Текст книги "Журнал «Вокруг Света» № 3 за 2005 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Журнал Вокруг Света № 3 за 2005 год (№ 2774)
Феномен: Хранители дождя
Название «суккулент» происходит от латинского слова succulentus, что означает «сочный», и действительно, наличие объемных, сочных стеблей или листьев является самой характерной чертой внешнего облика этих представителей флоры. Суккуленты – это многолетние растения засушливых мест (ксерофиты), способные не только создавать резервные запасы влаги в тканях вегетативных органов, но, главное, экономно расходовать эти запасы в период засухи, не теряя жизнеспособности даже тогда, когда почва высыхает настолько, что корневая система растения не в силах извлечь из нее ни капли воды. Жизнеспособность суккулентов просто удивительна! До наших дней у некоторых народов Ближнего Востока сохранился восходящий к временам Древней Ассирии обычай украшать вход в дом, подвешивая над ним розетку алоэ настоящего (Aloe vera). Это суккулентное растение, ставшее символом терпения и выносливости, без почвы и воды живет годами и даже умудряется цвести! А о другом суккуленте – кактусе опунции – известный ботаник Лютер Бербанк писал: «Я видел, как они (кактусы) растут на полу, за кухонной плитой, в карманах зимнего пальто, положенные на письменном столе и в других неподходящих местах».
Характерный, легко узнаваемый облик суккулентов – кактусов, алоэ («столетников»), агав, молочаев и разнообразных толстянок – способен ввести в заблуждение неспециалистов, которые зачастую всех их считают кактусами, поскольку именно они давно и прочно обосновались на наших подоконниках. Однако определенная общность черт – не более чем печать, наложенная сходным образом жизни на растения, совершенно не родственные друг другу и произрастающие в природе в разных частях света. Конечно, сейчас живые изгороди из кактусов можно встретить и в Африке, и в Австралии, но туда эти растения были завезены человеком. Родиной кактусов, составляющих отдельное семейство, а также семейства агавовых, к которому относятся агавы и юкки, являются пустыни Центральной и Южной Америки. Южная Африка – родина разнообразных, иногда удивительно похожих на кактусы эуфорбий, относящихся к семейству молочайных, и алоэ – растений, похожих на агавы, но принадлежащих к семейству лилейных. А представители обширного семейства толстянковых – настоящие космополиты, произрастающие в природе и в Африке, и в Южной Америке, и в Евразии. Это лишь самые широко известные суккуленты, а вообще в настоящее время ботаники относят к этой экологической группе около 10 тысяч видов растений, принадлежащих к не менее чем 40 различным семействам.
Все суккуленты – обитатели засушливых мест, но далеко не каждая пустыня или полупустыня Земли может похвастаться их богатой коллекцией. Дело в том, что стратегия выживания, избранная этими растениями, несомненно, чрезвычайно эффективна, но лишь в определенных условиях. Суккуленты отсутствуют в так называемых холодных пустынях умеренного пояса, поскольку их сочные ткани не переносят продолжительных зимних холодов, свойственных климату этих пустынь. Пасуют суккуленты и перед исключительно суровыми условиями жизни в тех жарких пустынях, где выпадение дождя равносильно чуду, ждать которого можно годами и даже десятилетиями. Настоящие царства суккулентов – калифорнийская пустыня Сонора и южноафриканская пустыня Карру. В этих субтропических пустынях никогда не бывает морозов, и засушливые сезоны года регулярно сменяются относительно влажными, когда на землю обрушиваются короткие, но бурные ливни. Основная задача растений, обитающих в таких местах, – как можно быстрее и эффективнее собрать воду, пока она не успела испариться под жаркими лучами солнца. Поэтому суккуленты обладают сильно разветвленной корневой системой, образующей густую сеть в нескольких сантиметрах от поверхности почвы, что позволяет корням впитывать влагу буквально в момент выпадения осадков.
Принципиально иной способ получения влаги используют тилландсии, произрастающие в туманной пустыне Атакама, протянувшейся вдоль западного побережья Южной Америки. Несмотря на близость океана, эта пустыня по праву считается одним из самых засушливых мест на Земле: в некоторых ее районах годовая сумма осадков составляет всего 1—3 мм, что фактически означает полное отсутствие дождей. Зато каждую ночь прибрежные районы этой странной пустыни окутывают наползающие с моря густые, как молоко, промозглые туманы, которые являются единственным источником влаги для обитающих там растений и животных. Тилландсии лишены бесполезных в таких условиях корней, но поверхность их листьев густо покрыта серебристыми адсорбирующими чешуйками, впитывающими атмосферную влагу, за что они и получили название суккулентных атмосфериков.
Собранную воду суккуленты запасают впрок в особой ткани – водоносной паренхиме, состоящей из тонкостенных клеток, содержащих очень крупные заполненные клеточным соком вакуоли. У листовых суккулентов эта ткань наиболее развита в листьях, а у стеблевых – в стеблях. После нескольких хороших ливней суккуленты вбирают столько воды, что вес их увеличивается в десятки раз. Крупные, похожие на бочонки кактусы рода феррерос могут запасти 1—3 т воды, которой им хватает для безбедного существования в течение целого года. Поверхность кактусов, как и прочих суккулентов, обычно изборождена глубокими складками: под напором влаги они разглаживаются, что позволяет растению стремительно увеличить объем и избежать при этом повреждения внешних покровов.
Как ни трудно добыть воду в пустыне, все-таки эта задача кажется смехотворно простой по сравнению с необходимостью длительного ее сохранения в условиях жары и сухости воздуха. Но суккуленты блестяще справились и с этой проблемой. Клеточный сок, содержащийся в вакуолях водоносной паренхимы суккулентов, – не просто водный раствор необходимых для жизни растения минеральных солей и органических веществ. По своей физико-химической природе он представляет собой коллоидный раствор, в котором вода связана слизистыми веществами (пектинами), препятствующими ее испарению. Убедиться в этом очень просто, капнув на стекло каплю сока алоэ и, для сравнения, например, каплю капустного сока: к тому моменту, как капустный сок полностью испарится, капелька сока алоэ лишь слегка уменьшится в объеме.
Огромное значение имеет и форма водозапасающих частей растения: у большинства суккулентов она стремится к форме шара, что, как известно, позволяет заключить наибольший объем в поверхность минимальной площади. Плоские листья, обладающие огромной испаряющей поверхностью, в такой ситуации выглядели бы крайним расточительством. Поэтому у листовых суккулентов они округлые, а у стеблевых зачастую отсутствуют полностью или появляются только в условиях хорошего увлажнения. У кактусов листья преобразованы в колючки, морфологически представляющие собой черешки листьев, утративших в процессе эволюции листовую пластину. При отсутствии листьев функция фотосинтеза полностью переходит к зеленому стеблю растения.
Еще одним универсальным способом предохранить ткани от высыхания служит плотная кожица, водонепроницаемость которой усилена восковым налетом, весьма характерным для многих видов суккулентных растений.
Впрочем, как бы ни была надежна защита от испарения, она не может быть абсолютной по той простой причине, что каждое живое растение нуждается в газообмене с окружающей средой. Как известно, в основе жизнедеятельности растений лежит процесс фотосинтеза, в результате которого в хлоропластах из углекислого газа и воды под воздействием энергии солнечного света образуются органические соединения и кислород. К тому же каждое растение дышит, потребляя кислород и выделяя углекислый газ. И оба эти процесса неизбежно сопровождаются потерей паров воды через открытые устьица, наиболее интенсивно происходящей в жаркие дневные часы. На первый взгляд может показаться, что сократить эти потери невозможно, но суккулентам удалось и это! Как выяснилось, этим растениям свойствен особый тип метаболизма, впервые открытый у представителей семейства толстянковых (Crassulaceae). Суть его заключается в том, что суккуленты открывают устьица и поглощают углекислый газ в ночные часы, запасая его в вакуолях клеток в виде органических кислот. А днем устьица закрыты, и фотосинтез идет с участием углекислого газа, образующегося при распаде этих кислот. Углекислый газ, выделяющийся при дыхании растения, тоже не пропадает даром, а запасается в тканях, чтобы потом тоже включиться в процесс фотосинтеза. Только за счет такого усовершенствованного типа метаболизма суккуленты расходуют в среднем в 30 раз меньше воды, чем другие растения.
Подобный обмен веществ имеет и свои минусы. Из-за него суккуленты отличаются очень низкой скоростью роста, а, кроме того, сокращение объема испарения воды через устьица чревато опасностью перегрева, тем более что большинство суккулентов произрастают на открытых местах под прямыми палящими лучами солнца. Поэтому неудивительно, что именно среди суккулентов есть растения, ткани которых способны выдерживать нагрев свыше 50°C, а у одного из видов опунций была зафиксирована температура наружных тканей в 65°C – это высший предел, после которого начинается процесс разрушения белков. Но все-таки таких «экстремалов» даже среди этой группы растений немного, и большинство их стремятся обезопасить себя от перегрева и солнечных ожогов. Именно поэтому восковой налет суккулентов обычно имеет сероватый или голубоватый цвет, хорошо отражающий солнечные лучи, а покровы некоторых из них «загорают» на солнце, приобретая красный или пурпурный оттенок. Густые колючки и волоски кактусов не только надежно защищают своих владельцев от посягательств многочисленных животных, охочих до сочной мякоти стеблей, но и затеняют живые ткани растения. Ребристая форма стеблей также способствует тому, что часть их поверхности всегда находится в тени.
Весьма своеобразным способом решают задачу защиты от солнечных ожогов представители семейства аизооновых. К этому семейству принадлежат, например, литопсы, мясистые листочки которых по форме и цвету так похожи на камешки, что заметить их среди россыпи щебня можно лишь тогда, когда на них распускаются цветы с крупным изящным венчиком, состоящим из множества узких ярких лепестков. Из-за своего совершенного камуфляжа литопсы широко известны под образным названием «живые камни», но существует у них и еще одно, не менее меткое название – «окошечные растения». Дело в том, что в природных условиях литопсы, дабы избежать лишних потерь влаги, почти полностью погружены в почву, над которой едва возвышаются уплощенные верхние части их листьев. Содержащая хлорофилл ткань расположена в глубине листа и прикрыта сверху не только плотной кутикулой, но и слоем прозрачных клеток, содержащих запас влаги. Солнечные лучи, почти отвесно падающие на растение, рассеиваются, проходят через это «окошко» и не повреждают фотосинтезирующих тканей. Интересно, что у литопсов существует чрезвычайно простая, но эффективная автоматическая система регуляции пропускной способности «окошек». Когда растение испытывает дефицит влаги, соли, содержащиеся в клеточном соке, кристаллизуются и «окошко» мутнеет.
Благодаря оригинальному внешнему виду и неприхотливости суккуленты давно стали излюбленным объектом разведения и коллекционирования. А ученые, изучающие морфологию и физиологию растений, находят в них неисчерпаемый источник знаний о возможностях живой природы к адаптациям в самых, казалось бы, неподходящих условиях существования.
Ирина Травина
Большое путешествие:
Антиулица: один день на Большом канале
Если вы ненавидите шумные городские магистрали, то можно очень постараться и, живя в Москве, Париже, Нью-Йорке, месяцами избегать Тверской, Елисейских полей, Бродвея. В Венеции (как и в Санкт-Петербурге) это невозможно. С какой бы стороны вы ни подъезжали к ней, как бы в ней ни перемещались, Большого канала не миновать. Прилетаете на самолете – из иллюминатора перед вами разворачивается знаменитый вид: перламутровая раковина города и синий изогнутый росчерк Большого канала. По-моему, он напоминает огромный вопросительный знак с игриво загнутым концом, а по мнению некоторых серьезных венецианологов, – устройство «внутреннего уха», вестибулярный аппарат человека.
Погружение в Лету
Приплываем на водном такси от аэропорта и сразу втягиваемся из Лагуны в широкое устье Канала там, где комплекс Таможни с флюгером – фигурой Фортуны на золотом шаре, а на заднем плане – колоссальная церковь Санта-Мария-делла-Салуте.
Подъезжаем на автобусе или поезде – в центр города можно попасть только на водном транспорте Большого канала.
«Неизбежность» Канала обеспечивает его главную функцию – быть жизнетворной артерией Венеции. Только вектор «пассажиропотока» с веками изменился. В древности торговые суда из Византии и Леванто поднимались «снизу вверх», от Таможни к мосту Риальто, и там разгружали свои экзотические товары. Сегодня большинство гостей начинают путь от автобусного вокзала на Пьяццале-ди-Рома или от железнодорожного (Санта-Лучия), а потом плывут «сверху вниз».
Известен афоризм Павла Муратова о том, что «Есть две Венеции…» (одна – это та, что до сих пор «что-то празднует»… другая скрыта в тихих переулках, и ее нельзя угадать по легкой жизни на площади Св. Марка). Точно так же есть два Больших канала, два образа его. Один – наполненный шумной разноязычной туристской толпой, с которой сливаешься, вступая на борт моторного катера. Другой – идеальная улица-река с прекрасными палаццо, с гондолами, медленно рассекающими спокойную гладь воды. Лучшая метафора Каналь Гранде – это его сравнение с Летой, протекающей согласно поверьям древних греков в царстве Аида. Души умерших отпивают из ее вод и забывают все, что осталось позади. В принципе то же самое – забвение всего суетного, всего, что порождает тревоги в повседневной жизни, – должно случаться с каждым гостем Венеции.
Но это только «в принципе». К сожалению, идеальная Венеция, какой мы ее себе представляем по картинам, книгам, фильмам и основанным на них мечтам и грезам, нам сегодня недоступна. По крайней мере, в районе Большого канала. И главная причина того – мы сами, гости. Нас просто слишком много, тех, кто решил обрести здесь счастье. Нас невозможно, нестерпимо много. Толпа страждущих увидеть гармонию ее же разрушает.
Турист сегодня – главный герой, захватчик и тиран Большого канала. Все прочие персонажи: дожи и купцы, дипломаты и герцогини, великие художники и наследники престолов существуют как тени, фантомы, духи места. Все реальные венецианцы, встречающиеся на Канале, либо обслуживают туристов, либо бочком пробираются между ними.
Двуликий Канал
Итак, есть два Канала – и два пути движения по нему. Первый – как бы «по течению» – с чемоданом в одной руке, с фотокамерой и путеводителем в другой, штурмовать многоместный катер («вапоретто»– катерок), идущий минут 40 вдоль всей улицы по маршруту № 1 со всеми остановками. Проплыть Канал сверху вниз и снизу вверх, сверить с действительностью указанные в книжке достопримечательности. Мы возбуждены и полны решимости не отдать удобное для осмотра место соседу. При этом искренне наслаждаемся открывающимися видами и перспективами. Автоматически отмечаем синеву неба, охристость фасадов, шум и гомон публики на мосту Риальто, плеск весел у гондол. Канал уже превращается для нас в приключение, пусть и похожее на прогулку по Диснейленду, даже если полному погружению в Лету мешают внешние, бытовые, физиологические раздражители.
На этот путь обречено большинство туристов. Дело не в количестве денег (даже если вы плывете на индивидуальной гондоле, толпа на катерах движется параллельным курсом), а в перенаселенности Канала нашим братом туристом и в нашей способности удовлетворяться поверхностным: пришел, увидел, сфотографировал. Удостоверился, что улица действительно хороша. Понял, что все равно невозможно запомнить все 500 с лишним палаццо, и отправился отметиться на Сан-Марко.
Путь второй – «против течения» – сложен и извилист, но дает желающим надежду остаться с Каналом наедине, прочувствовать его нюансы, погрузиться в прошлое, ощутить значительность мифа. Этот путь требует самоотрешенности, времени и умения забыться. Требует он и некоторой исторической подготовки. Наилучший из доступных сегодня способов «ныряния» в венецианскую Лету, гарантирующий малолюдность и безмолвие, – проехать по ней где-нибудь в середине промозглого декабря глубокой ночью. Боюсь, такое предложение вдохновит немногих. Что же, есть другие варианты, которые я по мере путешествия позволю себе подсказать читателям ради хотя бы минуты подлинного, не туристического счастья, какого мы ждем от Венеции.
Первые шаги по воде
По этой улице, как известно, можно только плыть. Главная артерия Венеции – это «антиулица», где нет переходов-«зебр», вместо асфальта – мутноватая бирюзовая жидкость, повторяющая цвет неба и вбирающая теплоту дворцовых фасадов. На всем протяжении Канала пешеходам остаются считанные метры набережных, отдельные выходящие на воду настилы, пристани для катеров и всего три моста. Вода диктует свой ритм, свои звуки, запахи и темп всему, что плавает.
«Проезжая часть» Каналаццо (то есть Каналища, Очень Большого Канала) всегда заполнена транспортом: большие моторные катера, лодки-такси, грузовые баркасы, плавсредства пожарников и «скорой помощи» и, наконец, гондолы. Все это снует туда-сюда, как машины на Манхэттене или Садовом кольце, но без пробок.
Что выбрать? Может быть, гондолу, чтобы сразу выбиться из туристического ритма? Нет, пожалуй, гондолу оставим для особого случая. В ней хорошо проехаться ночью, когда, кроме огней палаццо, ничего не видно и можно сосредоточиться на водяных бликах, слушать плеск весел и песню гондольера, опустить руку в воду и даже (тайком от «водителя») попробовать ее на вкус.
Отступление первое
Попробуем представить себе, каков вкус воды в Канале. Если учесть, что вся Венеция стоит в заливе, надо думать, соленая. Но – не совсем. В древности Каналь Гранде был устьем реки Бренты, которая текла с южных отрогов Альп. Прошло много веков, оно размылось, стало частью Лагуны, но слабое течение с севера на юг, из реки в море, сохраняется, и вода здесь гораздо более пресная, чем, скажем, на открытом городском пляже Лидо. Длина Большого канала – 3 800 метров, ширина – от 30 до 70, глубина – в среднем 6 метров. Естественные берега уже давно уступили место мощным конструкциям из деревянных свай, на которых стоят все здания. О флоре и фауне Канала давно никто не слыхал, судя по всему, они отсутствуют.
Лучше выберем водное такси. Небольшая моторная лодка, развивающая приличную скорость, позволит выбиться из медлительного потока вапоретто и гондол, вырваться вперед и первыми ухватить единый образ Канала.
Сторговалась с водителем Симоне – весь маршрут минут за 15 и всего за 35 евро. Он удивляется, что русская синьора хорошо говорит по-итальянски. Заревел мотор, и вот мы уже под мостиком Дельи Скальци, напротив железнодорожного вокзала.
– В первый раз у нас?
– Нет, что вы! Вот уже лет 10 – почти каждую осень… То художественная биеннале, то архитектурная, то вот статью для Москвы пишу.
…Мимо пролетают первые «переулки»-притоки. Канал Каннареджио (Cannaregio) – на углу роскошный палаццо Лабиа с недоступными туристу фресками певца Венеции XVIII века Джованни Баттисты Тьеполо. Недоступными просто потому, что Радиокомитет, который располагается в палаццо, очень строг и никого внутрь не пускает. На подъезде к нему деревянные перекрытия причала выкрашены бело-голубыми полосами и увенчаны золотыми шишками. Так на пути впервые встречается фирменный знак Большого канала, впоследствии многократно повторяемый.
Узнаю от Симоне, что цены на катание в гондолах за последний год еще больше взлетели и скоро станут по карману только японским туристам. Да и вообще туго приходится нынче гондольерам в Венеции. На вопрос – почему? – уклончивое молчание. Чуть позже, тут же на Канале, мне стала ясна причина этой уклончивости. «Больная тема» венецианского гондольерного дела – засилье моторных судов, на которых местные лихачи развивают огромную скорость, поднимая такие же огромные волны. Пристани гондол пестрят плакатами: «No moto ondoso!», «No traffico selvaggio!» – «Нет движению, поднимающему волну!», «Нет дикой манере езды!» Похоже, на данный момент это самая актуальная тема Канала.
Предаваясь вместе с Симоне как раз такой «дикой манере» езды, я, естественно, попадала в стан ярых врагов гондольеров.
Остросюжетное переживание автора вечером того же дня
Мимо моего «черепашьего» вапоретто, обдав гондольеров и их пассажиров мощной волной, за считанные секунды проносится от Академии до Риальто благообразный седой старик на моторной лодке. Чуть позже я застаю его на берегу за беседой с полицейскими. Сцена классическая. Стражи порядка на своем катере с сиреной догнали нарушителя, так же разбрызгивая по дороге воду, но уже на законных основаниях. Лихач оказывается американским музыкантом, целиком арендующим один из палаццо на Канале. А также – личностью, известной в городе своей склонностью к лихачеству. Полицейские соглашаются отпустить музыканта, приняв от него отложенный штраф в виде приглашения на концерт в «Скуола ди Сан Рокко». Сегодня вечером он исполняет там адажио из Вивальди.
К чести горожан, они понимают гондольеров (среди которых у них, разумеется, немало родственников, ведь большая часть 60-тысячного населения Венеции работает на туризм). Правила дорожного движения на Канале существуют и в основном соблюдаются. «Главная дорога» – это сам Канал. Все впадающие в него притоки (Rio), а их насчитывается с обеих сторон около сорока, считаются улицами с односторонним движением. Перед выездом на Канал на них установлены светофоры, на Канале, в свою очередь, стрелки указателей поворотов. Кое-где на «развязках» висят зеркала бокового обзора, чтобы случайно не заехать носом моторки в бок какому-нибудь катеру. Ночью все «опасные места» и подъезды к причалам отмечены огнями (в это время суток движение на Канале слабеет, но не прекращается, поскольку для туристов действует специальный ночной маршрут). Все по-настоящему.
Только один раз в году, в первое воскресенье сентября, старинные челны, гондолы, баркасы становятся, как прежде, хозяевами Канала. Движение всех «моторов» прекращается, и команды весельных гонщиков выходят на Историческую регату. В этот день представляется возможность видеть улицу такой, какой видел и изобразил ее 200 лет назад Каналетто.
Биоритмы
Пока глаз отмечает, как «антиулица» парадоксально копирует «земные» законы дорожного движения, такси Симоне уже подлетает к Риальто. Позади остались многие палаццо, о которых я хотела бы рассказать. Но темп движения обязывает. К архитектуре вернемся позже. Риальто. Мост-предание, архетип всех мостов, место обязательного посещения. Венецианский Нотр-Дам, венецианская Красная площадь (впрочем, может, и не совсем так – объект № 1 для Венеции все же Сан-Марко). Мост всегда так забит народом, что на время упомянутой Исторической регаты его просто закрывают, дабы он не обвалился, как это уже произошло однажды в 1444 году, когда зеваки наблюдали свадебную церемонию маркиза ди Феррары.
Отступление второе
Считается, что первые дома на Канале появились именно у нынешнего моста Риальто в начале нашей эры. К VIII—IX векам этот район стал ключевым в транспортном и торговом отношении. К «Высокому берегу» (Riva alta) подходили свои и заморские суда с товарами, здесь строились склады, разворачивались рынки. Так Канал становился «Большим» – центральной артерией города. Издавна здесь скупали земельные участки и строили резиденции самые знатные и самые богатые граждане: дожи, патриции, кардиналы, адмиралы, а затем торговцы-нувориши. Работали лучшие архитекторы разных эпох. Уже в 1495 году Каналь Гранде был так хорош, что французский король Карл VIII назвал его «красивейшей улицей мира». Памятники, украшающие ее сегодня, как правило, созданы уже позже. От готики XIII—XV столетий осталось лишь несколько дворцов, все остальное – это ренессанс, барокко, здания веков XVIII—XIX. Мост Риальто – древнейший из трех, перекинутых через Канал, впервые был построен в XII веке из дерева. В 1588 году он был заменен на каменный и по сей день являет собой «шов» города, связывающий воедино важнейшие его части.
Перед Риальто справа – роскошный по-венециански, пестрый рынок, которому минимум тысяча лет. Он называется Рыбным, но торгуют здесь любыми дарами моря, а также зеленью и овощами, к полудню, впрочем, проникающимися невыносимым запахом той же рыбы. Когда мы с Симоне проплываем мимо, как раз бьет полдень, и рынок работу заканчивает. Хорошо бы заставить себя посетить его ранним утром. Вообще Канал – цельный организм с четкой сеткой биоритмов. Чтобы плыть «против течения» (см. выше!), надо его себе представлять. В предрассветной мгле со стороны Лагуны появляются грузовые лодки, они привозят буквально все: напитки и туалетную бумагу гостиницам, свежие газеты – киоскам, Рыбному рынку – еще более свежую, только что из залива, рыбу и морепродукты (ласково говоря по-итальянски – frutti di mare, плоды морские).
Отступление третье
В самом начале XVI века в палаццо у Риальто, как раз напротив Рынка, жил историк, комедиограф, поэт и знаменитый острослов Пьетро Аретино (россиянам он сегодня более известен как автор эротических сонетов). Его заметки содержат подробное описание того, как на заре к причалу подплывают лодки, заваленные дынями в форме женских грудей, а торговцы рыбой раскладывают на прилавках сверкающих чешуей камбал, еще шевелящих усами лангустов, норовящих удрать из корзины крабов… Абсолютно то же самое увидела автор этих строчек, когда все же совершила однажды в шестом часу утра героический поход на Рыбный рынок. А также бросила взгляд – через Канал – на здание, откуда смотрел Аретино. Прожив здесь более 20 лет, он переехал ниже по течению, в Ка`Дандоло. Не окруженный больше приятелями-кутилами, он умер в 1556 году в доме с видом уже не на Рынок, а на пристань Угольщиков. Но в разные годы его друзьями и покровителями, как писал биограф, были император Карл V и Папа Юлий III, король Франциск I и великий Тициан…
Рассвет и первые утренние часы награждают каждого, кто оказывается в это время на Большом канале. Позже и в течение всего дня, до глубокого вечера, особенно весной и летом, он весь, как уже говорилось, принадлежит туристам. Их количество возрастает в геометрической прогрессии, в то время как местные жители отправляются по служебным местам, в школы, университеты, магазины. Если на Елисейских полях гость все же может найти, куда отойти и присесть, то здесь ты – заложник стихии. Конечно, можно пробираться короткими перебежками по параллельным улочкам, но тогда теряется грандиозный вид. Мой совет плывущим «против течения»: если вы любите «экстремальные» ощущения, не появляйтесь в Венеции до конца ноября. Тогда, возможно, вам станет доступен весь букет ощущений: и «аква альта» (высокая вода), когда в городе кроме как по высоким мосткам уже нигде не пройдешь, и то фантастическое время, когда, как в феллиниевском «Амаркорде», наплывают туманы и огни в окнах палаццо горят день напролет.
Если же на дворе разгар сезона, уходите от толпы! Проплывите по Каналу поздним вечером, когда зажигается свет в этих самых окнах и видны дубовые балки потолков в парадных залах, венецианские люстры, картины и зеркала в пышных рамах, полки с фолиантами и тяжелые тканые портьеры с кистями. На Большом канале все невольно становятся вуайеристами. Это один из способов забыться, попасть в Лету.
А если вы все же вышли днем, то, насколько возможно, постарайтесь остаться наедине с Каналом. Хотя бы в узком проулке, хотя бы на секундочку, иначе вам не почувствовать, что он есть на самом деле. Хотя антиулица оживлена весь день, способ воспарить над суетой, дистанцироваться – есть. Например, если зайти в замечательный, хотя и не очень посещаемый и потому спокойный музей «Ка`д`Оро» («Золотого дома»). Он обладает особой атмосферой: позволяет освоиться в венецианском жилище XV века, выйти на балконы-лоджии верхних этажей и, глубоко вдохнув, посмотреть на Каналь Гранде сверху.
Отступление четвертое
Он расположен на левом берегу, в верхней четверти Канала, у одноименной остановки катера и представляет собой шедевр венецианской готики, без которого не обходится ни один учебник по истории итальянской архитектуры. «Золотым» дом прозвали по не дошедшей до нас позолоте деталей фасада, относящейся к XV веку. Палаццо отлично отреставрирован. Сегодня в нем хранится коллекция Франкетти, в которой немало шедевров, например «Благовещение» Витторе Карпаччо и «Святой Себастьян» Андреа Мантеньи.
Барон Джорджио Франкетти, последний владелец дворца, покончил с собой в 1922 году, завещав здание и собрание картин городу. Он также пожелал, чтобы его прах был замурован в одну из порфировых колонн выходящего на Канал портика.
В XIX веке русский князь Александр Трубецкой подарил Ca`d`Oro танцовщице Марии Тальони, которая, как известно, коллекционировала венецианские палаццо и в разное время владела тремя, выходящими на Большой канал.
Следы столетий
Музейная жизнь тут так же полнокровна, как движение по водам. Только в зданиях, выходящих на Канал, находятся 10 крупных музеев Венеции – самого широкого спектра.
Миновав на скорости Риальто, мы с Симоне оставили уже позади и «Золотой дом», и удивительный для Венеции Музей естественной истории в одном из древнейших (XIII век) палаццо, названном позже «Фондако-деи-Турки» (с века XVII это был склад турецких купцов). Чем этот музей удивителен? Только тем, что на этих «широтах» мы привычно ждем встречи с искусством, с великими мастерами, а не с огромным скелетом динозавра. Он, надо полагать, более интересен местным школьникам – в отличие от всех остальных достопримечательностей.
Самые знаменитые и посещаемые «сокровищницы» Канала – Музей венецианского быта XVIII века в Ка`Редзонико, музей Академии художеств и коллекция искусства ХХ века, собранная американской коллекционершей Пегги Гуггенхайм, племянницей еще более известного Соломона Гуггенхайма, страдавшего тем же увлечением. Она с юности выбирала в друзья художников, особенно сюрреалистов, и собирала модернизм. Все три музея ждут нас ниже Риальто на правом берегу. Если интересен старый быт и живопись – путь в Ка`Редзонико и в Академию, если модерн – к Пегги. В последнем случае, кроме всего прочего, вы найдете приятнейший тенистый дворик и выход к террасе, которая расположена на самом берегу Канала.
