Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №06 за 2009 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
На Новой Дороге строились тоже по-семейному: брат напротив брата, тесть напротив зятя. Семья Спинола возвела тут четыре дворца, по два – Ломеллино и Паллавичино. Тему родства поддержали и архитектурно: портал дворца Тобио Паллавичино сделан по образцу стоящего через дорогу дома брата Агостино.
Общее же решение Новой Дороги традиционно связывали с проживавшим тогда здесь известным архитектором-перуджинцем Галеаццо Алесси, но теперь считается, что всеми работами руководил Бернардино Кантоне да Кабио, выходец из Ломбардии. На протяжении 30 лет он был руководителем всех городских работ. Его роль в создании улицы велика – он не только проектировал и надзирал за строительством, но и лично распродавал земли.
Признаюсь, в учебниках и на фотографиях этот сюжет казался мне артитектурным курьезом, но на деле Новая Дорога – пространство всего в семь метров шириной – оставляет очень сильное впечатление. И очень театрализованное, особенно ночью. Так и представляешь Дон Жуана, или Казанову, порхающего между дворцами. Это ощущение усиливается тем, что, в отличие от других улиц центра, Новая Дорога пешеходная и, как правило, пустынная. Улица ради улицы.
Аллюзия 4. Панегирическая
«Самой прекрасной в моей поездке оказалась Генуя... город мрамора с садами из роз... как сладко, должно быть, влюбляться на фоне подобных декораций», – писал в середине XIX века Гюстав Флобер, пораженный Новой Дорогой. Тогда роскошная Генуя еще восхищала приезжих. «Здесь есть нечто неописуемо прекрасное, величественное, необыкновенное; Париж и Лондон меркнут в сравнении с этим божественным городом и кажутся неинтересным и бесформенным нагромождением домов и улиц», – писал тогда же Вагнер. В 1853 году в письме к жене он обещал отвести ее на день рождения в Геную: «Мне кажется, это самый лучший подарок».
Но уже к концу века ситуация резко изменилась: город постепенно превратился в промышленный центр, и поездки туда быстро вышли из моды. В начале 1900-х даже такой внимательный путешественник, как Павел Муратов, автор знаменитых «Образов Италии», не счел этот город достойным внимания...
Если благодаря Рубенсу мы можем представить себе первоначальный облик улицы, то образы заказчиков и жителей сохранил его великий ученик Ван Дейк. Многие картины разошлись по чужим музеям, но некоторые вещи остались на прежних местах, лучшие – в Красном и Белом дворцах, названных так по цвету фасадов. Фламандец прибыл в город двадцатилетним и провел здесь несколько лет. Полтора года работы в мастерской Рубенса, хорошо известного в Генуе, были отличной рекомендацией, и местная публика приняла юношу на ура. С его картин на нас смотрят роскошно одетые люди – недоверчивые, меланхоличные, с неровным румянцем на щеках. Женщины – на грани нервного срыва, мужчины на охоте – с лукавым выражением лиц. По маньеристской моде того времени все вытянуто по вертикали, у всех огромные руки и тела и небольшие головы. Фоном служат поэтичные виды лигурийских предместий, которые, если вы никогда не были в Генуе, могут показаться художественными выдумками.
Оба дворца вместе с живописными собраниями в 1874 году были подарены городу их последними хозяевами, герцогом Рафаэле Де Феррари и его женой Марией Бриньоле-Сале. С этого момента началась и музеефикация Новой Дороги (ее нынешнее название – улица Гарибальди) как единого пространства, которая завершилась в 1990-х годах. Тогда убрали движение, подновили фасады, близ каждого здания разместили объяснительный стенд. Сегодня большинство дворцов отдано под офисы. Что же касается благодеяний Де Феррари, то на первом даре они не окончились: в конце XIX века герцог-филантроп дал 20 миллионов лир золотом на реконструкцию порта (это треть всей суммы, остальное выделило королевское правительство). Именно поэтому главная площадь Генуи, оформившаяся как раз на рубеже XIX—XX веков, получила имя De Ferrari, а в порту соорудили шестиметровую статую герцога-банкира (правда, она уже почти 20 лет как снята и реставрируется).
Генуэзские рыбаки – редкий кадр, за которым туристы и фотографы отправляются на окраину города. В XX веке город переключился на тяжелую промышленность, что, впрочем, не помешало сохраниться прекрасной генуэзской кухне. Фото: CUBOIMAGES/FOTOLINK
Монументальная джинсопись
Год назад в Епархиальном музее в присутствии папы римского Бенедикта XVI была открыта постоянная выставка генуэзских «джинсовых» тканей XVI века, расписанных религиозными сюжетами. Когда-то эти громадные полотна цвета индиго (некоторые достигают трех метров в высоту) украшали интерьеры пригородного аббатства Сан-Николо дель Боскетто. Цикл из 14 фрагментов изображает Страсти Христовы и представляет собой уникальный по сохранности ансамбль монументальной живописи на ткани. Это своего рода прообраз нынешней джинсовки, которая, кстати, своим названием обязана Генуе: когда грубую генуэзскую ткань стали вывозить в Америку, она получила название jeans от неправильно записанного французского имени города – Genes. Помимо этого, в музее есть великолепный дворик с двухэтажной аркадой. Его раскрыли несколько лет назад – до 1980-х годов в здании располагались обычные квартиры, аркады были закрыты стенами-времянками. В Средние века в комплексе жили каноники собора, их коллективный портрет можно обнаружить на одной из стен галереи. Среди прочих экспонатов – великолепная «Тайная вечеря» Луки Камбиазо, едва ли не самого оригинального генуэзского живописца XVI века, оформлявшего Эскориал для Филиппа II. Большеглазые, примитивно написанные апостолы, в которых подчеркнута их человеческая природа... Эта выставка – еще один важный знак «открытия Генуи» миру. В городе наконец задумались о том, что же действительно стоит показывать приезжим. Может, стоит еще переименовать Епархиальный музей в Музей джинсов, добавив несколько экспонатов из собрания Леви Стросса?
Бесконечный XIX век
В 1797 году Наполеон росчерком пера упразднил восьмисотлетнюю Генуэзскую республику и учредил на ее месте новую, Лигурийскую (по образцу французской). В 1805 году он и вовсе присоединил Геную к своей империи, а в 1815-м Венский конгресс европейских государей «присудил» ее Сардинскому королевству, то есть Пьемонту, нелюбимому соседу-франкофилу (генуэзцы – испанофилы и англофилы), о котором здесь по-прежнему снисходительно говорят: «Горцы, что с них взять?» Тем не менее под властью французов, а затем пьемонтцев город бурно рос как главный порт Сардинского, позже единого Итальянского королевства, а после Второй мировой войны – республики. Тогда же Генуя превратилась в целую агломерацию, были застроены окрестности, появились новые районы вокруг старинного ядра и на холмах – для состоятельных господ, а вместе с ними фуникулеры и смотровые площадки. С тех пор образ и характер Генуи уже мало менялись.
Повсюду стройка, какие-то работы, стучат отбойные молотки, сгребают мусор. Моросит дождик. Тут же на улице, несмотря на непогоду, спокойно сидят как ни в чем не бывало и пьют кофе дамы в роскошных манто. Я остановился именно в этой Генуе, поблизости – все знаковые точки: галереи, театры, кафе, крытая улица с магазинами. В кафе «Манджини» на площади Корветто встречаются адвокаты, банкиры, профессура. С кем бы я ни договаривался об интервью, мне назначали их именно здесь. Уже на второй день меня тут узнавали, спрашивали, как дела, советовали, что попробовать и чем это лучше запить в такую унылую погоду. «Манджини» – едва ли не самое старое из ныне существующих городских заведений – открылось в 1876 году. Табличка на стене напоминает о том, что его посещали Алессандро Пертини, генуэзский журналист, а впоследствии президент Италии, поэт Эудженио Монтале и актеры из соседних театров. Разговорился с барменом: он работает здесь почти 20 лет. Сами хозяева тоже за прилавком – пожилую элегантную даму в кассе время от времени сменяет дочь, на плечах у которой опять-таки манто с искрящимся меховым воротом – по моде 1960-х, которая, кажется, в Генуе актуальна по сей день.
Сама площадь названа в честь экономиста Луиджи Корветто, члена Государственного совета наполеоновской Франции, а грандиозный конный памятник в ее центре восславляет Виктора Эммануила II, короля-объединителя Италии. «Король стоит – большой и нелюбимый», – писал о монументе местный поэт и нобелевский лауреат Монтале. Монарха в Генуе традиционно не любят. Ведь это он подавил восстание в марте 1849 года: тогда генуэзцы требовали от него продолжения войны с Австрией за воссоединение страны. Но король счел это невозможным и подписал мир, а в Геную послал из Турина генерала Ла Мармору, который захватил город и учинил здесь зверства: солдаты (свои же, итальянские, берсальеры) грабили, избивали, убивали... Впрочем, сейчас все эти исторические перипетии позабылись, и статую короля местные жители запросто называют именем экономиста Корветто: «Увидите Корветто – там направо». А напротив, на небольшом холме, стоит памятник еще одному унитаристу – Джузеппе Мадзини, рожденному и похороненному в Генуе теоретику национализма и практику воссоединения страны под республиканскими лозунгами.
От площади Корветто можно пройти галереей-пассажем к упомянутой площади Де Феррари и расположенному на ней зданию Оперы. Галерея построена по образцу знаменитой миланской, только меньше: когда-то здесь царило оживление, но сейчас она опустела, запылилась и служит скорее простым крытым проходом, чем торговым пространством. Непривлекательно выглядит и кафе «Европа», место действия недавнего бестселлера «Партия цемента» про коррупцию в генуэзских верхах. Здесь, согласно книге, продажные чиновники и собирались до последнего времени для обсуждения своих темных дел.
И вот она, площадь Де Феррари – самый центр города, универсальное место встреч и транспортных пересадок. Вокруг по периметру расставлены главные институции Генуи последнего века. Поражает обилие бывшего: бывшая биржа (между прочим, первая в Италии, теперь здесь банк), бывшее морское ведомство (теперь правительство области Лигурия), бывшая штаб-квартира Credito Italiano. Над всем этим возвышается колоссальный куб театра «Карло Феличе», возведенный в 1980-х, – прежнее здание погибло под бомбами в 1940-х. Вызывающе упрощенная неоклассика: «На первый взгляд здание выглядит страшновато, но потом к нему привыкаешь», – говорят генуэзцы. Несмотря на жуткий затяжной ливень, посреди площади бьет мощный фонтан.
Здесь же, на Де Феррари, – конечная остановка пока единственной линии генуэзского метро. Горожане иронизируют по поводу медленного темпа строительства: открыли в 1990 году, с тех пор построили лишь четыре станции: «Разве это метро? Вот в Лондоне или Париже – там действительно метро, а здесь – подземный трамвай». Генуэзцы – вообще известные жалобщики, однако это качество удивительным образом сочетается у них с неизменным чувством собственного достоинства.
В XX веке Генуя была главным итальянским портом для ввоза нефти. Сейчас главная статья импорта – разнообразные китайские товары. Фото: MAGNUM PHOTOS/PHOTOGRAPHER.RU
Взлет и падение Генуи
Генуэзская республика берет начало в конце XI века и сразу начинает обзаводиться колониями – во время Первого крестового похода (1097) 10 генуэзских галер занимают порт Антиохия (ныне – Антакья, Турция). Еще спустя столетие начинается взлет Генуи: договор с византийским императором Мануилом I Комнином (1170) позволяет ей вести активную торговлю в Причерноморье. Своего военного апогея республика достигает в конце XIII века. К этому периоду относятся знаменитые победы над пизанцами и венецианцами: в 1284 году Бенедетто Заккариа и Оберто Дориа наносят сокрушительное поражение пизанскому флоту близ устья Арно. Спустя несколько лет, в 1290-м, адмирал Коррадо Дориа уничтожил порт Пизы. В том же году в битве при Курцоле адмирал Ламба Дориа разбил флот венецианцев. В течение некоторого времени Генуя господствует в Средиземноморье. Чуть ранее, в 1261 году, генуэзцы помогли Михаилу VIII Палеологу занять византийский трон, за что получили практически монопольные права торговли на Черном море и основали там колонии. Стратегическим плацдармом для их торговли стала Кафа (Феодосия) – ее великолепная генуэзская крепость существует и сегодня. Вслед за ней появились Тана (Азов), Себастополи (Сухуми), Трапезунд (Трабзон). Увы, в 1346 году именно из крымской Кафы в Геную пришла «черная смерть», из-за которой вымерла большая часть населения этого города, а затем и других районов Италии. Начало упадка генуэзской торговой империи приходится на XV век, когда турки лишили город многих колоний. Еще раньше, в 1381 году, в ходе войны за Кьоджу генуэзский флот был разгромлен венецианцами и их союзниками. Правда, в 1528 году в Генуе «воцаряется» Андреа Дориа (формально он не занимал никаких руководящих должностей, однако де факто управлял городом вплоть до смерти в 1560 году). При нем республика становится союзником испанских Габсбургов, что влечет за собой полтора века процветания и относительной внутренней стабильности. Внешнеполитическая независимость, однако, к тому времени уже фактически утрачена. В 1684-м войска Людовика XIV буквально забросали город снарядами (около 8000), после чего республика вынуждена была согласовывать все свои решения с Францией. После оккупации Генуи в 1797 году Наполеоном события развиваются стремительно: город включен в Лигурийскую республику, которая вскоре присоединена к Франции, а по решению Венского конгресса 1815 года – к Сардинскому королевству.
Пьяно и море. Век XXI
Лет сорок пять назад по всей длине морского берега была сооружена гигантская автомобильная эстакада – Сопраэлевата. Задумывали ее как временную, но, как и многое временное, она оказалась постоянной. Теперь это крупнейшее внутригородское сооружение длиной 4,5 километра. В центре города эстакада буквально нависает над средневековыми постройками. Днем и ночью она шумит и портит променад вдоль набережной. Но вскоре в ней начинаешь видеть еще одно отражение генуэзского характера. Да, дорога заслоняет панораму моря из города, зато с нее открываются захватывающие виды и на море, и на город. «И главное, – полагает молодой архитектор Андреа Дзандериго, – благодаря Сопраэлевате даже в час пик можно за 5—10 минут добраться до аэропорта». В общем, это – суперпрагматика, решение пусть и не эстетичное, но эффективное.
В конце 1970-х городской совет Генуи решил заняться реконструкцией Старого города, и преж де всего портовой зоны, которую пришла пора выводить на окраину. Для этого решили разделить территорию на несколько участков и раздать их известным архитекторам. Среди семи приглашенных был и генуэзец Ренцо Пьяно. По иронии судьбы это был первый крупный заказ сорокалетнего мастера на родине, притом что Пьяно, один из авторов Центра Помпиду в Париже, уже считался мэтром. На выделенном ему участке порта Пьяно предложил ничего не сносить, а по возможности реконструировать пакгаузы, склады, помещения таможни. Эта идея сохранения и переосмысления промышленной архитектуры была тогда довольно необычной для Италии. Однако ее реализация затянулась на 10 лет: работы начались лишь в конце 1980-х и завершились к 1992 году – 500-летнему юбилею открытия Америки генуэзцем Христофором Колумбом. Издалека эти постройки и особенно самая известная из них – смотровая площадка Биго – могут показаться нелепыми: какая-то белая каракатица, трубы, провода, навесы и подвесы. Но когда, гуляя по порту, проходишь рядом, оказывается, что эти странные абстрактные формы усиливают ощущение морской свежести. В старых складах Пьяно разместил небольшие художественные галереи, кафе, бары и немного офисов...
Это вроде уже и не Генуя, а какой-то город будущего, живущий параллельно, лаборатория не только нового стиля, но и нового видения пространства и городской жизни. Вот пример: тут же, в порту, находится самая знаменитая генуэзская постройка Пьяно – Аквариум, второй по величине в Европе. Он появился, когда генуэзцы уже не знали, что делать: в 1980-х годах заводы и фабрики были выведены на юг, в более бедные области Италии, число рабочих мест неуклонно падало, начинался постиндустриальный кризис (который, к слову, до сих пор не закончился). Идея аквариума как способа привлечения туристов пришла в голову одному члену компартии (впрочем, в Генуе тогда почти все были членами компартии), Клаудио Бурландо: он только что вернулся из американского Балтимора, где посетил аналогичный музей. Ренцо Пьяно сразу согласился проектировать, однако сама идея «музея моря» долгие годы вызвывала среди генуэзцев-скептиков удивление, раздражение, смех – все, кроме понимания. Но Бурландо настаивал, не уставая расхваливать свой проект. И здесь все решил Колумб: в конце концов аквариум был включен в программу чествования знаменитого земляка… Его открытие привело в Геную туристов с палуб средиземноморских лайнеров, которые раньше тут не задерживались. Спустя еще 12 лет, в 2004-м, после завершения первого этапа реконструкции и реабилитации Cтарого города, приезжие стали потихоньку наведываться и туда: до этого турагентства не считали средневековый центр достаточно интересным и безопасным. Впрочем, процесс пока только начинается: за несколько дней я встретил лишь две маленькие группы – одну из Японии, другую из России. Роскошные городские музеи по-прежнему пустуют, но, возможно, к завершению реконструкции к очередному колумбовскому юбилею в 2012 году ситуация изменится.
В общем, Аквариум, видимо, можно считать новым символом Генуи, открывающейся миру. Кроме архитектурного решения он интересен и устройством экспозиции: предполагается, что виды рыб и прочих обитателей вод время от времени будут меняться. Вернувшись в него спустя несколько лет, вы увидите много нового. То же, вероятно, можно сказать и о Генуе в целом.
Сергей Никитин
Лабиринты интеллекта
Фото: Corbis/RPG
В повседневной жизни мы легко выносим суждения, признавая одних людей умными, а других, мягко говоря, не очень. Однако попытки научно истолковать смысл подобных оценок сталкиваются с серьезными трудностями. До сих пор не выработано общепринятого определения интеллекта. Нет ясности и с критериями его оценки: например, считать ли таковым успех в тех или иных начинаниях? Более того, непонятно даже, является ли интеллект единой характеристикой личности, или это лишь совокупность множества различных способностей? Но, несмотря на это, психологи вот уже более века измеряют показатели интеллекта.
Попробуйте, не пользуясь Интернетом и словарями, ответить на несколько простых вопросов. Кто такой Бархатный Джо? Что такое виандот? Козлобородник – это змея, рыба, ящерица или растение? Чем известна Роза Бонёр? В каком городе делают «оверленды»? И учтите, что в начале XX века человека, не ответившего на эти вопросы, вполне могли объявить умственно отсталым...
Приведенные вопросы взяты из теста умственных способностей, который в начале прошлого века полагалось пройти иммигрантам, прибывающим в США. Первоначально рассчитанный на американских солдат, этот тест стали бездумно применять ко всем подряд, в том числе и к приезжим, едва говорящим по-английски. Был период, когда лишь немногим из них удавалось успешно пройти тестирование, остальным же как умственно отсталым отказывали в праве на въезд в страну.
Альфред Бине (1857—1911), создатель теста IQ. Фото: SPL/EAST NEWS
Измерение ума
В 1865 году английский ученый Фрэнсис Гальтон опубликовал статью «Наследственный талант и характер», в которой обосновал положения новой науки, названной им «евгеникой». Проанализировав родословные множества британских семей, Гальтон пришел к выводу, что талант человека и вообще все психические свойства наследуются подобно телесным. Люди давно научились посредством искусственного отбора получать породы животных с нужными качествами. Аналогичным образом, полагал Гальтон, следует улучшить и человеческий род, выведя новое поколение людей, которые были бы здоровее, сильнее и, самое главное, умнее своих предков.
Но если параметры животных – скорость, вес, удой – нетрудно измерить, то как объективно оценить психические свойства человека? Задавшись этим вопросом, Гальтон основал в Лондоне первую антропометрическую лабораторию, где занялся измерением возможностей разных органов чувств человека, полагая, что интеллектуально одаренные люди должны обладать повышенной сенсорной чувствительностью.
В 1890 году работавший в лаборатории Гальтона американский психолог Джеймс Маккин Кеттелл разработал и опубликовал первые тесты для оценки интеллекта студентов колледжей. Кстати, именно в этой статье было впервые использовано слово «тест» для обозначения психометрических методик. Кеттелл измерял 50 разных параметров. Среди них были мышечная сила, скорость движений, чувствительность к боли, способность различать вес, острота зрения и слуха, точность глазомера, время реакции, способность к запоминанию и даже объем легких. Работа Кеттелла вызвала огромный резонанс. Во всем мире стали появляться многочисленные лаборатории для тестирования интеллекта.
Кеттелл, как и его учитель, придерживался идеи, что интеллект – это врожденное качество. Вернувшись в Америку, он в 1891 году открыл тестологическую лабораторию при Колумбийском университете, стал первым профессором психологии в США, издавал множество научных журналов (в том числе и известный журнал Science), а также был избран президентом Американской психологической ассоциации. Всю свою жизнь этот авторитетнейший ученый убеждал всех, что влияние среды на интеллект ничтожно, поэтому надо поощрять браки между здоровыми и интеллектуально полноценными людьми и стерилизовать «недоразвитых». Каждому из своих семерых детей он даже предложил по тысяче долларов (по тем временам огромные деньги), если они найдут себе пару среди детей преподавателей университета.
Отбор одаренных
Однако у Гальтона и Кеттелла появился противник – французский психолог Альфред Бине (1857—1911), категорически несогласный с тем, что интеллект является исключительно врожденным качеством и никак не может быть развит. Он писал: «Мы должны всячески противодействовать подобной пессимистической точке зрения… Мозг ребенка подобен полю, на котором опытный фермер посредством культивации может осуществить задуманные им изменения и в результате вместо бесплодной получить плодородную землю». Бине начал всячески критиковать тесты Гальтона и Кеттелла за излишнее внимание к сенсорике и придание слишком большого значения способностям к специальным видам деятельности. Он утверждал, что для оценки интеллекта необходимо в первую очередь тестировать память, воображение, внимание, сообразительность, внушаемость и эстетические чувства.
Вопреки слухам IQ Джорджа Буша оценивают примерно в 125, что выше среднего, как и у большинства успешных политиков. Фото: REITERS
Когда во Франции было введено всеобщее школьное образование, возникла необходимость быстро и объективно отличать детей, способных к учению, от ленивых и не желающих заниматься, от тех, которые из-за различных врожденных дефектов не могли учиться в обычной школе. Разработку методики тестирования детей Министерство образования Франции поручило как раз Альфреду Бине, который совместно с Теодором Симоном создал в 1905 году серию тестов для проверки интеллекта детей. Именно в тесте Бине – Симона был впервые использован так называемый коэффициент интеллектуальности (IQ).
Задания теста были сгруппированы по возрастам – от 3 до 13 лет. Испытание начиналось с задач, соответствующих хронологическому возрасту ребенка. Если он полностью с ними справлялся, ему давались задания для старшей возрастной группы. Напротив, если испытуемый не мог решить ни одной задачи для своего возраста, ему давали те, что предназначены для более младшей группы, пока не выявлялся возраст, все задания которого он способен решить. Так определялся «умственный» возраст ребенка. Разделив его на хронологический возраст и выразив результат в процентах, получали значение IQ, которое по определению равно 100, когда умственный возраст в точности совпадает с хронологическим. Если раньше детей можно было разделить лишь на три группы: одаренных, нормальных и умственно отсталых, то теперь появилась возможность значительно точнее классифицировать их по степени умственного развития. Позже на основе этого теста профессор Стэнфордского университета Луис Термен создал новый тест интеллекта, известный как Стэнфорд – Бине, который активно применяется до сих пор.
Эффект Флинна
Со времени создания первого теста интеллекта прошло уже более века. За это время накопилась огромная статистика по нормам IQ для разного времени и разных стран. В 1984 году Джеймс Флинн обработал данные об интеллекте американцев с 1932 по 1978 год и обнаружил, что средние результаты тестов IQ неуклонно и довольно существенно растут со временем. Каждые 10 лет средний показатель IQ увеличивается приблизительно на три пункта, из-за чего психологам приходится постоянно корректировать значение нормы в тестах. Причем рост среднего IQ особенно заметен для невербальных заданий, а в словесных выражен не так сильно. Скорость роста среднего интеллекта непостоянна во времени. Так, например, в США интеллект очень быстро возрастал у людей, родившихся между 1890 и 1925 годами. У тех, чье детство проходило в годы Великой депрессии, «норма» тоже росла, хотя и более медленно. В послевоенные годы темпы роста резко увеличились, а потом стали немного снижаться. Похожий всплеск темпов роста интеллекта в послевоенные годы (1945—1960) обнаружен также в странах Западной Европы, Новой Зеландии и Японии. Причины эффекта Флинна до сих пор окончательно неясны. Возможно, он связан с постепенным исчезновением в развитых странах голода, улучшением медицины, уменьшением числа детей в семьях, совершенствованием образования, а также с возрастанием информационной сложности среды, окружающей человека с самого раннего детства.
Армейский тест
Тест Бине изначально предназначался лишь для оценки интеллекта детей, умственные способности которых сильно зависят от возраста. Для взрослых нужен был другой подход, и он не заставил себя долго ждать. Когда США готовились к вступлению в Первую мировую войну, потребовалось массово тестировать новобранцев, отсеивая умственно отсталых. Военные обратились за помощью к психологу Роберту Йерксу. В результате появились первые тесты интеллекта для взрослых – «Армейский тест «альфа» (для грамотных) и «Армейский тест «бета» (для неграмотных). Первый состоял исключительно из вербальных заданий на понимание смысла прочитанного, поиск синонимов, продолжение последовательности чисел и т. п. Кстати, вопросы, приведенные в начале статьи, взяты именно из этого теста. Вариант «бета» включал невербальные задания, например, сложить кубики по модели, дополнить изображение, найти путь в нарисованных лабиринтах. IQ определялся по числу успешно выполненных заданий.
Проверка иммигрантов в США на Эллис-Айленде. Фото: ROGER-VIOLLET/EAST NEWS
За короткое время были протестированы почти 2 миллиона новобранцев. Именно тогда общественность США была шокирована, узнав от психологов, что умственный возраст среднего призывника составляет 13 лет. Начали появляться многочисленные публицистические статьи, авторы которых говорили об интеллектуальной деградации нации. На волне истерии было введено тестирование интеллекта для иммигрантов, чтобы не допускать в страну умственно отсталых, разрешена стерилизация преступников и психически больных. Похожие процессы развернулись также в Канаде, Австралии, Японии и Западной Европе. Особенно усердствовали в избавлении от «неполноценных» страны Северной Европы,
Великобритания (кстати, среди приверженцев евгеники были Уинстон Черчилль, Бернард Шоу и Герберт Уэллс), ну и, конечно, наиболее активно евгенические идеи начали применять в нацистской Германии. Хорошо известные последствия привели к тому, что после Второй мировой войны евгеника превратилась в маргинальное научное направление, а идея о том, что интеллект является исключительно врожденным качеством, стала восприниматься как фашистская.
Впрочем, в Европе и США после войны исследования интеллекта продолжились. К тому времени накопились данные о том, что на интеллект влияет не только наследственность, но и среда. Так, например, было статистически доказано, что IQ положительно связан с образовательным уровнем родителей и социально-экономическим статусом семьи: у детей, чьи родители необразованны и бедны, IQ, как правило, ниже. Также оказалось, что интеллект связан с числом детей в семье и порядком их рождения. Чем меньше в семье детей, тем больше каждым из них занимаются родители и тем выше у них интеллект, причем у старших братьев и сестер IQ в среднем выше, чем у младших. Выше он и у жителей крупных промышленных городов в сравнении с обитателями сельской местности. И все же оставалось неясно, в каких именно пропорциях наследственность и среда определяют уровень интеллекта.
От педологии до ЕГЭ
В СССР в конце 1920-х – начале 1930-х годов тестирование интеллекта стало очень популярным. Наибольший размах оно получило в рамках так называемой педологии – науки, объединяющей педагогику, психодиагностику и детскую психологию. Была создана сеть педологических учреждений, издавалось много литературы, проводились конференции и съезды. Были протестированы сотни тысяч детей, опубликовано огромное количество научных статей. Однако, после того как обнаружились некоторые закономерности, противоречившие советской идеологии (например, что дети из семей рабочих и крестьян имеют меньший интеллект, чем из семей интеллигенции), педологию начали активно критиковать. В итоге 4 июля 1936 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О педологических извращениях в системе наркомпросов», после которого понятия педология и тестирование были не просто запрещены, но и получили одиозный смысл. Не менее чем на полвека остановилось развитие отечественных работ в области психологических измерений интеллекта, а уже созданные разработки и достижения забылись. В итоге Россия значительно отстает от мировой культуры использования тестов, иллюстрацией чего служит практика внедрения ЕГЭ, который вместо специалистов по тестологии и психодиагностике разрабатывали министерские чиновники – с понятным результатом.
Афера Сирила Бёрта
В середине XX века наиболее авторитетным исследователем в мире по вопросу влияния на интеллект среды и наследственности был английский психолог Сирил Бёрт (1883—1971). Он прославился в психологии сравнительными исследованиями близнецов, в которых убедительно доказал, что интеллект на 80% определяется наследственностью и только на 20% средой. Всецело придерживаясь евгенических идей Гальтона, Бёрт на протяжении нескольких десятков лет активно претворял их в жизнь. Будучи членом Муниципального совета Лондона, он создал в Англии систему элитарного образования. Детей в возрасте 11 лет по результатам тестирования разделяли на три категории. Те, кого признавали наиболее способным, проходили обучение на более высоком уровне и получали доступ к высшему образованию. За свои заслуги перед обществом Бёрт был даже удостоен дворянского титула, а в психологии интеллекта он считался одним из величайших научных авторитетов. На его исследованиях основывались многие популярные в 1960—1970-х годах теории интеллекта (например, Артура Дженсена и Ханса Юргена Айзенка).
