Текст книги "Всемирный следопыт 1931 № 03"

Автор книги: Всемирный следопыт Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

ШТУРМ ЦЕНТРАЛКИ

Специальный корреспондент солидной консервативной газеты «Temps» телеграфировал в эту газету из Петербурга 21 (8) сентября:

«Позапрошлой ночью группа в 70 человек напала на Рижскую центральную тюрьму, перерезала телеграфные линии и посредством веревочных лестниц влезла в тюремный двор, где после жаркой стычки было убито двое тюремных сторожей и трое тяжело ранено, Манифестанты освободили тогда двоих политических, которые находились под военным судом и ждали смертного приговора. Во время преследования манифестантов, которые успели скрыться, за исключением двух, подвергшихся аресту, был убит один агент и ранено несколько полицейских».

Итак, дела подвигаются все же вперед! Вооружение, несмотря на неимоверные, не поддающиеся никакому описанию трудности, все же прогрессирует. Индивидуальный террор, это порождение интеллигентской слабости, отходит в область прошлого. Вместо того чтобы тратить десятки тысяч рублей и массу революционных сил для убийства какого-нибудь Сергея (который революционизировал Москву едва ли не лучше многих революционеров), для убийства «от имени народа», – вместо этого начинаются военные действия вместе с народом. Вот когда пионеры вооруженной борьбы не на словах только, а на деле сливаются с массой, становятся во главе дружин и отрядов пролетариата, воспитывают огнем и мечом гражданской войны десятки народных вождей, которые завтра, в день рабочего восстания, сумеют помочь своим опытом и своей геройской отвагой тысячам и десяткам тысяч рабочих.

Привет героям революционного рижского отряда! Пусть послужит успех их ободрением и образчиком для социал-демократических рабочих во всей России. Да здравствуют застрельщики народной революционной армии!

Посмотрите, каким успехом, даже с чисто военной точки зрения, увенчалось предприятие рижан. Убито трое и ранено вероятно 5—10 человек у неприятеля. Наши потери: всего двое – вероятно раненых и потому взятых в плен врагом. Наши трофеи – двое революционных вождей, отбитых из плена. Да ведь это блестящая победа! Это – настоящая победа после сражения против вооруженного с ног до головы врага. Это уже не заговор против какой-нибудь ненавистной персоны, не акт мести, не выходка отчаяния, не простое «устрашение», – нет, это обдуманное и подготовленное, рассчитанное с точки зрения соотношения сил начало действий отрядов революционной армии.

Ленин

(«Пролетарий» № 18, 26 (13) сентября 1905 г.)

Владимир Ильич Ленин дал оценку нашумевшим в 1905 году событиям а Риге. Группа боевиков-революционеров напала на политическую тюрьму и с боем освободила двух товарищей, ожидавших смертного приговора.

На следующей странице, в рассказе И. П. Трайнина «Как это было», читайте описание героической вылазки рижских революционеров.

Звуковое кино запечатлевает сейчас на пленку любое движение и речь, и уже через несколько дней притаившийся зрительный зал видит на экране отнятый у времени кусок жизни со всеми присущими ему разноголосыми шумами. Но десять лет назад звукового кино не было, и только «великий немой» сохранил для грядущих поколений несколько драгоценных кадров об Ильиче. Совершенно независимо от кино граммофонная пластинка запечатлела звуки голоса Ильича, и теперь специалисты в области звукового кино делают интересную попытку синхронизировать эти записи, сделать их совпадающими по времени.

На фото – Владимир Ильич Ленин говорит в рупор записывающего речь аппарата. Этот снимок был сделан в 1919 году.

 -

КАК ЭТО БЫЛО
Очерк И. П. Трайнина

Июль и август 1905 г. были месяцами беспрерывной стачечной борьбы в Риге. Упорная борьба, особенно на Русско-Балтийском заводе, изнуряла рабочих. Частичные неудачи ободрили фабрикантов и заводчиков, которым усердно помогала полиция. Последняя массами арестовывала рабочие делегации и представителей революционных партий. Из большевиков в числе других были арестованы члены комитета: тт. Марк (Семенчиков), Валерьян (Бранденбургский) и Евгений (Гуревич). Тюрьмы и участки переполнились до отказа. В сентябре должна была начать свою «работу» сессия военного суда, которой предстояло вынести смертные приговоры многим политическим заключенным. Революционные партии посвятили этому событию специальные листовки. Возмущение рабочих ширилось, искало выхода. На заводах и фабриках слышались гневные речи:

– Нельзя молчать! Нужно ответить на террор правительства.

– Чем?

– Казнить кого-нибудь из высших чинов полиции!

– Убьют одного, поставят другого…

Все мысли были направлены в сторону товарищей, томящихся в тюрьме.

– Как им помочь?

– Напасть на конвой и отбить арестованных во время следования в суд?

– Не плохо. Но на этот раз нужно нечто более действенное.

Новое предложение примирило всех: организовать нападение на тюрьму. Удар правительству должен быть нанесен прямо в лоб.

Совместными усилиями боевиков латышской социал-демократической рабочей партии и РСДРП было подготовлено нападение на центральную тюрьму, где в одиночном корпусе томились политические заключенные.

Задача не из легких! Комитеты партий колебались санкционировать это смелое предприятие. Но боевики настаивали на своем.

Мысль о немедленном освобождении заключенных из «централки» действительно могла показаться невыполнимой.

Рижскую центральную тюрьму выстроили недавно, с учетом всех «достижений» тюремной техники. Она была гордостью полицейского строя. В отличие от старой рижской губернской тюрьмы, где в прошлом было не мало побегов, «централку» снабдили целой системой изолированных дворов и зданий, выстроили высокие, трудно преодолимые заборы и ограды, заботливо охраняемые солидным штатом надзирателей и специальным отрядом казаков.

Первая попытка похищения политзаключенных закончилась неудачей.

В назначенный час два десятка дружинников собрались у стен тюрьмы. Перерезали телефонные провода. Группами перелезли через забор и приблизились к ограде корпуса одиночной тюрьмы. Внезапный оклик часового заставил всех застыть на месте.

– Кто идет?

Ответа конечно не последовало. Часовой выстрелил. Сбежалась охрана. Дружинникам пришлось отступить.

Еще с большей настойчивостью началась подготовка ко второму нападению. Но и оно кончилось неудачей.

«Централка» находилась у самой линии железной дороги. Дружинники уже готовились перелезть через забор, когда их заметила бригада маневрировавшего поезда. Паровоз поспешно ушел по направлению к станции. Нависла угроза, что вслед за этим прибудет полиция и войска. Двигаться дальше – значит лезть в западню.

Снова приказ: «Разойтись!»

Но первые неудачи лишь усиливают упорство, и при третьей попытке учитываются все предыдущие промахи. Дружинники получают ключи от одиночного корпуса – их приносят рабочие, ремонтирующие тюрьму.

В 11 часов вечера, 6 сентября 1905 г., 50 хорошо вооруженных дружинников собрались на кладбище возле «централки». Выяснилось, что охрана тюрьмы в этот день состоит из 60 надзирателей и небольшого отряда казаков.

– Ну что ж? Отступления на этот раз не должно быть.

– Нужно действовать решительно, стараясь разбить охрану на отдельные части и не давать ей возможности соединиться.

Через несколько минут дружинники оказались по ту сторону ограды. Перерезан телефон. Разделились на две группы. Одна направилась к корпусу одиночной тюрьмы, другая во главе с тов. Сныпэ осталась у забора, с тем, чтобы отразить нападение охраны на случай вынужденного отступления первой группы.

Первая группа, пройдя к воротам следующей ограды, открыла их ключом и подкралась к часовым здания одиночки.

– Кто идет?

Часовой открыл огонь.

В ответ посыпался огонь дружинников. Часовой упал. Два других, побросав винтовки, бежали

– Товарищи! – послышался торопливый окрик. – Раненые есть?

– Нет.

Теперь все зависело от быстроты. Расставили своих часовых, ключом открыли вход в одиночки.

– Вперед, товарищи, на третий этаж.

Но первые выстрелы уже подняли на дворе суматоху. Донеслась стрельба. Это группа тов. Сныпэ вступила в схватку с надзирателями.

Некоторые дружинники заколебались.

– Стоит ли итти наверх?

– Отступить? Ни за что!

– Вперед, товарищи!

Быстрым шагом по лестницам. На третьем этаже неожиданное препятствие: ключи не подходят.

Топором и ломом дружинники форсируют железные двери.

– Нажимай!

Вот двери подались – и нестройная толпа ввалилась в коридор.

Снова не подходят ключи.

Ярость способна прошибить двери. Выход один:

– Ломать замки!

В камерах движенье, шум, стук.

– Товарищи, именем революции мы пришли вас освободить!

В ответ загремели восторженные приветствия. Кто-то затянул песню. Ее подхватили в других камерах. Вместе с песнями бурно взорвались лозунги.

– Да здравствует революция!

Гулкий лязг и звон разбиваемых замков заполнил коридор. Никто в точности не знал, кто в какой камере сидит. Пока велись расспросы, разлетелся вдребезги замок первой камеры.

– Выходи!

Человек в камере, весь бледный, упирался.

– Выходи!

– Я не пойду.

На миг недоумение… Но некогда раздумывать. Дружинники набросились на следующие замки. Никто не предполагал, что отказавшийся выйти – Николай Орлов – окажется в будущем предателем.

Удары топоров и лома ухали без перерыва. Дружинники, тяжело дыша, били по замкам изо всех сил. Со двора, все учащаясь, доносились выстрелы.

– Спешите, товарищи, ломайте скорее!

Расшибли замок второй камеры. Пулей вылетает из нее заключенный. Он попадает в объятия дружинников.

– Свободен столяр Иван Лацис!

Удар за ударом эхом отдавались по тюрьме. Распахнулись двери третьей камеры.

– Ура! Ура!

– Свободен литейщик Юстус Шлессер!

Лациса и Шлессера ожидал военный суд. Их обвиняли в приготовлении бомб на заводе «Феникс».

Уже гремели и звенели замки следующих камер, но пальба со двора становилась все более частой. Группе тов. Сныпэ все труднее давался натиск надзирателей. Дружинники упорным огнем держали их в казармах, не подпуская к корпусу одиночки.

Вдруг снизу послышался крик часового:

– Товарищи, немедленно спускайтесь! По коридору пронеслась команда: «Вниз!» На миг топор и лом перестали ухать по замкам, затем удары возобновились. Отдельные дружинники не хотели уходить. Их почти силой пришлось оттаскивать от дверей.

Предстояло итти на соединение с группой тов. Сныпэ, еле уже сдерживавшей осмелевших надзирателей.

– До свиданья, товарищи, мы еще вернемся!

Из камер донесся громкий гул. Затем десятки раз повторяемый клич:

– Долой самодержавие!

– Да здравствует революция!

Отступали организованно. По дороге снимали своих часовых и, поддерживая перестрелку с надзирателями, прикрывали отступление освобожденных товарищей.

Из дружинников никто не пострадал. У неприятеля было убито двое надзирателей и трое было ранено.

*

Сообщение о нападении на «централку» комментировалось на другой день в каждом цехе, каждой мастерской Впечатление было ошеломляющее.

Полиция неистовствовала. Она объявила премию в 1 000 рублей за поимку освобожденных. Но из революционных рядов вырвали только тов. Сныпэ.

Следующей ночью тов. Сныпэ возвращался домой. На углу одной из улиц его окликнул городовой. Сныпэ выхватил револьвер и единственным оставшимся у него патроном уложил городового на месте. Намереваясь спастись, он прыгнул в пролетку, но извозчик выдал его полиции.

Сныпэ присудили к 15 годам каторги.

Среди рабочих масс нападение на тюрьму вызвало приподнятое, боевое настроение. Каждый чувствовал себя участником великого общего дела. Единый клич объединил всех:

– Нужно вооружаться!

Такова была прелюдия к развернувшимся в последующие месяцы вооруженным боям, приведшим в октябре и ноябре к изгнанию помещиков и царских властей из деревень Латвии.

КОРАБЛЬ УДАРНИКОВ
Путевые очерки участника рейса на «Абхазии», ударника завода «Серп и Молот» Германа Бебчука

Герман Бебчук.

ПРАЗДНИЧНЫЕ БУДНИ

Бурная, неспокойная ночь…

Черные волны тяжело перекатываются по мрачным просторам Финского залива. Жемчужная кружевная пена закипает на гребнях волн. Их безостановочное движение стихийно-равномерно, и кажется – нет и не будет конца мраку этой ночи и тяжеловесно-медлительному дыханию циклопических водных масс.

«Абхазия» идет в Гамбург. Острый форштевень теплохода легко разрезает волны. Судно сильно качает. Оно купается в брызгах и водяной пыли, скатываясь в ущелья между волнами и плавно взлетая на кипящие гребни.

На палубах, на капитанском мостике властвует суровая, сосредоточенная проза кораблевождения. Здесь четкая и точная работа тех, кому поручена жизнь и здоровье пассажиров теплохода – 257 лучших рабочих-ударников Советской страны.

На палубах – трезвые рабочие двадцатичетырехчасовые будни. Внизу – в каютах, в кают-компании, в салонах – ярким контрастом бьет и клокочет иная жизнь. Здесь радостный праздник. Здесь ключом кипит молодой задор, веселые шутки и смех звенят и перекатываются волнами по бесконечным лабиринтам коридоров, кают, кубриков и трапов. Они одинаково молоды, эти 257 лучших строителей социализма. Серебрящийся сединой металлист и комсомолка со щеками, покрытыми нежным пушком первой юности, – они одинаково пронизаны и согреты одним огнем творческого, ударного энтузиазма.

Праздник!..

Да, поверхностный наблюдатель, прислушиваясь к веселой симфонии криков, песен, звуков гармоники и хохота, не задумается назвать это симфонией беззаботного, бездумного и безоглядного праздника.

Но такое впечатление вынесет лишь поверхностный наблюдатель.

Взгляните на шумный рой молодежи, оживленно спорящей в углу.

Это – организационное заседание редколлегии судовой стенновки.

Дальше, так же шумно и оживленно, работают культкомиссия, хоровой кружок, производственный кружок, где ударники обмениваются опытом.

Те же трудовые будни, только наэлектризованные и опьяненные необычностью обстановки…

ПОЛИЦИЯ УТВЕРЖДАЕТ ЗАКОННОСТЬ

До Гамбурга осталось 20 часов плавания.

Утром ветер дошел до семи баллов. До самого обеда я стоял на носу «Абхазии», жадно впитывая в себя все то необычное, что дает сухопутному жителю море.

За обедом заговорила радиостанция, передавая сводки новостей из далекого Союза. А вечером все рупора «Абхазии» сообщили:

– Товарищи! Сейчас мы проходим датский остров Борнхольм. До самого Гамбурга море будет спокойное.

Это сообщение ребята встретили дикими воплями восторга. Морская болезнь давала себя знать. Тюрчанка Сагайдак, текстильщица из Баку, переживала качку особенно болезненно. Она каталась на кровати, отталкивая врача, и без перерыва надрывно кричала:

– Высадите меня на берег! Высадите меня на берег! Пешком домой пойду! Высадите меня на берег!

*

Два слова об «Абхазии».

 Теплоход «Абхазия».

Теплоход целиком сделан из советского материала. Рабочие Балтийского судостроительного завода построили его в ударном порядке. Длина теплохода – 112,5 метра, водоизмещение – 5 740 тонн. В машинном отделении четко стучат два мощных дизеля по 2 200 HP каждый. На теплоходе 500 спальных мест. Средняя скорость его – 15 миль в час.

*

В Кильском канале к «Абхазии» суетливо подбежал маленький катерок. Спустили трап, и на теплоход поднялся лоцман – плотный немец. Он поведет «Абхазию» по каналу, сквозь строй судов и шлюзов.

На пристани маленького городка Гальтенау собралась небольшая кучка любопытных, глазевших на советский корабль. Кроме полицейских, здесь было несколько оборванных русских белогвардейцев и какие-то подозрительные праздные личности с кристально чистым и доверчивым взглядом. Личности эти проявляли особое внимание ко всему окружающему; казалось, у них шевелились уши от напряженного желания услышать все то, что говорилось в толпе.

Белогвардейцы старались держать себя возможно более независимо и надменно, насколько это может удасться человеку в опорках и с опухшим от пьянства лицом. Они пытались вызвать экскурсантов на разговор, но ребята только перемигивались, слушая вызывающие оклики и замечания с берега.

Полицейские потащили «крамольника» к выходу.

Наше внимание скоро привлекло другое зрелище. Вдали, за запертыми воротами таможни, собралась большая толпа немецких рабочих. Один из них проник на портовую территорию и даже – о, ужас! – прикурил папиросу у одного из ударников. Эта «трубка мира» обошлась немецкому товарищу дорого. Полицейские встрепенулись и, утверждая попранную законность, потащали «крамольника» к выходу.

У входных ворот арестованный бережно вынул изо рта папиросу, зараженную красным большевистским огнем. Он сжал ее в кулаке и поднял руку вверх.

– Рот фронт! – донесся к нам громкий возглас.

Полицейские схватили рабочего под руки и бегом поволокли его к выходу.

3 200 000

«Абхазия» идет Кильским каналом.

Громкие песни ударников дразнят сонный покой разбросанных по берегам канала кокетливых буржуазных вилл.

Неожиданное свидание – навстречу нам идут советские теплоходы «Каменец-Подольск» и «Феликс Дзержинский». На «Абхазии» взрывается ликующее «ура», и вихрь приветствий несется к таким родным и близким в этой чужой стране товарищам.

Вскоре виллы начинают редеть, их сменяет роща, потом густой лес вырастает вдоль канала, купая в его спокойных водах свое отражение. На берег все чаще и чаще выходят группы рабочих. Какими путями дошла до них весть о нашем прибытии? Они кричат нам приветствия, мы отвечаем как можем – кто по-немецки, а кто самой выразительной мимикой.

Вечером на моторной шлюпке нас догоняют трое немецких товарищей. Мы берем их на борт и устраиваем торжественную встречу. Один из них, тов. Ч., видный профессиональный работник, рассказывает нам за ужином о положении рабочего класса в Германии.

– Ужасающая безработица, – говорит он взволнованно. – Безработных насчитывается 3 200 000 человек. Страна переживает острый промышленный и сельскохозяйственный кризис. Капиталисты думают отыграться обычным козырем – они снижают зарплату. Недавно была снижена на 8 процентов зарплата металлистам.

Каждый третий голос за советскую власть в Германия – вот ответ рабочего класса империалистам на недавних выборах в рейхстаг.

РОТ ФРОНТ!

Утром следующего дня «Абхазия» бросила якорь в гавани Гамбурга.

Вскоре после завтрака теплоход окружил рой служебных катеров и шлюпок, и на палубу один за другим стали высаживаться немецкие чиновники и полицейские. Началась церемония проверки документов у желающих высадиться на берег. На палубе отгородили брезентом место, куда допускались прошедшие полицейскую «чистку» товарищи. В ожидании спуска на берег они живой изгородью облепили борт теплохода, глазея на берег.

Весть о прибытии корабля ударников передается словно по телеграфу. Жизнь на берегу утратила свой будничный трудовой темп, рабочие собирались в группы, все замерло, словно в ожидании грозы. Под огромным береговым краном хлопотливой наседкой суетился толстый десятник с серебряной цепочкой через весь живот. Тщетно пытаясь собрать поминутно пытавшихся улизнуть рабочих, он сердито кричал что-то и тыкал пальцем в записную книжку. Наконец ему удалось восстановить порядок. Тогда из середины толпы вышел молодой худощавый рабочий. Он повернулся лицом к теплоходу, вытянул руку со сжатым кулаком вверх и громко крикнул:

– Рот фронт!

– Рот фронт!.. Рот фронт!.. Рот фронт!..

И вся бригада, грозно сжимая кулаки, дружно повторила за ним троекратное:

– Рот фронт! Рот фронт! Рот фронт!

На этом демонстрация пролетарской солидарности оборвалась. Конец обычный – десяток словно выросших из-под земли шуцманов, которые оттеснили демонстрантов к выходу.

О, как сжимались у нас кулаки, когда мы – бессильные и негодующие – глядели на это зрелище!..

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СОРВАЛ ПОВЯЗКУ

Здесь, в Гамбургском порту, разыгрался финал странной истории, которая началась еще в Ленинграде, во время посадки. Произошло вот что.

У контрольной будки, пропускавшей ударников на теплоход, неожиданно создался затор. Длинная очередь рабочих с чемоданами, корзинами и свертками в руках застыла на месте, задние нажали на передних, и в том месте, где двое военных проверяли документы, образовалась пробка из человеческих тел. Ударники весело галдели и перебранивались, кто-то присел на корточки и, ныряя между чужими ногами, настойчиво ловил укатившееся яблоко. Задние вставали на цыпочки, пытаясь узнать причину задержки. Передние, сдерживая натиск товарищей, шутливо отругивались.

Человек виновато разводил руками и указывал на свою нарукавную повязку.

В центре толпы, перед военными стоял улыбающийся молодой человек с заячьей губой. Он виновато разводил руками, непрерывно что-то говорил и настойчиво указывал пальцем на свою красную нарукавную повязку. Я протискался поближе. Военные переглядывались, слушая человека с заячьей губой. Донесся его голос:

– Да откуда же я возьму документы? Все бумаги в чемодане, а чемодан на «Абхазии». Я только сейчас на минутку выходил на берег опустить письмо. Как же быть, товарищи?..

В толпе раздались нетерпеливые возгласы. Военные еще раз переглянулись.

– Кажется был такой, – сказал один из них не совсем уверенно. Потом шепнул что-то на ухо товарищу.

Тот подумал и махнул рукой:

– Ну, кати!..

Очередь дрогнула и снова потекла пестрой шумной и радостной толпой.

*

В общей каюте служебного персонала горячка и спешка. Здесь помещаются рабочие – плотники, водопроводчики, слесаря, готовившие «Абхазию» в дальний путь. Сегодня они вбили последние болты, завинтили последние гайки. Завтра теплоход может отдать швартовы. Впереди – Гамбург, Неаполь, Константинополь, Одесса.

Рабочие уже получили расчет, они весело укладывают в котомки и сундуки барахлишко, бережно увязывают инструмент.

В каюту входит человек с заячьей губой. Он останавливается у входа, нерешительно вертит в руках крошечный чемоданчик. Потом делает шаг вперед.

– Товарищи, меня поселили в этой каюте, – заявляет он, смешно оттопыривая заячью губу. – Можно?

– Отчего же, – добродушно откликается какой-то бородач. – Фатера свободная, выбирай любую койку. Сегодня съезжаем!

Человек с заячьей губой удовлетворенно улыбнулся и, сунув под одну из коек чемоданчик, направился к выходу. В полуосвещенном коридоре он быстро оглянулся по сторонам, сорвал красную повязку и сунул ее в карман.