Текст книги "Неголосующие и праздно болтающие (о признаках разрешения концептуальной неопределенности в России) (3 Июня, 1999)"

Автор книги: (ВП СССР) Внутренний Предиктор СССР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Неголосующие и праздно болтающие

(О признаках разрешения концептуальной неопределенности в России)

Чтобы увидеть процессы, протекающие в жизни общества, необходимо соотносить «текущий момент» со многими моментами прошлого. Поэтому в данной аналитической записке мы вспомним газетные статьи не только этого месяца, когда подавляющее большинство аналитиков сосредоточило всё внимание на попытке импичмента президента, отставке правительства Е.М.Примакова, назначении премьером С.В.Степашина и формировании им правительства, гадая хорошо или плохо то, что уже свершилось, и высказывая некие предположения относительно возможного и невозможного – на их взгляд – будущего.

09.04.1999 г. “Независимая газета” под рубрикой «Полемика» опубликовала статью Александра Калинина “Неголосующие”. Начинается она с упоминания того, что последний генсек КПСС, выступая в “НГ”, поддержал мнение о необходимости сделать явку на выборы обязательной.

Это мнение в той или иной форме регулярно высказывают многие политики и журналисты. В мире есть и государства, в которых обязанность граждан принимать участие в голосовании закреплена в конституциях, и, как следствие, существуют законы, на основании которых гражданин государства, не принявший участия в выборах без причины, признаваемой законом уважительной, может быть как-то наказан.

Мотивация введения такого рода законодательных норм проста, хотя обычно и не обсуждается в обществе: избирательная кампания требует продолжительного времени, больших затрат финансовых и материальных ресурсов и т.п., и если выборы признаются недействительными из-за неявки определённой доли населения, обладающего правом голоса, то государственность, основанная на демократических процедурах, утрачивает свою легитимность и впадает в кризис, поскольку в подавляющем большинстве случаев конституции демократических государств не устанавливают процедур, обеспечивающих воспроизводство персонала в ветвях власти в условиях, когда избиратели систематически не ходят на выборы.

Ввести в конституцию описание процедур, гарантирующих обновление государственного аппарата в условиях, когда выборы систематически признаются несостоявшимися из-за неявки избирателей, – значит признать крах “демократической модели” общественного устройства в этом обществе и, как полагают многие, открыть дорогу становлению тирании с молчаливого одобрения не голосующей части электората. Согласившись с этим, остается только морально-этически обосновать обязанность граждан являться на все выборы под предлогом, что у граждан в условиях демократии есть не только равенство прав, но и некоторое равенство обязанностей, и если граждане не хотят лишиться прав, предоставляемых каждому из них в демократическом обществе, то они должны исполнять и обязанности. Так носители “демократических идеалов” пришли в своем развитии к их самоотрицанию: от борьбы за всеобщее и равное избирательное право к требованию всеобщей принудиловки голосования.

Конечно, избирательные кампании – дорогостоящие мероприятия, и если они одна за другой оказываются несостоявшимися подобно тому, как это имеет место в уже наскучивших попытках демократически избрать мэра Владивостока, то общество рискует впасть в кризис государственного управления. Можно принудить всех к обязательной явке на выборы. Но не следует думать, что это гарантирует бескризисность обновления государственного аппарата на основе демократических избирательных процедур, тем более в условиях нынешней России.

Собственно на это и намекает статья “Неголосующие”. Согласно приводимым в ней данным от участия во втором туре президентских выборов 1996 г. уклонились 33 788 601 избиратель, в то время как за Г.А.Зюганова проголосовали 30 102 990 избирателей, а за Б.Н.Ельцина проголосовали 40 203 948. Против всех проголосовали 3 603 760, и 889 751 либо унесли с собой избирательные бюллетени, либо заполнили их так, что избирательные комиссии признали их недействительными.

Не лучше обстояло дело и с первым туром: от участия в нём уклонились 32 750 490 избирателей. Эта величина всего на 1 038 111 меньше, чем число уклонившихся от участия во втором туре президентских выборов, что не дает возможности объяснить неявку на второй тур более чем 33 миллионов человек тем, что они – убежденные сторонники кандидатов, отсеявшихся в первом туре. И число уклонившихся в первом туре втрое больше, чем получил голосов в нём А.И.Лебедь, и на 6 миллионов больше, чем в первом туре получил голосов Б.Н.Ельцин.

Такая же картина и на выборах в Думу по партийным спискам: 37 881 847 избирателей не участвовали в выборах, в то время как КПРФ получила 15 432 963 голоса, ЛДПР – 7 737 431 голос, НДР – 7 009 291, “Яблоко” – 4 767 384.

Приводя эти данные, “НГ” предстала перед необходимостью рассмотреть крайне неприятный для сторонников демократической модели в России вопрос:

«Кто они «неголосующие» [1][1]
  Здесь и далее в угловых скобках наши уточнения и пояснения при цитировании.


[Закрыть]? Каковы мотивы их поведения? Есть ли у них нечто общее? Не составляют ли они, не приведи, конечно, боже, политической силы или основы для появления такой политической силы?

… Поскольку эмпирические данные отсутствуют, придется перейти в область догадок. Хотя аналитики неголосующими пренебрегают, молчаливо полагая, что неголосующие – люди увечные, неразвитые, некультурные, безответственные, безразличные ко всему, опустившиеся и люмпенизированные, ВСЕ ЭТИ ИСХОДНЫЕ ПОСЫЛКИ, СНИМАЮЩИЕ ПРОБЛЕМУ НЕГОЛОСУЮЩИХ, НИКТО НИКОГДА НЕ ПРОВЕРЯЛ. (Выделено нами при цитировании).

А ведь эти посылки весьма уязвимы. Неголосующие разнородны. Наверное, среди них есть люди, соответствующие описанным выше представлениям о них. Но среди них есть и другие. Можно предположить, что неучастие в выборах есть признак устойчивого психического здоровья (на неголосующих не действуют кампании по разжиганию массовой истерии), интеллектуальной и духовной развитости (неголосующие понимают, что от их участия в выборах ничего не зависит), культуры (в рамках которой существует убеждение в том, что вечные ценности остаются вечными ценностями даже в том случае, если 99,99 % избирателей в полном соответствии с демократической процедурой постановят их запретить и искоренить), гражданской ответственности (неголосующие понимают, что выборы – это игра, правила которой до конца не известны и подвержены внезапным изменениям, игра, в которой многие ставят на кон то, чем не имеют права рисковать). Можно также предположить, что НЕУЧАСТИЕ В ВЫБОРАХ ЕСТЬ ПРИЗНАК СЕРЬЕЗНОГО ОТНОШЕНИЯ К СУДЬБЕ СТРАНЫ, ПО СРАВНЕНИЮ С КОТОРОЙ ВОПРОС О ТОМ, БУДУТ ЛИ ЗАСЕДАТЬ В ВЫБОРНЫХ ОРГАНАХ ТЕ ИЛИ ИНЫЕ ПОЛИТИКИ И ПАРТИИ, ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ МЕЛОЧНЫМ. (Выделено нами при цитировании, поскольку это действительно так).

Не стоит представлять неголосующих как опустившихся и люмпенизированных алкашей. Как известно люмпенизированное население, особенно пьяницы, составляют если не боевой, то главный, легко мобилизуемый резерв нашей демократии (это точно: вашей демократии, но не нашей демократии – демократии неголосующих, – наше замечание при цитировании) и охотно продают свои голоса по цене бутылки или половины оной, что со сладострастием неоднократно показывало ТВ».

Всё, высказанное А.Калининым, справедливо по отношению к какой-то доле неголосующих. И при этом следует обратить внимание на то, что по умолчанию те же самые утверждения являются порицанием практики демократического устройства общества по западной модели, которую пытаются реализовать в России и при этом испытывают большие проблемы, одна из которых – численное превосходство убежденных неголосующих над убежденными сторонниками всех партий и политических лидеров (мобилизуемые в избирательных кампаниях истеричные типы, чьи краткосрочные убеждения формируются СМИ, – не в счет).

Ведь, если люди с устойчивым психическим здоровьем, которых невозможно увлечь в предвыборную истерию, уклоняются от участия в выборных процедурах, то органы государственной власти формируются психопатами.

Если выборы – игра, с неизвестными правилами, к тому же меняющимися, то у игры есть хозяева, которые преследуют свои не оглашаемые в выборных кампаниях цели, орудием осуществления которых являются приходящие в органы власти кандидаты, победившие на выборах, в которых принимают участие легко мобилизуемые психопаты и ущербные люмпенизированные слои.

Естественно ожидать, что нравственно правый человек и нравственно правая редакция газеты, публикующая статью с такой нелицеприятной характеристикой нынешнего общественного строя в России и его государственного оформления, осознав всё ранее приведенное, обеспокоятся поисками и обсуждением альтернативы этому маразму, когда судьбы страны и её народов решаются на цирковых шоу, в которых массовку составляют безвольные избиратели, бездумно увлекаемые к избирательным урнам нагнетающими истерию предвыборными кампаниями по промыванию мозгов и продающие будущее за бутылку водки. Но так бы поступили нравственно правые люди…

Однако безнравственные и злонравные поступают иначе. А.Калинин и редакция “НГ”, убедительно показав, что не все неголосующие – люмпен, обеспокоились другой проблемой: как сохранить нынешнее объективно порочное положение вещей. Поэтому они и предлагают наиболее горячим демократизаторам сдержать свой зуд, дабы система избирательных процедур по-прежнему была ширмой, за которой делается крайне деспотичная политика подавления человечности на планете Земля:

«Практически все мы знаем людей, по принципиальным и внятным соображениям ни разу не голосовавших с 1991-го или с 1993 года. Их вряд ли можно назвать люмпенами, которые угрюмо и тупо ненавидят современную жизнь (Среди них есть и такие, кто жизнерадостно подрывает возможности победы идеалов, которым привержены Сахаров, Солженицин, Гайдар, Чубайс, Березовский и им подобные: наше замечание при цитировании). Отказ этих людей от участия в выборах обоснован. Попытка принудить их участвовать в выборах будет явным насилием над их свободой мысли и совести».

Через это демократизаторы переступили бы, но у наиболее интеллектуально развитых из них есть ощущение, что этого не следует делать:

«Подозреваю, что эти люди найдут способы отстоять свою свободу (от демократии по-западному: – наше добавление при цитировании). Лучше их не трогать. Они никому зла не приносят и ни от кого ничего не требуют. Они не приемлют господствующий в российской политике подход «только нашим – за счет остальных». Они считают, что в такой аморальной (правильно было бы – порочной: – наше уточнение при цитировании), постыдной, иррациональной (неразумной: – наш перевод при цитировании) и в конечном счете губительной для страны политике им делать нечего, а к тем, кто пытается заручиться их поддержкой для участия в такой политике, они относятся с пониманием, но без симпатии.

К СЧАСТЬЮ ДЛЯ НАШЕЙ ПОЛИТИЧСКОЙ СИСТЕМЫ, ТАКИЕ ЛЮДИ НЕ ОБРАЗУЮТ ПАРТИИ. НО ОНИ ОБРАЗУЮТ ПРОТОЯДРО ТОГО, ЧТО МОЖЕТ СТАТЬ МОРАЛЬНЫМ БОЛЬШИНСТВОМ (Это не так по существу: не моральным большинством, а действенной творческой неформальной общественной инициативой, свободной от мертвящей дисциплины партийных структур и психологического гнета авторитетов тех или иных личностей: – наше уточнение при цитировании). ЕСЛИ ЭТА ВОЗМОЖНСОТЬ РЕАЛИЗУЕТСЯ (она уже успешно осуществляется: наше уточнение при цитировании), НЫНЕШНЕЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ПРИДЕТ КОНЕЦ ЕЩЕ БОЛЕЕ БЕССЛАВНЫЙ, ЧЕМ КОНЕЦ КОММУНИСТИЧЕСКОГО РЕЖИМА. (Выделено нами при цитировании. Кстати, в так называемом «коммунистическом режиме» всеобщее обязательное голосование обеспечивалось).

Наум Коржавин в известном стихотворении напомнил, что в России никого нельзя будить. Не стоит будить неголосующих. Их поведение трудно предсказать. Последствия их поведения могут понравиться далеко не всем. А с искажениями демократии (т.е. с закулисной тиранией прикрывающейся ширмой избирательных процедур, массовку которых составляют субъекты с неустойчивой психикой, для которых можно раскрутить каких угодно кандидатов: наше напоминание при цитировании) можно худо-бедно примириться. Что мы и делаем».

Так в стане демократизаторов свершилось признание того, что “электорат” делится на голосующих и неголосующих. И тем, и другим даны прямо и по умолчанию характеристики. Но чтобы понять причины, по которым неголосующих в “электорате” столь много, и чтобы увидеть перспективы неголосующих и “демократических процедур”, необходимо посмотреть и на российскую “элиту”, из среды которой подбираются кандидаты для голосующих, и которая оказывает интеллектуальную поддержку режиму, воспроизводящему свой кадровый корпус на основе избирательных процедур. Если это сделать, то выяснится, что думающему человеку выбирать просто не из кого.

Обратимся к “НГ-Политэкономия” (Приложение к “Независимой газете”), № 8 (30), май 1999 г. В ней опубликованы материалы дискуссии за «круглым столом», в которой приняли участие: Абалкин Леонид Иванович – директор Института экономики РАН, академик; Глазьев Сергей Юрьевич – доктор экономических наук; Жуков Александр Дмитриевич – председатель комитета Государственной Думы по бюджету, налогам, банкам и финансам; Илларионов Андрей Николаевич – директор Института экономического анализа; Митяев Дмитрий Аркадьевич – председатель правления Евросиббанка; Починок Александр Петрович – руководитель департамента финансового и денежно-кредитного регулирования аппарата правительства РФ; Сменковский Владимир Николаевич – директор департамента исследований и информации банка России; Ясин Евгений Григорьевич – научный руководитель Высшей школы экономики; Третьяков Виталий Товиевич [2][2]
  Отчество говорит о том, что “Независимая газета” зависима от сионоинтернацизма.


[Закрыть] – главный редактор “НГ”; Кузьмичев Владислав Юрьевич – и.о. заведующего отделом экономики “НГ”.

Дискуссия состоялась 29 апреля 1999 г. и занимаемые должности приведены по состоянию на этот день. Материалы дискуссии озаглавлены “Мобилизационная модель: путь к процветанию или развалу России? Выбор варианта развития народного хозяйства зависит от субъективных оценок ситуации лидерами правящей элиты”. Материалы дискуссии заняли целый газетный разворот и еще почти половину газетного листа.

Начало дискуссии положил В.Третьяков:

«Сегодня мы собрались для того, чтобы выяснить, насколько приемлема для современной России модель так называемой мобилизационной экономики. Но для начала хотелось бы выяснить, что же каждый из вас понимает под этими словами. В моем представлении, мобилизационная экономика – это экономика времен Гражданской войны или же экономика СССР в период Великой Отечественной войны. Это примеры из нашей истории. Но существует еще и принципиально иная модель мобилизационной экономики мирного времени в условиях политической диктатуры. О какой же модели в связи с нынешней ситуацией в России мы можем говорить? Какой из этих типов экономики нам грозит или, наоборот, может нас в ближайшее время осчастливить?»

Эта постановка вопроса и неуклюжая попытка определить смысл термина «мобилизационная экономика» – одна из наиболее ярких иллюстраций того, что журналист – это говорун, не владеющий конкретными прикладными навыками и знаниями, оперирующий словами-вывесками, за которыми может скрываться либо не однозначно определяемое содержание, либо отсутствие какого бы то ни было реального содержания.

Безусловно в России в период разрухи гражданской войны было какое ни на есть народное хозяйство, обладавшее каким-то производственным потенциалом. Правительство Советской России, насколько оно видело и понимало свои возможности, действительно мобилизовывало всё, что было в пределах его досягаемости, чтобы победить в гражданской войне и вывести страну из разрухи.

Точно также и Правительство СССР в период Великой Отечественной войны мобилизовывало всё, что было в пределах его досягаемости, чтобы победить в войне, а по её завершении скорее восстановить мирный образ жизни и перевооружить страну, дабы против неё не начали новую войну [3][3]
  Миф о миролюбии передовых стран Запада исторически не подтверждается: если у них возникала иллюзия победы, то всегда нападали, имея целью подчинить себе как объект эксплуатации и силой навязать западный образ существования. План “Дроп-шот” развязывания ядерной войны против СССР в 1947 г. не был осуществлен только потому, что по расчетам натовских аналитиков, даже после нанесения 70 ядерных ударов по столицам СССР и его промышленным центрам через две недели ожидалось появление советских танков на берегах Ла-Манша.


[Закрыть].

Но в каждом из этих случаев в стране были разные производственные потенциалы, разные системы подчинения их государственным интересам, разные системы согласования государственных интересов и интересов тех или иных слоев его населения.

Каждая из этих – отличных одна от другой – экономик вынужденно использовалась для преодоления проблем, с которыми столкнулось общество и государство на своем историческом пути, что потребовало мобилизации всех ресурсов общества, насколько это могла осуществить государственная власть. Но даже с учетом этого обстоятельства невозможно выявить какие-то специфические черты экономических укладов (способов организации производства как такового и способов распределения произведенного), свойственные обеим экономикам, после чего провозгласить, что общество в ряде случаев способно порождать «мобилизационную экономику», специфическими чертами которой являются такие-то, не свойственные другим типам экономики.

То же касается и «мобилизационной экономики» в мирное время, в условиях так называемой «политической диктатуры». В мире существует множество политических диктатур, одной из которых является демократия по-западному, и каждая из диктатур по-своему управляется со своей экономикой в меру понимания ею возможностей и целесообразности. Но специфических черт, которые позволяют выделить «мобилизационную экономику» как особый тип экономики, нет ни в мирное, ни в военное время, ни в периоды иных общественных бедствий.

Тем не менее после предложения В.Третьякова дать определение термину «мобилизационная экономика» высказались С.Глазьев, Е.Ясин, А.Жуков, А.Илларионов, Л.Абалкин. Если говорить об этой скучной дискуссии кратко, то почти каждый из них обращал внимание на какие-то черты, которые свойственны тем странам, где на его взгляд существует «мобилизационная экономика». Но поскольку те же самые черты свойственны и экономике других стран, то другие участники дискуссии тут же его опровергали, поскольку в этих странах, на их взгляд, экономика не является «мобилизационной». Вследствие такого характера дискуссии взаимно приемлемого определения термину «мобилизационная экономика» дать не удалось. Но не смотря на это дискуссия продолжалась 3,5 часа, и не все занятые люди, приглашенные к участию в ней, имели “свободное” время, чтобы участвовать в ней до конца.

Поскольку экономический кризис в России очевиден и преодолевать его как-то надо, то можно участвовать в дискуссии, не споря о терминах и молча не возражая подходу Л.И.Абалкина, давшему по существу не определение специфического типа «мобилизационной экономики», а обстоятельств, в которых вследствие ошибок и вредительства политиков может оказаться общество вне зависимости от типа его экономики:

«Я исхожу из того, что применительно к современной России само понятие мобилизационной экономики неприемлемо. Я бы трактовал мобилизационную экономику как антикризисную экономику, связанную с чрезвычайными обстоятельствами».

Конечно, неоднозначно осмысляемое понятие «мобилизационная экономика» неприемлемо и не только к России, а просто потому, что нет такого типа экономического уклада, который можно бы было втиснуть в название «мобилизационный» и который обладал бы неповторимыми специфическими чертами, не свойственными другим экономическим укладам. Все экономические уклады имеют те или иные средства воздействия на производство и распределение продукции, употребление которых в принципе позволяет мобилизовать наличные ресурсы на преодоление кризиса, если он разразился в силу каких-то причин, не всегда чисто экономических. Иными словами, общество с любым типом экономики может столкнуться с обстоятельствами, когда оно будет вынуждено перевести свою экономику в некий «мобилизационный режим функционирования», специфика которого во многом будет определятся самими обстоятельствами. Даже если по выходе из этого мобилизационного режима экономика изменит свой тип, то от этого она не станет «мобилизационной».

Но до того, как Л.И.Абалкин связал мобилизацию экономики с кризисными обстоятельствами, состоялся весьма показательный диалог:

«А.Илларионов : Я бы начал не с примеров «мобилизационных экономик» и не с описания различных инструментов «управления экономикой», а с самого определения, которое Сергей Юрьевич дал мобилизационной экономике. Насколько я понимаю, Сергей Юрьевич утверждает, что мобилизационная экономика – это система регулирования, обеспечивающая максимальное использование имеющихся ресурсов. Если я ошибся, поправьте меня.

С.Глазьев: Речь идет о максимальном использовании производственных ресурсов.

А.Илларионов: Хорошо, система регулирования, обеспечивающая максимальное использование производственных ресурсов. Если это считать определением, мобилизационная экономика находится вне пределов исследования науки «экономика». Сама наука «экономика» является наукой об эффективном размещение ресурсов. Не о максимальном или минимальном, а об эффективном. Поэтому с точки зрения экономической теории максимальное использование производственных ресурсов находится за пределами науки «экономика». С точки зрения практики, сам посыл, заключающийся в том, что максимальное использование производственных ресурсов обеспечит максимальные темпы экономического роста абсолютно неверен. Экономическая наука на многочисленных исторических примерах показала отсутствие связи между максимальным использованием ресурсов и экономическим ростом».

Это – образец косноязычия и непонимания как смысла слов родного русского языка, так и причинно-следственных связей во многоотраслевой производственно-потребительской системе общества (кратко именуемой «экономика») и связей её с объемлющими социальными и биосферными процессами.

Во-первых, в русском языке грамматически допустимы обороты речи и «максимальное использование», и «максимальное употребление» («максимальные затраты», «максимальные расходы ресурсов»), но каждый из них несет свой смысл, отличный от другого. «Максимальное использование», содержащее корень «польз»-а, является русскоязычным эквивалентом для латиноязычной «эффективности». То есть «максимальное употребление» вовсе не обязательно является «максимальным использованием», но может оказаться и максимальным расточительством без пользы. То, что большинство привыкло говорить, не задумываясь об изначальной смысловой нагрузке употребляемых ими слов, и это стало господствующей нормой словоупотребления в современном обществе, ничуть это большинство не извиняет, но является лишь выражением того, что люди научились говорить, не научившись соображать речь и думать, прежде чем что-то сказать.

Во-вторых, говорить об эффективности употребления ресурсов безотносительно целей, на достижение которых затрачиваются ресурсы, – бессмысленно. Одна и та же производственно-потребительская система может оказаться исключительно эффективной по отношению к одному набору иерархически упорядоченных целей (вектору целей) и крайне неэффективной по отношению к другому вектору целей. Выбор же вектора целей, на который предстоит настраивать производственно-потребительскую систему, подобно тому, как настраивают гитару перед исполнением на ней музыкальных произведений, лежит в области сознательного и бессознательного субъективизма политиков и их действительных, а не номинальных советников по вопросам экономики.

Это касается и нынешней российской экономики: она предельно эффективна по отношению к достижению антинародных целей на протяжении всей эпохи реформ, начиная с Гайдара по наши дни, и в то же самое время она крайне неэффективна по отношению к обеспечению экономической безопасности россиян ныне и в долговременной перспективе.

Однако, если вы поднимите экономические монографии, то, вопреки заявлениям Илларионова о том, что «экономика – это наука об эффективном размещении ресурсов», с удивлением обнаружите, что легитимная экономическая наука не интересуется вопросами целеполагания на уровне макроэкономики (многоотраслевой производственно-потребительской системы в целом) и, как следствие, не интересуется выявлением альтернатив в целеполагании, т.е. альтернатив в сознательном формировании векторов целей макроэкономического уровня, ориентация на которые экономики государства средствами налогово-дотационной, кредитной, страховой и таможенной политики позволила бы устойчиво поддерживать режим бескризисного развития [4][4]
  Бескризисное развитие – это вовсе не «устойчивое развитие», как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что оригинальный англоязычный термин «sustainable development», который на русский переводится как «устойчивое развитие» в действительности имеет несколько иной смысл. Но глагол «to sustain» имеет значение «выдержать», прилагательное «sustainable» имеет значение «стойкий». То есть Запад ведет речь не об устойчивом развитии человечества в ладу с Космосом, что можно подумать, прочитав перевод на русский этой терминологии, а о стойком выживании под давлением обстоятельств, порождаемых разладом цивилизации и объемлющей её жизнь Объективной реальности. Иначе говоря, в русском языке этот термин должен звучать как «боевая устойчивость развития человечества», что приводит к вопросу: “Кто враг?” – и ответу на него: “Бог и Мироздание… Победа будет за Богом”.
  Есть ли смысл нам присоединяться к концепции «of sustainable development»? либо лучше поддержать альтернативную концепцию?


[Закрыть] общества.

То есть, пытаясь рассуждать об эффективности затрат ресурсов в производстве и оставляя в умолчаниях вопросы целеполагания макроуровня, экономическая наука представляет собой смесь бессмыслицы и вероломства тех, кто осознанно формирует вектора целей экономических систем в разных регионах планеты, вследствие чего одни из них представляют собой потребительский “рай” для существующих чужим трудом паразитов; другие являют “экономическое чудо”; а третьи влачат жалкое существование, сопровождаемое нескончаемыми дискуссиями об определении терминов, которым нет соответствующих объективных явлений в реальной жизни. К такого рода беспредметным дискуссиям принадлежат и та, что развезла более чем на газетный разворот “Независимая газета”.

Собственно это же, но без саморазоблачения экономической теории и практики её воплощения в жизнь, сказал и Л.И.Абалкин:

«Но мы уходим от самого главного вопроса, и к нему надо вернуться. Сергей Юрьевич, к сожалению, его тоже не обозначил. Исходным пунктом любой реформы должны быть четкие обозначения её не ближайших, а долгосрочных конечных целей. Что мы хотим иметь в России через 15 – 20 лет? [5][5]
  Вообще-то это – среднесрочные цели, а не долгосрочные. Долгосрочные цели начинаются в исторической перспективе с того хронологического рубежа, на котором войдут в жизнь внуки нынешних новорожденных.


[Закрыть] Нам не хватило девяти лет, чтобы прописать долгосрочные перспективы. Ни в прежних правительственных программах, ни в нынешних нет четкого видения среднесрочной перспективы. Без всякой идеологизации, с совершенно четким обозначением промышленных и других приоритетов».

После такого признания, которое вряд ли чекисты времен Ягoды и Ежова смогли бы добиться даже под пытками (просто потому, что многие из них не догадались бы сами поставить необходимые вопросы) остается только спросить: “Леонид Иванович, если вы понимаете необходимость целеполагания, то какой ерундой занимались Вы лично и возглавляемый Вами институт все предшествующие девять лет? То обстоятельство, что Вы явно понимаете необходимость целеполагания при начале реформ, не позволяет причислить Вас к безответственным дуракам-карьеристам, и потому остается признать, что Вы – вредитель и враг народа”.

Всё же замечательна эпоха, в которую мы живем: врагов народа не надо выискивать – они саморазоблачаются в свободных дискуссиях на заданную тему.

Еще один пример такого рода дал А.Б.Чубайс. В “Аргументах и фактах” № 21 (970) май 1999 г. под рубрикой «В гостях у главного редактора» опубликовано интервью А.Б.Чубайса “В Думу я не рвусь”. В нём есть два такого рода момента.

«– По вашему ощущению, наши банкиры, олигархи уже наворовались?

– На этот вопрос очень хорошо ответил в своей миниатюре Жванецкий: “Говорят, что все наши деньги украл Березовский. Кстати, у вас были деньги?” Не было же денег ни у кого».

Если быть более точным, то 90 % сумм сбережений, хранившихся в сберегательных кассах СССР, принадлежал менее чем трем процентам населения. Из этих 90 % изрядная доля была на книжках «на предъявителя». Именно они оказывали инфляционное давление на экономику СССР, поскольку товаров народного потребления, продававшихся по фиксированным ценам производилось меньше, чем было этих сумм. С ними можно было поступить по разному: можно было аннулировать всё, что есть на вкладах на предъявителя, если предъявитель не в состоянии показать, что его легальные доходы позволяли их накопить. А можно было признать их законными и продать их владельцам ту государственную собственность, которая ранее не продавалась в СССР частным лицам. Было избрано второе и это получило название «приватизация» по Чубайсу, которая узаконила ранее состоявшуюся кражу общественной собственности, произведенную в форме вкладов на предъявителя еще советских времен и изрядных сумм наличности в частных руках. Так обстоит дело с одной частью вопроса, кто и что украл.

Вторая часть вопроса состоит в том, что деньги – измеритель покупательной способности. Деньги можно и не красть, но покупательная способность их может быть украдена. Собственно этим и занимаются отечественные олигархи. И А.Чубайс, как сам признается, тоже не под пытками, стоит на шухере при осуществлении этого способа кражи. В интерьвю речь зашла о Ю.М.Лужкове.

«Тому, что Лужков называет антинародным монетаризмом, десятки тысяч российских студентов учатся в институте.

Как-то мы просидели с ним три часа, обсуждая эту мысль. Я страстно пытался ему показать, что произойдет, если, как он предлагал, Центральный банк будет давать кредиты под 7 % годовых, в то время как инфляция в стране – 30 % в месяц. Он слушал молча».

В этой цитате важна самооценка: «страстно», т.е. безумно, поскольку разум может быть эмоционально окрашен, но если появляются страсти, то они гасят разум, и даже разумные – сами по себе – вещи страстный их выразитель способен донести до собеседника только как попугай.

Конечно, если ограничить только Центробанк, сохранив всю остальную систему ростовщичества коммерческих банков неизменной, то ничего хорошего не получится. Это можно показать бесстрастно за несколько минут.

Но поскольку объемы производства в отраслях реального сектора экономики пропорциональны объему вовлеченной в производство энергии, а коэффициент полезного действия всех технических систем нынешней цивилизации меньше единицы, то темпы роста производства в реальном секторе экономики в неизменных ценах не могут быть выше темпов роста энергообеспеченности производства. В таких условиях ссудный процент, превышающий темпы роста энергообеспеченности производства, вызывает опережающий по отношению к реальным темпам роста производства рост цен, чем отсасывает платежеспособность из производственной и потребительской сфер общества в корпорацию ростовщических банков. Именно этим и занимаются олигархи: хотя они и не крадут денег в общепринятом смысле этого слова, но по существу они все-таки кражей занимаются, даже если такое деяние узаконено Библией и светскими законами. И тяжесть последствий этих деяний сверхпропорциональна по отношению к ставке ссудного процента. Инфляция в 30 % в месяц – следствие ссудного процента, а не объективное обстоятельство, вынуждающее банки поддерживать ссудный процент на уровне не ниже самой себя. Это можно показать математически строго на основе аппарата межотраслевого анализа, и опровергнуть это утверждение невозможно.

Ю.М.Лужков, настаивая на директивном снижении ставки ссудного процента, интуитивно прав. Но если он три часа выслушивал Чубайсов бред на темы монетаризма, то он не знает, чем занять свое время. При обилии проблем в стране дееспособным политикам надо просто гнать болтунов из кабинета, даже если их СМИ и раскрутили, подобно А.Б.Чубайсу, а не тратить три часа на пустые разговоры. Если же то, чему учат в вузе младшего Чубайса не вызывает у него иронии и скепсиса, не наводит его на вопросы, от которых преподаватели-монетаристы впадают в истерику, потому что ответы на эти вопросы сметают шулерский домик монетаристских теорий, то – сын за отца не ответчик, но за ставшее своим – отцовские макро– и микроэкономические бредни – возможно, в будущем ответить придется, и пятерки, полученные на экзамене в вузе, не будут зачтены.