Текст книги "Волшебные очки"

Автор книги: Всеволод Нестайко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Приключение девятое:
Первая любовь дедушки Гриши

Я всегда радостью ожидал летние каникулы, чтобы поехать к дедушке и бабушке в село. Зимой они жили у нас, а весной переезжали в село. Но в этом году мне не очень хотелось ехать. Каникулы разлучали меня с моим другом Ромкой, с которым мы пережили уже столько приключений, связанных с волшебными очками. Но ничего не поделаешь. Ромка с родителями ехал на какой-то заграничный курорт, а я, как всегда, в село. Вообще-то я любил и деда Гришу, и бабу Оксану. Дед у меня веселый, изобретательный. Мы с ним и рыбу ловим, и за грибами ходим. Но партнером по волшебным очкам дед быть ну ни как не мог. И я боялся, что когда мы с Ромкой разлучимся, приключения наши с волшебными очками прекратятся. Ведь все приключения у нас были совместные.

Дед Гриша заметил мое невеселое настроение уже в первый день.

– Что ты нос повесил? Ходишь как неприкаянный. Может, влюбился?

– Тьфу! Скажешь тоже! – хмыкнул я.

– А что – нет в вашем классе ни одной девочки, которая пришлась бы тебе по душе? Все кривобокие, прыщавые и гнусавые?

– Почему это кривобокие и прыщавые?!

– А что есть и красавицы? – поинтересовался дед.

– А как же! Ритка Скрипаль, например! Её даже в кино хотели снимать, но она заболела.

– И что – она тебе не нравится, эта Ритка?

– Почему не нравится? Нравится.

– И ты в неё не влюблен.

– Вот вы, дедушка, какой-то странный! «Влюблен», «влюблен»! Мы же еще школьники!

– Ну так что? Я в твоем возрасте был очень влюблен.

– В киноактрису? Джину Лолобриджиду? Вы когда-то говорили.

– Нет! В девочку моего возраста, ровесницу мою.

– А она?

– По-моему, тоже мне симпатизировала.

– И звали её Оксана!

– Нет, голубчик, не Оксана!

– Ну, дедушка, вы и Дон Жуан! Кто же это был?

– Это была моя первая любовь. А с бабушкой Оксаной я познакомился, когда уже из армии пришел.

– И куда делась, эта ваша первая любовь?

– Куда деваются все первые любви… Остаются в воспоминаниях, в снах!

– Она жила в вашем селе?

– Нет! Она жила в Киеве, на Куреневке, на Захарьевской улице. В маленьком домике, которой уже снесли. Там теперь многоэтажка.

– А как вы туда попали?

– Там жил фронтовой друг моего отца, твоего прадеда Федора Максимовича. И этот друг пригласил моего отца со всей семьей на свою серебряную свадьбу. И мы гостили там несколько дней. Это было в конце октября, когда сельхозработы были почти закончены. Захарьевская улица была тогда зеленая=зеленая, вся поросшая спорышем, будто сельская. Дом отцовского друга стоял напротив дома, где жила она… С матерью. Звали её Кира. Таких имен в нашем селе не было. У нас девочек называли Галями, Марусями, Настями…

Она сразу пришлась мне по душе. Кареглазая, губы розовые-розовые, в ушах простенькие сережки. И на лоб падает вьющийся локон. Из открытого окна лились волшебные звуки. Как она мне потом сказала, что это был «Полонез» Огинского. Эта мелодия волнует меня до сих пор. У нас в селе никто из девочек не играл на пианино. И то, что оно так чудесно играла, и то, что у неё было такое необычное имя, и тот локон, и глаза, делало её прекрасной и недосягаемой.

Дочки друга отца, немного старше чем мы, сразу заметили, как я, сидя на лавочке, восторженно смотрю через улицу на Кирино окно, начали подзуживать меня, чтобы я пошел и познакомился с Кирою. Я, краснея, только отмахивался. Тогда они о чем-то пошептались с Кирой и принесли мне от неё записку: «Если я тебе нужна, то подойди к окну». Деваться было некуда. Я подошел к окну, Кирин дом стоял около старого маленького кладбища, на котором уже давно ничего не хоронили. Там было лишь несколько поросших травой и бурьяном могил, да стояла старая замшелая часовня. Среди могил густо росли кусты сирени и бузины. На том кладбище и состоялось наше первое свидание. Мы сидели в траве на краю глубокого оврага, которой отделял Захарьевскую улицу от Кирилловской церкви, и, свесивши ноги в овраг, говорили и смеялись. Говорил больше я, смеялась больше она. Я рассказывал ей разные побасенки, анекдоты, веселые истории. Я их знал немало. Она звонко смеялась, кротко смотря на меня своими лучисто-карими глазами. Так на меня не смотрел еще никто из девчонок. Я был рыженький, конопатый, весь в веснушках.

– Такой, как я! – сказал я.

– Ты в сравнении со мной, Сильвестр Сталлоне.

– Ага! Арнольд Шварцнеггер!

– Я привык, что наши сельские девочки глядели на меня иронично, а Кира… Одним словом влюбился я. Да и на неё произвели впечатление мои весёлые истории. Я же тебе уже говорил, что девочкам нравятся веселые мальчишки. Два дня мы с ней встречались на кладбище, а потом она пригласила меня к себе домой. И два часа играла на пианино. И «Полонез» Огинского, и вальсы, и танго… Я млел от восхищения. А затем было расставание. Кира сказала, что, наверно, через месяц она уедет из Киева. Папа её несколько лет назад умер, и мама выходит замуж за военного, майора, а его переводят куда-то в другой город. Прощаясь она дала мне маленький заклеенный синий конвертик. И сказала, чтобы я не смотрел, что там написано полгода, только весной открыл и посмотрел. Я обещал, что так и сделаю.

– И вы поцеловались!

– Нет, голубчик, не поцеловались. Тогда люди, особенно девочки, были целомудренными. Их еще не развратило это многоканальное телевидение.

– Не нужно, дедушка, не нужно. Меня, например, ничего не развратило.

– Вот и хорошо!… Тот Кирин синий конвертик и ту её записку: «Если я тебе нужна, то подойди к окну», – берег свято, как зеницу ока. Моя мама была медсестрой. Я незаметно взял у неё резиновую перчатку, положил в эту перчатку конверт и записку, закрутил, замотал хорошенько веревочкой (конверт должен был дождаться весны) и сначала спрятал на чердаке. А потом, боясь, что мама, прибираясь на чердаке, может выкинуть, перепрятал в сарай. А позже решил закопать на огороде. Выкопал глубокую ямку на самом конце огорода, перед оврагом (это казалось мне таким символичным – ведь напоминало тот овраг, над которым сидели мы с Кирою)… И случилось ужасное и непоправимое. В ноябре была страшная непогода, несколько дней неистововали проливные дожди, ураган. И тот конец огорода, над яром, обвалился, и бурливый поток начисто смыл мою ямку с моими реликвиями. Боже! Как я страдал! Даже плакал. Хотя никогда не был плаксою, у меня был весёлый характер. Я чувствовал себя пред Кирой предателем. Потому что так и не прочитал, что она мне написала. А когда подрос, начал влюбляться в других девочек. А потом встретил бабу Оксану, женился, пошли дети, внуки… Так вот!.. Но своей первой любви не забыл. И когда слышу «Полонез» Огинского, вспоминаю её солнечно-карие глаза, звонкий смех и тот вьющийся локон, что спадал на лоб…

Дедушка Гриша вздохнул. Я никогда не видел его таким серьезным и задумчивым. Что же всё-таки написала ему та солнцеокая девочка Кира?… Вот бы найти тот конвертик! Может, он и не истлел в резиновой перчатке. Может где-то лежит под землей… И я решил воспользоваться волшебными очками. Я подумал, что имею право. Это же не какие-то пустяки. Это серьезное дело – первая любовь моего дедушки Гриши. Ой, как он переживает!.. Я побежал к своему рюкзачку, где на самом дне хранил волшебные очки. Вытащил и побежал за сарай, чтобы меня никто не видел. Нацепил очки на нос, и… перед моими глазами всё закрутилось, закрутилось… И я неожиданно оказался в безлюдном переулке какого незнакомого города. Но однако, переулок был не совсем безлюдный. Какая-то пожилая женщина, стояла на коленках над забетонированной ямой, в которой было окно подвала, пыталась палочкой что-то достать.

Я подошел к неё и спросил:

– Извините, что это вы делаете?

– Ой! – обернулась женщина. Ключи от квартиры уронила. Никак не достану.

– А давайте, – говорю, – я прыгну и достану.

– А назад как вылезешь?

– Вылезу-вылезу, не волнуйтесь!

– Я бы и сама прыгнула, да, видишь, полная какая. Потеряла спортивную форму. А яма глубокая – метра полтора.

Прыгнул я в эту яму, поднял ключи, передал женщине и начал вылазить. Это оказалось непростым делом. Я пообдирал все локти и колени, всё время сползая вниз.

– Ой, горюшко! – заохала женщина. – Давай, давай руку!

– Не нужно! Я сам. А то еще и вы в яму упадете. Я вас не вытащу.

Наконец я схватил в углу ямы за две стенки, подпрыгнул, подтянулся, лёг животом на край ямы, задергал ногами и всё-таки выбрался.

– Ой, спасибо, спасибо тебе, дорогой! Идем ко мне, я тебя почищу, помоешься. Смотри, как измазался!

Она повела меня в соседний дом на второй этаж.

– Как же тебя зовут, спаситель мой дорогой!

– Вася. А вас?

– Кира Антоновна.

Меня как в электрическом током ударило. Она! Кира! Невероятно! И глаза солнечно-карие. И в комнате, куда она меня завела, стояло пианино…

– Ну, иди в ванну, раздевайся и отдай мне штаны и рубашку. Я почищу, пока ты будешь купаться, – сказала она и, прищурившись, внимательно взглянула на меня. – Кого ты мне очень напоминаешь!.. Из моего детства.

Я принимал душ и думал, что делать. Спросить, что она написала в том синеньком конверте? Но тогда же она поймет кто я я. А объяснять как я попал к ней и даже не знаю, что это за город, благодаря волшебным очкам, я не мог, не имел права… И когда я оделся, только спросил её:

– А вы играете «Полонез» Огинского?

Она встрепенулась:

– И-играю!.. А почему ты спрашиваешь?

– Да ничего, просто так!… Извините, я очень спешу!

– Подожди! Подожди! – воскликнула она.

Но я уже выбег из квартиры… И тут перед глазами у меня все закрутилось, закрутилось… И я вдруг оказался в овраге за дедовым огородом. Я сидел на песке. И что-то будто заставило меня капать этот песок. Я начал разгребать его сперва руками, потом какой-то железякой, что попалось мне под руку. Я вырыл уже здоровенную яму, но все рыл и рыл. И вдруг мне попался какой-то сверток. Я отряхнул его от песка. Это была резиновая перчатка, опутанная веревкой.

Я схватил сверток и побежал к дедушке.

– Куда ты разогнался, как немой в суд? – весело спросил он меня.

Я молча протянул дедушке сверток. Дед так и остолбенел.

– Где… где ты это нашел?

– В овраге… в песке…

– О Боже! Невероятно! – Дед трясущими руками развязал веревку, разлепил, разрывая, слежавшуюся резину и достал помятый синий конвертик. И прочитал:

«Желаю тебе счастья! Буду помнить тебя всю жизнь. Кира»

Дедушка Гриша благодарно прижал меня к груди.

– Она всё-таки помнит вас! Разве такого, как вы, можно забыть?! – сказал я.

Ну почему, почему я не мог сказать, что я только что видел её и даже помог ей вытащить из ямы ключи, и как она сказала, что я ей напоминаю дедушку! Мне так хотелось это сказать, но я не мог. Потому что не мог раскрыть тайну волшебных очков. Я только чувствовал: как это радостно делать кому-то добро!

Приключение десятое:
Анжелика

Сегодня наконец приехал с курорта Ромка. Я с таким нетерпением ждал его!… И наконец он приехал. Чтобы встретиться с ним, я даже на несколько дней приехал из села, где гостил у деда с бабой. Ромка был какой-то растерянный и непривычный.

– Что такое? – спрашиваю. – У тебя какие-то неприятности?

– Да! – махнул он рукою. – Не спрашивай!

– Не пугай меня, – говорю. – какая-то беда?

– Нет у меня уже волшебных очков! – вздохнул он.

– Как?

– На дне Черного моря они… Анжелика выкинула.

– Какая Анжелика?

– Топ-модель. Будущая звезда.

– Ну, ты даешь! Какие связи! Рассказывай быстрее!

– Ну, приехали мы на тот болгарский курорт. Поселились в крутом пансионате. Людей немного. Свой пляж. Купание прекрасное. Но ровесников моих – ни одного. Лишь несколько маленьких дошколят. Родителям хорошо. Они у меня преферансисты. И папа, и мама. Есть такая игра в карты – преферанс. Нашли себе такую же заядлую пару, тоже мужа с женой. И с утра до вечера «расписывали пульку» (так это у них называлось). Только и слышно: «Семь первых!», «Восемь третьих!», «Я вист!», «Я пас!», «Тотус!», «Мизер!», «Вы без двух!». А мне сказали: «Купайся, загорай, читай книжки, потому что уже одурел от этих компьютера и телевизора!». Первые два дня я скучал страшно. А на третий день… Лежу я кверху пузом на песке возле воды, и вдруг из моря выходит незнакомая девочка, ну, может чуть старше нас. Как Венера из пены морской… Красавица необыкновенная!

– Красивее Ритки Скрипаль?

– Твоя Ритка Скрипаль может спрятаться. Ритка Скрипаль в сравнении с ней – служанка, Золушка из первого акта, до превращения. Сама черненькая, глаза синие, большие, с густыми ресницами. В ушах сережки с жемчужинами. Стройная как тополёк. В руках держит раковину, такую, знаешь, как большая улитка. И идет прямо ко мне. Я вскочил. А она так, будто мы тысяча лет знакомы: «Привет! Вот прислони к уху! – и сама прижимает мне раковину к уху. – Слышишь?» – «Что?» – растерялся я. «Голоса моря, балда!» – «Ну, шумит, – говорю, – что-то тихо.» – «Это шум прибоя. Дай сюда!». Забрала у меня раковину, приложила к своему уху. «О! – говорит. – Вот медуза что-то крабу говорит… А краб недовольно скрежещет… А морской конёк ржет на все море… Эх! Нет в тебе, Ромка, фантазии. Глуховатый ты.» – «А откуда ты знаешь как меня зовут?» – удивляюсь я. «Потому что я русалка! – улыбнулась она. – А русалки все знают.» – «Наверняка, услышала, как меня родители звали. А ты по правде откуда, из какого пансионата?» – «Сказала же – русалка я!» – «А где же твой рыбий хвост?» – «А я бесхвостая! – снова улыбнулась она. – Новый современный вид! Ха-ха-ха!» – «Ну, хорошо, – говорю. – А как тебя зовут?» – «Анжелика! Русалка Анжелика. А фамилия Аксалур, русалка наоборот, под такой фамилией я записалась на конкурс топ-моделей». – «Круто!» – «А ты думал! Я вообще люблю неожиданности, приключения, тайны!» – «Ты плаваешь хорошо?» – «У меня разряд!» – «Это плохо!» – «Почему?» – «Дай мне слово, что не поплывешь за мной. И не будешь предпринимать попыток узнать кто я и откуда! Я хочу, чтобы это осталось для тебя тайной.» – «Ну, если ты настаиваешь…» – «Настаиваю! Я буду сама приплывать к тебе.» – «Хорошо! Пусть будет так!» – «Ну смотри! Если ты нарушишь слово, ты меня больше не увидишь! Береги мою раковину. Может, я тебе через неё что-то скажу…» Она таинственно улыбнулась, помахала мне рукой и пошла в море… Я ждал следующего дня так, как еще не ждал в жизни… И она снова приплывала. «Ну, как ты тут? Скучаешь без меня?» – «Конечно! – признался я. – Во всем нашем пансионате ни одной живой души.» – «У нас тоже никого интересного – сказала она. – Какие-то доходяги!» – «Откуда ты всё-таки?» – не удержался и спросил я. – «Ну вот! Мы же договорились! Это тайна же!… А у тебя есть какая-нибудь тайна, о которой не знают ни родители, ни друзья?» – «Есть!» – «Необычная?» – «Даже больше – невероятная.» – «Ты смотри! – подняла она брови. – Ты, конечно, мне не расскажешь…» – «Нет! Извини, но я связан словом. Это не только моя тайна. Это и тайна моего друга. Наша общая. И мы поклялись никому её не открывать.» – «Ну если поклялись – вздохнула она. – Тогда не нужно! А кем ты хочешь стать?» – «Еще точно не знаю… Или футболистом, как Андрей Шевченко… Или бизнесменом, как папа с мамой. А ты топ-моделью?» – «Нет! Топ-модель – это промежуточный этап. Я хочу стать звездою шоу-бизнеса. Как София Ротару.» – «Не плохо.» – «Конечно…» Мы с ней в тот день долго говорили. А потом она снова вошла в море и исчезла… А ночью она мне приснилась. Я вообще-то почти что не запоминаю снов, ты знаешь. Но этот сон врезался в память так, будто я вижу его по телевизору.

– Ну, давай! Давай рассказывай!

– Приснилось мне, будто дышу спокойно, хоть и без акваланга – словно у меня жабры. Вокруг снуют рыбы и разные морские существа – медузы, морские коньки, кальмары… Вот проплыла огромная акула, оскалилась в улыбке, показывая свои страшные зубы. А вот и дворец морского царя Нептуна. Сидит он на троне с золотым трезубцем. Борода зеленая, как водоросли, а голове корона с огромными жемчужинами. Вокруг трона в удивительном танце под волшебную музыку кружат русалки с рыбьими хвостами. И вдруг появляется Анжелика – тоже с рыбьим хвостом. И начинает петь:

 
– Сегодня наш последний день!
А ты как пень, – ни словечка!
Ничего так и не понял,
Кем ты, кем ты для меня был!
Я же так тебя любила,
Когда тебя узнала
Теперь прощаемся навек,
Русалка я – ты человек.
Прощай! Прощай! Прощай! Прощай!
Прощай! Меня не забывай!
И я тебя не забуду,
Всегда помнить буду!…
 

«Чудо! – думаю я. – У неё же не было хвоста. Она же говорила, что она бесхвостая – новый вид». И Анжелика, будто прочитав мои мысли, говорит:

«Ничего удивительного! Когда я выхожу из воды, рыбий хвост я оставляю в море. А потом снова пристегиваю». Вот так и сказала «пристегиваю», будто он у неё на пуговичках… И на этом я проснулся.

– Ну, ты просто сказочник! Андерсен! И песню запомнил. Или уже сам написал?

– Ничего я не написал, – покраснел Ромка.

– А её ты про этот свой сон рассказал?

– Рассказал. Только о том, что она признавалась мне в любви, не говорил. Сказал, что она очень хорошо пела какую-то песню. «Это потому, что я сказала, что хочу стать певицей. Так ты обо мне думаешь, раз я тебе приснилась? Ну думай, думай. Я люблю, когда обо мне мальчики думают. Я тоже тебя вспоминала. Потому что ты не лезешь ко мне в душу, не цепляешься, не пытаешься разгадать мою тайну. Да, кроме тайн, я еще люблю неожиданности. И завтра тебя ожидают как раз неожиданность!» И она улыбнулась своей волшебной загадочной улыбкой… Что тебе, Еженок, сказать?.. Такого в моей жизни не было никогда!

– Я понимаю!

– Ничего ты не понимаешь! Ты же не знаешь, что было дальше.

– Ну, так давай – рассказывай быстрее.

– На следующей день я ждал обещанной неожиданности. Я ломал себе голову, гадая, что она мне приготовила… Но Анжелики всё не было. Я ждал до позднего вечера. Но она так и не появилась. Я с огорчением думал: «Неужели это и есть её неожиданность?.. А может, с нею что-то случилось… Может, она заболела». Ночью она снова мне приснилась. Но теперь уже не под водой, а на пляже. Она прыгала на одной ноге, показывала мне «нос» и насмешливо пропела: «Ну, как я прикололась?.. Ты прийшов, меня нема! Пiдманула, пiдвела!» А потом перестала насмехаться и сказала: «Но не отчаивайся! Завтра я приплыву». Но и завтра она не приплыла… Я, Ежонок, не люблю, когда из меня делают дурака, не люблю, когда меня обманывают.

– А кто любит!

– И на третий день я решил воспользоваться волшебными очками. Я считал, что имею право.

– Не знаю. Я бы, может быть, и не стал.

– Но меня так заело! Так заело!… И я достал из рюкзачка волшебные очки (родители играли в преферанс на пляже и, конечно, не видели, что я делаю в номере) и, сгорая от нетерпения, нацепил очки… Перед глазами все, как всегда, закрутилось… и сразу я очутился на палубе большого катера для морских прогулок. Вижу – неподалеку от меня стоит Анжелика в синем платьице и большой белой шляпе с большими полями. Увидела меня и удивленно воскликнула: «О! И ты тут! А почему в очках! Ты что – близорукий?» – «Нет. – говорю. – Не близорукий». – «Так ты это для форса? Фу! Очки тебе не идут! Сними сейчас же!» Я хотел снять, но не смог. Очки будто приросли к переносице и ушам. «Сними, я тебе сказала!» – властно сказала Анжелика. «Я не могу!» – признался я. «Так я тебе помогу!» – выкрикнула Анжелика, сорвала с меня очки и швырнула в море. Я оцепенел: «Что ты сделала? Это же волшебные очки?» Она захохотала: «Волшебные! Ха-ха-ха!». И тут какой-то бородатый дядечка, что стоял неподалёку, спросил её: «Что это ты кинула в море, Анечка?» Она махнула рукой: «Ай, папа!» И я понял, что никакая она не Анжелика, а Анечка, что дурила мне голову и смеялась надо мной. И сразу она мне стала неприятна. И в этот момент я увидел среди пассажиров нашу артистку-волшебницу Маргариту Степановну и её мужа Рудольфа Андреевича, клоуна-фокусника. Они смотрели на меня, и молча укоризненно покачивали головами. И вдруг снова перед моими глазами закрутилось-закрутилось и очутился в нашем номере. Я с надеждой бросился к рюкзачку. Но волшебных очков там не было…

– Жалко, конечно! Но не отчаивайся! Мои же остались. Будем пользоваться ими вдвоём. И я уверен, Ромка, что у нас еще будут интересные приключение, связанные с ними…

Приключение одиннадцатое:
Козачок Гулька

Это было в конце августа. Ромка всё канючил:

– Вот! Снова начнутся уроки, домашние задания. Не до приключений будет. Зря только волшебные пролеживают без дела.

Но еще до начала учебного года приключение, связанное с волшебными очками, всё-таки произошло.

У нас с Ромкой не так давно появился общий враг. Верзила девятиклассник Альберт Беляков, а точнее Алик Харя, как мы его прозвали. Он недавно поселился в соседнем доме – переехал с Подола – и считал себя крутым подольским хулиганом. Он начал издеваться над всеми младшими соседскими ребятами. Вымогал деньги и, в случае отказа, бил страшно болезненные «шалабаны», то есть щелчки – руки у него были здоровенные. Не только я, слабак, а и спортивный Ромка страдал от этих «шалабанов». Мы старались избегать встреч с Аликом Харей. Но сегодня мы только вышли из дома, как сразу попали в объятия Алика. Он преградил нам дорогу и заорал:

– Гоните монету!

И уже поднял правую руку для «шалабанов», как вдруг случилось что-то невероятное. Алик вдруг ойкнул и схватился за лоб. И мы увидели как у него на лбу набрякают две здоровые синие шишки. Харя ругнулся и побежал домой.

– Кто из рогатки выстрелил? – удивленно оглядывался Ромка. Но позади нас были двери. Алик стоял лицом к нам – из рогатки никто выстрелить не мог. Даже и шишки вскочили почти одновременно – стрелять должны двое. Причем сразу. Чудо! Диковина!

– У нас появился какой-то таинственный, невидимый защитник! – удивленно проговорил Ромка.

Несколько дней, пока у Алика Хари не сошли шишки, он показывался. Но вдруг видим – появился наконец-то. М ы с Ромкой сидели на балконе, который выходил на улицу, и играли в шахматы. И вдруг видим – идет Алик. А навстречу – мальчик лет десяти. Алик к нему со своим обычным криком: «Гони монету!». Но только он это сказал, как сразу закричал и схватился за лоб. И снова на его лбе появились две здоровенные синие шишки. От удивления вскрикнули и мы с Ромкой.

Ну, это уже не шутка, не случайность. Какой-то невидимка всерьёз взялся за Харю.

– Кто же это?! – воскликнул я.

– По-моему, есть повод воспользоваться волшебными очками – сказал Ромка.

– А может не будем? – сказал я. – Предупреждали нас, что пользоваться волшебными очками можно только в самом крайнем случае, когда без них не обойтись…

– Вот же ты, ей богу! – скривился Ромка.

– А если потеряем? Одних уже лишились. А крайнего случая нет. Просто из интереса.

И вдруг со стороны улицы, около балкона, просто в воздухе послышался звонкий мальчишеский голос:

– О! Так у вас есть волшебные очки?! Тогда мы могли бы подружиться. А то я всё сам да сам. скучновато мне бывает без общества. Даже словом перекинуться не с кем.

У нас с Ромкой даже рты пооткрывались от неожиданности.

– Ой!… К-кто это?! – удивился Ромка.

– Надевайте волшебные очки, тогда будем разговаривать! – послышалось снова.

– «Надевайте»!.. У нас всего одна пара, – вздохнул Ромка.

– Ничего!.. В очках же два стеклышка – левое и правое.

– А оправа же одна! – сказал я.

– Не печалься! Будет две! – сказал невидимка.

Я бросился в комнату к своему рюкзачку, где на дне прятал очки, и увидел, что, и вправду, там уже лежат две пары очков, каждая с одним стеклышком, а другое заклеено. Нацепили мы с Ромкой одновременно волшебные очки. И снова рты от удивления пооткрывали… У балкона просто в воздухе мы увидели улыбающегося мальчика в вышитой рубашке, в меховой шапке набекрень, в красных шароварах, в красных сапожках, который сидел верхом удивительном полупрозрачном синем маленьком коне с искристой желтой гривою и желтом хвостом. В руках мальчик держал серебряный пернач[2]2
  Пернач – вид булавы, на головке которой есть несколько металлических пластинок.


[Закрыть], короткую палицу с перистым набалдашником (я знал, что это такое, потому что читал много книжек про запорожцев).

– Кто ты такой?! – спросил я.

– Я – Козачок Гулька из рода Мамаев, козаков-колдунов, то есть волшебников. Вы же про козака Мамая, наверно, слышали?

– А как же! – воскликнул Ромка. – У нас дома даже картина есть – козак Мамай с бандурою, а рядом конь стоит.

– Этому национальному герою украинского фольклора памятник поставили на Площади независимости! – дополнил я.

– А как ты в воздухе держишься, не падаешь? – спросил Ромка.

– Потому что я сижу на волшебном коньке-пони Летайке. Он сам из небесной синевы, а хвост и грива – из солнечных лучей. Мы с ним невидимы для людей. Вы нас видите только благодаря волшебным очкам.

– А почему у тебя такое странное имя?

– Потому что по Украине гуляю, обижаемых детей я защищаю, хулиганам шишки набиваю..

– Ну, это мы видели! – усмехнулся Ромка.

– А давно ты по Украине гуляешь? – спросил я.

– Тринадцатый год. С тех пор как Украина стала независимой.

– А сколько тебе лет? – недоверчиво спросил Ромка.

– Четыреста двенадцать! – усмехнулся Козачок Гулька.

– Что-о-о? – пораженные мы с Ромкой переглянулись.

– Да сказал же – четыреста двенадцать! Я же родился во времена вольного казачества!

– А почему ты до сих пор не вырос, не стал взрослым? – спросил я.

– А нарочно! Я своим родителям сказал: «Дорогая мама, дорогой папа, я не хочу вырастать! Хочу оставаться мальчиком и защищать обиженных детей. Потому что взрослые так заняты своими взрослыми делами, борьбой за власть, что до детских дел у них руки не доходят» И родители мне разрешили и подарили детской бессмертие. Еще и серебряный пернач-шишконабивач дали.

– А где же ты был эти четыреста лет, до независимости? – спросил я.

– В Синей Потусторонии, где живут колдуны и волшебники. Вы все живете в Поэтустороннии, в обычном реальном мире. А есть еще мир сказочный, нереальный, где живут колдуны и волшебники, – Синяя Потусторонния, уже сказал. И козаки-колдуны, то есть волшебники, там живут.

– И что же ты там делал, в Потустороннии, целых четыреста лет? Неужели просто себе жил и ничего не делал? – спросил Ромка.

– Как это ничего не делал?! Воевал всё время! С разными злыми силами, которые обижают сказочных детей. Сказочных детей вон столько – от Ивасика-Телесика до Мальчика-с-пальчика!.. И злых сил – тьма-тьмущая! Хотите на них посмотреть?

– Интересно было бы, конечно, – сказал я.

– Но для этого, наверно, путешествие в Потустороннию нужно, – сказал Ромка.

– А как же! – подтвердил Козачок Гулька.

– А как? – спросил я.

– Очень просто! Сядете на моего Летайку: один впереди меня, другой позади меня. И полетим.

– Так он же такой маленький! – воскликнул Ромка.

– Ничего-ничего! – сказал Козачок Гулька. – Зато сильный! Потому что волшебный!

Голубой Летайко приблизился к балкону, мы с Ромкою сели на него, и конёк взлетел в небо.

Мы мчались с бешеной скоростью. И вдруг оглушающе бабахнуло, как бывает, когда реактивный самолёт преодолевает звуковой барьер, и сразу синева из светлой стала темно-синей.

– Ну вот! Приехали! – сказал Козачок Гулька.

– Мы опустились на землю. Все было почти такое, как в нашей Поэтустороннии, только синее – синие деревья, синяя трава, синие дома. На синей лавочке около синего дома сидел синий дедушка и что-то говорил синей бабушке, но слов слышно не было.

– Это колдун Иван Иванович Брехало, а это Баба Ябеда, – пояснив Козачок Гулька. – Чему они детей учат – сами понимаете. Летим дальше.

И мы полетели дальше. По дороге шли двое синих здоровяков и сердито размахивали руками.

– А это колдун Иван Иванович Задирало и колдун Иван Иванович Обижало. Что они детям наколдовывают тоже ясно! – сказал Козачок Гулька.

Около неопрятного синего дома были раскиданы грязные, немытые кастрюли и тарелки. Возле дверей просто на земле лежала непричесанная, грязная тетка.

– А это колдунья Неопрятность Ленивая. А в хате хранит её брат Невежда Ленивый. Очень популярные колдуны, больше всего детей заколдовывают. А вон Суржиков-Короче, который язык детям детям калечит… Ну, на сегодня, думаю, хватит. Хорошие вы мальчишки, понравились мне. Надеюсь мы подружимся. Не зря вам волшебные очки какие-то добрые чародеи дали. Озорникам бы не дали бы. А раз у вас есть волшебные очки, мы сможем с вами объединимся. Потому что в в вашем реальном мире, в Поэтустороннии, мы с моим коньком-пони Летайкой невидимы. Как придумайте какое-нибудь интересное приключение, зовите меня. Собственно, и звать не нужно. Нацепите волшебные очки – и я сразу появлюсь. Только приключение должно быть обязательно доброй, на хорошее дело направленное, на спасение кого-нибудь или еще что. Только такие приключения я люблю… А теперь двигаемся назад!

И снова конёк Летайко поднялся в небо. И полетел с бешеной скоростью. И снова бабахнуло, как это бабахает, когда реактивный самолёт преодолевает звуковой барьер. И небо сразу стало ясным, светлым и прозрачным, и не заметили мы, как очутились около моего балкона. Перелезли мы на балкон, попрощались с Козачком Гулькой, и он сразу исчез, став невидимым. А в руке у меня оказались волшебные очки с двумя стеклышками.

– Вот Козачок Гулька! Вот Козачок Гулька! Скажи! – восторженно повторял Ромка.

– И говорить нечего! Супер!