся и с этим оставляем наш мир навсегда.
Как объяснить эту предельность, заложенную в нашу природу? Для всех ли граница непреодолима? Нужно ли воспринимать это как данность, как какой-то природный запрет? Как объяснить тот факт, что мы свыклись с нашей участью – в каком-то смысле роковой – и можем спокойно уживаться с таким явлением, как смерть? А ведь для нашего существования знание о смерти было бы важнее, чем всё, что мы прожили и прочувствовали, чем всё, что мы могли бы себе пожелать. Это необъятнее, чем сам наш мир. Смерть преступает все наши представления.
На страницах этой книги мы попытаемся собрать воедино всё, что сегодня доступно для ознакомления, но не всегда оказывается под рукой в нужный момент. Ссылки на других авторов, на излагаемые ими мысли и наблюдения, а иногда и просто цитаты из их книг неизбежны.
Это и доктора Р. Муди, Э. Кюблер-Росс, К. Осис и Э. Харальдссон, Р. Нойес, и математики А. Пуанкаре, Г. Перельман, физики-теоретики А. Линде и Р. Пенроуз, и богословы Макарий Александрийский, Марк Эфесский, св. Григорий Великий, блаженный Августин, и архиеп. Лука (Войно-Ясенецкий), еп. Игнатий (Брянчанинов), архим. Серафим (Роуз), а также проф. А. И. Осипов, врач А. Герасимов. Да и это не весь список.
Метод преемственности выбран за основу не случайно. Любой, кто погружался в современные исследования смерти, понимает, что полемика здесь бессмысленна. Серьезные авторы почти во всем сходятся друг с другом. Рознятся лишь аргументы и толкование фактов. Разрыв существует, конечно, и между эпохами, ведь смерть изучается не один век. А знания о материальном мире, о его границах не перестают пополняться, особенно в наше время.
Однако лучше сразу провести демаркационную линию. Между различными воззрениями на смерть, которые сложились на сегодняшний день, между современным научным подходом и религиозными взглядами – христианскими, исламскими, буддистскими, иудейскими, как и внутри самого христианства между православием и римокатолицизмом, – всё же существуют серьезные разногласия. И вот от них никуда не денешься. Цель этой книги – не выявление противоречий. Цель – собрать воедино всё накопленное знание и по возможности отделить зерна от плевел с опорой на максимальную объективность, которая только доступна для человека думающего и неравнодушного к судьбам мира.
Годы назад, когда скончалась моя мать, я конечно понимал свою потерю, как и все. Но я не осознал случившегося так, как осознал бы это сегодня. Причина не в незрелости, а в отсутствии знания.
Пережить смерть близкой, родной души приходится каждому. Но не все мы понимаем, какова наша роль. Лично я, автор этих строк, тогда не понял, что могу принять в дальнейшей судьбе моей матери деятельное участие, что я могу помочь ей, ее душе, в том, потустороннем мире. Я не знал, что от меня может что-то зависеть.
Только со временем, когда утраты становятся не просто трагической неизбежностью, а реальной частью всей нашей жизни, в нас вселяется ощущение, а понемногу приходит и настоящее понимание, что это происходит не только с каждым из нас, но и всякий раз единожды с каждым отдельно взятым человеком. Смерть близкого человека – уникальна и одноразова в той же мере, как и его жизнь. Это то, что случается раз и навеки.
Основная часть книги составлена автором в августе 2019 г. на Святой горе Афон, в русском Свято-Пантелеимоновом монастыре. Подготовка же к написанному, кристаллизация замысла, с самого начала непростого, непривычного, велась за много месяцев до этого. И уже на первых порах стало очевидно, что в условиях обыденной жизненной среды такую работу осуществить полноценно не удастся. Этот текст, изначально монастырский, стал светским. Читатель сам оценит метаморфозу.
Автор приносит глубокую благодарность братии монастыря за предоставленную возможность сосредоточиться на этой работе в оптимальных для интеллекта и для души условиях и лично архимандриту Евлогию, игумену, за его благословение на эту работу в стенах монастыря, древнейшей русской обители.
август 2019,Св. – Пантелеимонов монастырь, Святая гора Афон
Возобновившийся интерес к смерти
клиническая смерть, Муди, Кюблер-Росс, Осис и Харальдссон, Нойес, Икскуль, Красовский, Осипов, о. Серафим, внетелесный опыт, прогон прошлого, туннель, светящееся существо, «разобщение», возвращение в тело
На сегодняшний день собрано несметное количество наблюдений, связанных с клинической смертью человека. Материал пополняется не один век. Но только за последние сто лет сведения стали хоть сколько-нибудь систематизироваться. В свет стали выходить монографии и книги, посвященные именно смерти – как медицинские, так и с религиозным уклоном, но доступные для рядового читателя. Появились и книги более научные, написанные врачами и психологами.
Количество наблюдений посмертного опыта, отобранных методично, приближается сегодня к миллиону. Цифра внушительная. К тому же речь идет не о чьих-то россказнях, а о реальных свидетельствах, собранных врачами. Эти свидетельства исходят от людей, непосредственно соприкоснувшихся со смертью, переживших клиническую смерть или некое предсмертное состояние. Но даже эта статистика выводится из оценок скромных. Во внимание принимаются только проверенные свидетельства, которые можно считать достоверными. Говорит же это о том, что многие случаи нам попросту неизвестны. «База данных», если постараться оценить ее объективно, на порядок больше.
Этот тупик, топтание на месте объясняется не только отсутствием воли со стороны научного сообщества. Дело не только в отсутствии государственных программ, которые могли бы помочь сдвинуть всё с мертвой точки. А отсюда и проблема отсутствия базовых критериев, своего рода стандартов, которые позволяли бы исследователям называть вещи своими именами. Получается, что мы имеем дело со «стартапом», но затянувшимся на века. Тема по-прежнему остается полунаучной.
Понятие «клиническая смерть» в современной медицине соответствует строгим критериям психофизического состояния организма человека. Тем не менее, стоит нам хоть раз столкнуться с этим явлением в реальной жизни, в момент ухода из жизни близкого человека, как мы понимаем, что медицина придерживается размытых позиций. Медицина больше ни на чем не настаивает. Уважающий себя врач признает, что всего не знает и не всё понимает. С этого момента человек волен поступать так, как он считает нужным. Полномочия медицины здесь заканчиваются. И это ставит нас перед сложным выбором. Во многих случаях, чтобы понять, как поступать правильно, чтобы помочь умирающему – а что может быть для нас в важнее в такой момент? – чтобы помочь самим себе, когда смерть близкого неминуема или уже накрыла нас как цунами, нам приходится полагаться на себя самих, на свои чувства, на интуицию. И это очень непросто.
Ну а когда дело заходит об опыте предсмертного состояния – о смерти мы пока не говорим, – здесь мы остаемся совсем одни. Мы даже не можем с точностью определить, где этот опыт начинается и где заканчивается. С какого момента вообще мы можем говорить о смерти? Как отличить смерть от предсмертного состояния, от умирания? А этот процесс – умирание – может длиться вообще неведомо сколько. Есть случаи возвращения к жизни из состояния окоченения. Что же нам делать?
Прежде всего необходимо прочертить четкие границы. Необходимо предостеречь себя от чрезмерных ожиданий. Дело в том, что по большому счету мы вообще не можем знать того, что происходит за чертой смерти. Тайна сия велика есть. И это не фигура речи. Если хоть какое-то естественное, природное знание нам и полагается «по штату», благодаря нашему «всезнающему» подсознанию, интуиции или нашим религиозным представлениям, то мы должны сказать себе прямо всё как есть. Это не больше чем соприкосновение с тайной. Но не проникновение в саму тайну. Нам дано лишь мельком заглянуть в сопредельное пространство. Но не в саму смерть. Из того мира пути назад нет. И это первая важная констатация.
Все, кто погружается в тему смерти, должны с ясностью решить для себя именно этот вопрос. Серьезный исследователь и начинает, собственно, с констатации: любой опыт смерти, в том числе и клинической, – это еще не сама смерть. Таким образом формируется непреложный критерий: смерть начинается там, откуда до нас больше не доходит никакая информация. Но попытаемся не забегать вперед с выводами…
Интерес к смерти, появившийся в 70-х годах прошлого века, больше отвечает требованиям маркетинговых «технологий», чем реальному спросу на издательском рынке. Это настраивает нас на правильный лад. Ну да, с чего это все очнулись? А раньше это что, никого не интересовало? Серьезные книги на тему о смерти конечно выходили и раньше. Но они оставались незамеченными, невостребованными. Хотя может показаться удивительным, почему такая тема, как смерть, не пробуждала к себе более острого интереса в периоды массовой гибели людей, во время разрушительных войн. Зачем далеко ходить: две не столь давние мировые войны обошлись человечеству в десятки миллионов жизней. Или может быть, вступают в силу какие-то анестезирующие механизмы, которые вырабатывает общество, его коллективное сознание и подсознание, чтобы сгладить тяготы существования?
Появление книг о смерти уже ближе к нам, в 70-е годы, объясняется не только переменами в книгоиздании, когда издателям стали сниться, средь бела дня, новые рынки, но и общим развитием медицины, реанимационных технологий, а также большими сдвигами в кардиохирургии. Отсюда и возросший спрос на информацию о клинической смерти, о приграничных состояниях организма – информацию, максимально обоснованную научно. Одними социально-историческими процессами объяснить возросший интерес вряд ли удастся. Бумеранг вернулся туда, откуда и был запущен.
Из написанного о смерти с научных позиций можно выделить несколько книг, которые стали толчком для настоящих методологических исследований. Это и книга американского врача-психиатора Реймонда Муди «Жизнь после жизни»[1]1
Raymond A. Moody, Life after Life, 1975.
[Закрыть]. Издательский успех книги этой как по цепной реакции вызвал другие публикации и переиздания уже выходивших ранее книг, которые остались незамеченными. С этой же темой до Муди начала печататься Элизабет Кюблер-Росс, детский врач, подданная Швейцарии, уехавшая работать в США после окончания медицинского факультета в Цюрихе. Ее первая книга «О смерти и умирании»[2]2
Elisabeth Kübler-Ross, On Death & Dying, 1965.
[Закрыть], хотя и глубокая по содержанию, востребованная, освещала не самую яркую сторону медали. Кюблер-Росс сосредоточилась на медико-психологических аспектах смерти. Эти сведения конечно тоже захватывающие, информативные. Но это всё же не сам «посмертный опыт», и еще не сама смерть, о которой начали писать другие.
Одновременно с книгой Муди вышли исследования докторов К. Осиса (США) и Э. Харальдссона (Исландия). «В час смерти»33
Karlis Osis et Erlendur Haraldsson, The Hour Of Death, Нью-Йорк, 1977.
[Закрыть] – так называется книга, изданная ими в соавторстве в 1977 г. На страницах книги излагаются результаты исследований, которые начали проводиться еще в 1961 г., когда психолог Карлис Осис возглавил программу по сбору и систематизации наблюдений за клинической смертью среди умирающих больных. Свои заключения Осис излагает на основе исследований более чем тридцати пяти тысяч реальных случаев умирания. Сама по себе эта цифра 35 000, опять же, внушительная. И согласно этим внушительным наблюдениям, в большинстве своем люди испытывают в момент смерти не страх, а скорее дискомфорт, но еще чаще безразличие.
Увы, это так. Главный же акцент в исследованиях делался на особенности галлюцинаций, которые якобы видят умирающие. Галлюцинации или видения – пока вопрос остается открытым – бывают практически у всех людей. А «видят» люди довольно странные вещи: нечеловеческих существ, образы какого-то иного мира, настоящих призраков уже умерших людей… Что любопытно, за «призраками» стоят почти всегда реально существовавшие люди, которых умирающий или умерший знал лично. Да и наблюдаются эти галлюцинации у людей в состоянии совершенно ясного сознания, при полноценной работе мозга и вне воздействия каких-либо медицинских или иных препаратов. Это проверенный факт, очень существенный.
Анализируется еще один примечательный факт: многие умирающие часто описывают видения, хорошо известные по древним изотерическим источникам, о которых они никак не могли знать по совершенно объективным причинам. Здесь очень вовремя всплывает имя Карла Юнга[4]4
Carl Gustav Jung (1875-1961).
[Закрыть], выдающегося психолога, тоже родом из Цюриха, который задолго до всех наших разговоров – пока непонятно о чем – разрабатывал концепцию «коллективного бессознательного». А выглядит концепция Юнга примерно так: есть некое всеобщее знание и опыт, глубоко скрытые в психике человека, которые сам человек не способен ни понять, ни осознать в себе. Но эти глубоко запрятанные знания прорываются наружу через сны, галлюцинации и проч. При исследовании процесса «умирания», таких фактов оказывается действительно слишком много. Тем самым идеи К. Юнга находят себе и подтверждение и применение. По крайней мере, их заново начали оценивать и обдумывать.
Норвежский психолог Ранди Нойес внес свою лепту, изучением стадий наступления смерти. Он научился разбивать процесс «умирания» на этапы. Первый этап – неприятие при полном понимании происходящего и страх, который постепенно, по мере понимания неизбежности кончины, проходит и у большинства людей сменяется чувством покоя и умиротворения. Второй этап – это просмотр прожитой жизни во всех ее деталях, в очень быстром темпе. Немного как в немом кино, но намного быстрее. Третий этап, наступающий по окончании «просмотра» жизни, – «трансцендентный», как его еще называют, – это когда человек, с одной стороны отдаляясь от своего прошлого, обретает способность одним взглядом охватить всю свою жизнь как нечто целое, прежде чем преодолеть и этот уровень и выйти (или войти?) в некое трансцендентное состояние. Но всё это только контрапункты того, о чем нам предстоит говорить.
И уже совсем «классические» факты приводит в своих наблюдениях американский врач-кардиолог Майкл Сабом[5]5
Michael Sabom, Rеcоllеctiоns оf Dеаth. (1981). Майкл Сабом – врач-кардиолог и профессор Медицинской школы при Университете в Атланте (штат Джорджия, США).
[Закрыть] в книге «Воспоминания о смерти». Перепроверяя выводы Муди, в особенности что касается ясновидения и видения на расстоянии, Сабому пришлось рассмотреть сто шестнадцать случаев посмертного опыта. На основании своих наблюдений Сабому не оставалось ничего другого, кроме как развести руками и подтвердить реальность того, что огласил Муди. Собранные сведения исходят от людей очень разных, разной социальной принадлежности и разных профессий, и абсолютно во всём сходятся. Это тоже немаловажно.
Перечисленные издания в целом соблюдают предустановленные рамки, как бы их авторы не старались затрагивать разные грани и выйти за эти рамки, разные стороны одного и того же явления. И все они вполне успешно дополняют друг друга. Между этими исследованиями нет никаких принципиальных расхождений.
Для русского читателя примечательно, конечно, и то, что вся литература о смерти сплошь англосаксонская. К этой к констатации приходит любой, кто впервые окунается в издания, посвященные нашей теме. Серьезных русских книг – раз-два и обчелся. Волна влияния англосаксонского мира дошла и сюда? Но дело в том, что после более углубленного ознакомления с темой возникает впечатление, и оно тоже озадачивает, ничуть не меньше: уровень освещения темы смерти в русских книгах незауряден. Книг мало, но почти все выдающиеся. И этого никто в мире, за пределами России, похоже, и знать не знает.
Довольно ценный, краткий обзор, написанный прозрачным, глубоким языком, принадлежит Петру Калиновскому, человеку с удивительной судьбой. И если бы автору этих строк сегодня пришлось бы вновь предстать выбором, с какого издания начинать ознакомление с нашей темой, этот выбор пал бы именно на книгу П. Калиновского «Переход», которая выходила на английском и на русском языке. Виктор Истомин (настоящее имя П. Калиновского, † 2003), родом из Харьковской области. В годы Второй мировой войны военный врач-хирург, он попал в немецкий плен, бежал, по фронтовому бездорожью добрался до родного Днепропетровска, чтобы разыскать свою семью, где вновь оказался в немецком плену. И затем, как нужный, полезный военнопленный при отступлении был вывезен немцами в Германию. В немецком лагере его и застало окончание войны. Человечности британского офицера, который решил помочь советскому военнопленному, врачу, избежать уже советских лагерей, Виктор Истомин был обязан тем, что смог изменить настоящее имя на «Питера Калиновского». Таким образом он выпал из списков, по которым осуществлялась передача военнопленных советской стороне, и неисповедимыми путями смог перебраться в Австралию, где прожил всю жизнь, работая врачом.
На первый взгляд книга «Переход» не привносит ничего нового, при том что опирается на изучение около пятисот случаев клинической смерти. Но автор прекрасно обобщает тему, современные исследования и всю существующую литературу, причем делает это еще и с православных позиций. Книга сторонится полемики. Этот подход, по-видимому, наиболее оптимален. Ведь говоря о смерти, мы неизбежно сталкиваемся с разным толкованием научных данных, с разным религиозным мировоззрением. Между разными религиями взгляды тоже очень рознятся. Книга П. Калиновский избавляет нас от никчемных пересудов и предлагает только всё самое необходимое, да еще и в русском освещении.
Разумеется, невозможно обойти стороной и книгу А.И.Осипова «Посмертная жизнь души» (2007). Эта книга, к сожалению слишком сжатая, всецело сосредоточена на православном учении о смерти, наш вопрос рассматривается с чисто богословских позиций.
Современных русских книг, посвященных самостоятельным исследованиям посмертного опыта, фактически не существует. Известна лишь пара светских небогословских книг, датированных дореволюционным временем. Причем именно в церковных кругах вдоль и поперек цитируется небольшая книга К. Икскуля «Невероятное для многих, но истинное происшествие»[6]6
К. Икскуль. Издательство «Троицкий Цветок». 1910 г. и др.
[Закрыть]. Текст был напечатан в конце XIX в. в «Московских ведомостях», а затем переиздавался Троице-Сергиевой лавре – текст вычитанный и проверенный на соответствие церковному учению. Одно это уже уникально. Ведь речь идет о «светской» книге. Но это действительно поразительный рассказ о реально пережитом посмертном опыте, которым делится человек, вернувшийся к жизни через сутки после своей кончины, из состояния окоченения. Написана книга неверующим человеком, хотя и крещенным в православие. Правда впоследствии автор, как известно, постригся в монахи.
Давно написанная книга святителя Луки (Войно-Ясенецкого) «Дух, душа и тело»[7]7
Святитель Лука (Войно-Ясенецкий), Дух, душа и тело, Изд-во Келлия свт. Модеста, 2019.
[Закрыть] тоже затрагивает вопросы смерти, хотя в целом посвящена скорее смежным вопросам – душе, духу, как и гласит ее название.
Свидетельства, дошедшие до нас с XIX в., ровно ничем не отличаются от тех, которые описываются современными врачами. Просто их меньше количественно. Возникает вопрос: почему же меньше? Возможно, это объясняется тем, что сама смерть, эта тема, в православной России находилась под духовной и интеллектуальной «юрисдикцией» Церкви. При этом нужно отметить, что и православная церковь в поздний период, уже в XX в., не отвергала сведений из медицинских источников. Роль русской художественной литературы тоже следует принять во внимание. Она, как и Церковь, рассматривала смерть как свою родную тему и взрыхляла эту почву так же глубоко, как и богословие. Само по себе это беспрецедентно. Ни одна другая художественная литература не может здесь поравняться с русской.
Из уже почти современных русских изданий важно отметить книгу иеромонаха Серафима Роуза «Жизнь после смерти» (1980 г.). По происхождению американец из протестантской семьи, но принявший православие и монашествовавший в США, о. Серафим вроде бы и не мог поступить по-другому. Как монах, как человек просвещенный, он не мог не отреагировать на лавину выходивших книг на английском языке, уж слишком явно эти издания шли в разрез с православными представлениями о тех же явлениях. Книга о. Серафима собирает воедино всё то, что было написано о смерти православными авторами со времен Игнатия Брянчанинова, пожалуй последнего крупного русского автора и богослова, писавшего о смерти.
Православие вообще очень косо смотрит на оккультизм. Светские же книги о смерти, и современные в том числе, с оккультизмом стараются ладить и даже пытаются быть с ним накоротке. Эта грань соприкосновения между религиозным мировоззрением и светским лишь одна из многих. Но именно здесь между ними возникает сильное трение. Православное богословие придерживается строгих рамок, что довольно привычно для людей православных. Однако критический взгляд православия на многие явления современного мира принято считать на Западе ортодоксальным, заскорузлым. Уже поэтому книга о. Серафима не могла стать бестселлером на Западе.
И всё же нельзя не отметить отсутствие богатой отечественной литературы на тему о смерти. Это кажется удивительным, если принять во внимание все те тяготы истории, которые легли на плечи русских людей, все те жертвы, принесенные русскими и православными людьми на алтарь истории во время двух последних войн, наиболее разрушительных. Причины, конечно, в самом подходе православия. И к этому вопросу нам еще предстоит вернуться…
Исследование д-ра Муди, в основе своей простое, совершенно рациональное, опирается на показания самих «очевидцев», соприкоснувшихся со смертью лично. Примерно с третью своих пациентов-свидетелей Муди провел подробные беседы, задокументировал их, при этом не стараясь подогнать накапливающиеся сведения под какие-то стандартные рамки. Он просто объединил свидетельства в один большой документальный рассказ – рассказ об уходе из жизни и о возвращении обратно в наш мир.
Не все люди, пережившие опыт смерти, способны им поделиться. Причины сегодня уже понятны. Это и странность всего того, что людям пришлось увидеть и услышать по ту сторону. Это и резкие расхождение их впечатлений с тем, что они себе воображали. Это и неготовность большинства людей, психологическая, эмоциональная и интеллектуальная, внимать таким вещам. Пока это нас не коснулось, об этом можно не думать. Да и не верится. Да и страшновато.
Несмотря на многие изъяны в методе Муди, которые он и сам признает, его книга сдвинула воз с места. Она позволила обществу принять сам факт, что дальнейшие наблюдения имеют смысл, что нужно продолжать исследования и их систематизацию. Объективность и научная беспристрастность в вопросе изучения смерти стали казаться достижимыми.
Тот, кто впервые сталкивается со свидетельствами, которые излагает Муди, поражаются в первую очередь самой констатацией, которую делают все опрошенные, все, кто вернулся «с того света», что «тот свет» существует. Там что-то есть. Это не пустота, не черное ничто. В это «что-то» мы еще и можем проникнуть. Но только без нашего тела…
Практически все, кого Муди опрашивал, говорят об отделении своего «Я» от тела. И уже сейчас для упрощения правильнее будет использовать понятие «душа». Почти все опрошенные говорят о том, что у них была возможность видеть свое тело со стороны, наблюдать за происходящим вокруг, видеть врачей, занятых реанимацией, или родственников, сходящих с ума от переживаний и беспокойства. Иногда «видение» переносится в другое место, из больницы домой. Отделению от тела всегда сопутствует загадочная прозрачность нашего обычного земного пространства. Отделившееся от тела «Я» может без затруднений проникать сквозь стены, через что угодно. Расстояния и материя – здесь просто условность.
Большинство опрошенных делятся впечатлением, что момент перехода из «этого» мира в «тот» чрезвычайно труден для восприятия. Трудно оказывается не только «здесь», но и «там», во внетелесном пространстве. Этому сопутствует абсолютно ясное понимание произошедшего – наступила смерть. Полная или пока частичная – детали варьируют. Лишь в редких случаях пережившие предсмертное состояние или саму смерть описывают испуг от происходящего. При этом физического недомогания отделившееся «Я» не испытывает. Нашему «Я» уже не больно.
Описаниям присущ некий общий порядок и последовательность. Об этом в подробностях пишет упомянутый выше психолог Р. Нойес. До момента отделения «Я» от тела практически всегда описывается «прогон», как на кинопоказе, всей жизни человека. Перед глазами умирающего во всех мельчайших подробностях, с большой скоростью и в то же время с удивительной четкостью всех деталей проносится вся жизнь. Этот «прогон» даже стал неким стереотипом, уже затасканным и в кино и в книгах. Сегодня это клише. Однако те, кто это действительно пережил, – автор этих строк относится к их числу, – не видят в этом ни клише, ни стереотипа, а напротив – какую-то невероятно пронзительную, новую правду о себе и своей жизни.
Что это? Как это объяснить? Коллективное наваждение? Массовая галлюцинация? Следствие эффекта «стереотипизации», то есть бессознательного подражания описаниям других людей, переживших что-то похожее? Соблазн объясним, понятен. Лучшего варианта и не придумаешь, когда оказывается затруднительным описать свой личный, реально пережитый опыт привычными словами. Самовнушение – одна из форм преодоления себя, вполне эффективное средство самозащиты, когда мы сталкиваемся с ситуацией, которая преступает нас интеллектуально или не вяжется с нашим восприятием действительности. Мы легко внушаем себе то, чего нет. Любую химеру мы можем адаптировать под наши запросы, подогнать под наше восприятие или просто понимание. Мы это делаем даже просто ради внутреннего удобства.
Приведем свидетельство уже из русской книги, написанной архиеп. Лукой (Войно-Ясенецким). При жизни он был еще и практикующим врачом, но подробнее мы поговорим о архиеп. Луке ниже.
«Секкендорф видел во сне такие события его прошлой жизни, о которых он едва помнил, и с такой ясностью и живостью, как если бы они в первый раз имели место в действительной его жизни. С чрезвычайной ясностью он увидел себя трехлетним ребенком, причем в памяти его воскресли все мельчайшие подробности воспитания его. Каждая оценка из его школьной жизни, каждая неприятная случайность прошли в его сознании, как живые. Созерцая жизнь свою в порядке действительного течения ее, он увидел, наконец, свое пребывание в Италии, где он покинул одну даму, на которой женился бы, если бы судьба не заставила его быстро уехать из этой страны. Живость испытанного им во сне чувства разлуки с возлюбленной послужила причиной его пробуждения».[8]8
Святитель Лука (Войно-Ясенецкий), Душа, дух и тело, Изд-во Келлия свт. Модеста, 2019, стр. 196.
[Закрыть]
У того же автора:
«Способность такого фантасмагорического представления всего пережитого у умирающих, сопровождающегося сжатием целых годов их жизни в несколько секунд и созерцанием отдельных фаз их жизни в виде степеней развития их духовного существа, была известна уже в древнейшие времена и считалась отличительной способностью человеческой души. Философ Плотин в „Энеадах“ говорит: „Но со временем, к концу жизни, являются другие воспоминания из более ранних периодов существования… ибо, освобождаясь от тела, она (душа наша) вспоминает то, чего здесь не помнила.“
В этих удивительных фактах воспроизведения в две-три минуты событий целой жизни, длившейся десятки лет, нас поражает, во-первых, сверхъестественная быстрота течения воспоминания, и, во-вторых, удивительная полнота и ясность их».[9]9
Там же, стр. 197-198.
[Закрыть]
Пациенты Р. Муди рассказывают следующее:
«Все время, пока я находился вне своего тела, я был совершенно изумлен тем, что со мной случилось. Я не понимал этого. Но все было совершенно реально. Я видел свое тело отчетливо и, в то же время, как издалека. Мое сознание было не в таком состоянии, чтобы я мог что-нибудь выдумывать. У меня не возникало никаких идей. Я просто был в совершенно неподходящем для этого состоянии».
«В момент травмы я ощутил внезапную боль, но затем боль исчезла. У меня было такое ощущение, словно я парю в воздухе в темном пространстве. День был очень холодный, однако, когда я находился в этой темноте, мне было тепло и приятно как никогда. Я помню, что я подумал: „Наверно, я умер“».
Женщина, вернувшаяся к жизни после сердечного припадка:
«Я начала испытывать совершенно необычные ощущения. Я не чувствовала ничего, кроме мира, облегчения, именно покоя. Я обнаружила, что все мои тревоги исчезли и я подумала про себя: „Как покойно и хорошо и нет никакой боли“».
«У меня просто было огромное ощущение одиночества и мира… Оно было прекрасно, в душе у меня было такое чувство покоя».
Военнослужащий США, воевавший во Вьетнаме и во время боя «скончавшийся» от ранения, рассказывает свой случай:
«Я получил тяжелое ранение и „умирал“ от него, однако, я точно помню все, что тогда происходило со мной. Я был ранен пулеметной очередью, в меня попало шесть пуль. Но когда это случилось, я как-то совершенно не сокрушался. Я помню, что даже почувствовал облегчение, когда был ранен. Я чувствовал полную легкость, и не было никакого страха. С момента ранения передо мной стали проноситься картины моей жизни. Мне показалось, что я вернулся обратно в то время, когда был еще ребенком, и картины сменяли друг друга показывая всю мою жизнь. Я не могу вспомнить, всё было так живо. Они так отчетливо возникали передо мной. Они сменялись начиная с самых ранних воспоминаний, вплоть до теперешнего времени. Всё это произошло за очень короткое время, в этом не было ничего плохого. Я как бы проходил через все эти видения, не ощущая никакой вины или унижения. Больше всего это было похоже на серию картин, наподобие слайдов. Как будто кто-то очень быстро показывал передо мной слайды из моей жизни».[10]10
Все цитаты, приведенные выше в этой главе, взяты из книги Р. Муди Жизнь после жизни (Raymond A. Moody, Life, 1975).
[Закрыть]
Кода читаешь такие воспоминания, а они неизбежно повторяются, складывается впечатление, что над человеком проводится какое-то тестирование – тестирование на зрелость. Как будто в последний момент каждому из нас предлагается проверить себя на пригодность к следующему этапу при помощи вопросов и ответов, побуждая нас к полной переоценке своей жизни. Правильно ли мы жили? Все ли поняли, усвоили? Возможно, вопрос сводится даже не к тому, чтобы проверить, насколько мы всё переварили в себе и осознали, а к тому, насколько мы вообще созрели для перехода на новый этап знания о себе и о мире, на новый этап существования.
«И после вибрации и движения через длинное темное пространство, все мои детские мысли, вся моя жизнь были здесь, в конце туннеля, просто вспыхивали передо мной. Нельзя сказать, что это было в форме картин, скорее как мысли, не могу точно описать вам этого, но там просто было все. Все было сразу, я имею в виду не по отдельности в разные промежутки времени, возникающие и уходящие, но все было мгновенно. Я думал о матери, о том, как я неправильно поступал. После того, как я увидел свои незначительные проступки, которые делал ребенком, и думал о матери и об отце, мне захотелось, чтобы я не делал этого, и мне хотелось вернуться и исправить их».
Приведем еще один фрагмент из книги Р. Муди, он слишком интересен:
