Текст книги "Мальтийский крест"

Автор книги: Вячеслав Крашенинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Вячеслав КРАШЕНИННИКОВ
МАЛЬТИЙСКИЙ КРЕСТ

Повесть [1]1
  Журнальный вариант. В оформлении использованы старинные гравюры и работы западноевропейских художников.


[Закрыть]

Андрей Князев, помощник месье Ремо, московского лекаря из Немецкой слободы, мечтает сам выучиться на медика. И все как будто бы идет к этому. Вместе с месье Ремо он участвует в походе на Азов. Случайная встреча с царем Петром обнадеживает Андрея: тот обещает направить его за границу, на Мальту. Там лучшая в Европе медицина. Отрок неплохо говорит по-французски, что немаловажно. Пускай выучится на лекаря! Но события следующих дней круто меняют судьбу Андрея. Русская армия отступает (то был неудачный первый поход на Азов 1695 года); Андрей и его случайный спутник казак Степан попадают в татарский полон. Рабство. Кафа – центр работорговли в Крыму. Казалось бы, прощай все надежды и мечты…

Глава,
В КОТОРОЙ АНДРЕЮ И СТЕПАНУ ВЫПАДАЕТ ТЯЖКАЯ ДОЛЯ

В Кафу прибыли из-под Азова последние турецкие галеры. Они сильно задержались из-за осенних штормов. Сошли на берег янычары. Забили барабаны, заревели трубы.

– Аллах даровал нам победу!

На галерах султана вечно не хватает гребцов. И ожил невольничий рынок. Были выставлены на продажу пленные русские солдаты и казаки, пахари, священники, монахи.

Перекупщик Медхат велел Степану и Андрею раздеться почти догола. Усадил прямо на землю. Приманивал начальников с турецких галер. Наконец, приостановился сивобородый великан, явно обасурманенный славянин, которого сопровождала дюжина янычар.

– Сколько просишь за обоих, Медхат?

Перекупщик назвал цену.

– За эти-то ходячие кости? На галере нужны крепкие плечи, руки и ноги, чтоб удар весла был как сталь!

– Зря говоришь такое, Кара Мустафа, – обиделся перекупщик. – Чем плох этот казак? Жилист, крепок. И этот молодой не хуже. Он еще и лекарь. При нем вон сумка лекарская.

Сторговались. Медхат уложил деньги в котомку. А Кара Мустафа отправился к своей галере. Следом за ним янычары гнали, будто овец с ярмарки, новых галерников.

Издали турецкие галеры показались Андрею даже красивыми. Они стояли рядком, кормой к берегу. На мачтах – громадные, косо поставленные реи со свернутыми парусами. Вдоль красно-зеленых бортов – спущенные на воду весла. Корма у каждой в позолоте, резьбе. Но подошли поближе, и померкла красота. От галер несло живым нехорошим духом. Борта обгажены, вокруг плавает дерьмо.

У галеры, к которой пригнали Андрея и Степана, царила суета. Рабы тащили на нее по трапу вязанки хвороста, мешки с зерном и овощами, бурдюки с водой. Кара Мустафу осадили купцы-татары, привезшие на арбах овечьи и козьи туши.

– Почему не велел принимать наш товар, Кара Мустафа?

– Какой это товар? Мясо завоняло.

– Не без того, – соглашались татары. – Есть душок. Но ведь и запрашиваем пустяк. Сам же говорил, что, мол, на галере и не такое сожрут. Вот, возьми-ка от нас подарочек…

– Ладно! А ну, гяуры, вперед!

Кара Мустафа погнал Андрея и Степана вверх по трапу. Схватив железными пальцами за локти, представил рэйсу – капитану. Рэйс – толстый чернобородый турок, восседал на ковре под парусиновым навесом, отхлебывал из чашечки кофе.

– Новые гребцы, эфенди, – доложил Кара Мустафа. – Вместо тех двух, которых задавила упавшая рея.

Рэйс, мельком глянув на Андрея и Степана, махнул рукой. И Кара Мустафа велел отвести их к веслу.

С высокой кормы Андрей, холодея душой, увидел нутро галеры. Страшная картина! По обе стороны невысокого, узкого деревянного помоста, который тянулся посреди галеры, сидели сотни две кое-как одетых гребцов.

Помощник Кара Мустафы указал Андрею и Степану на одну из скамей левого борта, где сидели лишь трое.

– Ваши места, гяуры. Слезайте, живо!

Новые галерники спустились в деревянную клетку. Сели на скамью, обитую изодранным холстом. Их кандалы были прим кнуты к общей цепи, протянутой вдоль помоста.

– Тут и локтей не раздвинешь. Как же грести? – спросил Андрей. – И где спать? А, Степан?

Казак отвечал невесело:

– Грести – на вытянутых руках. А спать? Выбирай доску помягче.

Сверху кто-то бросил им на головы мятые кафтаны и шаровары, войлочные колпаки со словами:

– Бочонки с водой под скамьей.

Андрей нащупал ногой бочонок. Вытащив наполовину, прочитал нацарапанное неумелой рукой имя: Игнат.

Галерники были все больше болгары, сербы, хорваты, русские и поляки. Кругом славянский говор. Сквозь кандальный звон до слуха Андрея и Степана донеслись слова:

– Еще двое русских, где Игнат сидел. Сколько же нас раскидано по турецкому царству, ребята? Да и остались ли на Руси еще люди?

– Остались, – отозвался казак. – Русский корень из земли так просто не выдрать…

Возвратились на галеру турецкие начальники и янычары.

Пыхнула сизым дымом пушка. Раздался переливчатый свист. И Андрей со Степаном по примеру соседей взялись за длинную дубовую скобу, прибитую к вальку весла. Галера брала курс на юго-запад. Море било в борта несильной волной. Звенели цепи. Каждый удар весел сопровождался не то криком, не то стоном: «Э-а-а!»

Андрей со стесненным сердцем глядел на то, как отодвигаются, тают в синеве крепостные стены, минареты и колокольни Кафы. Равномерно, тоскливо скрипели уключины.

Галера шла на юг вдоль западного побережья Черного моря. Резала форштевнем свинцовую воду. При сильном волнении отстаивалась в бухтах. Осенью, когда погода неустойчива, уходить далеко от берега опасно. Вдруг да ударит с суши ветер, угонит мелкосидящую галеру в открытое море. Тогда гибель. На веслах оттуда не выгрести.

На передней боевой площадке кутались в кафтаны янычары. Передавали из рук в руки наргиле – кальян. Дремали у пушек топджи – пушкари.

Мерно, глухо гудел барабан. В такт его ударам взлетали и падали в воду громадные, до пяти сажен весла. Кара Мустафа – старший надсмотрщик, ключник галерский – управлял гребцами резкими, словно лай, командами и трелями свистка. Он и его помощники бегали по помосту, ударами бичей взбадривали усталых и ленивых. Такие бичи, толщиной в большой палец, мертвого подымут. Слышались вопли:

– За что бьешь?

– Чтоб ты сдох, недоверок христианский!

Соседями Андрея и Степана по скамье оказались венецианец Пьетро Зампатти – старший на весле, болгарин Тодор и француз Жан-Пьер Бастьен. Вот весло их случайно ударилось о соседнее, и сразу же на всех пятерых обрушились удары бича. Кара Мустафа рявкнул:

– Как весло держите, проклятые гяуры!

Андрей вскрикнул – на спине вздувался рубец. Сердце сжали обида, гнев.

– Потерпи, – негромко сказал Степан. – Скоро передых.

Бывалый казак знал, что говорит. Кара Мустафе приходилось думать о галерниках. Силы их не беспредельны.

– Ветер переменился, дует в корму, эфенди, – доложил он рэйсу. – Не прикажешь ли ставить паруса?

Азиз Ага, отвлекшись от Корана, покачал головой из стороны в сторону в знак согласия. И по помосту забегали босоногие матросы. Под скрип талей полезли вверх, наполнились ветром огромные треугольные паруса.

Когда галера идет под парусами, а вальки весел прижаты к скамьям, можно передохнуть, напиться из бочонка солоноватой воды, в которую добавлены уксус и оливковое масло. Кара Мустафа дает команду отцепить от скамей старших на веслах, и те приносят товарищам сухари, плошки со скудной едой.

Миновали Варну. Тодор не сводил глаз с родного берега. Говорил в тоске:

– Ах, Андрей! Знал бы ты, на какие муки обречен мой несчастный народ. Мы, болгары, который век платим султану налог кровью. Раз в пять лет турки отнимают у нас каждого десятого ребенка-малолетку. Мальчиков отправляют в Анатолию, отдают в турецкие семьи. Потом с десяти-одиннадцати лет учат в особых школах военному делу. Выходят из тех школ янычары, лютые враги христианства, стражи человечьего стада султанова.

– А ты, Тодор? Ты-то как очутился на галере?

– Случайно. Совсем случайно, – чуть не со слезами отвечал болгарин. – Азиз Ага шел на этой самой галере у наших берегов. У него умерли пятеро гребцов, и он высадил отряд янычар, которые схватили первых же попавшихся мужчин. И меня в их числе. Будь прокляты тот день и тот час! Глаза проглядел в надежде, что галеру перехватит какой-нибудь христианский корабль. Все напрасно! Три года, как я прикован к веслу…

– А я сижу на цепи пятый год, – вставил Пьетро Зампатти. – Угодил в тюрьму из-за злобного навета. Продали в рабство. О, святой Марк! Как истосковался я по Венеции!

Жан-Пьер Бастьен сидит за веслом у самого борта. На вид ему лет сорок. Крутой подбородок с ямкой. Он вечно хмур и немногословен. Гребет сильно, ровно. Хорошо говорит по-турецки. Оказалось, Бастьен – мальтийский рыцарь!

– Откуда это у тебя? – спросил он Андрея, увидав на сумке медную пластину с именем и адресом известного парижского лекаря.

Андрей объяснил:

– Вещь не моя, а месье Ремо. Ему подарил его учитель. А я был ассистентом у месье Ремо…

– Понятно теперь, почему ты говоришь по-нашему. Московскому царю служит мой брат Бартоломео Бастьен.

– Знаю такого! – обрадовался Андрей. – Бывал он у месье Ремо.

Это сразу же сблизило Андрея с суровым рыцарем, и он спросил:

– Говорят, на Мальте хорошая медицина. Это правда?

– Сущая правда, – кивнул Бастьен. – Кто на Средиземноморье не слыхал о нашем Святом госпитале.

– Царь Петр хотел послать меня туда учиться.

– Почему бы и нет? На Мальте постигают медицину юноши из многих стран. Но… прежде надо добыть свободу…

Рыцарь замолчал, приметив, что по центральному помосту к ним приближается грузная фигура в зеленом тюрбане и широкой хламиде – сам рэйс Азиз Ага, капитан галеры. Его сопровождал Кара Мустафа с неизменным бичом.

– Так как же с выкупом, рыцарь? – подойдя, спросил рэйс. – Решился? А коли решился, возьму с тебя дукатами. Люблю венецианские дукаты! Они не падают в цене. Поселюсь на Кипре. Там славная пшеница, добрые масло и мед. А кипрское вино! Это же нектар из нектаров!

Бастьен отвечал, хмурясь:

– Не много ли запрашиваешь, Азиз Ага? Такие деньги. Мне век не расплатиться с Орденом и ростовщиками.

– Ну и подыхай за веслом.

Рыцарь, обычно сдержанный, забыл о благоразумии.

– Гляди, как бы самому тебе не сесть за весло.

Благодушное настроение у рэйса мигом испарилось.

– Пес! Неверная собака! – заорал он. – Никто и никогда не увидит меня на скамье галеры. В плети его!

Янычары, содрав с Бастьена рубаху, бросили поперек помоста животом вниз. Галерникам по обе стороны помоста велено было держать рыцаря за руки и ноги. Дюжий усатый турок принялся с громкими выдохами хлестать бычьими сухожилиями по голой спине.

– Где же твой Христос, гяур? – злобно щерился рэйс. – И что он не спешит тебе на помощь? Мы все равно разорим Мальту, это гнездо гадюк и скорпионов! Выкурим вас оттуда. Перетопим в море…

Били, пока рыцарь не потерял сознание.

– Хватит, – сказал рэйс. – Не сдох бы. Тогда и выкупа не получишь.

Пнув напоследок обмякшее тело, рэйс вернулся на корму. Вслед ему молча глядели две сотни гребцов.

– Стаскивай его с помоста, – скомандовал Зампатти. – Мамма мия! Как отделали…

Андрей смачивал забортной водой окровавленную спину рыцаря. Тот наконец очнулся. Открыл глаза, застонал, заскрипел зубами.

Раздался переливчатый звук свистка Кара Мустафы – приказ браться за весла.

– Держись, Жан-Пьер, – сказал Андрей. – Держись ради Бога!

Работали вчетвером. Только бы не навлечь на себя гнев Кара Мустафы. Рыцарь бессильно мотался вслед за вальком весла, твердил будто в лихорадке:

– Еще сочтемся, Азиз Ага! Кровью Христа, ранами его клянусь…

От автора

Лет двадцать тому назад посетил я деревеньку Компезиер, что под Женевой. А там – старинную католическую церковь и шато, трехэтажный замок под черепичной кровлей. Второй этаж шато занимает просторный зал с красивой изразцовой печью, потолочными балками и оконными проемами в старинной росписи. По стенам развешаны шлемы, копья и алебарды. На стендах под стеклом – регалии, потемневшие от времени документы.

Посередине зала – длинный стол и стулья с высокими спинками. Когда-то, века назад, за этим столом сиживали, вершили дела суровые люди в париках и черных мантиях, с восьмиконечными крестами на груди.

Шато и его круглые башни с крышами-шлемами, с узкими окошками-бойницами походили на седых воинов, которые безнадежно отстали от своего отряда, заблудились во времени.

Это был музей Мальтийского ордена.

Из материалов музея я узнал о том, что церковь и шато с 1270 года принадлежали Ордену госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского. В Компезиере долгие годы было «коммандери» – одно из многочисленных имений Ордена, раскиданных по всей старой Европе.

Это посещение Компезиера и зародило во мне интерес к Мальтийскому ордену – так он стал называться с 1530 года, когда на два с половиной века обосновался на Мальте.

Мало что знал я тогда о мальтийцах. Видел когда-то портрет российского императора Павла Первого в роскошной мантии и при всех регалиях великого магистра Ордена. Читал в юности книжки о благородных рыцарях, об их сражениях с жестокими и коварными пиратами. Но, заинтересовавшись, стал мало-помалу накапливать материал. И оказалось, что Мальтийскому ордену посвящена обширная литература на многих европейских языках. Немало прекрасных статей и книг об Ордене принадлежат перу известной швейцарской писательницы Клэр-Элиан Энгель.

Многое дали мне и плавания на лайнерах по Средиземному морю с заходами в порты Турции, Греции, Италии, Франции и североафриканских стран. Они позволили познакомиться с традиционными районами действий мальтийцев.

Духовно-рыцарский Орден госпитальеров возник невообразимо давно – в 1099 году, в Палестине. Пешими и в седлах, а затем на своих быстрых галерах госпитальеры столетиями вели войны с «неверными», то есть турками, и берберо-арабами из Триполи, Алжира и Туниса, помогали сдерживать мощный натиск ислама на христианскую Европу.

В ту суровую пору резкие повороты в судьбах людей были обычным делом. Сегодня человек свободен, а завтра он мог попасть в рабство, потерять все. К примеру, будущий великий магистр Жан Паризо де ла Валлетт в 1541 году был взят в плен корсаром по имени Куст Али и целый год работал на веслах турецкой галеры. Обмен пленными помог ему выйти на свободу. А в 1554 году угодил в плен к де ла Валлетту сам Куст Али и вволю отведал бичей на галерах Ордена.

В XVII–XVIII веках в мире произошли огромные перемены. Главные торговые пути переместились из Средиземноморья в Атлантический и Тихий океаны. Океанские просторы бороздили могучие многопушечные корабли. Центрами международной торговли и политики стали Лондон, Париж, Амстердам. А Орден все вел «священную войну» против неверных. Рыцари захватывали ценные грузы, пленных. Их остров снискал мрачную славу величайшего невольничьего рынка Европы. Орден постепенно становился неким анахронизмом…

Однако он – в отличие от орденов тамплиеров и тевтонов – жив и поныне. С XI века не прерывается череда его великих магистров. Ныне резиденция их находится в Пьяцца ди Мальта, виа Кондотти, в Риме. Орден поддерживает дипломатические отношения с 38 государствами мира. Есть его постоянное представительство при европейском отделении ООН в Женеве.

Работая в Секретариате ООН, я часто выезжал в разные страны Западной Европы и «третьего мира», и почти всегда мне попадался на глаза мальтийский крест. Этот крест, который не спутаешь ни с каким другим, означал, что здесь – госпиталь, больница, странноприимный дом или лепрозорий. После того, как 1798 году великий магистр Фердинанд фон Хомпеш бесславно сдал Наполеону свою столицу Валлетту – сильнейшую крепость Европы, деятельность Ордена радикально изменилась. Им была создана сеть лечебных заведений. Он участвует в оказании помощи беженцам и жертвам военных конфликтов, эпидемий и природных катастроф, снабжает их продовольствием и медикаментами.

И в наши дни не редкость встретить людей, чьи далекие предки – мальтийские рыцари прославили свои имена в жарких сражениях на просторах Средиземного моря. Так, например, в секретариате Дворца наций в Женеве работал переводчиком один из потомков ранее упомянутого великого магистра Жана Паризо де ла Валлетт. Коллеги звали его Миша.

Право, удивительна судьба этой старинной провансальской семьи! В дни Великой Французской революции Валлетты, спасаясь от террора, эмигрировали в Россию. Здесь они обрусели, приняли православие. Но через сто двадцать с лишним лет грянула революция и в России, и Валлетты устремились обратно во Францию…

Мало-помалу у меня зрела идея написать повесть о мальтийцах. И оказалось совершенно необходимым ознакомиться с литературой о турках и арабах, вековечных врагах Ордена.

В ходе борьбы между христианскими и мусульманскими народами, населяющими Балканы, берега Черного и Средиземного морей перемешивались огромные людские пласты. Десятки тысяч славян попадали на невольничьи рынки Стамбула, Триполи, Туниса и Алжира. Множество турок и арабов бедовали на галерах и в портах христианских стран.

Не обошел этот трагический «обмен» и Россию. Крымские татары, нахватав по окраинам тогдашней Руси «русских ясырей», продавали их в мусульманские страны, главным образом в Турцию. И сколько удивительных историй выслушали российские послы в Стамбуле, Риме и Венеции о русских полоняниках, о смелых побегах и приключениях удальцов, сумевших вырваться на свободу!

Листая как-то на книжном развале в Женеве изданный во Франции старинный фолиант, я наткнулся на смутное упоминание о неком Андрее Князеве, русском человеке, который попал в плен к турками, затем оказался на Мальте. И я сказал самому себе: «Стоп! Это как раз то, что нужно». Вдруг четко возник план задуманной повести, словно я глянул на давние события глазами неведомого Андрея Князева…

Андрей Князев – образ, конечно, собирательный. Мой герой живет на рубеже XVII–XVIII веков – в ту пору, когда петровская Россия делала первые попытки пробиться в Черное и Средиземное моря, завязать отношения с Мальтийским орденом.

Надеюсь, что предлагаемые главы из повести «Мальтийский крест» помогут читателю узнать что-то новое о той далекой поре, о турках, мальтийских рыцарях, о жизни и страданиях русских людей, вопреки своей воле оказавшихся на чужбине.

Глава,
В КОТОРОЙ АНДРЕЙ ОСТАЕТСЯ В ОДИНОЧЕСТВЕ

Вот и Босфор. Холмистые берега пролива, через который перекликаются петухи Европы и Азии, были расцвечены яркими красками осени. Блестели медью, червонным золотом леса. В Босфоре сильное течение, особенно между крепостями Румели Хисар и Анадолю Хисар, и бич Кара Мустафы не знал отдыха.

Вместо убогих поселений рыбаков все чаще стали попадаться садовые кущи, сквозь которые проглядывали легкие, нарядные постройки.

– Ялы, загородные дома богатых стамбульцев, – пояснил Тодор.

Остались позади последние береговые укрепления, Топ-ханэ – Пушечный двор с его дымными литейными заводами.

– Истанбул! – ликовали янычары.

Улучив момент, Андрей оборачивался, глядел, как во всю ширь открывается взору Стамбул, столица Оттоманской империи. На пологом холме небывалое скопление построек – башни, разноцветные купола, минареты и колокольни, громада Айя-Софии.

Вот где живет султан турецкий, недруг России!

Галера вступила в Золотой Рог. Этот залив надежно защищен от штормовых ветров. Здесь корабли могут швартоваться прямо к берегу, что весьма облегчает их разгрузку. Но сейчас по заливу гуляла мелкая, злая волна. На причалах было пусто.

За Галатой с ее высокой башней начался огромный Военный порт. Поздняя осень – начало мертвого сезона, и на приколе стояло множество галер без экипажей и весел, со снятыми реями и парусами. Темнели суда-конюшни, карамурсали – транспорты для перевозки войск, пушек и провианта.

Наконец на северном берегу обозначился целый город за высокой каменной стеной. Город мрачный, суровый. Галерники примолкли, у них потемнели лица. Андрей спросил:

– Что за стена, Тодор?

– Морской арсенал Кассим-Паши, – не сразу ответил болгарин. – За этой стеной каторжная тюрьма. Нет страшней места на земле…

У самого берега Кара Мустафа дал команду гребцам левого борта табанить – грести в обратную сторону. Развернув галеру, подогнал ее кормой к берегу. Велел матросам сбросить на земную твердь сходни с поручнями. Доложил рэйсу:

– Милостью Аллаха мы благополучно прибыли к подножию трона!

– Воистину, ты мастер своего дела, Кара Мустафа, – похвалил рэйс. – Отведешь этот скот в тюрьму.

– Будет исполнено, эфенди!

Покинули галеру Азиз Ага и начальники. С веселым гомоном, тесня друг друга, протопали на корму янычары, пушкари. Затем Кара Мустафа скамья за скамьей поднял со своих мест галерников. Вместе со всеми сошли на берег Пьетро Зампатти, Тодор, Степан, Андрей и Бастьен. Гремя цепями, поплелись в общей колонне к воротам Арсенала.

Взору Андрея открылась огромная судоверфь. Желтели остовы вновь заложенных галер. На стапелях работали тысячи невольников. Стук топоров. Визг пил. Брань. Свист бичей. Вопли.

– О, Боже милостивый! – вздыхал Тодор. – Видишь ли ты все это?

Галерная тюрьма – огромное помещение с зарешеченными окнами, была до отказа набита людьми. Сдав галерников тюремным властям, Кара Мустафа свернул бич.

– Теперь и отдохнуть можно.

Вся пятерка была прикована к железным кольцам, вмурованным в стену у окна. Степан, ухватясь за решетку, выглянул наружу.

– Ну и стены! Кругом янычары. Не удрать.

– Не удрать, – подтвердил болгарин. – Полы и стены выложены из каменных плит. Пролома, подкопа не сделать. Выйти отсюда можно, лишь заплатив выкуп. Но откуда деньги у бедного человека?

– Эх, захромал Воронок! – в который раз пожалел казак. – Кабы не сурочья нора, в которую угодил он копытом, сидел бы я сейчас в своем курене…

Утрами галерников выгоняли на стапеля, где они работали под доглядом суровых стражей.

Чего только не приходилось делать Андрею! В паре еще с кем-нибудь он распиливал продольной пилой бревна на брусья и доски. Работал молотобойцем. Куда бить, указывал звонким молоточком мастер-турок в кожаном фартуке. По его команде Андрей подхватывал клещами горячую поковку, совал в кадку с водой, и из кадки подымался столб едкого пара. Трудней и опасней всего было у треног с черными котлами, в которых пузырилась смола. Чуть оплошал – и ужасная смерть. Стражи сатанели, когда на верфь являлся с инспекцией капудан-паша, адмирал турецкого флота.

В зените своего могущества Оттоманская империя ежегодно закладывала на стапелях Арсенала до сорока галер. Турки строили галеры, а это оборачивалось великой бедой для Украины, далекой Московии. В 1646 году султан Ибрагим, решив построить флот из ста каторг-галер, отправил к крымскому хану гонца с приказом немедля идти за полоном. И в Стамбул вскоре стали прибывать карамурсали, битком набитые полоняниками. Охотясь за людьми в чужих землях, татары добывали гребцов для турецкого флота.

Зачерствелые сухари и горсть сушеных фруктов, вода – весь дневной рацион. Поэтому Андрей и Степан с нетерпением ждали вторника. По вторникам иногда водили побираться по Сали пасари, большому рынку между Галатой и Топ-ханэ. Забывая о своей беде, дивился Андрей многолюдью на Сали пасари, горам сладких дынь и арбузов, обилию всевозможных фруктов, корзинам винограда. Кругом шум, галдеж. Зазывают клиентов приказчики. Вопят торговцы рахат-лукумом, халвой и кислым молоком. Их норовят перекричать водоносы с бурдюками. Густой кисеей висит пыль. В пестром людском водовороте будто плывут огромные тюки. В тюках – купеческие товары. Согнувшись в три погибели, их тащат с пристаней крючники.

– Позволь! Эй, позволь!

Движутся паланкины. Дорогу перед ними расчищают плетьми янычары. Бредут прокаженные. Дико вращают глазами полунагие, обросшие волосом факиры.

– Бахшиш!

С краю Сали пасари работают красильщики. Сушат на веревках только что вытащенные из котлов куски тканей ярких расцветок.

По соседству перестукиваются молоточками чеканщики. Лежат, пережевывают жвачку равнодушные ко всему на свете верблюды и волы. Суют головы под животы друг другу пыльные овцы с курдюками.

Стамбул не без добрых людей. Вот подошел местный славянин, сунул в руку Андрею лепешку: кушай, болезный! Да и сами турки не звери. Многие из них, кто побогаче, держат за свой счет имареты – бесплатные кухни для бедноты.

Рядом с колонной галерников долго шел седой усач.

– Есть ли тут свежий человек с Дону, ребятки?

– Земляк? – отозвался Степан. – Я с Маныча.

– А я с Черкасска. Говорят, взяли казаки Азов.

– Не слыхал. Такие вести до нас не доходили…

Такой поход в город – галернику что глоток воды. А потом опять беспросветные тяжкие дни… Неожиданно рассыпалась пятерка Пьетро Зампатти.

Турки ценят, берегут слаженные команды гребцов. Такие команды получаются лишь после многих месяцев работы на весле. Но загребной заболел, да так, что от него, видимо, решили избавиться. Когда согнутого болезнью Пьетро уводили из тюрьмы, он будто шел на казнь. Просил:

– Удастся кому-нибудь выйти на волю да побывать в Венеции, то ради Пресвятой Девы Марии расскажите родным о моей судьбе. Зампатти живут на канале Сан-Тровазо, у скверо, где строят гондолы. Там есть церковь Сан-Тровазо…

– Будем живы, сделаем, Пьетро, – заверил его Андрей.

Вскоре перевели в другую часть Арсенала Тодора и Степана.

– Давай-ка обнимемся да поцелуемся, Андрей, – сказал казак. – Прощай, Иван! – так звал он рыцаря.

Грустно терять друзей, с которыми столько пережито.

Рядом с Андреем и Бастьеном посадили на цепь черногорцев – отца и сына.

Вечера в тюрьме тянутся бесконечно. Воздух сырой, зловонный. Галерники, сломленные усталостью, спят беспокойным сном. Кое-кто сидит, обхватив колени руками, бездумно смотрит на закоптелый потолок или на стену, по которым блуждают тени от факелов.

Андрей и Бастьен проводят время в беседах. Рыцарю все больше по душе молодой любознательный русский. Вопросам его, кажется, не будет конца.

– Кто может стать членом Ордена, Жан-Пьер?

– Человек благородного происхождения, причем со стороны отца и матери, на протяжении четырех поколений, – поясняет Бастьен. – Как, впрочем, и любой храбрец, отличившийся в борьбе с неверными.

– А откуда взялся ваш Орден?

Рыцарь устраивается половчей на драной подстилке.

– О, это давняя история, Андрэ. Когда Гроб Господень захватили турки, в Палестину двинулись крестоносцы, чтоб изгнать их оттуда. Среди рыцарей и паломников были больные, раненые. И купцы из Амальфы и Салерно основали в Иерусалиме госпиталь во имя святого Иоанна Крестителя. Было это в 1099 году от Рождества Христова.

– Давно…

– Давно, – соглашается рыцарь. – С того госпиталя и ведет свое начало наш Орден. Монахов-воинов нашего Ордена в ту пору называли иоаннитами, госпитальерами. У Ордена свои святыни – мощи правой руки святого Иоанна Крестителя, чудотворная икона Девы Марии Филермской, щепа от креста, на котором был распят Христос…

Рассказ Бастьена нарушает то буйная потасовка игроков в кости, то вскрик соседа-галерника, которому привиделось во сне что-то страшное. Андрей слушает, стараясь не пропустить ни слова.

– Неверным удалось вытеснить христиан из Палестины. Иоанниты ушли оттуда последними и обосновались на острове Родос. Построили там город-крепость с надежной гаванью. Овладели морским делом. Два с лишним века держали турок в страхе…

– Но все же пришлось покинуть и Родос, – продолжает рыцарь. – Случилось это в 1552 году. Слишком неравны были силы. Орден тогда обосновался на Мальте, продолжил Священную войну с исламом. Сто тридцать лет назад монахи-воины выдержали страшную осаду, когда турки высадились на Мальте. Шестью годами позже приняли участие в разгроме турецкого флота при Лепанто. Христиане тогда вырвали из рук турок скипетр моря, которым те владели столетия. Европа увидела, что турок можно побеждать на море. А ныне Орден бьется с берберами – корсарами из Туниса и Алжира. С галерой под командой мальтийского рыцаря не сравнится ни одна другая на всем Средиземном море. Принимая рыцарский сан, мы клянемся в вечной ненависти к неверным. Клянемся преследовать их всегда и везде…

Бастьен темнеет лицом.

– Почему же тогда, спросишь ты, оказался я здесь, в этой мерзкой темнице? Меня атаковали в Эгейском море сразу шесть турецких и алжирских галер. Взорвать пороховой погреб не удалось…

Вот какие они, мальтийские рыцари! Андрей с уважением глядит на Бастьена. С крестом в одной руке, с мечом в другой, бьются с нехристями…

– Царь Петр строит российский флот, – повторил он слышанное им однажды в шатре генерала Лефорта. – Говорил, мол, без флота турок из Азова не выбить. А про Орден сказал, что такой союзник был бы очень ценен.

Рыцарь кивнул.

– О планах царя Петра надо бы сообщить великому магистру. Но как? Впрочем, я веду переговоры о своем выкупе…

Выкупными делами в Стамбуле занимались посредники – греки, армяне и евреи из Галаты. Без этих ловких, продувных людей никому не обойтись. Они и менялы, и переводчики, и лекари. Через них общаются с турецким правительством послы Голландии, Англии и Франции, негоцианты из Венеции и Генуи.

Бастьен вел переговоры о своем выкупе через Панайотиса – лысого, чернобрового и чернобородого грека. После встреч с ним говорил с брезгливой миной:

– Клянется Панайотис, что, мол, гребцы на галерах и рабы на стапелях султану нужней выкупных денег. Лжет ведь. Цену набивает. Выкуп, назначенный Азизом Агой, просто непомерен. Но не век же сидеть в этой дыре.

И все-таки выкуп состоялся. Рыцаря посетил генеральный писарь Арсенала. Кузнец сбил с ног Бастьена кандалы.

– Можешь убираться на свой проклятый Аллахом утес, гяур, – сказал писарь. – И впредь не попадайся на пути победоносных галер ислама.

Рыцарь проворчал:

– Там видно будет.

Собирая пожитки, Бастьен сказал:

– Рад был бы облегчить твою судьбу, Андрэ. Но, увы, сделать ничего не могу. А о том, что ты сделал для меня, не забуду до конца жизни. Прощай!

Андрей глядел вслед рыцарю, и к горлу у него подступал комок. Один. Теперь совсем один в каменном мешке, где ни днем ни ночью нет покоя, где не смолкают кандальный звон, свист бичей, проклятия и богохульства. Где душит вонь. И откуда утрами выволакивают посинелые трупы.

Старший из черногорцев, видя слезы на его глазах, сказал:

– Не падай духом, Андрей. Найдешь новых друзей. И все может перемениться в одночасье.

Андрей вытер насухо глаза. И правда. Надо держаться. Держаться изо всех сил!

А черногорец будто в воду глядел.