Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №08 за 2008 год"

За Бога, короля и даму!

В морозном марте 1837 года в открытых санях в сопровождении жандарма покидал непокоренную Россию недавний фаворит Их Величеств Жорж Дантес. Гордость полка и краса гвардии, озорная душа петербургских гостиных, неутомимый властелин мазурок и котильонов, баловень замужних дам и бессменный персонаж девичьих дневников… Ветер с Черной речки унес, развеял по российским просторам память о молодом французе. Фото вверху РИА «НОВОСТИ»

Он навсегда запомнил этот миг – Пушкин . Ослепительно белые зубы, кудри вокруг вдохновенного лица. Вот он жмет Дантесу руку, сильно, с чувством. И, кажется, только в лихорадочном бреду могла привидеться упавшая в снег фигура, расплывающееся на нем темное пятно, пальцы в крови – дуло пистолета и вечность выстрела…

Он мечтал о подвигах, а стал убийцей, защищая честь и жизнь в честном поединке по законам своего времени – но разве это оправдание? Нет человека! Нет оправданий! И эхо выстрела на Черной речке докатывается до далекой Франции каждый день, год за годом.

Имя его – синоним цинизма и равнодушия – на века осталось в языке. Дантесами будут звать тех, кто посмеет очернять талант или поднять на него руку.

А если попробовать остановиться в этом гневе? «Несчастный спасшийся – не несчастнее ли?» – пророчествовал А.И. Тургенев . Ведь даже убийцы в цивилизованных странах имеют право на адвоката, и может быть, стоит посмотреть на события 170-летней давности другими глазами? Хотя бы потому, что у Александра Сергеевича претензий к Дантесу не было. Все его претензии были адресованы голландскому послу – барону Геккерну. Именно его в последний, решающий раз Пушкин вызывал на дуэль, но статус посла не позволял барону встать к барьеру. Вместо него это сделал его приемный сын Жорж Дантес.

Замок Дантеса в Сульце.

О славном сенсирце

Франция знает другого Дантеса. Жители его родного Сульца назвали в его честь улицу и основали музей. Да и родовой замок, который давно уже не принадлежит Дантесам, в первую очередь – это история страны, в которую Жорж Дантес вписал и свою страницу.

Арийцы по крови, французы по призванию, викинги по духу… Род Антесов ( так изначально звучала фамилия рода) начал свою историю с острова Готланд , обетованной земли северных воителей. В начале XVI века Антесы перебрались в Германию . А с 1720 года один из них навсегда обосновался в Эльзасе, в маленьком Сульце, в замке с вековой историей.

Замок в Сульце, как и весь Эльзас, и сейчас окутан героическими преданиями: многострадальная земля на стыке двух цивилизаций – латинской и германской. Тридцатилетняя война уничтожит процветающий край. И только Людовик XIV (1638—1715) вернет Эльзасу материальное благополучие и религиозные права. А благодарные эльзасцы ответят почти фанатичной преданностью Франции и династии Бурбонов.

Именно в эти времена прапрадед Жоржа Дантеса, первый владелец сульцкого замка, откроет королевскую оружейную мануфактуру. Через 10 лет он станет обладателем геральдического щита, а все его потомки будут именоваться Д"Антесами (D"Anthes); в русской традиции – Дантесами. Их политические пристрастия не поколеблют ни тюремные застенки времен великих социальных потрясений, ни длительная эмиграция. Легитимизм – приверженность династии – фамильная черта.

1812 год для правнука Жоржа Дантеса – Жозефа Конрада и его супруги Марии Анны Луизы оказался счастливым: родился третий ребенок. Сын, продолжатель рода! По традиции, которая в этой семье существует до сих пор, старшего сына нарекли Жоржем.

Совсем недавно Наполеон пожаловал Жозефу Конраду баронский титул. И в 1806 году барон Дантес сочетался браком с представительницей старинного германского рода. Узок круг аристократов! Фон Гатцфельды отдаленными ветвями связаны с фон Геккернами. И что уж совсем удивительно – с Пушкиными и Гончаровыми! Бабушка Жоржа – графиня Е.Ф. Гатцфельд, супруга русского дипломата графа А.С. Мусина-Пушкина. А последний – дальний родственник Н.П. Мусиной-Пушкиной, бабушки Натальи Николаевны.

Если бы не смена режима в стране, отец Жоржа сделал бы блестящую карьеру. Он служил офицером в Королевском германском полку, был кавалером ордена Почетного легиона. А во время Великой французской революции предпринял героическую попытку спасти Людовика XVI .

Жоржу прочилась такая же судьба. Он получил отличное образование в прославленном лицее «Бурбон» в Париже , и должен был поступить в Пажеский корпус Карла Х – закрытый «питомник» вельмож, прямой путь ко двору и политической карьере. Но ни рекомендации, ни родственные связи не помогли осуществить мечту. Мест не было. Пришлось довольствоваться военной школой Сен-Сир, безусловно, привилегированной, но…

В ноябре 1829-го после вступительных экзаменов Дантес был принят четвертым учеником из 180. И то что не смогли сделать влиятельные покровители, в скором времени сделает сам Дантес.

Каждый год в школе проходит смотр воспитанников. В июне 1830-го торжеству придавалось особое значение – на празднике присутствовали члены королевской семьи.

Т. Райт. Жорж Дантес. Акварель Фото: ИТАР-ТАСС

Самое захватывающее в «олимпийских играх» сенсирцев – стрельба по живой мишени, особый вид модной тогда голубиной охоты. Трудное испытание! Дантес – один из лучших стрелков. Череда выстрелов – и к ногам герцогини Беррийской опускается целая связка убитых голубей. И вот из рук вдовствующей невестки короля, матери наследника трона Жорж получает чеканный кубок и королевский приз – зачисление в состав ее личных пажей!

Но успех этот был обречен самой историей – через месяц Карл X опубликует манифест: свобода периодической печати отменяется, палата депутатов распускается, избирательные законы недействительны! «Я перестал понимать короля... – последует реакция Николая I , – я чувствую, что сейчас он идет к своей гибели».

И вот, провожая глазами бегущие по улицам Парижа королевские войска, премьер-министр страны, известный государственный деятель Шарль Морис Талейран скажет своему секретарю: «Запишите: 29 июля 1830 года в 12 часов 5 минут пополудни Бурбоны перестали царствовать во Франции».

Войска бегут, подумать только! Ведь еще несколько дней назад Жорж Дантес и его товарищи по школе бились на баррикадах, сметая мятежные трехцветные знамена восставшего Парижа.

Провожая королевскую семью в изгнание, Дантес поклялся отдать жизнь за восстановление и охрану законности. Он знает все, что происходит при дворе низложенных Бурбонов: целую зиму Жорж тайно переписывается со своей повелительницей. Вандея кипит, Булонь рокочет… «При малейшем успехе герцогини ее поддержат», – засвидетельствует свою позицию Николай I. Голландия и Португалия , конечно, помогли бы оружием при первой же победе.

Дантес тайно едет в Италию , потом в Вандею. Готовит прокламации, собирает сторонников. В апреле 1832-го герцогиня Беррийская прибывает в Марсель. «Раскройте врата счастью Франции!» – гласит воззвание. Но врата не раскрылись: готовый к восстанию Марсель не поднялся. На поверку их оказалось не так уж и много, верных сторонников герцогини! Безумцы… Под Шеном и Пенисьер они были разбиты наголову. И чудом выживший Дантес сопроводил герцогиню в Нант. Напоследок она пообещала поддержать перед «коронованными братьями» интересы защитников династии. В сложившейся ситуации это была единственная милость, которую мать наследника трона могла оказать Жоржу.

Дантес отправился в Пруссию. И был бы, безусловно, принят в лучший полк, если бы его устроил чин унтер-офицера, низший из офицерских. Для человека с героическим прошлым это было невозможно. И вот сам принц Вильгельм Прусский указал ему на Россию , снабдив рекомендательным письмом. Но по большому счету ни оно, ни протекции нидерландского посла барона де Геккерна Дантесу были не нужны.

Воспитанник Сен-Сира, потомственный легитимист, паж Марии Каролины Беррийской, верный защитник короны, участник восстания и герой битв под Шеном и Пенисьер – этого уже более чем достаточно для блестящей карьеры при дворе Николая I. Так что чины в России были обеспечены Дантесу исключительно его мужеством и отвагой.

К. Рейхель. Портрет императрицы Александры Федоровны

Роковая встреча

В январе 1834 года самый блистательный Кавалергардский полк Ее Величества пополнился новым корнетом. И бывший паж герцогини Беррийской теперь стал телохранителем очарованной им русской императрицы.

А Александра Федоровна в это время еще очень хороша собой, особенно в окружении кавалергардов. Ее дневник пестрит именами: Трубецкой, Скарятин, Куракин… – «золотая молодежь», сыновья самых родовитых семейств, однополчане Дантеса. Ее полк. Ее «веселая банда»! «Императрица ко мне по-прежнему добра, – пишет Дантес де Геккерну, – ибо всякий раз, как приглашали из полка трех офицеров, я оказывался в их числе…»

Он надеялся дослужиться до фельдмаршала! И, наверное, это бы удалось. Если бы по дороге в Россию в гостинице города Любека Дантес не встретил странного человека… И несмотря на их пылкую и многолетнюю дружбу, именно он и стал проклятием рода Дантесов.

Вероятно, их отношения сложились бы иначе, если бы Дантес познакомился с нидерландским послом уже в Петербурге , будучи корнетом и любимцем придирчивого светского общества. Но их пути пересеклись в захудалой гостинице немецкого городка, где Жорж умирал от воспаления легких. Без денег, друзей и уже без надежды на будущее в пугающей неведомой России. В 1833-м Дантесу был всего лишь 21 год.

Барон Луи Борхард де Геккерн, «старый барон», был старше на 20 лет. Он учился во Франции и служил гардемарином при Наполеоне. После трагического исхода битвы при Ватерлоо де Геккерн вернулся на родину, которая стала независимой, и поступил на дипломатическую службу. Секретарь посольства в Стокгольме , с 1826-го – посол в Петербурге. Стремительная карьера! Еще в молодости он познакомился с будущим кардиналом-архиепископом Безансоном и под его влиянием принял католичество. Это обстоятельство спустя несколько лет позволит ему урегулировать сложный вопрос между Голландией и Папой Римским, но окончательно отдалит барона от семьи, которая исповедовала протестантизм.

Одиночество, может быть, и сблизило этих людей. Проста и бездоказательна версия об их сексуальных отношениях... Стилистика писем «отца» и «сына» – дружески-почтительная со стороны Дантеса. И обращения «дорогой друг», «мой драгоценный», а также присутствие в письме «поцелуев» и признаний в любви, скорее всего, дань эпистолярному жанру, столь популярному в то время. Эти же приемы используют в переписке Пушкин, Дельвиг, Пущин, Плетнев… «Мой ангел» – обращаются они друг к другу.

Некую завесу тайны приоткрывает в письме к Геккерну отец Дантеса. «С благодарностью принимаю ваше предложение покрыть первые расходы по его экипировке… У меня шестеро детей; старшая дочь замужем, но вследствие революции муж ее не может содержать семью. Они живут у меня. Второй сын оканчивает учение в Страсбурге, а младшая дочь живет в пансионе, что обходится мне весьма дорого. Я был вынужден приютить у себя сестру с пятью детьми; она осталась совсем без средств. Карл X выплачивал ей пенсию, которой она лишилась…»

Письмо относится к декабрю 1833 года. А немногим ранее, в сентябре, карета возвращающегося в Россию посла сломалась около маленького Любека, и барон волею судеб остановился в той же гостинице, где болел Дантес. Просмотрев списки посетителей, он обнаружил знакомую фамилию. Ему захотелось немедленно увидеть дальнего родственника. Он поднялся в номер Дантеса, где состоялось их знакомство, после которого барон принял в его судьбе живейшее участие. Всю оставшуюся жизнь Жорж считал, что волшебное появление голландского посла спасло его от неминуемой смерти. Воспитанный в рыцарских традициях, он относился к де Геккерну, как к отцу и другу: «…вы стали для меня провидением! Ибо друг не сделал бы для меня того, что сделали вы, еще меня не зная».

Светское общество объясняло их отношения меркантильностью Дантеса. Но именитый посол богатым человеком не был. На свой посольский оклад он едва-едва мог принимать участие в вечно праздничной жизни столицы. Большого состояния у де Геккерна тоже не было. Единственная возможность обеспечить себя и нового родственника – не совсем легальна. Пользуясь дипломатическими привилегиями, «старый барон» привозил из Европы товары, которые не облагались таможенной пошлиной. И активно продавал «все, чем для прихоти обильной // торгует Лондон щепетильный // все, что в Париже вкус голодный, // изобретает для забав, // для роскоши, для неги модной...» представителям петербургского бомонда. Возможно, именно «экономические» причины (с молодым человеком удобнее продавать все привезенное) поначалу повлияли на решение де Геккерна об усыновлении. А возможно, все было гораздо сложнее…

Ни Англию, ни Францию не устраивала внешняя политика Николая I. Русский царь, по приказу которого в короткое время собиралась 350-тысячная армия, считал нерушимыми договоренности Священного союза (союза России, Пруссии и Австрии, установленного на Венском конгрессе 1815 года после низвержения Наполеона I). Этот акт был подписан еще при Александре I. Николай ревностно защищал незыблемость послевоенных границ. А его соседи мечтали о дальнейшем разделе мира. И французское посольство прибыло в 1835 году в Россию с целью препятствовать успеху русской политики на Ближнем Востоке. В то же время Англия направила в Россию нового посла, по мнению Бенкендорфа, «отчаянного либерала и врага всех самодержавных правительств, в особенности же русского». Миссия лорда Дургама заключалась в анализе настроений русского общества. Если бы в каких-либо кругах России назревало новое «восстание декабристов», правительства этих стран тут же бы поддержали мятежников.

Не по этому ли поводу в 1833 году ездил на родину, союзницу Англии, нидерландский посол? Этот посол даже в мечтах не надеялся найти такого резидента, как Жорж Дантес! «Молодцы ваши гренадеры королевской армии, – отозвался Николай I о защитниках восставшего в июле Парижа. – Я желал бы поставить золотую статую каждому». Де Геккерн прекрасно понимал, какая головокружительная карьера ожидает молодого шуана – сторонника монархии.

Однако барон осторожничает. «Хоть порой вы и принимали меня ворча, – пишет Дантес, – я знал, что вы рады немного поболтать…»

Они часто видятся, но живут раздельно. Дантес так беден, что большей частью сидит дома. И императрица Александра Федоровна финансирует его из «собственной шкатулки»… Первые вложения практичного де Геккерна – лишь в экипировку!

Только к весне 1835-го нидерландский посол убеждается в правильности своего выбора. Но трудно осуществить задуманное, живя в разных домах и общаясь от случая к случаю. Вот тогда и возникает мысль об «усыновлении»! Барон уезжает «в отпуск» на целый год. А будущий «сын» старательно информирует его обо всем в письмах.

Знал ли Дантес, какую роль он, возможно, играет в мировой политике? Вряд ли… Откровенность де Геккерна поставила бы простодушного Жоржа в тяжелую ситуацию. Легитимисты – приверженцы Священного союза! Иногда, правда, у «сына» проскальзывает вполне понятное недоумение: «…ведь в наше время трудно найти в чужестранце человека, который готов отдать свое имя, свое состояние, а взамен просит лишь дружбы…» Но он легко находит этому объяснение: «…надо иметь такую благородную душу, как ваша, чтобы благо других составило ваше собственное счастье». И к родовому девизу «За Бога, короля и даму!» Дантес добавил еще один: «Быть достойным!», принадлежавший его покровителю!

«Я только что произведен в поручики! Честно говоря, мой дорогой друг, если бы в прошлом году ты поддержал меня, я бы отправился на Кавказ – и на будущий год путешествовал бы с тобой вдобавок еще и с лентой в петлице».

А «добрейший друг» в тысячах километрах от России осуществлял свой план. Он уже побывал в Сульце, получил отказ от отцовских прав, приехал в Гаагу и пообщался с королем Вильгельмом I тет-а-тет.

По законам Нидерландов усыновление Дантеса де Геккерном невозможно. Нарушаются все три обязательных условия. «Старому» барону должно быть не менее 50 лет, его будущий «сын» должен быть несовершеннолетним, и они оба должны проживать под одной крышей не менее шести лет. Но, вероятно, кандидатура Дантеса настолько интересна правительству, что закон легко «верит» лживому прошению посланника. Де Геккерн, упоминая свой возраст, который известен в Голландии, умалчивает о возрасте «юного» Дантеса и сообщает, что юный барон проживал у него «все то время», пока посол находился в России. При этом обе стороны совершенно «забывают», что нидерландский подданный не имеет права служить в иностранной армии. После недолгих переговоров Вильгельм I разрешает усыновление, оговаривая, что всеми этими правами можно воспользоваться через год. Но кого в России интересуют даты?! И Жорж Дантес уже в мае 1836 года в полковых списках переименовывается в Шарля де Геккерна.

После трагической дуэли растерянная Голландия больше года будет стараться восстановить законность. Дантеса лишат подданства, дворянства и герба Геккерна, оставив только имя.

Любовь в награду

Наталью Николаевну Пушкину Дантес не любил. Он встречался с ней и в 1834-м, и в 1835 годах. Но, несмотря на блеск молодости и ослепительную красоту, за все это время она не вызывала у него никаких особых чувств. И вдруг в феврале 1836 года на барона де Геккерна посыпались признания:

«Я влюблен, как безумный… припомни самое очаровательное создание в Петербурге, и ты сразу поймешь, кто это».

«В последний раз у нас состоялось объяснение... Невозможно вести себя с большим тактом, изяществом и умом, чем она при этом разговоре… А как сказала: «Я люблю вас, как никогда не любила, но не просите большего, чем мое сердце, все остальное мне не принадлежит, а я могу быть счастлива, только исполняя свои обязанности. Пощадите же меня и любите всегда так, как теперь, моя любовь будет вам наградой», – и с этого дня моя любовь к ней стала еще сильнее».

«…Любить друг друга и не иметь другой возможности признаться в этом, как между двумя ритурнелями контрданса – ужасно…»

Екатерина Гончарова, супруга Дантеса

Но «самое очаровательное создание Петербурга», на которое указывают многие исследователи и сегодня, находится в этот момент на шестом месяце беременности! Наталья Николаевна почти не выезжает и давно уже не танцует. «Послезавтра у нас большая карусель, – пишет еще в декабре Александрина Гончарова брату, – молодые люди самые модные и молодые особы самые красивые и очаровательные. Хочешь знать кто?.. Прежде всего твои две прекрасные сестрицы, потому что третья... кое-как ковыляет».

Неведомый объект вожделения – далеко не первая женщина в жизни кавалергарда. Немногим ранее Жорж писал гостящему в Сульце де Геккерну: «Скажите брату, пусть покажет вам мое последнее пылкое увлечение, а вы напишите, хорош ли мой вкус…» На вкус барона действительно можно полагаться. «Я забывал рассказать о Жюли, а она ведь должна вас интересовать, ибо вы один из давних ее обожателей». Жюли – ни больше ни меньше как Юлия Павловна Самойлова! Муза Карла Брюллова, персонаж многих его картин, в том числе «Последний день Помпеи» и «После бала». А недавно Дантес расстался с той, которую называл «супругой». Считают, что под этим именем скрывалась ближайшая подруга императрицы – княгиня Бобринская.

Но теперь влюбчивый молодой человек тщательнейшим образом скрывает имя дамы, считает свое чувство «скверным», надеется «излечиться» к приезду барона. Де Геккерн давно понял, о ком идет речь. И отнюдь не гнева камер-юнкера Пушкина страшатся оба. А графа Строганова, одной из самых влиятельных и близких к престолу фигур, отца прекрасной Идалии Полетики ! Нигде и никогда Дантес не назовет ее имени!

Лишь раз их отношения, такие скрытые и такие явные, окажутся достоянием окружающих. «Идалия приходила вчера на минуту с мужем, – напишет Дантесу его супруга Екатерина де Геккерн, когда того вышлют за пределы России. – Она в отчаянии, что не простилась с тобой... Она не могла утешиться и плакала, как безумная…»

Только старинный бокал, подарок барона де Геккерна, сохранит в семье графа Строганова – отца петербургской красавицы Идалии Полетики – память о тех событиях. А ответное письмо сиятельного графа: «...когда Ваш сын Жорж узнает, что этот бокал находится у меня, скажите ему, что дядя его, Строганов, сбережет его как память о благородном и лояльном поведении, которым отмечены последние месяцы его пребывания в России» – станет одной из загадок семейного архива Дантесов.

Говорили, что ее красота не уступает прелести Натальи Николаевны. Гончаровы и Идалия Полетика – троюродные сестры. Рыжеволосая, зеленоглазая красавица – незаконнорожденная дочь блистательного графа Строганова.

Что хотел Пушкин?

Споры вокруг дуэли Пушкина с Дантесом будут продолжаться бесконечно. Среди множества предположений неоднократно высказывалась и версия о международном заговоре. Ю.Н. Тынянов, например, считал, что заговор сложился на Венском конгрессе по предложению министра иностранных дел Австрии К. Меттерниха (впоследствии канцлера) и Александра I . Его целью было препятствовать революционно-либеральному движению, убирая его вождей и глашатаев – Грибоедова , Полежаева, Лермонтова …

Представить себе подобный заговор глав государств сложно, вряд ли они видели серьезную опасность в писателях и поэтах. К тому же, возвращаясь к Пушкину, поэт не был вольнодумцем! В основном он разделял взгляды Николая I на внешнюю и внутреннюю политику, разумеется, не без критики. Свою роль глашатая он изложил еще в 1834 году в «Сказке о золотом петушке». Поэт, по его представлениям, – всегда пророк. И до той поры пока политические деятели прислушиваются к его голосу, в государстве царят мир и благоденствие. Именно гражданская позиция Поэта, а не семейная драма лежит в основе конфликта «Пушкин – Геккерн».

Осенью 1836-го над безоблачной петербургской жизнью Геккернов сгустились тучи.

«Как же это случилось, мой друг, что ты мог говорить о моих домашних делах с Геккерном как с посланником? – напишет будущий король Нидерландов Вильгельм II своему шурину Николаю I. – Он изложил все это в официальной депеше…» Да, сам того не желая, прирожденный дипломат барон Геккерн допустил непозволительную ошибку: передал министру иностранных дел Нидерландов содержание своей приватной беседы с Николаем I, который что-то поведал ему «о домашних делах» Вильгельма. Но, разумеется, барон ни в коей мере не хотел рассорить государства. После этого письма отношения с представительством Нидерландов в России стали прохладными. Высочайшие неблаговоления посыпались и на Дантеса. Молодой поручик, который, по мнению Данзаса, секунданта Пушкина, «пользовался очень хорошей репутацией и заслуживал ее вполне», в короткий срок получает больше служебных взысканий, чем за три предыдущих года. А после «усыновления» на балы в Аничков дворец его вообще не приглашают. А тут еще и Пушкин отказал Дантесу от дома.

Они были знакомы довольно близко, и если не дружили, то относились друг к другу с симпатией. Александр Сергеевич считал кавалергарда человеком приятным и остроумным и от души смеялся над его каламбурами. Жорж был частым гостем в их доме, забавлял сестер Гончаровых. С лета 1836-го они встречались у Карамзиных. И за Натальей Николаевной он, конечно, ухаживал. Но не обходил вниманием ни ее сестру Екатерину, ни других дам. Его имя могло оказаться тогда в дневнике любой светской девицы. Он балагурил, поднимал веселые тосты. «Поведение вашего сына не выходило за пределы приличий», – написал Александр Сергеевич в черновике письма к де Геккерну. Однако…

Ни Карамзины, ни Тургеневы, ни Пушкины – не фешенебли! Они не принадлежат к придворной касте вельмож, приближенных к трону, среди которых до самого возвращения де Геккерна, вращался Жорж Дантес. Общество, которое с недавнего времени посещает блестящий кавалергард – карамзинская молодежь и талантливые поэты, писатели, музыканты и художники.

Чем привлек молодого француза этот интеллектуальный и отчасти либеральный русский кружок? Не по просьбе ли де Геккерна проводит в нем Дантес чуть ли не каждый вечер?

Видимо, этот вопрос заинтересовал и Пушкина… Да и неожиданное «усыновление» тоже будоражило общество. Ходили слухи, что Дантес – незаконнорожденный сын голландского короля! Выяснить реальную ситуацию несложно. Пушкин пользовался царской библиотекой, замечательно владел французским, читал на английском и немного на немецком. Вероятно, тогда поэт и понял, что пресловутое «усыновление» незаконно, но целесообразно. И цель у него может быть только одна – политическая. Прервав с семейством Геккернов все отношения, Пушкин обратился к царю: «...считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества». О тайной аудиенции Александра Сергеевича и Николая I известно мало. Она состоялась 21 ноября 1836 года, их разговор длился более часа. Государь поблагодарил Пушкина и взял с него слово ничего не предпринимать. Сдержать слово Пушкин не смог.

Барон Геккерн

Потом, после трагических событий на Черной речке Вильгельм Оранский и Николай I будут обсуждать в тайной переписке «дело Геккерна» – его ошибки на дипломатической службе (депеша о беседе с Николаем) и само усыновление Жоржа Дантеса вызвали у них множество вопросов. Но Вильгельм Оранский станет королем только в 1841 году и на данный момент ситуацией, связанной с бароном, не владеет в полной мере, объяснить ее он может лишь как недоразумение. Вследствие чего все дело сведется к частному аспекту – вине Геккерна.

Дальнейшая миссия барона в качестве посла признается обеими сторонами невозможной. Правда, негативные отзывы о нем не помешают будущему Вильгельму II в 1845 году отправить барона во главе дипломатической службы в Вену – на ответственный пост, который он будет занимать более тридцати лет.

Первый, ноябрьский вызов Дантес хотел принять немедленно. Но перепуганный посол и слышать об этом не мог. Дуэли в России запрещены! И если под дулом великолепного стрелка Бог сохранит «сыну» жизнь, Дантеса ожидает повешение, а нидерландского посланника – отставка, высылка и, как следствие, неминуемый конец карьеры.

Он едет к Пушкину и, рыдая, просит его решить все без кровопролития. Пытается уговорить Наталью Николаевну написать Дантесу письмо, умоляя не драться с мужем. Пушкин соглашается только на двухнедельную отсрочку. И мысли посла обращаются к влюбленной в Жоржа Екатерине Гончаровой…

О женитьбе Геккерны подумывали и ранее. Правда, невеста предполагалась гораздо более знатная и состоятельная. Мари Барятинская, например. Но в надвигающейся катастрофе некрасивая, почти тридцатилетняя, небогатая барышня – единственное спасение.

Как означено в книгах записей бракосочетаний, венчание барона Георга Карла Геккерна и фрейлины Ее Императорского Величества девицы Екатерины Гончаровой состоялось 10 января 1837 года в Исаакиевском соборе по православному обряду и в костеле Св. Екатерины – по католическому.

Геккерны как могли пытались наладить отношения: Дантес приезжал со свадебным визитом – Пушкин его не принял. Он дважды писал Пушкину. Письма вернулись нераспечатанными. На свадебном обеде у графа Строганова, на который Пушкин не мог не приехать, де Геккерн просил его изменить свои отношения на родственные. Пушкин не пожелал иметь никаких отношений между их домами. Понять поэта было невозможно.

Копию известного письма, посланного Александром Сергеевичем барону Луи де Геккерну в конце января 1837 года, Дантес будет долго носить в кармане. И каждый прочитавший его качал головой. На этот раз выбора Дантесу поэт не оставил.

«…Дуэли мне уже недостаточно, и каков бы ни был ее исход, я не сочту себя достаточно отмщенным ни смертью вашего сына, ни его женитьбой, ни письмом, копию которого сохраню для моего личного употребления. Я хочу, чтобы вы дали себе труд и сами нашли достаточные основания для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела…»

Чего же хотел Пушкин? Вероятно, чтобы оба Геккерна покинули Россию.

«Мы отмщены, Жорж!»

Убивать русского поэта, новоиспеченного родственника, да и просто человека Дантес не собирался. Это была его первая и последняя дуэль. Для Пушкина она стала тринадцатой. Правда, все предыдущие были бескровными. Но при данных обстоятельствах отделаться выстрелами в воздух противники не могли. И Дантес решил стрелять в ногу.

Данзас рассказывал, что не успел он махнуть фуражкой, как Пушкин «в ту же секунду был у барьера». Дантес шел медленно, он успел сделать всего три шага. Доли секунд между третьим и четвертым решили судьбу России. На лице противника Дантес увидел смертельный приговор и, спасая свою жизнь, нажал на курок. Пушкин сделал еще один шаг навстречу… после которого никто никогда не узнает правды.

Поэт обещал «…обесчестить в глазах двора нашего и вашего…» – и почти все газеты мира осветили это событие! «Смерть отняла у государства, муз и поклонников поэтического таланта величайшего стихотворца России… Супруга его стала предметом внимания некого молодого француза императорской гвардии…» – писала нидерландская пресса. И если монархи обеих стран и догадывались об истинной причине дуэли, то для подданных объяснением запутанной истории стала романтическая версия, запечатленная Пушкиным в письмах к послу. В тот месяц, когда раненный на дуэли Дантес ожидал суда в Петропавловской крепости, высший свет и составил известный потомкам компромат на него. Вспомнились и пылкие взгляды, и частые танцы, тосты и неудачные шутки. «...На одном балу он так скомпрометировал госпожу Пушкину своими взглядами... что все ужаснулись...»

Он вернулся в Сульц без чинов, наград и состояния, под другой фамилией, с беременной русской женой, зятя которой он только что убил. Все теперь казалось ничтожным и мелким!

«…Дантес весьма соболезнует о бывшем с ним, но уверяет, что со времени его свадьбы он ни в чем не может себя обвинить», – писал Николаю I его брат, великий князь Михаил Павлович, после случайной встречи с Жоржем.

Также после встречи с Дантесом в Баден-Бадене А. Карамзин писал матери: «…он с жаром оправдывался в моих обвинениях… показал копию страшного пушкинского письма и клялся в совершенной невинности. Более всего отвергал он малейшее отношение к Наталье Николаевне… Он прибавил, что оправдание может прийти только от г-жи Пушкиной; когда она успокоится, она, может быть, скажет, что я все сделал, чтобы их спасти, и если мне не удалось, то вина была не моя…»