Текст книги "Последний император"

Автор книги: Вольдемар Балязин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Выступая 10 мая 1907 года, Столыпин сказал: «Пробыв около 10 лет у дела земельного устройства, я пришел к глубокому убеждению, что в деле этом нужен упорный труд, нужна продолжительная черная работа. Разрешить этого вопроса нельзя, его надо разрешать. В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия».

«Великое потрясение» не заставило себя ждать: 4 мая на квартире рижского депутата, социал-демократа Озоля, было арестовано несколько членов Военной организации РСДРП. 1 июня Столыпин на закрытом заседании Думы объявил, что члены Военной организации готовили заговор, и потребовал лишить всех социал-демократов депутатской неприкосновенности. 2 июня стало известно, что многие депутаты социал-демократы перешли на нелегальное положение и скрылись.

3 июня Николай распустил Думу, издав новый избирательный закон, который предусматривал созыв новой, 3-й Думы, где большинство мест занимали депутаты-монархисты и близкие им по ориентации представители правых партий.

3-я Дума начала заседать 1 ноября 1907 года и, проведя пять сессий, завершила свою деятельность 9 июня 1912 года. За эти исключительно сложные пять лет своим законотворчеством Дума превратила Россию из абсолютистской, самодержавной, в парламентарную, думскую монархию.

Свадьба и семейная жизнь Великого князя Кирилла Владимировича и герцогини Саксен-Кобург-Готской Виктории

Великий князь Кирилл Владимирович был вторым сыном Владимира Александровича – брата императора Александра III – и великой княгини Марии Павловны, в девичестве – герцогини Марии Мекленбург-Шверинской, дочери великого герцога Фридриха-Франца III Мекленбург-Шверинского.

Супруги имели собственный двор и были самыми авторитетными членами дома Романовых после императорских величеств.

Кирилл родился 30 августа 1876 года и сразу же после крещения получил первый офицерский чин и был записан в несколько полков, в том числе и в Преображенский.

В детстве Кирилла и его братьев и сестер возили к родственникам в Мекленбург; побывал он во Франции, Швейцарии и Испании. С пятнадцати лет он начал заниматься по программе Морского кадетского корпуса и с самого же начала отец направил его на учебные суда, где с утра до ночи стоял изощренный мат, откровенная грубость, но зато юноша получил такую жизненную закалку, которая в дальнейшем оказалась ему необычайно полезной.

Затем каждый год до окончания Академии, перемежая занятия дома с выдающимися педагогами и мореплавателями, Кирилл ходил на разных кораблях – и парусных, и паровых, старых и современных. Весной 1895 года он сдал экзамены и получил звание старшины (лейтенантом он стал в 1900 году, находясь на Дальнем Востоке, где ему довелось служить в Порт-Артуре под началом вице-адмирала Ф. В. Дубасова).

В 1899-1900 годах великий князь дважды выезжал в Дармштадт, к тетке, единственной дочери Александра II – великой княгине Марии Александровне, матери четырех красавиц-дочерей. Среди них была и двадцатилетняя Виктория, которую, как уже упоминалось, в семье называли «Даки», что по-английски значит «уточка». Она была на два месяца младше Кирилла, любила живопись и музыку, много читала, даже для дамы высшего света была исключительно модна и элегантна, очень женственна и мягка, но характер имела твердый и независимый – в бабушку по отцовской линии, английскую королеву Викторию, в честь которой она и была названа. По рождению Виктория носила еще и титулы принцессы Великобританской и Ирландской.

(Так как девочка родилась на острове Мальта, ей в честь этого дали второе имя – Мелита, то есть «Мальта».)

В первый же приезд Кирилла Виктория-Мелита, сама того не желая, вскружила голову своему кузену, и между ними начался роман, беспрецедентный в истории дома Романовых.

Вернувшись из Дармштадта, Кирилл уехал на Дальний Восток и в 1901-1902 годах совершил кругосветное плавание, выполняя некоторые дипломатические поручения своего двоюродного брата – императора Николая II.

1 января 1904 года Кирилл получил чин капитана 2-го ранга, а 9 февраля началась русско-японская война. В эти дни он жил в Санкт-Петербурге и немедленно выехал в Порт-Артур, поступив в штаб адмирала Макарова, находившийся на борту броненосца «Петропавловск».

31 марта 1904 года «Петропавловск» подорвался на японской мине и утонул. Из 711 офицеров и матросов спаслось лишь 80. Среди них был и Кирилл Владимирович – его, сильно обожженного, с поврежденной спиной, вытащили из холодной воды через сорок минут.

Через Харбин он выехал в Россию, а затем был отправлен на лечение за границу.

Конечно же, первым делом Кирилл поехал к Виктории и ее матери, доводившейся ему теткой.

На сей раз и Кирилл, и Виктория решили отбросить колебания и поступить смело и энергично.

26 сентября 1905 года в Тегернзее, в Баварии, в православной церкви, в присутствии великой княгини Марии Александровны, герцогини Эдинбургской, матери невесты, состоялось бракосочетание великого князя Кирилла Владимировича с бывшей супругой великого герцога Эрнеста Гессен-Дармштадтского – Викторией-Мелитой.

Брак был заключен без разрешения Николая II, более того, император требовал прекратить отношения Виктории и Кирилла, потому что они, как уже говорилось, были двоюродными братом и сестрой. Кроме того, первым мужем Виктории был родной брат императрицы Александры Федоровны. Однако кузен и кузина любили друг друга и сознательно ослушались императора.

Кирилл Владимирович вскоре отправился в Санкт-Петербург просить Николая II признать заключенный брак. Однако император даже не разрешил Кириллу въехать в столицу и приказал покинуть Россию, а решения своей судьбы ждать за границей.

Императрица Александра Федоровна просила царя лишить Кирилла великокняжеского достоинства, ибо была глубоко оскорблена за своего единственного брата Эрнеста.

5 октября 1905 года Николай II писал своей матери:

«Милая, дорогая Мама. На этой неделе случилась драма в семействе по поводу несчастной свадьбы Кирилла. Ты, наверное, помнишь о моих разговорах с ним, а также о тех последствиях, которым он должен был подвергнуться, если он женится: 1) исключению из службы; 2) запрещению приезда в Россию; 3) лишению всех удельных денег и 4) потере звания Великого князя.

На прошлой неделе я узнал от Ники (принца Николая Греческого. – В. Б.), что он женился 25 сентября в Тегернзее. В пятницу на охоте Ники сказал мне, что Кирилл приезжает на следующий день! Я должен сознаться, что это нахальство меня ужасно рассердило, потому что он отлично знал, что не имел никакого права приезжать после свадьбы…»

Кириллу было разрешено только повидаться со своими товарищами из Гвардейского экипажа и проститься с офицерами в кают-компании своего корабля.

Кирилл уехал и продолжал жить за границей. Николай же со временем все более успокаивался, и когда 20 января 1907 года в семье опального кузена родилась дочь Мария, ей был дарован титул Светлейшей княжны, присвоена фамилия «Кирилловской» и отпущено 12 500 рублей в год на обучение. Было постановлено, что если у супругов появятся новые дети, то и на них будут распространяться те же права.

Еще через пять месяцев Именным указом от 15 июля 1907 года постановлялось:

«Супругу Его Императорского Высочества великого князя Кирилла Владимировича именовать великою княгинею Викторией Федоровной с титулом Императорского Высочества, а родившуюся от брака великого князя Кирилла Владимировича с великою княгинею Викториею Федоровной дочь, нареченную при Святом крещении Мариею, признавать Княжною Крови Императорской, с принадлежащим правнукам императора титулом Высочества».

А когда в 1908 году скончался великий князь Алексей Александрович, приходившийся Кириллу дядей, то Николай II разрешил кузену приехать в Царское Село на панихиду по покойному и возвел его снова в звание своего флигель-адъютанта.

Кирилл Владимирович после этого вернулся в Россию, и инцидент был исчерпан.

Супруги получили в свое распоряжение небольшой дворец в Царском Селе.

Кирилл, имевший в 1910 году чин капитана 1-го ранга, в 1912 году был назначен капитаном крейсера «Олег».

Однако он не смог преодолеть чувство страха перед морем, все время ощущая ужас, который испытал при гибели «Петропавловска». И 17 декабря 1913 года он был освобожден от командования кораблем…

Явление «старца Григория»

1 ноября 1905 года Николай записал в дневнике: «В 4 часа поехали на Сергиевку. Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божиим – Григорием из Тобольской губернии…» – это первое упоминание о Распутине в дневнике царя, с которым он и царица познакомились у сестер-черногорок.

Сестры встретились с Распутиным на богомолье в Михайловском монастыре, где у них зашла речь о разных болезнях и они упомянули и гемофилию, на что Распутин ответил, что он лечит все болезни, и ее тоже. Милица Николаевна, конечно же, не без умысла спросила о гемофилии и вскоре после этого представила странника Николаю и Александре Федоровне.

Это знакомство оказалось воистину судьбоносным. О Распутине написаны десятки книг и сотни статей. В свое время иеромонах Илиодор, в миру Сергей Труфанов, – сначала друг, а потом непримиримый враг Распутина, – написал о нем книгу «Святой черт». В названии книги Илиодор точно отразил весь диапазон определений, которые применялись по отношению к Распутину: многочисленные его почитатели (и особенно фанатичные почитательницы) считали его святым, а не менее многочисленные враги – исчадием ада.

С момента появления Распутина в Петербурге о нем распространялись самые невероятные слухи. И сегодня мало кто знает всю правду об этом человеке. Отбрасывая домыслы и слухи, расскажем о нем то, что известно.

Родился Григорий Ефимович в 1869 году в Тюменском уезде Тобольской губернии, в слободе Покровской, в семье, как говорили тогда, крестьянина-середняка. В начале жизни никто не замечал за ним ничего особенного, за исключением, быть может, лишь огромной физической силы. Отличался он любовью к выпивке и прекрасному полу, но в сибирских селах это было не в диковину. Да и фамилия его никого не смущала – Распутиными называлась едва ли не половина его односельчан.

В двадцать с небольшим лет он женился на скромной и незлобивой девушке, которая родила ему двух дочерей – Матрену и Варвару – и сына Дмитрия. Отец Распутина, по данному однажды обету, каждый год ходил в Верхотурье, в Николаевский монастырь, но как-то заболел и попросил сходить туда Григория. Проделав неблизкий путь – за Уральский хребет, сотни верст по Сибири, – Григорий вернулся преображенным. Встретившие его по возвращении односельчане решили, что он сошел с ума – Распутин пел, размахивал руками, дико озирался и в церкви пел исступленным голосом. Он бросил пить и курить, перестал есть мясо, стал истязать себя жесточайшими постами, по многу часов стоял на молитве. А потом ушел из дома и долго странствовал, обойдя многие святыни России.

Возвратившись в Покровское, он устроил под своим домом моленную и подолгу молился там и пел псалмы в окружении появившихся у него поклонников и поклонниц. Они-то и стали первыми его трубадурами, распространив славу о великом чудотворце и праведнике старце Григории далеко за пределы уезда, а потом и губернии.

(Слово «старец» не следует производить от слова «старик». «Старцами» на Руси называли странников, нищих, независимо от их возраста; так же называли и монахов. Но и для мирян, и для иноков прозвание «старец» непременно предполагало, что человек, его носящий, имеет высокий моральный авторитет, истинную праведность, глубокий ум и постижение Христова Учения. Их называли «божественной свечой». «Старец, – писал Ф. М. Достоевский, – это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и в свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаете ее ему в полное послушание, с полным самоотрешением… Обязанности к старцу не то, что обыкновенное послушание, всегда бывшее в наших русских монастырях. Тут признается вечная исповедь всех подвизающихся старцу и неразрушимая связь между связавшим и связанным».)

Вскоре в Петербурге о старце Григории узнали многие иерархи церкви. Узнал о нем и духовник Великого князя Петра Николаевича и его жены великой княгини Милицы Николаевны отец Феофан.

Милица была одной из наиболее убежденных и знаменитых оккультисток и теософов Петербурга, а ее имение Званка, расположенное неподалеку от Петергофа, стало центром, где собирались «избранные» и «посвященные» – провидцы и маги, чародеи и прорицатели, блаженные и кликуши.

Распутин, приведенный Феофаном в Званку, произвел на великокняжескую чету, особенно на Милицу, очень сильное впечатление. Распутин сразу же поражал воображение своей неординарной внешностью и особенно своими глазами. Вот какое описание его внешности оставил французский посол в России Морис Палеолог:

«Темные, длинные и плохо расчесанные волосы; черная густая борода; высокий лоб; широкий, выдающийся вперед нос, мускулистый рот. Но все выражение лица сосредоточено в глазах льняно-голубого цвета, блестящих, глубоких, странно притягательных. Взгляд одновременно пронзительный и ласкающий, наивный и лукавый, пристальный и далекий. Когда речь его оживляется, зрачки его как будто заряжаются магнетизмом».

А вот как описывала Распутина одна из светских дам Е. Ф. Джанумова:

«Он был в белой вышитой рубашке навыпуск. Темная борода, удлиненное лицо с глубоко сидящими серыми глазами. Они поразили меня. Они впиваются в вас, как будто сразу до самого дна хотят прощупать, так настойчиво, проницательно смотрят, что даже как-то не по себе делается».

В это полугипнотическое состояние впадали почти все, кто соприкасался с Распутиным. По-видимому, не была исключением и Милица Николаевна. И она, конечно, вскоре же сообщила об этом царице, которая всем ходом событий, особенно же неизлечимой болезнью сына, была подготовлена к тому, чтобы весьма благожелательно отнестись к чудотворцу. Однако первая встреча ни на царя, ни на царицу особого впечатления не произвела, хотя оставила благоприятное воспоминание.

За два последующих года у них были две-три случайные встречи, и только с конца 1907 года Григорий и августейшая чета стали встречаться почти регулярно. Виновницей этого стала фрейлина императрицы Анна Вырубова, в чей дом в Царском Селе часто наведывался старец Григорий. Вечером 12 марта 1908 года, когда Распутин и ставший его другом Феофан в очередной раз сидели у Вырубовой, к ней заехали Николай и Александра Федоровна и с удовольствием провели время, беседуя со старцем. Вскоре беседы и встречи стали повторяться все чаще и чаще, а однажды старец впервые пришел во дворец, но впечатление, произведенное им на тех, кто его видел, было столь неблагоприятным, что царственные супруги решили к себе старца не водить, а встречаться с ним у Вырубовой, тем более что Распутина нельзя было показывать в застолье, потому что он оставался неотесанным лесовиком, которого не коснулась внешне сторона цивилизации. Его секретарь Арон Симанович писал, что, сидя за столом, старец редко пользовался ножом и вилкой, а брал еду с тарелок своими костлявыми и сухими пальцами, правда, непременно чистыми. Большие куски он, как зверь, разрывал на части и запихивал в большой рот, где у него вместо зубов торчали черные корешки. Остатки еды и крошки застревали у него в бороде, и многие не могли смотреть на все это без отвращения.

Возможно, что, находясь за одним столом с царем и царицей, Распутин вел себя более цивилизованно, но все же приглашать его во дворец августейшая чета не рискнула. И потому было решено видеться со старцем у Аннушки, куда они приезжали не только вдвоем, но и с детьми, которые, кстати сказать, сразу же безоглядно полюбили старца: дети росли глубоко религиозными, и их восхищала святость Распутина и его любовь к Богу, проявлявшаяся во время бесед с ними.

Эти отношения, получившие развитие через несколько лет, хранились и Распутиным, и царской семьей, и Вырубовой в глубокой тайне. Однако уже в самом начале знакомства с Распутиным связь царской семьи с неграмотным мужиком оценивалась как некий нонсенс и монарший каприз, могущий привести к нежелательным скандальным последствиям. И потому дворцовый комендант В. А. Дедюлин, обеспокоенный появлением в царской семье неизвестного мужика, который мог оказаться и переодетым революционером, сообщил о Распутине начальнику Петербургского охранного отделения генерал-майору А. В. Герасимову. Охранка быстро установила, что опасных политических связей у Распутина нет, но наблюдение за ним установила, и, таким образом, полиции стало известно о другой стороне его жизни – чудовищном разврате, бесконечных оргиях и непомерном пьянстве. Причем сведения, полученные Герасимовым, привели и его самого, и высших чинов петербургской полиции, в общем-то, неплохо знавших жизнь с изнанки и неспособных волноваться по поводу утраченных добродетелей, в неподдельное глубокое изумление.

Они не могли поверить, что простой смертный мог обладать такими воистину нечеловеческими, а прямо-таки космическими силами в служении что Венере, что Бахусу.

До поры до времени сведения эти охранка придержала у себя, но потом, весной 1911 года, довела их до самого премьера П. А. Столыпина.

Столыпин пришел к царю и откровенно выложил все, что узнал, желая раскрыть Николаю II глаза на человека, который представлял серьезную угрозу репутации императора и его семьи. Николай II внимательно выслушал Петра Аркадьевича, поблагодарил за то, что тот искренне ему предан, но в заключение сказал: «Быть может, все, что вы мне говорите, – правда. Но я прошу вас никогда больше мне о Распутине не говорить. Я все равно сделать ничего не могу».

Не один Столыпин сообщал Николаю II и императрице о темных делах старца, но и царь, и царица в этом отношении были глухи и слепы. Одной из первых зимой 1910-1911 годов попробовала разоблачить Распутина воспитательница царских дочерей, фрейлина С. И. Тютчева, но она добилась лишь того, что Распутина на некоторое время перестали пускать к ее воспитанницам, сама же фрейлина вскоре после этого разговора получила отставку. Старец же, узнав о случившемся и догадавшись, что общение его с великими княжнами связано с раскрытием его второй жизни, решил на время исчезнуть из Петербурга и дать улечься начинающейся буре. Он ушел паломником в Грецию на Афон – Святую гору, где располагались два десятка православных мужских монастырей, а оттуда еще дальше – в Святую землю, в Иерусалим.

Осенью 1911 года, вернувшись в Петербург, старец встретил радушный прием в царской семье и совершенно противоположную реакцию у многочисленных своих недругов – епископа Гермогена, архимандрита Феофана, великих князей – Николая Николаевича и Петра Николаевича – и стародавних поклонниц, ставших его ненавистницами, – сестер-черногорок.

Феофана отправили в Крым, Гермогена – в Жировицкий монастырь под Гродно. Однако на сцену выступил преемник Столыпина на посту председателя Совета министров В. Н. Коковцов и переговорил с Николаем, представив множество неопровержимых фактов. Царь решил уступить, чтобы не дискредитировать себя и императрицу, и летом 1912 года старец уехал в Сибирь, в свое родное село.

Однако влияние Распутина на царя и царицу осталось непоколебимым и их подчинение ему таким же, как и прежде.

Почему же всемогущий повелитель 150 миллионов подданных не имел никакой власти над одним из них? Что связывало высокообразованного и нравственного императора с неграмотным и развратным сибирским мужиком? Чем «взял» Распутин царя и царицу, повязав их с собою нерасторжимыми узами?

Ответ этому дала Вырубова: «Царь и царица, – говорила она, – верили ему, как отцу Иоанну Кронштадтскому; страшно ему верили; и когда у них горе было, когда, например, наследник был болен, обращались к нему с просьбою помолиться».

А что значил наследник для несчастных родителей, любивших его больше всего на свете, мы уже знаем. А между тем ни один врач в мире не мог принести мальчику такого облегчения, как старец Григорий.

С конца 1907 года, когда царица впервые попросила его помочь больному сыну, Распутин много раз снимал боли, останавливал кровотечение и усыплял многострадального цесаревича. Несомненно, старец был выдающимся экстрасенсом, гипнотизером и психотерапевтом. Совершенствуясь в своей практике, он брал уроки у известного в Петербурге врача, пользовавшего больных по рецептам тибетской медицины, Петра Александровича Бадмаева. Все это в совокупности приносило удивительные результаты – старец мог прерывать ход болезни не только пассами и внушением, непосредственно находясь возле больного, но и разговаривая с Алексеем по телефону. Более того, на больного ребенка оказывали исцеляющее воздействие даже посланные Распутиным телеграммы. И тому есть множество неопровержимых доказательств.