355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Дурненков » Вычитание земли » Текст книги (страница 1)
Вычитание земли
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 18:44

Текст книги "Вычитание земли"


Автор книги: Вячеслав Дурненков


Соавторы: Михаил Дурненков

Жанр:

   

Драматургия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Вячеслав и Михаил Дурненковы
Вычитание земли

Часть первая
Моя жизнь пройдет в огне

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ВЕДУЩАЯ

СЕРГЕЙ СЕМАКОВ

АНДРЕЙ ГОЛУХТИН

ЗИНАТУЛЛИН

ПОСТАЛЫКИН

Наши дни.

Звучит сигнал.

ВЕДУЩАЯ. Здравствуйте уважаемые слушатели – рабочие и служащие нашего завода. Как обычно в восемь часов мы начинаем трансляцию радио механосборочного производства завода металлоконструкций. Сегодняшний эфир посвящен произошедшей вчера аварии на плазменном участке. В результате разгерметизации емкости с гелием произошел взрыв, унесший жизни двух наших работников – Сергея Семакова и Андрея Голухтина. Почтим их память минутой молчания…

Минута молчания.

ВЕДУЩАЯ. Сергей Семаков и Андрей Голухтин погибли, пытаясь остановить пожар, образовавшийся в результате взрыва. Огонь в любой момент мог перекинуться на склад лакокрасочных материалов. Своими самоотверженными действиями они буквально спасли 3-й цех от пожара. Вспомним этих героев вместе с друзьями и близкими… Сегодня у нас в студии люди, работавшие вместе с ребятами… И первый из них – начальник плазменного участка Зинатуллин Андрей Васильевич… Здравствуйте…

ЗИНАТУЛЛИН. Здравствуйте.

ВЕДУЩАЯ. Андрей Васильевич, первый вопрос… Вот в обычной жизни чувствовалось, что ребята способны на подвиг? Было ли в них что-то такое… что потом так ярко воплотилось в поступок?

ЗИНАТУЛЛИН. (тихо и неуверенно ). Каждый ребенок – это взрыв… Для моей жены рожать – дело привычное…Четверо у меня… Вчера я курил на крыльце роддома, размытый фонарями тяжелый октябрьский вечер, на душе так же мрачно и сыро, а на пятом этаже рожает жена… Пятнадцать лет я работаю начальником участка… Пятнадцать лет… Петька Коренков уже зам директора по качеству, Славик Анохин директор АТП… А я начальник участка. Но у меня дети… И жена… Моя семья, мой личный Семипалатинск… Старшая, Аленка, родилась такой рыжей, что, глядя на ее волосы, я вижу огонь… Огонь, который догорал на сварочном участке, когда я забирал ее с роддома… Да, тогда я был начальником сварочного и у меня были перспективы… Со сварочного я ушел, когда родился Вовка, волосы которого напоминали раскаленные до темно-вишневого цвета куски разорванных баллонов пропана… Погибли трое из бригады Ваулина… На меня стали коситься… Я понял, что надо уходить, и на плазме, куда меня перевели, все, было хорошо… Пока не родился Стасик… Плазменная пыль горит. А когда горит металл, это страшно… Вы, наверное, видели нашего дворника Кобякова? Инвалида 2-ой группы… Бывший мой плазменщик… Так вот, Стасик родился хромым, одна ножка короче другой… Если бы я не знал, в чем дело, то стал бы подозревать в измене жену. Так они похожи… Кобяков после аварии и Стасик после рождения… Поэтому к рождению Алешки я подготовился, проверил буквально все… И емкости эти чертовы… Да бесполезно все это… Не знаю, как теперь дальше… Может уволят, как нибудь… Просто каждый ребенок – это взрыв…

ВЕДУЩАЯ. Спасибо Андрей Васильевич… А теперь послушаем Юрия Александровича Посталыкина, бригадира плазменного участка смены «А». Юрий Александрович, вот вы близко знали погибших…Свою работу они начинали под вашим руководством, стажерами… Уже тогда в них проявлялись все эти качества, как мужество, решительность, отвага, о которых нам только что рассказывал Андрей Васильевич? Или они и были приобретены здесь, в общении с рабочими нашего завода?

ПОСТАЛЫКИН. Куда говорить дочка? А… Серега с Андрюхой? Да у меня этих стажеров было, как мух в сортире… Андрюха, помню, вообще дурачок, только что слюня не бежит, а Серега, он такой… себе на уме. Темненький. Оба к нам с ПТУ пришли… Валерка Санеев, он тогда бугром в смене «Б» был, все над ними подшучивал, то к электрикам пошлет, чтобы току побольше дали, то в раздевалке закроет… У нас ведь как – коллектив, а эти даже в домино играть не умели… У нас ведь как… Костяшки в руки берут и сразу видно, кто проиграл, а кто нет… Даже не играем, раздали-посмотрели, снова раздали – снова посмотрели, во как… Помню, иду, а Андрюха рашпилем кронштейн 147-ой от окалины чистит… Ну, думаю Валерка опять издевается… «Что, говорю, ядра чистый изумруд?»… А он смеется, – «Так я ж неандерталец»… Ну со временем стали к установке пускать, по кнопкам барабанить не давали, а так; заготовки поставить-вытащить, отбить, пыль выгрести, чтоб не загорелась… И через полгодика они уже простенькие программки стали делать – кружок выпилить, квадратик… У нас же как – операторов нету, ты тут и настройщик и программки делаешь, потому и тянутся сюда люди, то что зарплата здесь больше… А техника старинная, говно…Чуть что пыль загорается, чай, бывает, поставишь, так весь чайник потом в камеру выливаешь… А что здесь опасно, так это начальник наш Василич расскажет, повезло ему тогда – жена рожала, а то ходил бы как Кобяков… Так вот… Ну, Серега еще так себе был на уме, а Андрюху в смену «Б» перевели, те один хрен вечно без премии… Так вот вчера домой собрался, а тут Андрюха подходит и говорит: «А че, дядь Юр, на спор из пятерки сто пятьдесят на триста бабу голую вырежу»… Я ему грю – «ты это, в залупу не лезь – сто пятьдесят на триста для «куковской» камеры многовато будет, во-вторых такую программу тебе слабо составить, да и сложно для манипулятора по лекальным кривым резаком гулять, пыли много, нагрев охеренный, компрессоры не сработают, гелий ебанет – и «вечная весна»… В-третьих, сопляк паршивый, эх и завел он меня! В-третьих, значит, это тебе не 147-е кронштейны с 34-ми фланцами из тройки резать… Резак и четверку до конца не пропиливает, отбивать приходится, а пятерку вообще… А он уже чисто глухарь, ни хрена не слышит… «Я, грит, кожух с камеры сниму и лист пролезет, в открытую резать буду, а бабу на компьютере координаты сделаю, да так, что резак по одним линиям два раза пройдет и все пропилится»…

ВЕДУЩАЯ. Это технически возможно?

ПОСТАЛЫКИН. Ну почему нет… Ежели грамотно подойти… В общем, поспорили на ящик, я меньше ящика не спорю… Тут все в третьем цеху со мной спорить боятся… Вчера вечером не моя смена была, на завод зашел к Валерке договорится, чтоб мою «шестерку» на подъемник загнали, а тут дым столбом… Смотрю – несут, Серега уже и не дымится, а Андрюха черный весь, потрескался… Потому и не спорят со мной, что всегда прав оказываюсь…

ВЕДУЩАЯ. Как мы видим, Сергей и Андрей уже тогда в начале своей трудовой жизни проявляли качества, какими обладают настоящие люди, в основе мировоззрения которых лежат бесстрашие и личная ответственность… Впрочем, спросим у самих ребят… Что двигало вами, Сергей, что стало точкой отсчета на пути к подвигу?

СЕРГЕЙ. Любовь… Любовь и ревность… Я вспоминаю весенний день, обшарпанные стены ПТУ, мусорные баки во дворе… Там за баками мы сели в кружок, кто-то достал папиросу… Потом в аудитории мир разросся до размеров гулкого театра, голос преподавателя, бубнившего про диоды, стал складываться в мантру, я стал рисовать в тетради музыку… Красивую, торжественную… Мне представлялось, что эта музыка звучит на берегу моря, я иду, и мои следы слизывают волны… Аккуратно я обхожу ракушки и умирающих медуз… Вдалеке я вижу чей-то силуэт, кто-то идет мне навстречу… В одной книжке я прочитал, что такой сон снился человеку, впавшему в кому… Когда этот человек в своем сне встретил того, кто шел к нему на встречу – он очнулся, выздоровел, его даже потом выбрали депутатом в городскую думу… А он потом не мог вспомнить, кого же он встретил в своем сне… А я улыбаюсь, потому что знаю… знаю, кто идет мне навстречу… Андрей… То есть когда я рисовал, я до конца это понял… То есть я это знал… А тут как бы, ну, поверил что ли… Потому что… ну… ну…

ВЕДУЩАЯ. Не волнуйтесь, Сережа, продолжайте…

СЕРГЕЙ. Так вот… Я тогда посмотрел на Андрея… Я до сих пор – как солнце просвечивало сквозь его уши, как покрытые красной мелкой сеткой глаза внимательно рассматривали что-то невидимое за окном… Я не мог оторваться от его лица… Он недоуменно повернулся… И улыбнулся… Мы стали смеяться и нас выгнали из аудитории… Мы гуляли по улицам и пили пиво… Все было хорошо, пока мы не попали на завод. Там я и познал темную, пахнущую расплавленным металлом ревность. Бригадир смены «А» Юрий Александрович Посталыкин… Знающий, как надо и как нужно, опытный, кривоногий, просмоленный табаком, он, несомненно, был идеалом для Андрея, для моего Андрея… Я видел, как он тянется к Посталыкину, видел, как подражает ему… Никогда я не испытывал такой ревности… и такой ненависти… Даже Валера, бугор из смены «Б», не вызывал у меня такого ожесточения… В мечтах я давил Посталыкина асфальтовым катком, душил оголенным проводом, метал в него ржавые сюрикены… И каждое утро видел, как эта обезьяна трется возле Андрея… моего Андрея… Каждое утро я просыпался с криком – «Нет!», долго глядел на плакат Терминатора и на ряд поблескивающих пивных банок моей коллекции… Моя ревность достигла апогея, когда я увидел, как Андрей и дед о чем-то договариваются, о чем именно, я не услышал, грохот работающей плазмы и визг вентиляторов вытяжки заглушал их диалог, но в моих глазах все потемнело… Я подошел поближе… «Значит, завтра?» – сказал Андрей, Посталыкин в ответ хмыкнул и развел руками… Я не спал всю ночь… На другой день, когда Андрей стоял у окошка плазмы и не мигая смотрел на заготовку, ноги мои независимо от меня привели меня к емкостям с гелием. Руки мои независимо от меня открутили вентиль первого, второго и запасного баллонов до отказа… Губы мои независимо от меня дали трещину… «Мы будем вместе», – сказал я… Все… Взрыв… Хохлома… Реклама кефира… Стакан сухофруктов… Оттаявший пятачок на замерзшем окне автобуса… Фильм заканчивается, но свет не зажигают…

ВЕДУЩАЯ. Спасибо Сережа… Вопрос к вам, Андрей, были ли еще какие-нибудь эмоции кроме любви к своему делу? Что хотелось бы вам передать начинающим, только что пришедшим на завод?

АНДРЕЙ. У нас в поселке часто электричества не бывает… Щелк, и твой дом становится темным и загадочным… Углы вырастают, исчезает потолок и расстояние до стен… Сколько до дивана? Десять лилипутских или два гигантских? За окном веранды другая жизнь: кто-то в расшитой золотом треуголке перелез через забор и спрыгнул в клубнику… Я держусь за горячий стакан и боюсь повернуться…

ВЕДУЩАЯ. Простите Андрей, но мне вспомнился Бродский – «В деревне Бог живет не по углам…»

АНДРЕЙ. Да хрен с ним, с Бродским… Мы сидим на кухне, на столе горит свечка, отец пододвигает к ней маленькое бритвенное зеркальце, рядом блестящий никелированный чайник… Размноженный огонек мерцающим светом прессует тени, освещает хлопочущую у газовой плиты мать, зажигает золотистую шерсть засыпающего на табуретке кота… Еле слышно скрипит калитка, кто-то в треуголке спешит уйти… Я, с ногами забравшись на стул, неотрывно смотрю на пламя свечи… Скрученная веревочка фитилька напоминает мне бесцельно бредущего неандертальца из школьного учебника, неандертальца с голубым сиянием вокруг головы… Мне хочется стать таким же, чтобы тоже купаться в чистом пламени… Я вырываю из головы волосок и подношу к огню… Волосок щелкает, шипит и нехотя загорается голубой ягодкой, которая исчезает, запнувшись о сжатые пальцы… Я не чувствую боли… Позже я начал курить, только для того, что бы иметь с собой прирученный огонек. Я затягивался и смотрел на красный столбик уголька, на тело саламандры, покрытое редкими седыми чешуйками… В двенадцать лет я поджег соседский сарай, меня поймали сразу – я стоял и смотрел на огонь… Я сдал документы в ПТУ… Счастье настало, когда мы с однокашником Сергеем Голухтиным попали на завод. На плазму. Плазма… это, как бы вам объяснить… Ты смотришь в окошко камеры… как в другой мир… Вот манипулятор подводит резак к заготовке, ты набираешь программу, вводишь данные подачи газа, скорость подачи, толщину листа и… Пуск! Белый цветок лижет металл, приобретает форму, плотность, вещественность… Искры! Появляется место расплава – красный, белый. Искры! Поверхность отливает радугой… Металл… Программа заканчивается как всегда в тот момент, когда кажется, что сердце вспыхнет и расплавленное потечет по моей светоносной сущности… И будет хорошо… А эти кронштейны, фланцы… Не знаю, зачем подбил на спор деда… Вернее, знаю… Жалею, что не подумал о Сереге. Еще когда набирал на ЧПУ данные и зациклил программу на бесконечное количество проходов резака, у меня мелькнула мысль, что сегодня мы вдвоем и, скорее всего, компрессор не выдержит… Я видел Сергея мельком, когда загорелась пыль и турбина перешла на визг… Он что-то сказал… Я танцевал в пламени, изо рта выходила огненная струя, оранжевые деревья с ярко-синими кронами окружили меня, в мгновение ока выросла и достала до груди красно-желтая трава. Вокруг моей головы вспыхнуло голубое сияние…

ВЕДУЩАЯ. Спасибо, Андрей… К сожалению, время нашего эфира подходит к концу… Как обычно в конце передачи мы выполняем ваши заявки… Коллектив водителей транспортного участка предает пламенный, горячий привет Валере из ОА и ПРО и просит его подойти во время обеденного перерыва на транспортный участок… И дарят ему песню Нусрат Фатех Али Хана «Моя жизнь пройдет в огне»… Эта традиционная песня в стиле Пенджаб… «В каждый удар моего сердца ты приходишь как наводнение»… Это рассказ женщины о выборе истинной любви и о потере собственной индивидуальности…

Звучит музыка.

Затемнение.

Часть вторая
Вкус ветра

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

СВЕТА

Наши дни.

Железнодорожный вокзал. Зал ожидания. С большой дорожной сумкой в одной руке и с бутылкой пива в другой между рядов пробирается Света. Ставит сумку, садится, отхлебывает из бутылки.

СВЕТА. Моя сумка вам не мешает? Нормально? (Отхлебывает еще, ставит бутылку на пол .) Хороший у нас вокзал, правда? Тебя как зовут? А меня Света. Я к мужу в Читу еду. Ну да, работает, пять лет осталось…

Отхлебывает из бутылки.

Ты извини, меня колбасит не по-детски – вчера девчонки меня провожали. (Протягивает бутылку. ) Хочешь? А то смотри, у меня еще в сумке есть, чтобы ехать веселее. Ты не замужем? Чего так? Э… замуж рано не бывает. Ну, парень-то есть? Молодцом… А у нас завтра с Витькой три года будет, как познакомились… Хочешь расскажу? Если интересно, конечно…

Меня подружка Людка к себе пригласила, ей журналов принесли, посидим, говорит, выпьем чего-нибудь… У нее муж бандит, дома не бывает, ей одной скучно. Ну, я и пошла. А идти через парк надо, ну, который в Старом городе, вот я иду и смотрю – что-то не то… Менты толпами бегают. Захожу в парк, а он весь зеленый и шевелится. Я встала, как вкопанная, и тут как дошло – «мамочка дорогая, сегодня ведь День Пограничника». Нормальные девки дома в сейфе запираются, а меня, дуру, прямо в гущу понесло. Ну, думаю, Людка, сучка… А вокруг они. А ведь странно получается, если подумать. Чего нам их бояться? Они ведь защитники наши, первый же удар на них. Это все равно, что на День Учителя учителя пьяные по городу бы ходили и к школьникам приставали. Так вот, стою на середине парка, возле памятника Ленину. Ну, у нас Ленин, как и везде, в парке стоит, только у нас он рукой на церковь показывает. То есть раньше там церкви не было, ее потом построили, раньше там пустота была. Слева музучилище, справа музей городской, а прямо дорога, кусты, поле и район начинается. Потом стали церковь строить, какие-то черненькие строили, не то турки, не то узбеки. А церковь-то православная, это все равно, чтобы роддом мертвые строили. Ну так вот, стоит Ленин с рукой, а на нем пограничники как опята, один паренек на него залез и фуражку свою Ленину на голову одел. Одеть-то одел, а назад слезть не может, за пояс Ленина обхватил, а ноги соскальзывают. Дружки его уже совсем лыка не вяжут, пытаются за ноги его поймать и стащить. Наконец поймали, дернули, тот руки разжал и головой о бетон. Кровь как ручьем, а эти придурки все за ноги его держат, тащат куда-то. Я не выдержала, подскочила, растолкала их, пацану под голову свою сумочку подложила, на дорогу выбежала, машину тормознула. Хорошо, дядька нормальный попался, вдвоем пацана в тачку положили и в больницу. Повезло, он такой пьяный был, что у него все размякшее было, на снимке, на черепе, только трещинка децильная. Я к нему на следующий день в больницу пришла, яблок, пива принесла. Так и познакомились…

Отхлебывает из бутылки.

Встречаться начали. Витька – он на заводе слесарем работал, неделю в одну смену, неделю в другую. А я в общежитии тогда комбинатском жила на пятом этаже, после работы смотрю в окно на остановку и жду, когда Витька появится. У нас общага прикольная – на третьем этаже негры и арабы живут, когда лифт не работает, пешком идешь, там запах такой… Едой ихней пахнет, «махоркой» постоянно несет. Там все время «махорку» продают, Витька сказал, что это не свою, а у местных перекупают. Я их поначалу боялась, негров этих, а потом ничего, привыкла. Даже подружились с двумя. Асфао и Зебро, они из Эфиопии приехали, спокойные такие, все время улыбаются. С ними по коридору сенегальцы живут, так они с ними даже не здороваются. У них там война была, сенегальцы на Эфиопию как фашисты напали, да не вышло у них ничего. А в туалет в один ходят. Мы с Наташкой к эфиопам даже в гости ходили, у них там прикольно – коврики плетенные, барабанчик кожаный, сидим, кофе пьем. У них кофе такой крепкий, вкусный… А тут таракан по стенке пополз, я хотела тапочек снять и пришлепнуть, а Наташка в бок – «ты че, вдруг у них это животное священное». Наташка, она вообще такая, медсестрой работает, мы с Витькой ее с Толиком свести хотели. Толика на самом деле Диманом зовут. Просто у него обычай такой, всех «толиками» звать. «Привет, толик, пока толик» – вот и прозвали Толиком, мне его жалко так – у него с рожденья вверху двух ребер нет и ему драться нельзя. У него сердце можно рукой пощупать, любой кулаком ударит и все…

Отхлебывает из бутылки .

В кино ходили, на дискотеку… Знаешь, что я заметила? Вот все по-разному танцуют и сразу видно, кто какой… Ну там, лохопез или озабоченный, ну по движеньям видно. А Витек – он лицом танцует, не, правда, не смейся… Вот у него в жизни морщин на лице мало, а когда танцует – много. И сразу видно вот по этим морщинам, что ему трудно было в жизни, да и вообще трудно было… И талантливый он, я когда у них дома была, он мне свои картинки показывал, которые в детстве рисовал, там такая розочка красивая, а над ней сверху Ленин, Гагарин и Витькина бабушка. А книжка у него любимая про капитана Немо была, я не помню, кто написал. Витька эту книжку раз тридцать прочел и выжигателем на фанерке рисунок сделал – подлодка плывет и так похоже все. Он даже в мореходку поступать хотел, два года в Школу Юных Моряков ходил, ну это которая в Новом городе… А там кто-то из ребят какой-то прибор украл и на Витьку подумали, его и выгнали оттуда. А у него может быть мечта была… Мы гулять по Старому городу любили, особенно зимой, парк в огнях, так красиво… Один раз даже в театре были, у нас театр знаменитый, он и в Америку показывать ездил, мы просто так туда бы конечно не пошли, но на Витькин цех билеты выдали.

От проходной до автобусов оцепление выставили, чтоб мужики после смены не разбежались, и повезли с мигалками. Мне понравилось, только в буфете дорого, а спектакль хороший – «Вишневый сад», жалко только, мужики в перерыве коньяку напились и с актерами начали спорить. Наташка рассказывала, что еще есть у нас какой-то театр в подвале, там пацаны пьяные на сцене кривляются, а в зале сидят три дизайнерки, тоже в сиську бухие, и ржут. У нас целый дизайный институт в городе, да там прямь все такие, что ты, что ты… Все равно моя Наташка лучше всех… Мы с ней, знаешь, какие подруги? У-у… Все-все друг дружке рассказываем, как сестры. А тогда у нее мать заболела, Наташка в больнице отпуск взяла и в Бузюково поехала, с матерью сидеть. А я одна осталась. А Витька в «штопор вошел», две недели синячил, не появлялся. И мне чего-то так тяжело стало. Куплю бутылку пива, на подоконник залезу и смотрю на остановку. Весна холодная, но ветер какой-то такой… как живой, и над химзаводом закат такой, как будто железку ржавую в землю воткнули. И мне кажется, что вот как бы если сильно захотеть, то можно всю ржавчину оттуда сдуть и все опять хорошо будет, но не могу, будто воздуха не хватает… На работе все из рук валится, ничего не хочется… И вот 15 апреля наступило… Я с работы пришла, только переоделась, тут стук в дверь. Открываю – Витька с Толиком. Давай, говорят, посидим, пацанов помянем – у них на заводе взрыв был, а там ребята погибли, с которыми они в «каблухе» учились. Я молча два стакана поставила, сейчас, говорю за хлебом схожу… И вышла… Если бы я знала…

Отхлебывает из бутылки.

В Африке весной праздник самый главный – День Зачатия Насекомых называется. В этот день все мирятся и веселятся. Даже эфиопы с сенегальцами. И «быс-быс» кушают, а он так готовится: варят много риса и туда вот такой (показывает свой кулак ) кусок гашиша кладут. Потом каждый по ложке съедает и танцуют всей деревней до утра. Наши негры тоже сварили… Витек с Толиком меня дожидаться не стали, полбутылки выпили, решили закуску найти, кто из них догадался к неграм на этаж идти, не знаю… А эти тоже хороши, ну и охраняли бы свою кастрюлю, ничего бы и не было…Ну, в общем, Витек с Толиком смотрят – на кухне никого, кастрюлю схватили и на этаж бегом. Я уже подымаюсь, смотрю, негры испуганные бегают, у меня сразу какое-то предчувствие нехорошее… Захожу в комнату – картина: Толик весь зеленый на кровати лежит и в потолок смотрит, он так потом две недели пролежал, вот… А Витька, у него здоровье-то крепкое, за столом сидит, возле кастрюли этой, и в зеркальце мое смотрится… Потом ко мне повернулся…

Света всхлипывает.

Повернулся и рассказывать про воздух стал… Что он разный… Вот он так раньше никогда не говорил, ну, слов у него таких не было… У него вообще речь такая, вот он про секс знаешь как говорит? Давай, говорит: «шишку парить». Я все обижалась поначалу, думала, что у него интеллектуала мало, а потом привыкла… А тут вот как-то, да погоди, сейчас прочитаю…

Достает из-за пазухи сложенный вдвое конверт, вынимает из него письмо, читает.

«…у нас он слоями висит, от верхнего края к центру воронкой ссужается, а к низу по спирали расходится. А в бараке у ссученных как будто кто гирлянды из салфеток развесил, но самый чудной воздух на периметрах перед вышками… Много-много раковин, и из каждой другая появляется, а когда проходит наряд, они расступаются и колышутся, потом долго-долго… Вчера вечером увидел за проволокой водоворот и сломал себе палец, чтобы не погнали работать на просеку… Вот теперь сижу в больничке, вылепил из хлеба Сергея Есенина, с ним и пишу тебе это письмо…»

Прячет письмо, шмыгает носом.

Я потом на улицу выходила и все старалась что-то увидеть в воздухе… То есть я понимаю, что он разный: вот когда ветер с хлебокомбината или с кондитерской – это одно, а с фосфорного – это другое… Но я его, как Витек, не вижу… Так вот, потом он встал, в коридор вышел и Тапегу, сенегальца, семь раз ножом… Вот так-то вот…

Смотрит бутылку на свет, ставит ее на пол возле сумки. Подходит бомж, забирает бутылку.

Я потом с общаги на квартиру съехала, ну как там было оставаться? Ну что, пойдем садиться? Ты в каком вагоне? Я в пятом… Приходи, посидим-поговорим…

Света встает и уходит.

Затемнение.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю