Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №11 за 2006 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Янош Кадар (1912—1989)
B годы Второй мировой войны один из секретарей подпольного ЦК Компартии Венгрии, в 1948—1950 годах – министр внутренних дел. В 1951-м по ложному обвинению приговорен к пожизненному заключению, в 1954-м – освобожден и реабилитирован. В октябре 1956-го главные требования революции признал справедливыми не только Имре Надь, возглавлявший с 24 октября венгерское правительство, но и большинство обновленного руководства партии, включая ее первого секретаря Кадара. «Славное восстание нашего народа, – говорил он, обращаясь к соотечественникам по радио 1 ноября, – сбросило с шеи страны ярмо ракошизма, обеспечив народу свободу, а стране – независимость, без которых нет и не может быть социализма». По иронии политической судьбы лидер венгерских коммунистов в этот момент не знал, что днем раньше в Москве приняли решение подавить венгерский «бунт» силой оружия. Не знал он и о том, что ключевая роль в устранении правительства Надя и подавлении «славного восстания» будет поручена именно ему. С 4 ноября 1956 года Янош Кадар возглавлял сначала Венгерское революционное рабоче-крестьянское правительство и почти до конца жизни – воссозданную Венгерскую социалистическую рабочую партию. В 1989-м, после официальной переоценки событий 1956 года, пережил сильное душевное потрясение. Умер в день, когда Верховный Суд ВНР отменил приговор в отношении Имре Надя.
Ловушка для Имре Надя
Как видно из документов, Хрущев склонялся в пользу назначения на главный пост в ВНР Мюнниха, с которым был хорошо знаком, однако по совету маршала Тито, на переговорах 2 ноября благословившего советскую интервенцию, все же остановил выбор на Кадаре. Последний, по мнению «тигра Балкан», казался фигурой более самостоятельной и походил на ставленника Москвы меньше, чем Мюнних, большую часть жизни проживший в СССР.
На рассвете 4 ноября, после начала штурма, Имре Надь обратился по радио к населению страны, призвав народ оказывать пассивное сопротивление «оккупационным войскам и марионеточному правительству». Сам же он вместе с группой сторонников воспользовался убежищем, предоставленным ему югославским посольством (о чем Хрущев заранее договорился с Тито, конечно, – сложная игра!) однако категорически отказался сложить полномочия. В результате Кадар и несколько министров его самопровозглашенного правительства, доставленные утром 6 ноября в Будапешт на советских бронетранспортерах, оказались не только в изоляции от собственного народа, но и в ситуации двоевластия, спутавшей кремлевским сценаристам все карты.
Имре Надь (1896—1958)
Oдин из самых трагических и до сих пор противоречиво оцениваемых исторических деятелей венгерской истории XX века. Активный участник коммунистического движения 1920– 1930-х годов, один из лидеров Венгерской компартии после 1945 года, премьер-министр Венгрии в 1953—1955 годах, назначенный на этот пост при поддержке Хрущева и Берия и начавший (еще до ХХ съезда КПСС) последовательный демонтаж сталинизма в Венгрии... Демократическая революция в октябре 1956 года вознесла Имре Надя, уже отставного политика, на вершину власти, а советское вторжение устранило его с этого поста и в конечном счете вместе с несколькими соратниками привело на виселицу. Незадолго до распада СССР, когда в Венгрии происходила реабилитация Надя, советские спецорганы, пытаясь сорвать неудержимый процесс перемен, приложили немалые усилия для его новой дискредитации. В частности, они передали венграм сомнительные документы о негласном сотрудничестве будущего премьера с НКВД в 1930-е.
«Вихри» враждебные
Военная операция под условным названием «Вихрь» началась 4 ноября в 6.15 по московскому времени. Общее командование шестнадцатью советскими дивизиями осуществлял прибывший специально в Венгрию прославленный маршал Иван Конев. Наряду с усиленным дополнительными (танковыми, десантными и артиллерийскими) частями Особым корпусом, получившим приказ овладеть Будапештом, были задействованы введенные из Прикарпатья Восьмая гвардейская механизированная и 38-я армии под командованием генерал-лейтенантов Бабаджаняна и Мамсурова.
Всего в «блицкриге» принимали участие около 60 тысяч наших солдат, половина из них сражалась в столице. Основная задача заключалась теперь уже не в демонстрации силы, как 23 октября, а в подавлении вооруженных групп повстанцев и верных Надю регулярных частей. И надо сказать, что некоторые формирования венгерской армии оказали серьезное сопротивление советским войскам. Впрочем, большинство венгерских солдат и офицеров в боях не участвовали. Командиры, осознавая огромный перевес противника в численности и технике (всего на территорию Венгрии ввели около 6 000 танков), во избежание бессмысленного кровопролития отдавали приказы о разоружении. Однако вооруженные столкновения в Будапеште продолжались до 11 ноября, когда на острове Чепель при поддержке артиллерии и авиации был уничтожен последний крупный очаг сопротивления.
В Сибирь?
Во многом благодаря кипучей деятельности вездесущего генерала Серова, практически с первого дня восстания (с 24 октября) и до начала декабря находившегося в Венгрии, хрущевскому руководству удалось не только усмирить стихию восстания, но и добиться почти невозможного – сравнительно быстро консолидировать ситуацию.
Теперь на плечи Кадара, согласившегося возглавить новое правительство и тем самым придать интервенции видимость законности, легла непосильная задача: реорганизовать власть. По всему выходило, что без репрессий никак не обойтись, но ни новый премьер, ни маленькая компания его сторонников, на словах то и дело разоблачавших «беззакония клики Ракоши», не были к ним готовы. Отсюда шло их «либеральное», как считал Серов, отношение к «врагам» и робкие попытки, ссылаясь на негативную реакцию населения, сдерживать размах деятельности советских органов безопасности и их венгерских коллег. В политическом плане работу по «наведению порядка» координировали и направляли представители Президиума ЦК КПСС – Маленков, Суслов и секретарь ЦК Аристов, с середины ноября до начала декабря 1956 года также работавшие в Будапеште – неофициально.
Архивные документы свидетельствуют: в первые недели после 4 ноября 1956 года кадаровскому руководству усиленно и с нажимом внушалось – способ, приведший его к власти, не оставляет возможности обойтись малой кровью и прикрыться фиговым листком «сохранения демократических преобразований». Венгров в те дни уже активно депортировали в советские тюрьмы, а Хрущев с негодованием это отрицал.
Телефонограмма И.А. Серова и Ю.В. Андропова из Будапешта в ЦК КПСС
14 ноября 1956 г.: Сегодня в течение всего дня к нам неоднократно звонили товарищи Кадар и Мюнних (каждый в отдельности), которые сообщили, что советские военные власти отправили в Советский Союз (в Сибирь) эшелон венгерской молодежи, принимавшей участие в вооруженном мятеже. Кадар и Мюнних заявили в связи с этим, что они не одобряют подобных действий с нашей стороны, поскольку эти действия вызвали якобы всеобщую забастовку венгерских железнодорожников и ухудшили внутриполитическое положение в стране в целом. Сегодня вечером будапештское радио им. Кошута передало тенденциозное сообщение о вывозе венгерской молодежи в Сибирь.
Тов. Мюнних обратился с просьбой, чтобы командование советских войск сделало официальное заявление в печати о том, что оно никого не вывозило и не будет вывозить из Венгрии в СССР. С нашей стороны т. Мюнниху было сказано, что мы выясним этот вопрос и завтра сообщим ему ответ.
В действительности сегодня, 14 ноября, был отправлен на станцию Чоп небольшой эшелон с арестованными, следственные дела на которых оформлены как на активных участников и организаторов вооруженного мятежа. Эшелон проследовал границу. При передвижении эшелона заключенные на двух станциях выбросили в окно записки, в которых сообщали, что их отправляют в Сибирь. Эти записки были подобраны венгерскими железнодорожниками, которые сообщили об этом в правительство. По нашей линии дано указание впредь арестованных отправлять на закрытых автомашинах под усиленным конвоем.
Завтра при встрече с т. Мюннихом т. Серов имеет в виду сказать ему, что ввиду отсутствия в Венгрии достаточно подготовленной для содержания заключенных тюрьмы, где можно было бы обеспечить проведение объективного следствия, мы имели в виду небольшую группу арестованных разместить в помещении, близрасположенном от советско-венгерской границы.
Серов, Андропов
Юрий Андропов в Будапеште
Тогдашний посол СССР в Венгрии внес немалую лепту в развитие событий по самому жесткому сценарию. Вот признание генерал-лейтенанта Е.И. Малашенко, в 1956 году бывшего и. о. начальника штаба Особого корпуса Советской Армии в Венгрии: «Выступая перед руководящим составом наших войск в Секешфехерваре накануне июльского пленума ЦК Венгерской партии трудящихся, он рассказал о сложной обстановке в партии и в стране, о наличии оппозиции и враждебных настроений. […] сказал, что венгерское руководство может обратиться к нам за помощью. Теперь, через много лет, мне кажется, что некоторые инициативы в оказании помощи венгерскому правительству исходили именно от Ю.В. Андропова». Заслуги Андропова были оценены в Кремле высоко. Успешное подавление венгерского «бунта» стало трамплином в его успешной политической карьере. В марте 1957 года он уже возглавлял один из важнейших отделов ЦК КПСС, присматривавших за порядком в «соцлагере». Путь Андропова на вершину партийного олимпа был долог, но начался он именно в Будапеште, осенью 1956-го.
Жертвы «междуцарствия»
В общей сложности, по сообщению Серова, «небольшая группа арестованных», отправленная в первой половине ноября в тюрьмы Ужгорода, Стрыя, Станислава и Дрогобыча, составила 860 человек, в том числе 68 несовершеннолетних. Впрочем, справедливости ради нужно отметить, что кампания «возмездия» за 1956 год по-настоящему развернулась уже после отъезда советских эмиссаров, основная задача которых состояла в том, чтобы помочь марионеточному венгерскому руководству возродить партию и собственные структуры безопасности. В середине декабря в Венгрии открыли лагеря для интернированных и ввели институт чрезвычайного судопроизводства (единственной мерой, которую мог назначить чрезвычайный суд, была смертная казнь). До начала 1960-х годов участникам «мятежа», включая премьер-министра Надя и нескольких его сторонников, было вынесено 229 смертных приговоров. Десятки тысяч повстанцев, членов рабочих советов и национальных комитетов, деятелей партийной оппозиции, писателей, журналистов оказались в тюрьмах и лагерях. Свыше 180 тысяч человек эмигрировали.
Кроме того, подсчитано, что в боях с 23 октября по 11 ноября и в последующих карательных операциях, до января 1957 года включительно, с венгерской стороны погибло более 2,5 тысячи человек, а число раненых превысило 19 тысяч. Жертвами «Будапештской осени» стали не только повстанцы, но и сотни безоружных манифестантов, кровь которых пролилась и на площади имени Кошута у парламента (расстрел 25 октября), и в провинции. В одном только Шалготарьяне, где после 4 ноября шахтеры с особым упорством отстаивали власть Областного рабочего совета, 8 декабря каратели расстреляли свыше 130 демонстрантов.
С другой стороны, по данным нашего Генштаба, потери с советской стороны составили 720 погибших, скончавшихся от ран и пропавших без вести, и 2 260 раненых. Такова была цена относительно быстрой «нормализации обстановки».
Эскалация зла
Происходили тогда в ВНР эксцессы и иного рода – ведь народные возмущения неизбежно высвобождают потенциал зла и слепого насилия. Октябрь 1956-го, когда в движение пришли сотни тысяч людей, разных по убеждениям и намерениям, явил миру случаи дикого самосуда и кровавых расправ над людьми, зачастую совсем неповинными в ужасах сталинизма и ракошизма. Впоследствии эти случаи, прежде всего кровавую драму, происшедшую 30 октября на площади Республики, не раз описывали – часто тенденциозно. «В Будапеште вешали коммунистов!» – этой фразой советская пропаганда на протяжении десятилетий оправдывала действия СССР в то время. Действительно, жертвами самосуда с 25 по 31 октября в Будапеште и других городах Венгрии стало не меньше 28 человек, в том числе 23 служащих госбезопасности, три офицера армии и милиции, а также двое гражданских. И все же вторжение в Венгрию было мотивировано не этим, да и законности советскому вооруженному вторжению подобные акции не прибавляли.
Осень, приведшая к зиме
Мировая общественность, в том числе рассчитывавшие на помощь Запада оппоненты социализма в самих странах Восточной Европы, справедливо восприняла происшедшее как подтверждение прочности мировой биполярной системы, возникшей после Второй мировой войны и господствовавшей вплоть до 1980-х. Немалые последствия венгерские события имели и для мирового коммунистического движения: они его раскололи. Сторонники «национально-ориентированных» концепций социализма увидели, что любые попытки отхода от советской модели общественного устройства воспринимаются официальной Москвой как посягательство на ее «хозяйскую» роль. И разочаровались…
Ну и, наконец, внутриполитическая ситуация в самом СССР тоже обострилась: страх перед развитием событий по «венгерскому образцу» охладил и без того скудный реформаторский потенциал «хрущевцев». Процесс десталинизации общества пошел на спад. Существенно ослабло положение самого Никиты Сергеевича, а критика «курса XX съезда» с ортодоксальных позиций – усилилась, возникла реальная внутрипартийная оппозиция, которая и выступила совершенно открыто – в июне 1957-го. Но это уже совсем другой юбилей.
Вячеслав Середа
Армянский дневник
Пятнадцать лет – срок большой. Столько лет я не была на своей исторической родине. Российские газеты и журналы о современной Армении пишут нечасто. Вспоминается, впрочем, статья трехлетней давности в одном московском издании о постсоветском Ереване. Не без снобизма жителя мегаполиса автор умилялся сохранившимся в армянской столице (в силу своей провинциальности, надо полагать) детской железной дороге, каруселям с деревянными лошадками и лимонаду, а также патриархальности уклада и гостеприимству ереванцев. У меня никакой ностальгии нет, а незатейливые радости детства были начисто стерты из памяти другими воспоминаниями: предпоследняя моя поездка совпала с карабахскими событиями и землетрясением, а последняя, зимой 1991-го, – с разрухой, отсутствием света и тепла. Я дала себе обещание никогда больше туда не возвращаться и держала его до настоящего дня. И вот я все-таки еду в Армению, от «Вокруг света». Не знаю, почему согласилась, наверное, это просто должно было случиться...
Памятник 1600-летию армянского алфавита был сооружен в прошлом году – к северу от Еревана на пути в Спитак
Все началось с приключений, причем прямо в московском аэропорту. Во время регистрации обнаружилось, что вместо заграничного паспорта я почему-то взяла с собой российский. То ли «советский синдром» сработал, то ли подсознание еще противилось смелому решению ехать. «Вы никуда не летите», – безапелляционно заявил мне представитель авиакомпании. «Что ж, Армения не желает без испытаний принять назад свою блудную дочь», – подумала я. Всучив свой багаж командированному со мной фотографу Саше, еду домой за паспортом, почему-то не сомневаясь, что все же сегодня вылечу. При том, что лето и билетов нет – армянская диаспора в Москве нешуточная, многие уезжают домой на каникулы. Пробки, снова аэропорт, несколько часов томительного ожидания – и я обладательница единственного свободного билета. Уже глубокой ночью лечу в Ереван…
Матенадаран – крупнейшее в мире хранилище древних рукописей – возвышается над проспектом Месропа Маштоца. Над зданием видна 20-метровая фигура Матери Армении из чеканной меди. Возведена она в 1968 году, и видно ее в городе отовсюду
Армянский алфавит: 1600 лет в ходу
В 387 году Армения была завоевана и разделена между Византией и Персией. Последняя, исповедовавшая зороастризм, пыталась навязать его и армянам, уже принявшим в 301 году христианство . Не получилось. Более того, религия Иисуса немедленно стала единственным оплотом национального объединения. Однако поскольку христианство пришло на берега Севана из эллинизированной Месопотамии, богослужение велось на греческом языке. В создавшейся ситуации для сопротивления чуждому вероучению, насаждаемому захватчиками, логично было сделать Евангельское учение более понятым народу. Так среди патриархов армянской церкви возникла идея создать собственную письменность и перевести Священное писание на родной язык. Поручили эту важную миссию монаху Месропу Маштоцу. Он принадлежал к высокому сословию, был блестяще образован, знал в совершенстве греческий. Кстати, до того как Маштоц изобрел свой алфавит, пытались использовать арамейский, так называемые данииловские письмена (не сохранились) и некоторые другие системы. Но они, как выяснилось, не могли адекватно передать все звуки армянского языка и были отметены. Маштоц взялся за дело с большим рвением, работал в лучших библиотеках эллинистического мира (например, в Эдесской), изучая все древние письмена. Его старания вскоре принесли плоды. Используя буквально все известные тогда азбуки, он разработал оригинальную графику из 36 знаков, совершенную с точки зрения армянской фонетики. Вероятно, именно поэтому им пользуются и поныне – почти без изменений! Создав в Эдессе алфавит, Маштоц направился в другой сирийский город – Самосат, где нашел греческого каллиграфа по имени Ропанос и с его помощью начертал все изобретенные им буквы, придав им окончательно «кодифицированный вид». А затем – с учениками – приступил к переводу Библии. Закончив его, он отправился в обратный путь домой, где развернул большую деятельность по распространению нового письма. Открывались школы, монахи переводили все главные книги богословия… Всю оставшуюся жизнь Маштоц посвятил проповеднической миссии, тем более действенной, что она теперь вооружилась серьезным оружием – собственным алфавитом.
День первый
Каменный алфавит. Безмолвный город
В ереванский аэропорт Звартноц мы прибыли в 5 часов утра. Крохотный зал прилетов, теснота и сутолока при получении багажа. Архитектурная гордость Армении, этот необычный, похожий на инопланетную тарелку аэропорт, построенный в 1970 годах, не ремонтировался, наверное, лет десять. С трудом обнаруживаю выход – и тут же оказываюсь в тесном кольце таксистов-частников, предлагающих отвезти куда угодно, хоть на край света. Совсем как в Москве. Я терпеливо жду опаздывающих родственников – за истекшие сутки я привыкла ждать. Но вот наконец едем в город. Дорога из аэропорта на первый взгляд ничуть не изменилась: те же аккуратные каменные домики вдоль шоссе с выставленными на продажу цветами для встречающих и провожающих. Затем – тот же живописный въезд в город: слева на возвышении – строгое здание Ереванского коньячного завода из темно-оранжевого, как сам коньяк, туфа и монументальный мост над рекой Раздан. А дальше – купол церкви Св. Саркиса (долгое время остававшийся главной доминантой городской панорамы), мелькание знакомых улиц, редкие утренние машины и уже успевшая пожелтеть от июньской жары трава на газонах. Бросающихся в глаза изменений пока нет. Разве что все магазины другие – столько лет прошло!
…У меня всего два часа на отдых. Саша уже успел подружиться с ребятами-журналистами из местного новостного агентства, которые составляли программу нашего путешествия и по очереди должны были нас опекать. Их трое – Ара, Давид и Карен. Сегодня с нами Ара. Узнав, что я готова, несмотря на бессонную ночь, ехать в Спитак, все с облегчением вздохнули: по меркам маленькой страны, это не близко – 97 километров на север от Еревана.
Выезжаем. Постепенно суровый пейзаж с резко очерченными каменистыми горами уступает место более мягкому, волнистому ландшафту – холмам, устланным бархатной зеленью и цветущей альпийской растительностью. А надо всей этой красотой парит заснеженная гора-вулкан Арагац, самая высокая на территории Армении. К этой резкой смене картинок: то зеленая Швейцария , то мощные скалистые горы, то безлюдные библейские холмы – привыкнуть невозможно даже тому, кто тут вырос. Деревень на пути встречается мало – здешняя земля не отличается плодородием. В высокогорье разводят скот, внизу изредка разбросаны огороды, где в основном выращивают картошку, капусту да свеклу. Вдруг слева по дороге, словно из-под земли, вырастают странные сооружения. Подъехав поближе, узнаю в двухметровых громадах армянские буквы, высеченные из туфа. Странное зрелище в окружении гор! Оказалось, что это памятник в честь 1600-летия армянского алфавита, которое отмечали в прошлом году. Заметив недоумение москвичей, наш водитель Гагик горячо восклицает: «Разве буквы, которыми мы пользуемся уже более тысячи лет, не заслуживают такого памятника?» Армяне очень гордятся своей письменностью, которая выдержала испытание и временем, и войнами, став символом живучести древнего народа.
Еще час дороги – и мы в Спитаке. О существовании этого обычного городка с населением 18 500 жителей вряд ли кто-то узнал бы за пределами страны, если бы не страшное землетрясение 7 декабря 1988 года, сровнявшее его с землей. В тот день погибло множество его жителей. Потрясенный масштабами бедствия, весь мир бросился тогда ему на помощь. Спитак был признан единственным городом в зоне бедствия, разрушенным на 100%. Строили все – республики тогдашнего СССР, Италия , Швейцария , Германия , Норвегия , Чехословакия, Кувейт … В центре города плоды совместной деятельности очевидны: добротно построенные дома и коттеджи, аккуратные аллеи: совсем как в Европе…
В кабинете мэра Ваника Асатряна тоже все по-европейски: никакой восточной роскоши, ничего лишнего. Единственное украшение – домотканый герб города над рабочим столом прекрасной работы. «Это дети из недавно отстроенной художественной школы», – улыбается мэр. Коротко, по делу отвечает на вопросы, сколько что уже построено, как живут и работают сегодня спитакцы. Судя по всему, сделано много: выросли новые дома, школы, больницы, детские сады. Но на вопрос, есть ли еще проблемы, мэр честно признается: «Да. Нужно построить как минимум 2 310 квартир, чтобы все, кто остался без жилья, получили крышу над головой. И с трудоустройством есть сложности. Ведь от промышленности тоже ничего не осталось. Сейчас действуют только швейная фабрика и мукомольный комбинат». Дополняют эту картину цифры. Почти половина населения все еще живет во времянках, около 40% спитакцев в данный момент без работы, порядка 20% вынуждены уезжать на заработки, главным образом в Россию. За счет чего же живут люди? – «Занимаются земледелием, разводят мелкий скот. Но все будет, дайте время». Этому сдержанному, чуть даже сумрачному человеку хочется верить...
Попрощавшись с мэром, идем осматривать город. Сразу же попадаем на новую, явно отстроенную после землетрясения площадь с арками и фонтанами. Только какая-то она неживая: пустынно, фонтаны не действуют… Людей вообще на улице мало. А редкие встречные не проявляют привычного южного любопытства к чужакам. Над городом повисла какая-то странная тишина. И она больше говорит о страшных событиях восемнадцатилетней давности, чем те редкие развалины, которые здесь специально оставили в память о трагедии. «Можно зайти к кому-то из местных, поговорить», – предлагает Ара. Наверное, надо, но нет, не могу. Обратно едем молча. «Какие мягкие здесь горы, так и хочется их погладить по «шерстке», – замечает Саша. Трудно представить, что эти мирные зеленые великаны могли вдруг взорваться и вмиг поглотить все живое вокруг.
…Вечером мы опять в Ереване и, дождавшись, когда спадет жара, совершаем первую вылазку в центр. Сразу замечаю, что там нет привычных с детства трамваев, троллейбусов и автобусов. Но ереванцы о них не жалеют: осталось метро, а на смену общественному наземному транспорту пришли комфортабельные маршрутки, ходят они регулярно – по расписанию. И проезд сравнительно недорогой (как, впрочем, и в местных такси) – около 100 драмов (0,25 доллара). Еще бросается в глаза, что город, где во время энергетического кризиса 1990-х вырубили половину деревьев, утопает в буйно разросшейся зелени. Лишь через пару дней понимаю, что ее просто не стригут. Вообще складывается ощущение, что коммунальные службы, как таковые, отсутствуют. Куда делись колоритные ереванские дворничихи моего детства, засветло выскабливающие тротуары до блеска? А аккуратные ярко цветущие газоны, похоже, тоже переместились на территории частных предприятий.
Памятник архитектору Александру Таманяну, склонившемуся над генеральным планом современного Еревана, который он, по сути, целиком спроектировал, стоит у подножия Каскада, сооружения в виде гигантской лестницы, соединяющей центр города с одной из самых высоких его точек– монументом «Возрожденная Армения»
Вот мы и в самом сердце города, около здания Театра оперы и балета. Все в огромном радиусе от шедевра архитектора Таманяна сверкает огнями бесчисленных, перетекающих одно в другое кафе, играет живая музыка, толпится народ. Несмотря на поздний час, на удивление много детей (ереванцы настолько чадолюбивы, что не расстаются с ними даже в «недетское» время). В воздухе повис аромат восточного кофе – любимого напитка моих соотечественников. Именно этот неформальный центр города, а не официальный – площадь Ленина (теперь – Республики), был и остается излюбленным местом отдыха столичных жителей. Ереван всегда славился своими уютными кафе, где за чашечкой кофе можно было часами вести беседы о смысле жизни. Только вот кособоких неустойчивых столиков и хромоногих стульев теперь уже нет, все по европейскому стандарту – и дизайн, и обслуживание. Да и ассортимент стал богаче – кроме отличного кофе на песке дают еще и коктейли, холодный чай. А вот столь популярных в Москве пиццерий и суши-баров в городе мало. Армяне по-прежнему предпочитают свою национальную кухню . Зайдите в любую, даже скромную на вид забегаловку и не прогадаете – накормят вкусно. В советское время, помню, рестораны были не столько местом, где можно испробовать кулинарные изыски, сколько «точкой», где собирались мужской компанией – посидеть за водкой и шашлыками, а вкусно поесть, как тогда считалось, можно было только дома. Сейчас все изменилось. Сидя за столиком моего любимого с детства кафе «Поплавок» (заслужившего это название тем, что оно буквально «зависло» над маленьким прудом), пьем кофе, слушаем джаз и постепенно заражаемся расслабленной атмосферой южного города. Но время от времени ловлю себя на том, что не могу не думать о тишине Спитака…
Музей Сергея Параджанова был открыт на его родине сравнительно недавно и никогда не пустует. Здесь собраны коллажи, рисунки и живопись автора знаменитого фильма «Цвет граната»…
День второй.
Бизнес как искусство, армянское бренди и армянский же оптимизм
Сегодня понедельник, мы запланировали поход в Матенадаран, совсем забыв, что понедельник – всемирный день закрытых музеев. Тем не менее всем, кто окажется в Ереване, настоятельно рекомендую посетить эту крупнейшую в мире коллекцию манускриптов на древних языках, многие из которых украшены фантастическими средневековыми миниатюрами. Вообще в Ереване, как и полагается столице, много музеев. Недавно к ним добавился еще один – Дом-музей Сергея Параджанова. Правда, знаменитый кинорежиссер никогда в Армении не жил, но все свое художественное наследие – коллажи, рисунки, инсталляции – завещал родине своих предков.
Спускаемся по лестницам величественно-строгого здания Матенадарана, откуда открывается панорама на проспект Месропа Маштоца (бывший Ленина), названный в честь создателя армянского алфавита, и сворачиваем на улицу архитектора Таманяна. Здесь начинается Каскад – одна из главных архитектурных достопримечательностей города, возведенная еще в 1970-х годах. Ереван, на зависть многим столицам, вообще богат на удачные монументы и памятники. И даже напоминающий многоярусную вавилонскую пирамиду Каскад, призванный всего лишь красиво соединить расположенный в котловине центр города с горным кварталом, смахивает на эффектную модернистскую скульптуру гигантских размеров. Огромные лестничные проемы с фонтанами поднимаются вверх по склону, увенчанному обелиском Возрожденной Армении (раньше этот памятник символизировал 50-летие установления в республике советской власти). Правда, фонтаны не работают, зато на вершине Каскада кипит строительство. Ара объясняет, что там будет Центр современного искусства, с музеем, библиотекой и конференц-залом, вокруг разобьют скульптурный парк с декоративными прудами, а наверху установят огромный монитор для показа фильмов. Все по проекту одного из наиболее востребованных американских архитекторов – Дэвида Хотсона – на средства американского бизнесмена Джерарда Гафесчяна. Уже закончены и действуют эскалаторы, по которым можно подняться наверх и полюбоваться панорамой города. Раньше, помню, вскарабкаться на верхушку Каскада решались разве что спортсмены. Проект нового культурного комплекса обойдется г-ну Гафесчяну на первом этапе в 25 миллионов долларов США. В музее разместится также его коллекция стекла и произведений современного искусства. Внизу, у подножия Каскада, уже стоит один из экспонатов будущего музея – «Черный кот» известнейшего южноамериканского художника и скульптора Фернандо Ботеро. Из-за излишней пышнотелости (отличительная марка Ботеро) кота, да к тому же еще и черного цвета, ереванцы сначала приняли его в штыки. Однако со временем привыкли, и теперь под скульптурой охотно назначают свидания влюбленные.
Помимо Центра искусства 88-летнему миллиардеру принадлежит в стране один из центральных телеканалов – «Армения», ряд печатных изданий и киностудия «Арменфильм». В советское время здесь снимали кино главным образом для «внутреннего пользования», за исключением разве что всемирно известного документалиста Артура Пелешяна, здесь не было, как на «Грузия-фильме», режиссеров, получивших международное признание. Возможно, что теперь, на полностью переоборудованной студии (в частности, запланированная лаборатория KODAK будет обслуживать и соседние Грузию с Ираном), да еще на щедрые деньги, которые Гафесчян будет давать на съемки фильмов, все пойдет по-другому?
Вот оно – зримое присутствие 6-миллионной армянской диаспоры (против 3-миллионного населения страны!) в экономике и культуре новой Армении. Вкладывает диаспора в основном в строительство, информационные технологии и традиционные промыслы: ювелирное дело и ковроткачество. В основном это армяне из России, США и Ирана, меньше – из Сирии, Ливана и Франции. Но большинство зарубежных соотечественников пока только присматриваются: насколько стабильна политическая ситуация в молодом (15-летнем) государстве, как развивается его экономика. Бизнес есть бизнес.
