сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)
И действительно, первым зашел заместитель — агент Ступникова. Он вошел и остановился, со света, что горел на улице. В коридоре ничего не видно.
Его быстро и молча стреножили, и тихо оттащили брыкающее тело в кабинет к Разину.
Потом стали заходить другие милиционеры. Кто-то даже пытался оказать сопротивление, но их быстро «гасили».
— Все. — это произнес милицейский начальник.
Включили свет в коридоре.
— Отбирать! Своих от чужих! Начали! — шеф первым вошел в кабинет Разина.
Там вповалку лежало человек десять. Рты и глаза завязаны. Руки и ноги тоже. Все задержанные дергали конечностями, пытаясь освободится. Какой там! Каждое подергивание лишь затягивало узлы.
Я передал список милиционеру:
— Показывай, которых освобождать.
И он начал. Первым указал на своего заместителя. Разведчики рывком подняли его и разрезали веревки. Тот потирал руки и ошалело оглядывался.
— Выходи и жди в коридоре, — это приказывал командир.
Ступников хлопнул своего агента по плечу.
Потом подняли еще трех человек, среди них был и «Демон». Я злорадно смотрел, как с него сошла маска невозмутимости и высокомерия. Он был также ошарашен. Это полезно. Спесь слетела.
Начальник РОВД построил всех освобожденных милиционеров. Сначала он принес извинения, потом вышел Мячиков и вкратце обрисовал ситуацию.
Те стояли ошарашенные. Сначала их связали, а теперь предлагают участвовать в задержании бывших своих сослуживцев, провести обыски. Они начали что-то ворчать на чеченском языке.
Вышел командир:
— Значит, так, товарищи чеченские милиционеры. У вас два пути. Первый — вы помогаете нам. Второй — как пособники — добро пожаловать «на фильтр». Итак! Становись! Равняйсь! Смирно!
Что-что, а командовать он умел! Когда он заорал как на плацу перед многотысячным строем, то я и сам подтянулся. Огромной мощной волей обладал этот мужик!
Он выдержал паузу в пару секунд. И снова гаркнул:
— Добровольцы в пособники бандитов — шаг вперед!
Никто не вышел.
— Сейчас вам поставят задачу, которую вы выполните. Вопросы?
Мы улыбались. Чеченцы смотрели исподлобья.
Ничего, ребята, привыкайте!
Мячиков снова собрал совещание. Разведчиков и чеченских милиционеров оставили в коридоре. Отчего-то мы не стали называть при начальнике РОВД все адреса, которые запланированы для зачистки. Гражданин мент как-то не особо внушал доверия. Сам не знаю почему. Но, если начальник не видит того, что творится у него под носом, то зачем такой вообще нужен?
Гаушкин продолжал «потрошить» Исмаилова. Никто не забывал, что информация по Старым Атагам — это самое главное.
Тем временем на улице раздавался рев подъезжающей техники. Техники становилось больше, ропот толпы на улице утихал
Калина, начальник штаба и незнакомые мне офицеры на улице формировали группы захвата. Руководили группами опера.
Вот только оперов было мало, а объектов много.
Я пошел в группе, которую возглавил Калина.
— Значит, так, разведчик, — я закурил на крыльце, — нам трупы не нужны. Нужна информация. Объясни своим гоблинам.
— За гоблинов ответишь. — Калина пошел к своему БТРу, я за ним.
Возле бронемашины уже стояло восемь разведчиков, механик— водитель перегазовывал двигатель.
— Значит так, чудовища, — начал Калина — голос суровый, не терпящий возражений, — сейчас прем по адресам. Работаем. Как обычно, парами. Минус — Враг, Вражий сын— Крот, Аллигатор — Сом, Могила — Петрович.
— Я не буду с Могилой в паре работать! — подал голос Петрович. — Могила как дурак на ужин гороховой каши натрескался…
Строй одобрительно хмыкнул.
— Разговоры отставить! Зубы потеют? — Калина был суров.
— Слышь, урод, я пойду первым, а ты за мной, не хочу твое дерьмо нюхать, — пробубнил Петрович Могиле.
Быстро все забрались на броню. Мне выделили сиденье от иномарки — удобно, мягко, не холодно. Вот и первый адрес. Заглушили двигатель.
Метров за сто до адреса остановились. Ничего особенного. Дом как дом, что этот, что у соседей. Оказывается, в башне БТРа кто-то сидел, она развернулась в сторону дома: ствол пулемета качнулся и уставился на него.
Калина послал двух разведчиков в обход.
— Сейчас начнем брать дом, если кто дернет оттуда, тихо укладывать мордой лица в навоз, не бить по голове. Понятно?
Вражий сын и Крот лишь покачали плечами, мол, понятно, но как там получится уже, так и получится.
— Как, Серега, будем брать — тихо или громко?
— Знаешь, я работаю в конторе, которая не терпит шума и суеты. Поэтому тихо-мирно, может в доме чего найдем, а то сейчас разворотим все, и кроме руин ничего не будет.
— Понял. К машине, — тихо скомандовал разведчик своим подчиненным.
Удивительно бесшумно они спрыгнули с брони. Только сейчас я обратил внимание, что обычное стрелковое оружие у них обмотано тряпками, также были обмотаны и карабины у ремней — антабки, чтобы не гремели.
Андрей ставил задачу, поводя руками в сторону дома. Я, стараясь не шуметь, спустился с брони.
— Ну, молись, контрразведка, чтобы нас не заметили! — Андрей перекрестился и сплюнул перед собой: — Держись за мной, если что — прикрывай, вперед не дергайся, твоя работа впереди, — и уже обращаясь к солдатам: — Живыми брать гадов! Живыми! Штурм!
Разведчики рассыпались парами и, полусогнувшись, двинулись вперед.
Один впереди. Второй чуть в стороне, сзади, прикрывает спину товарища. Вот первая пара подбежала к забору, один встал к нему спиной, руки в замок держит на уровне живота, второй с разбегу ставит ногу в этот «замок» и подпрыгивает вверх.
Тут же раздается громкий звук, в ночной тиши казалось, что он подобен автоматной очереди — это у Могилы из желудка вышли газы перебродившей гороховой каши.
— Сука! — процедил идущий впереди меня Калина. — Клизму сделаю с пластидом!
У меня от напряжения спина была мокрая, но я не мог не оценить комизм ситуации. Петрович резко развернулся и поддал кулаком в зад Могиле, который в этот момент переваливался через забор.
— Свинтус гребанный! — пробормотал Петрович!
В тот же момент залаяла собака во дворе.
Было слышно, как распахнулась дверь, и послышался топот бегущих ног. Могила дал очередь.
— Могила, грохнешь их — самого убью! — заорал во всю мощь своих легких Калина.
Во дворе солдаты уже что-то ломали. Стрельбы не было. Это уже хорошо.
Как только подумал это, тут же раздалась очередь, но не во дворе, а в саду.
— Они что у тебя совсем опупели, Андрюха? — я рванул вперед.
— Назад! — Калина схватил меня за рукав. — Успеем. Сначала дом проверим, сейчас доложат.
— Да в доме ничего нет. Главное — люди! — я оттолкнул Калину и первым вошел во двор.
— — Грохнут же дурака! — Калина обогнал меня.
— Если б они захотели оборонять дом или прикрывать отход тех или того, что рванули огородами, то огонь открыли бы уже минут пять назад, — я закурил.
— Огонь увидят! — Калина попытался отобрать у меня сигарету.
— — Да пошел ты на хрен! — я сплюнул в темноту. — Сейчас подняли шум, а толку-то? Твои гамадрилы только и могут, что «мочить», на большее не способны. Мне люди нужны, а не трупы! «Языки», понимаешь?! А что устраивают? Сначала твой пердун извещает, что мы прибыли, потом стреляет им спину в темноте, потом те гоблины, что в засаде, и должны были тихо стреножить, стреляют. Это о чем говорит? О профессиональной непригодности. Врубаешься, командир гоблинов?
Тут раздалась еще одна очередь, но уже на другом конце деревни.
— Ну, все! Звиздец всей операции! Сейчас только мертвые не знают, что мы начали ходить по адресам. — Я был в бешенстве.
— Ладно! Идем! — Калина тоже был взбешен.
Не знаю уж, то ли тем, что я ему высказал, то ли тем, что я оказался прав. В темноте со стороны сада послышался треск.
— Твою душу мать! В Христа, в душу, в кружку, в компот! Чмыри, гондоны, педерасты, суки завшивленные, бляди морозоустойчивые! Сгною! В нарядах сдохнете! — много чего еще орал Калина в темноту.
— Мы взяли одного! — раздался голос одного из разведчиков, Второй мог уйти, ну, я его… ну, это… Короче — на глушняк. Целил в ногу, попал в затылок. Сам не знаю как получилось. — Голос говорившего был смущенным.
Мне это напомнило рассказ провинившегося сына о том, как он попал мячом в окно. Те же самые интонации. Детский сад, право, подготовительная группа! Гоблины! Ими только детей пугать! Не профессионалы, а солдатики, мальчишки! Эмоции и реакция вперед мозгов работает! Эх, нет с нами мужиков из нашего РОСНа (региональный отряд специального назначения)! Те умеют все делать тихо, без шума и пыли, не привлекая внимания. Вот они — профессионалы. Но… За неимением гербовой — пишем на обычной!
Тем временем в доме продолжался досмотр. Лучи фонарей шарили по дому, кто-то нашел керосиновую лампу, зажег ее. Стало светлее.
Разведчики из сада, а это были Вражий сын и Крот, подошли поближе. На плече у Крота висел пленный, он трепыхался, стараясь балансировать на плече разведчика. И лицо у Крота было виноватое. Хоть и слабый свет падал из распахнутой двери дома, но было видно, что это именно он убил беглеца.
Командир разведчиков попытался сгладить ситуацию.
— Видишь, один живой, Серега! Тебе хватит! — Калина был доволен.
— Знаешь, Андрей, он может нам много лапши на уши навешать. Второго нет, чтобы проверить. Давай его сюда!
Крот подошел и скинул небрежно пленного к моим ногам. Тот рухнул и лежал, не поднимался. Неужто убился?
Вражий сын ткнул лежащего стволом автомата.
— Вставай, сука.
Тот пошевелился и попытался встать. Ноги-руки были связаны солдатскими ремнями. Не мог он встать, снова повалился в чеченскую грязь.
— Ты кто? — спросил я его. — Лежи.
— Аджамаль Бакаев, — донеслось снизу.
— Хорошо, Аджамаль. Почему бежал? — я продолжал курить, лица Бакаева не видно, но вслушиваюсь в интонации.
Страх. Пытается скрыть страх. Естественная реакция — это страх. А то, что скрывает страх… Отчего? От гордости? От того, что боится, что есть за ним, и он боится показать это. Честному человеку нечего бояться. А он хочет казаться честным человеком. А быть честным и казаться им — большая разница. Хотя, с другой стороны, что такое честный человек сейчас? Все относительно. Тот, кто на чужом горе и крови построил свое состояние, сейчас по телевизору выступает и учит всех уму-разуму. А эти чеченские бандиты — кто они? Для своей совести — они честные люди. Но то, что они делают — противозаконно и богопротивно. Вот и получается, что если совесть у тебя спокойна, значит ты — честный человек. Убил несколько сот человек, а совесть спит, или она покинула твой разум. Те, кто захватывал больницу и убивал здесь русских, делали все во имя своей тупой идеи, и были честными людьми.
Я помотал головой. Усталость, философия в голову лезет. И все по Гамлету. Время другое, а люди, страсти, психология прежняя.
— Чего бежал? — наклоняюсь ближе.
Тот попытался отодвинуться. Боится. Нормальная реакция. Если бы продолжал корчить из себя героя, это было бы уже ненормально. Молчит. Сопит.
— Говори. — Крот тоже склоняется.
— Тихо, Кротяра! Ты уже сегодня порезвился, — это Калина, и, обращаясь уже к задержанному: — Говори, не тяни кота за хвост.
— В гостях я тут был. У хозяина, которого вы убили. Мы думали, что бандиты пришли, за продналогом, вот мы и бежали, — голос дрожит.
— Кто еще в доме?
— Никого. Жена хозяина с детьми уехала к родственникам. Не знаю куда.
— Ясно, молчит. Потом будем говорить. Долго и упорно, — я сделал упор на последнем слове.
Мы пошли в дом. Крот снова взвалил ношу на плечо.
— Э, нет, землеройка! — Калина остановил его, — Иди, тащи труп сюда, мы посмотрим. Один. Вражий сын, а этого, — он качнул стволом автомата в сторону лежащего на плече Крота, — в дом, там поглядим.
— Тьфу! — Крот скинул с размаху Бакаева на землю.
Тот охнул. В стороны полетела жидкая грязь.
Вражий сын, примерился, поднял, поставил на ноги задержанного, посмотрел, где у того почище бок, и взвалил его к себе на плечо.
Крот, бормоча под нос маты в адрес покойного, поплелся в сторону сада.
— Не опасно? Один в ночь? — я поинтересовался у Калины.
— Знаешь, почему его Кротом кличут? — спросил тот с усмешкой.
— Откуда же я знаю ваши загадки? — я снова прикурил.
— Он в темноте все видит. Надевали на него темные очки, один черт видит. Он сам не знает, как так получается, может кожей, может ушами.
— Кроты слепы. Может лучше котом? -подсказал я.
— Он в темных очках как крот из мультика «Дюймовочка», а когда в бронежилете — вообще одна морда. Ладно, пойдем в доме пошарим. Ну что, мирный чеченец, чего в доме интересного зарыто? А?
— Не знаю. Не мой дом. Хозяина вы убили, — донеслось с плеча Вражьего сына.
— А почему Вражий сын? — поинтересовался я.
— Он кашеварил, когда мы в горах стояли. Группа ушла, его оставили пожрать сварганить, он тогда ногу подвернул сильно, а он, гад, Вражий сын, взял, и полпачки соли в котел бухнул. Вот так и стал Вражьим сыном.
— Я не виноват, что пакет с солью намок и у меня в руках разорвался, — отозвался Вражий сын.
— Думать надо, предвидеть, просчитывать. Вон, Крот тоже не предвидел и затылок чеху снес. А теперь вот этот нохча, что у тебя на плече как полотенце болтается, будет нам втирать, что он ничего не знает, и если что найдем в доме — он без понятия. А мы тебе, нохча, не поверим. И вот этот добрый, — он кивнул на меня, хотя в темноте не было видно, — будет тебя допрашивать с упорством, а мы тебя — с пристрастием, с особым цинизмом и в извращенной форме. Понятно, Абубакыр? — Андрей начал «раскачивать» пленного.
— Он — Аджамаль! — поправил я его.
— Один хрен — нохча, — пренебрежительно махнул рукой Калина. И уже обращаясь к Аджамалю:
— Ну что, нохча, будешь говорить? Шахидом сейчас станешь или погодишь несколько лет? Говори! — он задрал тому голову.
— Не знаю, — задержанный говорил жестко.
Значит, оклемался. Значит, будем работать с этим кадром в отделе. Значит, юноша чего-то знает.
Вошли в дом.
— Ну что, мужик, говори, чего и где в этом доме спрятано. Ведь все равно найдем. — Андрей, помахал автоматом перед носом Аджамаля.
— Не знаю. Ищите! — был ответ.
Бойцы ходили, переворачивали мебель, но ничего не было. Они лишь разводили руками. Вот так. Грохнули хозяина, а в доме-то ничего. Это уже смахивало не на спецоперацию, а на убийство. Крота могли посадить надолго и всерьез. По-взрослому… Надо думать.
Я прошелся по дому. Свет фонарей и керосиновой лампы давал плохое представление, нет четкости в линиях, теряется перспектива.
Мыслим как опер. Где бы ты спрятал? Устроил тайник. И на виду и не видно. Посторонний не найдет. Думай, думай, анализируй.
Зал. Около пятидесяти квадратных метров. Дискотеку можно проводить. Богато никто не запрещает жить. Это не порок, если все нажито честно. Если… Так, что имеем в зале. Четыре стены, две двери. Одна — на кухню, вторая в спальню. Обычная стенка с посудой, диван дорогой, телевизор тоже не из дешевых. Насколько я разбираюсь в аппаратуре, все класса хай-фай, экстра-класс. Хорошо живут крестьяне в Чечне! В Сибири бы так жили!
Я прошел в спальню. Тоже ничего. Потом снова в зал и на кухню. Там тоже пусто. Так, назад.
Что-то мне не понравилось. Не могу сформулировать. Но что-то, что-то… А что? Зал-кухня, назад. Света мало. Непонятно.
— Эй, все сюда, у кого фонари! Сюда! — крикнул я.
Раздался топот ботинок. Все сгрудились в кухне.
— Чего?
— Нашел чего-то?
— Где?
— Спокойно. Светите на эту стену! — я показал на стену между залом и кухней. — С обеих сторон светите, и со стороны зала и со стороны кухни.
Бойцы начали освещать указанное пространство.
Я снова сходил на кухню, в зал. Так и есть. Стена сделана на конус. Мебельная стенка в зале и кухонный гарнитур скрашивают, скрадывают эту строительную хитрость. Просто как художнику видна перспектива, отсутствие параллельных линий, да и оперское чутье не подвело.
В зале почти вплотную к стенке стоит диван. Его не пододвинешь. Следов, что мебель двигали, тоже нет. На кухне мебель стоит на месте, царапин на полу тоже нет. Где же, где же!
Одежду из шкафа вынули и положили на диван. Внутри чисто. Точно чисто? Я потрогал заднюю сторону мебельной стенки. Фанера лишь прогибалась. Но прогибалась чересчур хорошо с трех сторон. А с одной стороны сидела наглухо.
Взял фонарь, осветил. Ба! Скрытая рояльная петля. Есть! Двадцать одно! Очко! Тройка, семерка, туз на одних руках!
— Ну-ка, вышиби эту фанерку, только не упади внутрь — там должен быть лаз, — я был доволен.
— А ну, отойди! -отодвинул всех Калина — все вышли на кухню, — там, может, растяжка стоит! — он снял автомат, откинул пристегнутый приклад.
Дождавшись, когда все выйдут из зала, двинул по фанерке прикладом. Та скрипнула под прикладом и с треском лопнула.
— Эй, все сюда! — Андрей орал, автомат смотрел в темный лаз. Он был наготове открыть огонь.
