Текст книги "Сказание о том, как князь Милош судьбу испытывал"

Автор книги: Вук Задунайский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

5

 
Поднял Лазарь золотую чашу
и сказал он той господе сербской:
«За чье здравье выпить эту чашу?
Коли пить мне за старейших родом,
за старого Юг-Богдана выпью;
коли пить я за знатнейших стану,
то за Вука Бранковича выпью;
коли пить мне, как подскажет сердце,
то за девять шурьев чашу выпью,
девять шурьев, девять Юговичей;
ну а коли пить мне за геройство,
за Милоша выпью воеводу.
Пить не стану за кого другого,
но во здравье Милош Обилича!
Здравье, Милош, вера и невера!
Прежде верный, нынче же – неверный!
На Косове завтра мне изменишь,
сбежишь к туркам, к их царю Мурату!
Будь же здрав ты и здравицу выпей,
вино выпей, а кубок в подарок!»
 

Велико ты, поле Косово. Обильны на тебе пашни. Да только не пашнями ты славишься. Много битв кровавых ты видело, много костей в тебе покоится. Если взять все слезы, что ты пролило, да вылить на тебя дождем, то было бы на месте твоем озеро Скадарское. И снова встали на тебе две рати могучих. Ни одна не отступит, не уйдет восвояси. Нельзя уйти с поля Косова – можно лишь победить или умереть. Заалела над полем зарница – то Видов день, страшный день наступает. Что он уготовил?

Взошло солнце алое, начиналась битва великая. Столкнулись два войска могучих. Железо входит в плоть живую, ломаются древки, звенят щиты, ржут кони. Стать Видову дню самым великим днем Сербии – а как же иначе? Теснит царь Лазарь Мурада, топчутся нехристи на месте, как стадо баранов, сама земля гонит их восвояси. Даже Ага янычар непобедимых – а и тот сделать ничего не может. Одесную Юг Богдан со своими сыновьями крушит Евренос-Бека и Али-пашу, вот уж и спину турки показали. А как Страхиня мечом машет – одно загляденье! Вспомнил он, видать, жену свою обесчещенную и сносит головы турецкие, как дрова рубит. А по левую руку стоят витязи Вука Бранковича да босанцы – Якуб и нападать-то на них боится, даром что верблюдов привел. Теснят сербы неприятеля, вот уж и лагерь турецкий недалеко. И шлет воевода Влатко своему господарю, Твртку босанскому, весточку победную.

Но коварно поле Косово. Видов день тянется, как год. Солнце уж на средину неба поднялось, а сербы всё никак победить не могут. Что за чертовщина! Сжимают воины в руках оружие, разят врагов бессчетно, а врагов больше и больше становится – на одного серба по пять турок! И впрямь ошибся царь Лазарь. Но чу! Что такое? Упало посреди битвы знамя князя Београдского. Видать, одолели его турки. Или князь и вправду предательство замыслил? Бросает он меч свой оземь и дается в руки янычарам. Говорит, что надумал не воевать с султаном, а союз с ним заключить. А нехристям только того и надо! Хватают они князя Милоша да волокут в шатер султанов, связав руки да отобрав все оружие – даже кинжал заветный, византийской работы с сердоликами. Эх, князь, князь, что ж ты наделал! Как же ты теперь исполнишь обещание свое? Как убьешь султана без оружия? Сжалось сердце у царя Лазаря: «Предал меня тот, кого за сына почитал». А Вучище ухмыляется: «Что я говорил тебе, господарь?»

Гремит битва, конца-края ей нет. Бьются сербы насмерть, да не одолеть им турок. Притащили князя Милоша в шатер султанов, бросили лицом оземь, как скотину – лежи, князь, думай о чести своей погубленной. Тут вдруг шаги слышны, голос звучит знакомый:

– Негоже тебе, светлый князь, лежать, как быку на бойне!

Мелькает кинжал булатный, и путы падают с рук княжеских. Поднимает глаза князь. Пресвятая Богородица! Баязид?!

– Узнал, князь? А я-то тебя сразу заприметил – таких, как ты, не забывают.

– Откуда ты тут? Таки лазутчик? – князь спрашивает.

Плетью ударяет за эти слова янычар князя Милоша:

– Как с сыном султана говоришь, неверный?!

– Оставь нас, Али, – наказывает ему Баязид.

Уходит янычар согнувшись, не смеет он господина своего ослушаться, хотя и не нравится ему пришелец-северянин. За ослушание у турок – верная смерть.

– Эх, князь, князь, – говорит змей-Баязид, – не догадался ты, кого в Будве потчевал. Не знал, что у султана два сына? Скоро отец мой придет сюда с людьми своими, хочу приготовить тебя к встрече с ним. Желаешь быть рабом султана? Добро. Будешь ползать на брюхе, сапоги его целовать.

– Не буду.

– Что ж ты тогда, светлый князь, делаешь здесь? Постой-ка, а не ты ль обещался намедни убить султана? Мне все ведомо.

– Змей ты подколодный.

– Змей, говоришь? Спорить не буду, Всевышний нас рассудит. Только как же ты хочешь убить султана? У тебя ж нет оружия. Видишь этот кинжал? Он твой? Дамасская сталь, рукоять золотая с сердоликами, на греческий манер сделана. С таким кинжалом на султана пойти не стыдно. Хочешь, светлый князь, я верну его тебе? Верну, но с условием: исполнишь ты то, что обещал.

Не верит Милош своим ушам:

– Как же так, Баязид? На отца своего замышляешь? Неужто Всевышнего не боишься?

– Сегодня слишком жаркий день, Он прохлаждается на небесах. Я возвращаю тебе кинжал – делай свое дело. За свои я сам отвечу. Судьба моя – быть на османском престоле. Если я не сделаю это сейчас – брат мой убьет меня. Что смотришь так, светлый князь?

Ничего не сказал князь Милош, только спрятал кинжал под одежду.

– Али свяжет тебе руки, но ты легко развяжешь веревку. Не бойся лишних ушей – Али умеет молчать. Но и тебе про все это говорить не след. Пусть будет верной твоя рука, светлый князь.

– Пусть власть принесет тебе радость.

И было все, как сказал Баязид. Связал Али князя, да так хитро, что развязаться проще простого. Пришли в шатер турки – все в доспехах, богатых халатах, чалмах да с ятаганами. Шествует султан среди них, как лев среди шакалов. Грозен видом Мурад, грузен телом. Халат на нем золотой с красным подбоем, на пальцах – сплошь каменья самоцветные. Садится султан на трон золоченый, на подушки атласные, и падают все ниц – от визиря до последнего срамного отрока. Смотрит султан на князя Милоша – глаза у Мурада мутные, нехорошие, – и манит его к себе рукою. А другие на султана и глянуть не смеют – как бараны в стаде, прости Господи! Опустился князь Милош пред султаном на колено, и только тот протянул ему сапог свой для целования, как прыгнул князь, словно барс, и рассек султану нутро его поганое одним ударом кинжала – от брюха до бороды. Началось тут столпотворение несусветное – кровища из брюха хлынула, залила все подушки атласные, завалился султан под ноги, турки туда-сюда бегают, Всевышнего призывают, князя схватили и поднять на копья хотят, но слышен тут голос Баязидов:

– Не убивать неверного! Живым он нужен мне! Завтра мы предадим его смерти на виду у всех – пусть все знают, что бывает с теми, кто посягает на правителей османских. И про смерть султана чтобы в войске не знал никто. За одно слово о ней – смерть неминучая.

Подивились турки словам Баязида, но перечить не посмели. Связали они князя Милоша по рукам и ногам да в яму бросили, янычар к нему приставили. Не сбежать тебе, князь.

6

 
Вскочил Милош на резвые ноги,
поклонился до землицы черной:
«Хвала тебе, славный Лазарь-княже!
Хвала тебе за здравицу эту,
за здравицу да за твой подарок,
но такие не по сердцу речи!
Коль солгу я, убей меня Боже,
никогда я неверою не был,
никогда им не был и не стану,
хочу завтра на Косовом поле
я погибнуть за Христову веру!
С тобой рядом сидит твой невера,
втихомолку вино попивает —
Вук Бранкович – клятый и проклятый!
Завтра будет Видов-день пригожий,
поглядим же на Косовом поле,
кто тут вера, а кто тут невера!
Что там будет, видит Бог великий,
утром выйду на Косово поле
и зарежу царь-Мурата турка,
и на глотку наступлю ногою;
коли даст мне Бог такую долю,
в град Крушевац ворочусь здоровым,
изловлю я Бранковича Вука,
приторочу к копью боевому,
как старуха кудель к прялке крепит,
на Косово вытащу на поле».
 

А на поле-то битва не стихает. День уж к вечеру клонится, пролилась кровь на пажити щедро, но не сдаются турки, не сдаются сербы, стоят насмерть. Иссякло терпение у Якуба, старшего сына султанова – а и не знает он про смерть отцову, исполняется приказ Баязидов. Обнажает он ятаган свой и гонит коня вперед – не терпится ему победу одержать. Тронулось следом за ним правое крыло турецкое навстречу сербам. Заголосили янычары, зазвенели селихтары железом, закричали верблюды. Вот уж и войско сербское должно показаться под рукою Вука Бранковича. Но что это? Нет его! Куда делся Вук? Ищут Вука на поле боя, ищут войско его – ан нету их. Предал Вук своего господаря. Да что там – предал веру Христову. Нет ему теперь прощения. Увел он войско свое. Увидев это, разбежались босанцы с албанцами – бабы, а не воины. Нету больше сербского непобедимого войска.

Рад Якуб, гонит верблюдов в прореху. Но недолго ему радоваться. Падает он вдруг с коня да хватается руками за горло – а оттуда кровища хлещет. Подбежали к нему янычары – а он уж в пыли лежит мертвый. Что случилось с Якубом? Стрела его не находила, меч вражеский не доставал. Не пожалел Баязид яду для брата своего единокровного. Лишилось войско османское в Видов день двух своих повелителей, смешалось. Вот она, победа сербская, осталось только руку протянуть.

Но кто знает судьбу? Встал во главе османов Баязид, султанов младший сын, гонит он отару свою прямо на сербов – а тем и ответить нечем. Полегли витязи в сырую землю. Нет больше Страхини и Лучича. Нет Юга Богдана. Храбро он сражался, славу вечную снискал – всем бы так! Погибли один за другим все девять его сыновей – заменяли они отца, пока рука меч держала, а потом падали, ятаганами подрубленные. Последним пал Божко Югович, младший сын. Не осталось братьев у царицы Милицы, горько ей их оплакивать. Но не ведает она, что не только братьев лишилась. Выехал царь Лазарь вперед, разит турок, да только конь его оступился и в яму упал. Зовет царь юнаков своих – не могут они к нему пробиться. Турки царя окружили, спешили да в плен увели. Тут дрогнули сербы, побежали болгары да черногорцы, а те, кто остался, преданы были страшной смерти – много дней еще головы на кольях вокруг поля стояли, пугая людей живых.

Страшное ты, поле Косово. Сколько на тебе крови пролилось, но такого не знало ты прежде. Воды Ситницы стали красными. Волки воют, вороны стаями слетаются – знатная для них тризна нынче. Лучшие воины полегли на землю – не поднять их уже. Не петь им песен, не ходить в поле, не ласкать жен своих. Пала в Видов день гордость сербов на целых пять веков.

Заполночь достали янычары из ямы князя Милоша, притащили его снова в шатер султанов. А там теперь – новый хозяин. Баязид на троне сидит, на подушках атласных, а на голове его – все та же грязная повязка. Принимает он Милоша по-царски, приглашает с собой отужинать, но отказывает князь – сыт он по горло милостями турецкими. Не унимается Баязид:

– Думаешь, светлый князь, не ведаю я, почему ты взор от меня отворачиваешь и ложиться не хочешь со мной за один стол?

– Тогда почто мучаешь? Убей меня скорее, оставь в покое душу мою.

– О нет, княже, должок за тобой. Я с князем Београдским в Будве отобедал – а нынче князь Београдский со мной на поле Косовом вечерять будет.

– Зачем мне с тобой вечерять?

– Вдруг захочешь просить меня о чем-нибудь? Сегодня я добрый.

– Не было еще такого, чтобы князь Београдский просил милостыню у нехристя и убийцы.

– Не за себя просить будешь – за них, братьев своих по вере!

Помрачнел князь, но делать нечего – лег за стол. А Баязид его потчует:

– Испробуй, светлый князь, теперь наши лакомства: мезе,[24]24
  Мезе (тур.) – традиционная турецкая закуска, состоящая из самых разнообразных лакомств (овощи, зелень, мясо, рыба, орехи и др.).


[Закрыть] бура,[25]25
  Бура (тур.) – родовое название для различных пирожков и пирогов.


[Закрыть] брынза нежная, как тело женщины, суджук,[26]26
  Суджук (тур.) – вид острой колбасы.


[Закрыть] мозги ягненка, эзме,[27]27
  Эзме (тур.) – острая смесь из овощей.


[Закрыть] хайдари,[28]28
  Хайдари (тур.) – соус из сметаны с чесноком и специями.


[Закрыть] джаджик,[29]29
  Джаджик (тур.) – холодный суп из айрана и огурцов, заправленный оливковым маслом, чесноком и мятой.


[Закрыть] бобрек[30]30
  Бобрек (тур.) – почки.


[Закрыть] да пирзолы.[31]31
  Пирзолы (тур.) – баранина на ребрышках.


[Закрыть] Кушай князь, насыщайся. А вот «молоко львицы»[32]32
  Молоко львицы (с тур.) – крепкий спиртной напиток, разновидность самогона, который после добавления в него воды (льда) становится белым.


[Закрыть] – видит Всевышний, оно не хуже того напитка, коим меня ты в Будве потчевал.

Ест молча князь, но не унимается змей-Баязид:

– Вижу я, посылал ты людей своих в Прокупле?

– Откуда знаешь?

– Предал вас Вук Бранкович – тут и думать нечего. Не вскрылся б его обман – может, и не увел бы он войска. Да и брат наш Якуб учудил. Говорили ему – не веди верблюдов на поле, они конницы сербской испугаются, затопчут селихтаров. А он ни меня, ни отца не послушался, все сделал по-своему – кабы не помер, вреда нанес бы немало.

Опустил князь голову, душа его рвется на части. Смотрит он на стол и видит – нож лежит. Загорелись глаза у князя. Убил он султана одним ударом, убьет и сына его окаянного. Но змей-Баязид будто мысли его читает:

– Убить меня хочешь, светлый князь? Не понял ты знаков судьбы. Суждено мне было стать султаном, правителем всех османов, суждено было завоевать твой народ – и стало так. Суждено было отцу моему принять смерть от руки владыки светлого, пришедшего с севера, – и стало так. Я же приму смерть от владыки темного, пришедшего с востока. А тебе что суждено, ведаешь?

– Не ведаю и ведать не желаю. Знание твое от нечистого идет. Оно мне без надобности, коли есть у меня вера.

– Эх, князь, князь, – ухмыляется Баязид, – ты слишком прям и открыт. Не живут такие долго – ни у нас, ни у вас. Отсекут тебе завтра голову. Кабы не отсекли, так брат твой зарезал бы тебя ножом в спину. А если б одолели вы, то за голову твою никто не дал бы мелкой серебряной монеты. Не может быть двух солнц на небе, не может быть двух владык на земле. Да и не судьба вам победить теперь.

– Нет судьбы никакой!

– Хочешь еще раз ее испытать? Вот, выпей «молока львицы» – твоя последняя ночь будет легка.

– Наливай!

Заплескалось в чаше «молоко львицы» – белое, и впрямь как молоко, но запах у него странный. Не пей, князь! Мало ли что чародей этот нальет тебе! Но подносит князь чашу ко рту, глотает из нее – и падает замертво. Хорошие яды у Баязида, доволен сын султана. Но не обычный яд подсыпал он князю.

7

 
«Велика, брат, у тех турок сила:
коли солью все мы обернемся,
обед туркам посолить не хватит!
Вот уж полных пятнадцать денечков,
как скачу я по турецким ордам
и ни края не вижу, ни счета,
от Мрамора до Явора Суха,
от Явора, братец, до Сазлии,
от Сазлии до Чемер-Чуприи,
от Чуприи до града Звечана,
от Звечана, братец, до Чечана,
от Чечана до гор до высоких —
все турецкой придавлено силой:
конь за конем, юнак за юнаком,
что лес темный копья боевые,
а знамена точно в небе тучи,
а шатры их точно белы снеги;
ежли б дождик там пролился с неба,
ни за что бы не достал землицы,
только б кони да бойцы намокли».
 

Сколько времени прошло – кто знает? Просыпается князь. И что ж видит он? Знакомый шатер, ковры на полу, хоругви вокруг с крестами. Вокруг родные лица – как увидал их князь, так возрадовался более меры. Вот Юг Богдан сидит да сыновья его – живые все. Стефан Лучич и Баня Страхинич в добром здравии. Подумалось князю – уж не на тот ли свет попал он? Ан нет – царя Лазаря видит, предателя Вука. Нет, не тот это свет! Смотрят все на князя Милоша – а он и не знает, что сказать, язык к гортани прилип. Молвит слово тут Божко Югович:

– Войско наше втрое меньше турецкого. Посему давайте, братия, нападем на него ночью, не дадим туркам опомниться.

Одобрительно встретили слова его. Вспоминает про все князь Београдский. Поднимается тут Вук Бранкович и молвит другое слово:

– Не годится нам, господарь, нападать ночью, как будто мы воры какие или цыгане. Достанет у нас воинов, чтоб одолеть турок днем. Да и как во тьме сражаться? Кони наши с пути собьются, ряды попутаются.

И эти слова встретил гул одобрительный. Не верит князь Милош своим глазам – так это все удивительно. Говорит царь Лазарь:

– Драться будем при свете дня, как предки наши дрались. Не посрамим чести своей, одолеем нехристей. Негоже, чтоб говорили, будто сербы – хуже цыган. А теперь, по древнему обычаю, давайте отвечеряем в эту ночку по-доброму – кто ведает, когда еще попируем всласть?

На пиру сидючи, достает князь письмо из-за пазухи – а письмо то Якуба до Вука-предателя, слово в слово оно повторяется. Смотрит князь на него и видит – стоит на письме печать султанская, такую не подделаешь. Наполняет князь чашу золотую шливовицей и подносит брату своему названому, Вуку Бранковичу со словами:

– Чашу эту подношу тебе, брат. Осуши ее за здоровье тех, кого ты предал.

– В своем ли ты, брат, уме? Говорить мне такое! Мне, Вуку Бранковичу, владетелю Южной Сербии!

Во второй раз бросается брат на брата, во второй раз разнимают их Божко со Страхинею, во второй раз свиток ложится в руки царские. И опять падает Вук на колени перед царем и крест целует, но говорит князь Милош:

– Врет он все, господарь, кары справедливой избежать хочет. На письме-то печатка султанова!

Побелел Вук, снова в ноги царю валится, волчина:

– Это турки, турки всё сделали, господарь, чтоб порушить веру меж нами! Они написали это письмо и послали тебе через Милоша. Не предавал я тебя, с поля боя не сойду живым. Пусть Милош ответит, откуда письмо у него? От нехристей этих, небось?

Ничего не ответил Милош, лишь поклялся опять он убить султана. Снова прогнал его Лазарь с глаз своих, но не теряет надежды князь Београдский. Идет он к Юговичам и подзывает к себе Божко, младшего.

– Веришь ли ты мне, Божко Югович?

– Верю, князь. Ты как брат мне – как могу я не верить?

– Тогда слушай, Божко, и запоминай, хоть это и странно. Завтра мы сперва верх будем брать, но потом турки начнут одолевать нас. Отец твой и братья погибнут – вечная им память. Но ты, младший Югович, ты останешься дольше других. Господом нашим тебя заклинаю – не спускай глаз с царя, не давай ему вперед выезжать. Мало ли что? Вдруг конь его в яму провалится? Не должен царь попасть в лапы к нехристям. Сделаешь?

– Сделаю, брат. Как не сделать? Будет царь в целости и сохранности. На шаг от него не отойду, пока живой.

8

 
Снова Милош Обилич с вопросом:
«Так, Иване, побратим любимый,
а скажи мне, где шатер Мурата?
Я поклялся нынче Лазарь-князю,
что зарежу самого Мурата
и на глотку наступлю ногою».
Но Косанчич говорит на это:
«Ты в уме ли, побратим любимый!
Ведь шатер тот сильного Мурата
посредине табора поставлен;
если б крылья ты имел сокольи,
если б рухнул из ясного неба,
твое мясо перья б не подняли».
 

Взошло солнце алое. Началась снова битва великая. Столкнулись два войска могучих. Железо входит в плоть живую, ломаются древки, звенят щиты, ржут кони. Видов день станет самым великим днем Сербии. Выезжает князь Милош на поле. Горят глаза его огнем, сияет меч острый на солнце – худо будет врагам. А сам думает: «Нет, Баязид, поспорим мы с твоею судьбою. Негоже князю Београдскому оружие пред нехристями складывать. Быть мне проклятому вовеки, если не вырву победы у врагов наших. Руки отрубят – так зубами вырву». Дерется Милош отчаянно, хочет пробиться к шатру султанову, да не может турок одолеть – слишком много их. Тут бросает он взгляд по левую руку и видит – тронулись верблюды вперед. Не послушал Якуб ни брата своего, ни отца. Осеняет тут князя Милоша. Кличет он конников своих, говорит им:

– Братья мои! Сослужим службу царю православному! Поскачем лоб в лоб на верблюдов, а когда близко будем – застучим мечами о щиты что есть мочи. Верблюды шума того испугаются – побегут и своих затопчут.

Выехали конники Милоша против верблюдов, стучали они мечами о щиты что есть мочи. Испугались верблюды, порвали постромки и заметались, топча своих и чужих. Налетел Милош на Якуба, вышиб его из седла буздованом.[33]33
  Буздован (серб.) – разновидность палицы.


[Закрыть] Сын султанов в пыль упал мертвый, изо рта его кровища хлещет – видать, и вправду судьба ему быть убитым на поле Косовом. Наступают сербы. Уже шлет воевода Влатко своему господарю весточку победную. Рубит князь Милош турок направо и налево, вот и шатер султана. Янычары стоят насмерть – только разве ж остановить судьбу? Один князь к шатру прорывается, въезжает в него на коне. Не ждут его здесь. Отроки все разбежались, сам Мурад за подушками прячется. Спешился Милош, приколол халат султанов копьем к трону да рассек ему нутро поганое одним ударом кинжала – от брюха до бороды. Видать, и Мураду не миновать судьбы, раз второй раз помирает он одной и той же смертию. Набежали тут турки, князя схватили, поднять на копья хотят, но знает дело свое Баязид, не отдает князя.

– Что, светлый князь, все еще не веришь мне?

– Разве таким, как ты, можно верить?

Но чу! Что на поле Косовом деется? Куда Вук Бранкович подевался? Ищут Вука на поле боя, ищут войско его – ан нету их. Предал-таки Вук своего господаря. Нет ему теперь прощения. Увел он войско свое, и босанцы с албанцами следом разбежались. Ухмыляется змей-Баязид:

– Предал тебя брат твой. Да и как ему было не предать? Обозвал ты его в сердце предателем, а он всего-то хотел править Сербией да монету свою чеканил – разве ты того ж не хочешь?

– Но убийц он ко мне посылал!

– О светлый князь! Ты слишком доверчив и прям. Откуда известно тебе, что он послал их?

– Об этом сказано было в том письме.

– Ха! Сам я писал его. Сам печать ставил. И сам подвел тебя к нему – иначе как бы ты получил его? И убийц к тебе я подсылал. Но не для того, чтоб убить – рассмотрел я на тебе знаки моей судьбы. А побратим твой… Ждал ты зла от него – и дождался. Ушел он с поля в испуге, что все свои промахи на него вы возложите.

Ничего не ответил Милош, заныло сердце его. Не сумел перебороть он судьбу – только хуже еще сделал. Не помог он братьям своим. Просил он Божко Юговича царя охранять – тот и охранял, вперед не пускал. Да только запали ему в душу слова Милоша о том, что отец и братья погибнут, бросился он на подмогу к ним да первым из Юговичей голову-то и сложил. Некому стало за царем смотреть – а тот в бой так и рвется. Вынул царь меч свой из ножен и стал турок разить, да только конь его плохо был подкован – выпала подкова, захромала животина. Спешили турки царя да в плен увели – и здесь судьба постаралась, проклятая. Дрогнули витязи сербские, побежали болгары да черногорцы. Пала в Видов день гордость сербов. Волки воют, вороны стаями слетаются – знатная для них тризна нынче. Воды Ситницы стали красными от крови. Страшное ты, поле Косово.

Заполночь достали янычары князя Милоша из ямы, как и положено, притащили опять в шатер султанов. Баязид там уж на троне сидит, принимает он Милоша по-царски, приглашает с собой отужинать, яствами кормит восточными да приговаривает:

– Негоже тебе, светлый князь, одному за народ свой страдать. Каждый день твой будет битвою страшной. Начинать ты будешь его на поле Косовом, заканчивать – смертию лютою. Каждый день ты будешь по локоть в крови рубить врагов. Каждый день убивать ты будешь султана. Каждый день тебя брат предаст. И каждый день будешь ты повержен вместе с народом своим. Не передумал еще судьбу испытывать?

– Нет, не передумал. Пусть даже каждый мой день станет Видовым – а и тогда не отступлюсь. Неведомы мне боль и страх. Есть вера у меня, что однажды правда одолеет судьбу.

– А ежели случится это через сотню зим? Через две сотни? Через пять?

– Негоже князьям сербским отступаться от намеченного.

Ухмыльнулся Баязид. Но не знает он, что нож со стола уже у Милоша в руке. Не успел султанов сын и глазом моргнуть, как вскочил князь да приставил нож острый к его горлу. Что скажешь теперь, песий сын?

– Не зарежешь меня ты, светлый князь.

– Отчего ж?

– Не судьба. Умереть мне смертию долгой и мучительной, не от твоей руки. Да и зачем тебе меня убивать? Ты же хочешь еще раз испытать судьбу – вижу, что хочешь.

Бросил князь Милош нож:

– Давай сюда свое «молоко львицы». Негоже мне тут с тобой лясы точить, когда братья мои там погибают.

Выпил князь зелье Баязидово и снова впал в забытье черное.