Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №5 за 2004 год (2764)"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Арсенал: От сопок Маньчжурии до позиции «Зигфрид»
В самом начале XX века, когда на Дальнем Востоке разыгралась первая Большая война, оружием пехоты у солдат была винтовка со штыком, у офицеров – револьвер и шашка, у кавалерии – винтовка, карабин и шашка. Наличествовали также пулеметы и ручные гранаты, но первые (до Первой мировой) считались средством «артиллерийским», а вторые – «инженерным». Когда же Первая мировая война заканчивалась на германской позиции «Зигфрид», арсенал пехоты пополнился станковыми и ручными пулеметами, пистолетами, автоматами и пистолетами-пулеметами, ручными и ружейными гранатами, появились также крупнокалиберные пулеметы и противотанковые ружья, а в ряды пехоты вводили мино– и бомбометы, а также траншейные пушки. Приобрело стрелковое оружие и новых пользователей – авиаторов и танкистов, которых снабжали соответствующими пулеметами.
Русско-японская война таила в себе немало неприятных сюрпризов для русской армии. Для начала вместо войска «диких азиатов» она столкнулась с хорошо подготовленной и вооруженной армией. Японцы придерживались германских тактических взглядов и системы подготовки – обеспечение удара огнем, пристальное внимание к индивидуальной стрелковой подготовке бойцов, действия мелких подразделений, маневры войсковых соединений и частей на поле боя, инициатива младших начальников, продуманная система подвоза и подачи боеприпасов. Все это вкупе с качественным японским оружием не могли не заметить русские офицеры, но вот верховное командование этого замечать явно не хотело.
Не располагая численным превосходством, японцы почти всегда обеспечивали себе превосходство в огне. Русское же командование, словно игнорируя имевшийся опыт, не решалось на массированные удары, бесполезно держа силы в «резерве», ставя стрелков и пулеметы на открытой местности и не используя укрытий. Правда, и в этих условиях пулеметы оказывали войскам изрядную поддержку – и это тоже явилось неожиданностью. Ярким примером значения организованного огня стрелков и пулеметов стала оборона Порт-Артура. «Ружье, штык и лопата» наконец были признаны для пехотинца равнозначными. Значение пехотного огня и «лопаты» подтвердила в том числе и Балканская война 1912—1913 годов.
И снова о патроне
Предложения улучшить баллистику за счет остроконечной пули поступали давно – такую пулю, например, еще в 1890-е годы предлагал для трехлинейки полковник Киснемский, но тогда возобладали опасения, что снижение ее массы снизит убойность. Опыт этого не подтвердил.
В 1904 году немцы первыми приняли винтовочный патрон с остроконечной пулей «S» и усиленным пороховым зарядом. Новая пуля полнее использовала достоинства бездымного пороха и «малых» калибров – значительно возросла начальная скорость, снизились потери скорости в полете, увеличились дальность прямого выстрела, пробивное действие, меткость на всех дальностях, да и масса патрона значительно уменьшилась.
В ответ на это в России не замедлили создать комиссию во главе с генералом А.Э. Керном, усилиями которой появилась легкая остроконечная пуля в 9,6 г. Начальная скорость пули при выстреле из пехотной винтовки достигла 880 м/с, прицельная дальность – 3 200 шагов (2 272 м). На винтовки ставили новый ступенчато-рамочный прицел с дуговой рамкой механика В.П. Коновалова. Вообще-то русский 7,62-мм винтовочный патрон образца 1908 года принимался как «временный», но оказался одним из самых долгослужащих.
«Магазинка» или «самозарядка»
– Вы работаете над автоматической винтовкой?
– Да, Ваше Величество.
– Я против ее введения в войска.
– Осмелюсь спросить Ваше Величество, почему?
– Да для нее не хватит патронов…
Такая беседа состоялась 21 февраля 1912 года в аудитории Михайловского артиллерийского училища между полковником В.Г. Федоровым и императором Николаем II. Вопрос касался самой актуальной тогда темы. «Автоматическая» винтовка привлекала оружейников давно, и хотя проекты терпели неудачу, сыпались они как из рога изобилия. Только в 1880—1890-е годы ими занимались Максим – в США, Крнка и Манлихер – в Австро-Венгрии, Мадсен – в Дании, Рудницкий, Глинский, Глубовский, Привалов и Велицкий – в России. Стоит заметить, что «автоматическим» в то время называли любое оружие с системой автоматики – будь оно «самострельное» (полностью автоматическое, стреляющее очередями) или самозарядное (стреляющее только одиночными).
«Автоматическое ружье» казалось наиболее радикальным решением проблемы повышения плотности пехотного огня, тем более что на гражданском рынке вполне рабочие самозарядные карабины уже появились. Официальные испытания велись в целом ряде стран, но опередила всех, как ни странно, Мексика, приняв в 1908 году самозарядную винтовку генерала Л. Мондрагона с газовым двигателем автоматики и постоянным магазином на 8—10 патронов. Принять-то приняла, только производственной базы не имела и выдала заказ швейцарской фирме «Швайцерише Индустрии Гезельшафт» («ЗИГ»), потом, из-за гражданской войны, не смогла выкупить заказ, и многие «Мондрагоны» остались на руках у «ЗИГ». И все же пример мексиканцев изрядно подхлестнул работы в других странах. Хотя путь к «полной автоматизации» пехотного оружия оказался далеко не простым.
Осенью 1908 года в России была создана Комиссия по выработке образца автоматической винтовки. Ее председателем стал генерал-майор А.А. Герцык, в состав вошли такие признанные специалисты оружейного дела, как А.Э. Керн, Н.М. Филатов, В.Г. Федоров. Задача ставилась широко и основательно – кроме «выработки самого механизма» необходимо было создать и новый малокалиберный патрон, который позволил бы уменьшить вес винтовки и увеличить носимый боезапас: ведь основным аргументом противников автоматической винтовки был все тот же – «слишком быстрый расход патронов». До выработки нового патрона винтовки должны были разрабатываться под патрон образца 1908 года. Предполагалось, что винтовка будет иметь постоянный магазин на 5 патронов и баллистику, сравнимую с имеющейся магазинной (автоматические винтовки с баллистикой мощных магазинок еще долго будут заслонять другие пути развития индивидуального оружия).
Опытной базой Комиссии стал ружейный полигон Офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме, возглавлявшийся Н.М. Филатовым. Из полутора десятков отечественных и зарубежных систем, испытанных Комиссией (не считая представленных в проектах), комиссионные и полигонные испытания выдержала только система Федорова, комиссионные и частично полигонные – винтовка Браунинга, а только комиссионные – Токарева, Шегреня, Чельмана. Из прочих можно назвать системы Рощепея, Стагановича, Фролова, Щукина, Беллера, Банга, Галле, Чеи-Риготти, Манлихера.
Однозначного мнения по автоматической винтовке не было, о чем свидетельствует упомянутая беседа Федорова с Николаем II. Впрочем, «Высочайшее мнение» работ тогда не остановило, хотя прогноз императора относительно патронов в скором времени оправдался с лихвой…
В том же 1912 году 7,62-мм винтовка Федорова удостоилась Большой Михайловской премии, но сам он отнесся к ней более критично и в сентябре следующего года представил 6,5-мм образец – под винтовочный «патрон улучшенной баллистики»,созданный им же в рамках работ Комиссии. Помощником Федорова в работе над винтовкой был слесарь-оружейник В.А. Дегтярев. И Федорову – непревзойденному теоретику и практику оружейного дела, и Дегтяреву – одному из самых плодовитых конструкторов – еще предстояло сыграть в истории оружия важную роль…
Работа Комиссии по выработке образца автоматической винтовки имела большое значение – был разработан ряд систем, отработаны вопросы проектирования, произведены испытания и опытное производство автоматического оружия, получен практический опыт для многих изобретателей.
Но была у всего этого и оборотная сторона: автоматическая винтовка «съела» большую часть средств, отведенных на работы по пехотному оружию, ожидание перевооружения ею снизило интерес к усовершенствованию трехлинейки – все это привело и к недостаточному контролю за переделкой винтовок под остроконечный патрон, и к отказу от модернизации, предложенной в 1912 году Н.И. Холодовским.
В конце концов были отобраны 3 системы автоматических винтовок: трехлинейная подъесаула Токарева, 6,5-мм полковника Федорова и трехлинейная Браунинга. Все они, отличаясь по устройству механизмов, имели автоматику на основе отдачи ствола с коротким ходом, считавшуюся в те годы наиболее надежной. К лету 1914 года готовились заказать партии всех трех систем для войсковых испытаний, но война сорвала все эти планы.
С ее началом прекратились все опытные работы, мощности заводов были направлены на выпуск штатного оружия, а средства – на усиление «военного фонда». Обоснованность прекращения работ подтвердил сам В.Г. Федоров (уже тогда ведущий русский специалист в области ручного оружия), писавший в начале 1915 года с фронта, что имеющиеся системы автоматических винтовок просто не выдержали бы реальных фронтовых условий, а эксплуатация их была бы слишком сложна. Да и забота о количестве оружия оказалась куда насущнее.
«В поисках оружия»
Именно так обозначил Федоров многочисленные заботы «по добыванию» оружия для русской армии, которые охватили большинство офицеров и чиновников. России катастрофически не хватало того, что необходимо для войны.
Все вступившие в нее страны пусть и по-разному, но готовились к войне скоротечной и маневренной. Если французы, например, уповали на «наступательный дух», то германская пехота основательно готовилась к «продвижению» огня – отрабатывая стрелковую подготовку подразделений, передвижения редкими цепями с постепенным их усилением, окапывание.
В русской же армии «стрельбище» с тонкостями подготовки лучших стрелков и приемами стрельбы «редкой, частой, пачками» превалировало над реальной тактической и стрелковой подготовкой, управление огнем подразделений было слабым, но главное – запасы оружия и боеприпасов никак не отвечали военным условиям. Воевать планировали от 2 до 6 месяцев, в худшем случае – до 12. Но даже эти планы военного ведомства не согласовывались с действиями министерств финансов, торговли и промышленности. Результат оказался плачевным – и к стрелковому оружию это относилось в полной мере.
К началу войны на армию в 4 900 000 солдат в войсках и запасах приходилось 4 652 419 винтовок и карабинов, включая запас на пополнение убыли и 363 019 старых «берданок». Пулеметов планировали иметь 4 798, револьверов – 436 219, в реальности же их было соответственно – 3 901 и 424 434. Почти половину имеющихся трехлинеек приходилось «доводить» под остроконечный патрон (переделывать патронники, ставить новый прицел) уже после начала военных действий.
С запасом патронов дело обстояло не лучше. Даже по заниженным нормам винтовочных патронов требовалось 3 346 млн. штук, запланировали же около 3 млрд., но вот заготовить успели только 2 млрд. 446 млн. 50 штук. При этом умудрялись еще и передавать оружие за границу. Так, в 1912-м Болгарии отпустили 50 тыс. трехлинеек и 25 тыс. «берданок», в 1913-м – Монголии 10 тыс. трехлинеек и 9 млн. патронов, перед самой войной – Сербии 120 тыс. трехлинеек и 200 млн. патронов, да еще Черногории 21 млн. патронов.
Уже осенью 1914 года маршевые роты отправлялись на фронт, имея винтовок на 1/2 или на 1/4 людей, ну а на фронте довооружать их было уже нечем. Насколько запасы были далеки от реальности, свидетельствуют следующие цифры: до июля 1914 года ежемесячную потребность исчисляли в 52 тыс. винтовок и 50 млн. патронов, с 1 января 1916 года – уже в 200 тыс. винтовок и 200 млн. патронов, то есть вчетверо больше. Достичь такой производительности русские оружейные и патронные заводы просто не могли. Запланированной производительности в 60 тыс. винтовок в месяц три русских оружейных завода достигли лишь в июне 1915 года неимоверным напряжением сил и затратой средств. Заводы накануне войны заказами не поддерживались, экономии ради вынашивались даже планы уменьшить число заводов до одного, из тех же соображений и в ожидании перевооружения сократили запас черновых стволов и ложевых заготовок. Расширение заводов было запланировано лишь перед самой войной (деньги были выделены слишком поздно), а их завершение было намечено не ранее 1916 года.
Попытки привлечь к производству оружия частную промышленность были обречены на неудачу, и не только из-за ее малочисленности: не было запасов ни материалов, ни станков нужной точности, уровень точности и стандартизации, достигнутый на государственных оружейных заводах, для частной промышленности был просто неприемлем (там не понимали значения «какой-то тысячной дюйма», в то время как винтовка требовала точности от 1 до 5 тысячной дюйма, пулемет – от 0,5 до 2 тысячных). И какие бы усилия ни прикладывал Центральный Военно-промышленный комитет, какие бы ни создавались «общества», частные заводы в лучшем случае могли делать прицелы, штыки, ложи. Да в Ижевске частные оружейники сверлили стволы. Оставалось три пути: всемерное наращивание темпов выпуска винтовок на всех трех заводах, заказ на их производство за границей и закупка иностранных образцов. Русские заводы за время войны дали армии 3 288 млн. новых и 291 тыс. исправленных винтовок (по мере организации сбора и ремонта винтовок на фронте заводы от ремонтных работ освобождались). Кроме того, в армию поставили 362 тыс. винтовок Бердана № 2, 50 тыс. трофейных «Маузеров» и 300 тыс. «Манлихеров». Устаревшее и трофейное оружие использовали все армии – немцы, например, слали на фронт винтовки Маузера 1871—1884 годов, переделывали трофейные русские трехлинейки.
Еще в январе 1915-го Николай II приказал закупать винтовки, «не стесняясь единством патронов». Надо сказать, в предложениях не было недостатка, но за большинством из них не стояло ничего, кроме желания сорвать аванс. Так что поставщиков приходилось выбирать с опаской…
В Японии закупили винтовки «Арисака», в достоинствах которых была возможность убедиться лет за 10 до того. Частью это были старые и переделанные винтовки «Тип 30 Мэйдзи» (модели 1897 года), частью вполне современные «Тип 38» (1905 год). «Арисаку» отличали простая и рациональная конструкция затвора, ряд мер, снижавших чувствительность к засорению, компактность. Первая полученная Россией партия в 35 400 винтовок и карабинов была буквально «уведена» из-под носа у мексиканцев и потому имела калибр 7-мм «маузер», потом пошли 600 тыс. «японских» 6,5-мм, еще 128 тыс. штук России «уступила» Великобритания. «Арисака» стала второй по значению винтовкой русской армии и числилась среди наиболее надежных. Вот только патронов Япония дала маловато, и в России поставили собственное производство японских патронов.
Другие союзники отдавали старое оружие по мере его высвобождения. Франция «согласилась» передать кроме 86 тыс. 8-мм винтовок Лебеля 1886 года еще 105 тыс. 11-мм Гра и Гра-Кропачека, итальянцы – 400 тыс. 10,4-мм Веттерли (Веттерли – Витали). Устаревшие винтовки несколько «осовременили» патронами с бездымным порохом и оболочечной пулей.
Чтобы не превращать снабжение боеприпасами в сплошной кошмар, винтовки разделили: японские «Арисака» оказались в основном на Северном фронте, «мексиканские» заменили трехлинейки у пограничной стражи Сибири и Дальнего Востока, Гра и Гра-Кропачека – в запасных батальонах, Лебеля – на Кавказском фронте, Веттерли – на складах Западного фронта и в запасных батальонах, Манлихера – на Южном фронте.
Разочаровали заказы в США. Фирме «Винчестер» заказали 300 тыс. винтовок ее системы 1895 года под русский патрон. Винтовки пришли в срок, но вот надежность их оказалась куда ниже, чем у русской трехлинейки, – плохо выдерживали они грязь, дождь и снег. А потому больше «Винчестеров» М1895 не заказывали. Заказ на 1,5 миллиона трехлинеек «русского чертежа» был выдан фирме «Ремингтон», еще на 1,8 миллиона винтовок – «Вестингауз». Обе именитые фирмы сорвали сроки поставок, качество же их оказалось таким, что большинство из 1 609 827 поставленных винтовок (заказ был много большим) приходилось «доводить» до ума уже в России. Так или иначе, но к концу 1916 года «винтовочный голод» был почти утолен.
Что же касается союзников и противников России, то их возможности по мобилизации национальной промышленности оказались более значительными. Франция подготовилась к войне хоть и не лучше, но французская промышленность сумела быстро развернуть производство оружия. Германия к середине 1916 года поставила его массовое производство на поток с привлечением не только частной оружейной, но и гражданской промышленности, подняв выпуск одних только винтовок в 10 раз. Таким образом, Первая мировая оказалась не просто войной машинного периода, но и первой «войной заводов».
Короли поля боя
Русско-японская война потребовала полной реорганизации в России пулеметного дела: нужно было заменить «ездящие» пулеметы более компактными и легкими переносными или вьючными, а пулеметные подразделения «спустить» из дивизий в полки. Правда, пулеметы по-прежнему продолжали воспринимать как род полковой артиллерии. Даже пулеметные команды и роты организовывались по типу артиллерийских батарей.
Собственное производство пулемета «Максим» начали еще в мае 1905 года по договору с фирмой «Виккерс». Наибольший вклад в постановку и развитие производства «Максима» образца 1905 года на Императорском Тульском оружейном заводе внесли П.П. Третьяков и И.А. Пастухов. После принятия патрона с остроконечной пулей пулемет под руководством Третьякова доработали и значительно облегчили, заменив бронзовые детали стальными. В то же время «Виккерс» предложила свой, облегченный пулемет модели 1909 года (существенно переработанная система «Максима»), но русский «Максим» оказался все-таки надежнее и дешевле, потому и был принят в 1910-м вместе с колесным полевым станком системы полковника А.А. Соколова, хотя пулеметы могли ставить и на треноги «Виккерс». К началу мировой войны Россия по числу пулеметов и насыщенности ими войск практически не уступала другим армиям.
Долго не могли определиться с ручными пулеметами (тогда их называли ружьями-пулеметами), появившимися в первые годы XX века. В 1904 году, когда оказалось, что «ездящие» пулеметы Максима чрезмерно громоздки, русское военное министерство закупило в Дании для кавалерии 1 250 ручных пулеметов «Мадсен» (системы Мадсена – Расмусена – Скоуба). А дабы замаскировать покупку оружия у нейтральной страны, их назвали «ружьем-пулеметом обр.
1902 г.». После 1905-го ружья-пулеметы продолжали испытывать в кавалерийских и казачьих частях и отчасти в пехоте. Несмотря на сложную систему с подвижным стволом и качающимся затвором, ружье-пулемет действовало вполне надежно. Однако с появлением «Максима» образца 1910 года, пригодного для перевозки во вьюках, ружья-пулеметы передали в крепости. В 1911—1913 годах испытали несколько иностранных систем ружей-пулеметов. Но их тогда рассматривали как вспомогательное средство той же артиллерии или возможное вооружение аэропланов.
Значение пулеметов недооценивалось всеми армиями, хотя все они очень быстро вынуждены были признать свою ошибку. Уже в первые месяцы войны пехота осознала, что пулемет – ее неотъемлемое оружие, но он же – и ее главный противник.
К началу 1915 года и на Западе, и на Востоке установились позиционные формы войны. То, что в Русско-японскую войну показалось «случайностью», теперь стало постоянным кошмаром длиной в 4 года. Сплошные линии траншей с ходами сообщения и укрытиями, опоясанные несколькими рядами колючей проволоки, ощетинившиеся пулеметами и прикрытые артиллерийским огнем, образовывали укрепленные полосы, оказались неуязвимыми для пехотных атак. Властвуя на поле боя и «прячась» от артобстрелов, пулеметы срывали любые атаки.
Наиболее распространенным оказался станковый пулемет Максима – его модификации состояли на вооружении в России, Германии, Италии, Сербии, Черногории, Румынии, Болгарии, Греции и Турции. В британской армии служили «Максим» и «Виккерс», в японской и португальской – «Максим» и «Гочкис». «Максим» же стал и самым смертоносным оружием той войны, получив соответствующие прозвища – «злобный зверь Хайрема Максима», «уничтожитель» и тому подобное. Вторым по массовости пулеметом русской армии после «Максима» стал М1895/1914 «Кольт».
Для русской армии война потребовала 76 тыс. пулеметов – в 15 раз больше предполагавшегося. Возможности же России по наращиванию темпов их производства по сравнению с союзниками и державами-противниками оказались еще хуже, чем по винтовкам. Единственное пулеметное отделение Императорского Тульского оружейного завода (ИТОЗ) за 3 года войны поставило армии 27 571 «Максимов», другие заводы смогли поучаствовать только в производстве пулеметных станков, причем параллельно со станком Соколова выпускали и более дешевый колесный станок Колесникова. Закупки пулеметов начались практически одновременно с закупками винтовок. Всего Россия получила от союзников 8 630 пулеметов, из США – 33 808. В это число вошли 23 308 станковых пулеметов «Кольт», 1 028 штук – «Виккерс», 11 462 ружья-пулемета – «Льюис», 6 100 штук – «Шош», 540 штук – «Гочкис». Заказывать пулеметы старались под русский патрон, но из-за спешности закупок соблюсти единство калибра удавалось далеко не всегда.
Русские заказы сильно обогатили зарубежную (особенно американскую) промышленность. Но «помощь союзников» не окупала ни потоки русской крови, проливавшейся скорее в интересах союзников, чем самой России, ни русского золота, уходившего за границу. Три четверти поставок пришлось на 1917 год, до того России приходилось рассчитывать в основном на себя.
В результате русская армия по насыщенности пулеметами скоро стала уступать и противникам, и союзникам (даже сербская армия была снабжена лучше). Неудивительно использование русской армией около 2 тыс. трофейных германских и австрийских пулеметов. Пришлось начать выпуск 8-мм патронов для австрийских пулеметов и винтовок. Количество пулеметов за время войны (с 1914 по 1918 год) увеличилось: в русской армии – в 6 раз (с 4 152 до 23 800), в германской – в 9 (с 12 до 104 тыс.), во французской – в 20 (с 5 до 100 тыс., основной прирост составили ручные пулеметы). Пулемету же своим появлением были обязаны и орудия сопровождения пехоты, и минометы, и танки, и бронированные самолеты.
Ввоз вооружений многократно превышал ввоз оборудования, и шансов поднять техническую оснащенность своей промышленности Россия не имела. Перспективным шагом на этом фоне было поступившее от датчан предложение о постройке в России завода по выпуску ружья-пулемета «Мадсен» – появлялась возможность получить новый хорошо оборудованный оружейный завод. Строительство его начали в городе Коврове.
«Приручение» ручных
Первая мировая война выдвинула на первое место проблему ручного пулемета (ружья-пулемета), способного повсюду следовать вместе с мелкими подразделениями, быстро занимать укрытую позицию и открывать огонь (все они стреляли только с сошки, хотя пробовали делать это и на ходу, «с ремня»). Да и в производстве ручные пулеметы были дешевле станковых.
Способы получения ружей-пулеметов были разными. Немцы спешно переделывали в ручные станковые MG.08 системы Максима, получив в результате весьма громоздкий MG.08/15 с водяным охлаждением ствола и несколько более удобный MG.08/18 – с воздушным охлаждением.
Появлялись и поспешно принятые «новинки» вроде французского CSRG «Шош», созданного в 1915 году комиссией во главе с полковником Шошем (с автоматикой на основе отдачи ствола с длинным ходом, питанием от секторного коробчатого магазина, выгнутого почти полукругом, отделкой, рассчитанной на максимальное удешевление). «Шош» оказался одним из худших образцов автоматического оружия XX века, зато его можно было быстро поставить на производство, чем французы и воспользовались.
Англичане поставили на производство созданные еще до войны французский ручной пулемет «Гочкис» и американский «Льюис». Последний, разработанный С. МакКленом и И. Льюисом и выпускавшийся также в США, был для тех лет, пожалуй, наиболее удачным пулеметом (газовый двигатель автоматики, запирание ствола поворотом затвора, питание от оригинального многорядного дискового магазина, вот только сифонная схема воздушного охлаждения с крупным алюминиевым радиатором существенно его утяжелила).
Звездный час пистолета
Боевой пистолет действительно «пережил» его в ходе Первой мировой. Причин этого было несколько: в окопных боях бойцы, вооруженные пистолетами, боевыми ножами (кинжалами) и гранатами, действовали успешнее, чем винтовкой со штыком; быстро перезаряжаемый пистолет оказался здесь удобнее револьвера; пистолеты были необходимы «техническим войскам» (мотоциклистам, водителям, связистам); вооружение личным оружием «небоевых чинов» высвобождало столь необходимые в бою винтовки.
Самозарядные пистолеты к началу войны уже заняли место в вооружении ряда армий, появились и весьма удачные системы – 9-мм Р.08 «Парабеллум», 9-мм «Штейр» 1912 года, 11,43 мм (калибр .45) М1911 «Кольт». В России на пистолеты обратили внимание еще до Русско-японской войны и уже после нее разрешили офицерам покупать пистолеты за свои средства, определив для этого 9-мм пистолеты «Браунинг» 1903 года и «Парабеллум» – для «строя», а также ряд карманных 6,35-, 7,65– и 9-мм моделей «вне строя». Накануне мировой войны пытались определить модель уже для перевооружения армии, причем либо бельгийскую, либо германскую, поскольку робкие попытки поставить собственное производство уперлись в недостаточную точность российского машиностроения. Кроме того, централизованно закупили «Браунинги» 1903 года – для жандармов и С-96 «Маузер» – для «вооружения аэропланов».
Производство револьвера «Наган» в ходе войны не покрывало потребности в личном оружии. Поэтому в Японии и Великобритании покупали 7,63-мм пистолеты С-96 «Маузер», в США – 11,43-мм М1911 «Кольт», в Испании (через Францию) – 7,65-мм так называемые «Испанские браунинги» (пистолеты недорогие, но в основном полукустарного производства и невысокого качества). Самой большой популярностью тогда и позже пользовался С-96 «Маузер» с кобурой-прикладом, именовавшийся в России «Маузером в колодке».
Новые формы
Быстро менялась тактика действий пехоты. На смену густой цепи пришли волны цепей, но пулеметы и артиллерия уничтожали их еще до подхода к проволочным заграждениям. Главной защитой пехоты под огнем становятся лопата и защитная окраска экипировки, для борьбы с пулеметами привлекались легкие 37-мм траншейные пушки.
Тем временем многочасовые и многодневные артобстрелы делали поле боя труднопроходимым и для пехотинца. Волны распадались на «змейки», а затем на «группы». Группа в 10—20 человек формировалась вокруг ручного или облегченного станкового пулемета, снабжалась гранатами и передвигалась от укрытия к укрытию. Складывалась и новая «групповая» тактика – пригодная как для атаки, так и для обороны – и вернувшая пехоте ее активную роль.
В русской армии «группы» действовали в поисках, разведках, стычках подразделений, но при острой нехватке автоматического оружия о широком применении «групповой» тактики и речи быть не могло.
Немцы создавали штурмовые группы и части, куда лучше снабженные ручными пулеметами, гранатами, пистолетами, касками и панцирями, специально обучали бойцов. В 1917—1918 годах германские штурмовые группы через любую брешь проникали в глубь обороны, охватывая своими действиями всю оборонительную полосу противника. Таким образом, легкое автоматическое оружие, пехотные пушки и гранаты в не меньшей степени, чем танки, давали возможность выходов из позиционного тупика.
Своеобразной «новинкой» Первой мировой явилась регулярная «охота на людей», или «снайпинг» (изначально sniper – охотник на бекасов), и применение для этого винтовок с оптическим прицелом. Первое поколение снайперских винтовок представляло собой отобранные из партии валовых магазинок «наименее расстрелянные», к которым приспосабливали коммерческие оптические прицелы охотничьего или спортивного типа.
Рожденные на стыке
Постоянно меняющиеся требования военного времени неизбежно влекли за собой активизацию опытно-конструкторских работ. В Германии за время войны было создано около 10 новых образцов стрелкового оружия (в основном автоматического), во Франции – 6, в России же всего 1, зато именно этот образец, несмотря на крайне ограниченное его применение, сыграл в истории оружия весьма видную роль.
В 1915 году неожиданно «возродился» вопрос об автоматических винтовках. Причиной этого стали слухи о винтовке Маузера и возможности ее скорого массового поступления в германскую армию. Страхи по этому поводу развеял полковник Федоров, указав, что речь идет об опытных винтовках 1910—1913 годов с автоматикой на основе отдачи всего оружия, что были заказаны перед войной. Дополнив их магазинами на 25 патронов и переводчиками режимов огня, немцы пустили эти винтовки на вооружение аэропланов, дирижаблей и аэростатов. Для той же цели, а также для вооружения охраны аэродромов у швейцарской фирмы «ЗИГ» немцы закупили винтовки Мондрагона, приделав к ним дисковый магазин на 30 патронов. По мощности огня они значительно уступали ручным пулеметам, но были все же лучше, чем пистолет или кавалерийский карабин, которые летчики брали с собой в начале войны.
Оценив опыт войны, Федоров предложил заняться новым типом оружия – легким «ружьем-пулеметом», пригодным для ведения одиночного и непрерывного огня – маневренного, со сменным магазином большой емкости. В 1916 году он вместе с Дегтяревым переделал несколько своих автоматических винтовок в ружья-пулеметы под 7,62-мм и 6,5-мм японские патроны (федоровский патрон «улучшенной баллистики» остался опытным) с различными сменными магазинами. Ради повышения маневренности Федоров пошел на смелый шаг, укоротив ствол. 6,5-мм «ружье-пулемет» Федорова с успехом испытали в авиаотрядах, а 8 экземпляров 7,62-мм вместе с винтовками Федорова выдали осенью 1916-го в специально сформированную отдельную роту 189-го Измаильского пехотного полка. Эта рота предназначалась для испытания групповой тактики и нового снаряжения (расчеты «ружей-пулеметов» снабдили, например, оптическими прицелами и переносными бронещитами), но, попав на злосчастный Румынский фронт (который пришлось срочно «эвакуировать»), проявить себя не успела. И тем не менее 6,5-мм образец Федорова приняли на вооружение под наименованием «ручное ружье-пулемет» (позже его назовут «автоматом»). Таким образом, автомат зародился в нише между автоматической винтовкой и ручным пулеметом. Для его выпуска выбрали строящийся в Коврове пулеметный завод, но до выхода России из войны ни оборудование завода, ни подготовку производства закончить так и не смогли.
