Текст книги "Ретранслятор"

Автор книги: Владислав Жеребьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Анисимов захлопнул водительскую дверь и рывком сдвинул автомобиль с места, а затем, не жалея подвески, погнал его по ухабистой проселочной дороге прямиком к шоссе. Очки он где-то потерял, да и я в череде происходящих событий сначала не придал этому значения. Машина прыгала на ухабах, уверенно глотая ямы и перескакивая через доски рухнувших заборов, двигатель ревел, а очнувшийся от ментальной затрещины Восьмой уже опомнился, и вслед нам устремился яркий, пульсирующий шар смерти и разрушений. Третий заложил крутой вираж, и огненный метеорит промчался мимо.

– Все живы? – хмуро поинтересовался он, вдавливая педаль акселератора до предела.

– Вроде все, – я принял из рук пира оброненный мной автомат и поймал в салонном зеркале взгляд нашего спасителя. Точнее, попытался поймать. Машину вел слепой, то есть абсолютно. Глаз у парня не было.

– Все мы в какой-то степени уроды. – Анисимов вяло улыбнулся и, остановив машину у обочины, устало откинулся на спинку сиденья. Вид у сканера, а то, что это именно он, я уже не сомневался, был изможденный. Явно проступили круги под глазами, зияющие же чернотой глазницы стали еще более темными и зловещими. Человек без глаз, видящий этот мир по-своему. Это ли не загадка.

– А как ты видишь? – немного стесняясь, поинтересовался я. Вопрос показался мне некорректным, но у слепого неприязни или раздражения не вызвал. Скорее уж новую порцию сарказма, отразившегося на усталом лице.

– В том-то и дело, что вижу, и это главное.

– Артем, – ожил с заднего сиденья проглот, – может, а ну его, вечер воспоминаний. Может, того? С трассы да в леса? Сейчас этот упырь очухается и кинется в погоню…

– Восьмой за нами не пойдет, – Анисимов пошарил в бардачке и, вытащив заранее припрятанные там очки, водрузил их на нос. Стекла, черные, не пропускающие свет, встали ровно так, чтобы закрыть уродство, и я смог смотреть на нашего водителя без содрогания.

– Так как ты видишь? – вновь напомнил я о своем вопросе, оставленном без внимания.

– Лучше, чем ты думаешь. – Рука сканера приподняла шляпу, и под ней, ну кто бы мог подумать, оказался уродливый прямоугольный шрам.

– Мода нынче, что ли, такая? – Я поймал на себе удивленный взгляд Дмитрия и машинально провел рукой по бритой голове.

– Ты реально ничего не помнишь? – с недоверием поинтересовался Анисимов.

– А что я должен помнить? – Нахмурился я. – Ехал из лаборатории. Попал в аварию, очнулся в больнице, а тут конец света.

– И ничего не смутило? – продолжал подначивать меня немного отошедший от боя сканер. С каждой каплей новой силы в нем просыпались уверенность и не сравнимое ни с чем ехидство.

– Смутило, – не увидел я подвоха. – Много чего не помню.

– А знаешь ли ты, что мы с тобой…

Волна жара ударила в бок внедорожника и, сминая железо, как нож сквозь масло прошла сквозь салон.

– Валим! – Сенечка вылетел из авто, как пробка из бутылки, и, закувыркавшись, кинулся зигзагами в придорожную канаву. Волос на голове проглота поубавилось, да и новая одежка от воздействия высоких температур мгновенно потеряла свой товарный вид. Следом за шустрым погорельцем ринулся Дима, резонно предположив, что геройствуют дураки, а остальные живут дольше. Автоматы и рацию с переднего сиденья, впрочем, пир прихватить не забыл. Ну и следом за моими шустрыми товарищами на асфальт, аки куль с мукой, вывалился я. Автомобиль занялся мигом. Пламя, проникнув в салон, шарахнуло по стеклам, и те с жалобным звоном осыпались на асфальт. Кожаная обивка салона вспыхнула, как солома, и вскоре новое жаркое марево окутало все видимое пространство. С трудом встав на четвереньки, я оглянулся. Третий, Анисимов, человек, способный открыть хоть какие-то тайны моего недавнего прошлого, был мертв. Да и кто бы выжил в «топке паровоза». Первый удар нападавшего, вероятно, оказался для слепого фатальным. Голова, а точнее то, что от нее осталось, объятая пламенем, была вывернута под неестественным углом, и, кажется, я даже смог различить сломанный позвоночник.

– Ну! – Дмитрий припал на колено и, сбив предохранитель ребром ладони, начал шпиговать свинцом придорожные кусты, в которых, как он подозревал, засел наш противник. – Чего буксуешь?! Живо вниз.

Оглушенный, ослепленный, дезориентированный, я все же нашел в себе силы, чтобы переместиться сначала к краю проезжей части, а потом безвольной куклой ухнуть в канаву, лицом в жидкую грязь. Уже падая, я снова поймал на себе взгляд, внимательный, пронзающий насквозь… Восьмой стоял чуть поодаль устроенного им огненного ада. На лице его светилась улыбка, чуть злобная и чуть мечтательная. Как и не человека пожег, а даже… я толком не смог представить всю эту гамму ощущений. Не привыкший к тому, что жизнь и смерть тут ходят настолько близко, что порой их можно просто перепутать, я уцепился за острую осоку и, не обращая внимания на струящуюся по ладоням кровь от порезов, вновь ринулся наверх.

– Куда! – Дима попытался меня хватить, но куда там. Ловко увернувшись от цепких рук пира, я бросился вперед и, сжав кулаки, ударил. Не знаю как, не знаю почему, но на лице Восьмого отразилось сначала замешательство, а потом и испуг, вскоре переросший в откровенную панику. Улыбка была стерта с лица, а место ее быстро заняла гримаса агонии и боли. Еще несколько секунд я просто стоял, тупо пялясь на застывшую в странной позе фигуру убийцы. Осознание произошедшего пришло чуть позже, а когда я хоть и с трудом, но вернулся в реальный мир, то не поверил увиденному. Опасный огнедышащий хищник превратился в ледяную статую, а вокруг него с интересом расхаживали проглот и Дима, о чем-то тихо совещаясь. Куда только девались их былые разногласия. Сенечка в присутствии пира больше не выглядел затравленным зверьком, а Дмитрий не выказывал неприязни к проглоту. Война, тут не до сантиментов.

– Ну, что будем делать? – печально поинтересовался я у внезапных сообщников. – Техники нет, хабар сгорел, умные люди отдали богу душу… – последнее, разумеется, относилось к слепому, но тому, уверенно остывающему на переднем сиденье того, что когда-то именовалось гордым словом автомобиль, было уже плевать.

– Уходить надо, – выдал ожидаемое мной предложение Сенечка, ощупывая оставшиеся на голове куцые прядки. – Скоро появятся желающие поживиться за чужой счет. Драка между пси-бойцами, как правило, за хабар происходит. Вот они удивятся, когда вместо ослабленного и изможденного смертника найдут пепелище и скульптуру из льда.

– И куда нам теперь… – Дмитрий печально вздохнул и оглянулся на столб черного дыма, поднимающий в облака. – Ночь же скоро.

С Сенечкой было заключено временное перемирие, хоть и войну с ним мы не начинали. На формулировке настоял пир, любовно поглаживая деревянное цевье АК, и нам с проглотом не оставалось ничего другого, как согласиться.

– Переночуем у меня в палатке, – резонно предложил последний. – Я когда на Артема работал, ну вас выслеживал…

– Шакалил, значит, – снова завелся Дима.

– Да что я такого, в конце концов, натворил, что на меня вся эта земля ополчилась? – Вопрос Сема задал скорее риторический. Дмитрия он явно не боялся. Ко мне же проглот испытывал смешанные чувства. Странный коктейль удивления и обожания одновременно. С одной стороны, мне это безумно льстило, но с другой – внимание взрослого мужчины смущало и попахивало чем-то запретным и лично для меня отвратительным.

Видимо, в качестве залога нашего плодотворного сотрудничества, на которое проглот возлагал большие надежды после смерти старого хозяина, Сенечка выложил про Анисимова все, что знал, а возможно, и приврал сверху.

– С шрамами, типа твоего, – кивал он, уверенно прокладывая дорогу сквозь густую осоку, уводя нас с Димой все дальше и дальше от шоссе в сторону реки и пролеска, – они гости нечастые. Могут много, говорят мало. Сам я видел троих, максимум четверых, если не померещилось.

– А почему тот парень по двум профилям работал?

– А я почем знаю, – пожимал проглот плечами. – Артем тоже ничего не говорил. Платил знатно, а разговоры разговаривать, это не его. Обмолвился, правда, пару раз про основную базу и что-то, что он называл центром, но где эти места, не упоминал.

– А откуда он появлялся? Надо же ему было где-то жить, питаться, заправлять автомобиль. Игрушка-то по нынешним меркам крайне дорогая. Каждая крыса наверняка должна была позариться на такой кусок в руках хоть и сильного сканера, однако увечного.

– В городе он не жил, – Сенечка в сомнении закусил губу. – Точно не жил. Приезжал и уезжал в основном по ночи. Я еще удивлялся, чего ему гонять впотьмах, а как увидел буркалы пустые, так и понял. Свет, тьма – все едино.

– А если слепой был такой крутой… – подал голос пыхтящий позади пир. Автомат нести он мне не доверил и, объявив его остатком былой роскоши, решил тащить самостоятельно. – Чего же умер так глупо?

– Смерти все равно. – Сенечка вдруг стал спокоен и серьезен, как никогда, и из юлы и подхалима проглота на миг превратился в себя настоящего, Арсения Поликарпова, преподавателя информатики в старших классах. И такой вдруг печалью от него повеяло, что я было подумал: приплыли, снова нас сканят.

Так, за разговором, добрались до палатки нового товарища, где и решено было провести ночь, а уж поутру, на свежую голову, решать, что будем делать. Ясно было одно. В деревню более соваться не следовало, а в остальном лишь неизвестность и пустота в голове.

Тьма навалилась мягко, будто большая добрая птица раскинула черные крылья. Костер, да что костер, так, часть уюта и кусочек цивилизации в лапах кроманьонца. Шашлыка бы, да под водочку…

– Помню, как все начиналось. – Сема пошевелил угли палкой и, присев около костра прямо на землю, подпер голову ладонями. – Простенько так, незатейливо. Собрался я поутру, пошел на работу. Жил-то бедненько, на зарплату учителя особо не пожируешь. Ну вот, одел я свой второй по счету костюм, подхватил портфель под мышку и направился к средней школе номер семьдесят два, дабы вбивать в юные головы остатки собственных знаний. И тут бац, и конец света. Ни радио, ни телевидения, ничего вообще. Мобильники с Интернетом и те не работают. Я сначала выживал как мог, вещи там носил, мусорные баки опустошал да таскал отходы подальше от домов. Грязная работа, неблагодарная, а куда деваться. Информационные технологии-то все накрылись медным тазом.

– А как ты понял, что проглот? – осторожно поинтересовался Дмитрий. Открытой неприязни он к Сенечке уже не испытывал, но и доверять ему не собирался. Автомат, снятый с предохранителя, постоянно находился где-то рядом, на расстоянии вытянутой руки.

– Слово-то какое мерзкое, – Поликарпова передернуло от омерзения. – «Проглот». Так прямо скажут, и будто откуда из-под половицы гнилью пахнуло.

– Гляди на него, – усмехнулся пир и осторожно, почти невзначай, опустил ладонь на автомат. – А как же тебя тогда называть? Проглот, он и есть проглот. Мерзкая гнилая сущность.

– Хочу напомнить, – окрысился Сенечка, – что энергию мы черпать можем только в том случае, если она к нам применяется. Изначально либо жечь хотят, либо морозить, либо в мозгах покопаться. Мы не просим и не требуем. Просто живем…

– А как же ваши засады на пси-братию? – хмуро кивнул пир. – Один провоцирует, а остальные накидываются и осушают. Видел я таких вот, в ваших лапах побывавших.

– А про сэра Чарльза Дарвина слышал? – отмахнулся проглот.

– Да ладно вам, – поспешил я разрядить обстановку. Притихший было Дмитрий вдруг начал «бить копытом», да и Сенечка на поверку оказался не из робкого десятка. Свою лепту внесла и доля пироэнергии, которую он успел начерпать из запасов ныне покойного «Восьмого», так что борзости у него прибавилось.

В итоге чуть не подрались, и когда наконец пришлось устраиваться на боковую, над палаточным лагерем воцарились неприязнь и непонимание. Крайне некомфортно спать, когда твои соседи лютой ненавистью ненавидят друг друга, однако, как ни странно, это мне не помешало устроиться в углу палатки и, прикрыв глаза, отдаться сновидениям. Я даже не успел узнать, кто остается дежурить. Едва моя голова коснулась свернутой втрое куртки, как этот мир перестал волновать меня окончательно.

– Думаешь, все получится? – Яркий, невыносимо яркий свет бьет мне прямо в глаза, а я, будто привязанный, зафиксированный по рукам и ногам, не могу ничего поделать. Даже рот открыть или моргнуть и то не выходит. Куда уж там до активных действий. Да и потом, все как в тумане. Ощущение нереальности накрыло с головой, но что-то я определенно чувствовал. Холод, белый кафель, яркие лампы, мешающие видеть, и боль, адскую, невыносимую.

– Должно. – Второй голос, так же как и первый, принадлежал мужчине, но был мне незнаком. Самый обычный. Таким можно спросить лишний билетик в кино или поинтересоваться, не выходит ли кто на следующей остановке. Будничный тон, а вопрос скорее риторический.

– Надо потом к стимуляторам подключить, а то будить будем, а он как овощ. Итак, медикаментозная кома чертову уйму времени уже. Как бы чего с его мозгами не вышло.

– Да и травма накладывается, однако на снимках ничего не видно.

…господи, что происходит…

– Часть черепа придется заменить, но долбанулся он удачно.

– Да уж. – Смех. Негромкий, но почему-то показавшийся мне неприятным. – Даже сверлить не надо. Однако надо поторопиться, установка в действии, группа уже штаны протерла. Видел бы ты, какой набрали зоопарк. Одни калеки и садисты. Кто их вообще нашел?

– Тише, – второй голос стал резче. – Не твоего ума дело. Тебе платят, и платят хорошо, а что думает и делает начальство, не нашего ума дело.

– Да ладно тебе, – обиделся второй. – Я же так…

– Анестезия заканчивается, гляди, шевельнул рукой.

– Так дай новую дозу.

– Как бы во время операции не очухался.

– Увеличь.

– Так у него и так травма. Дадим больше химии, идиота сделаем.

– А ты хочешь, чтобы он вскочил, когда мы будем ставить имплант?

– Так может, другого кого, более стабильного? Мало ли их в соседнем здании.

– Этот наиболее подходящая кандидатура. Стопроцентное попадание. Даром что увечный. Анестезию давайте и приступим. Модуль уже прибыл.

Не знаю почему, но проснулся я в холодном поту и потом, приходя в себя, тупо пялился в брезентовый потолок палатки проглота, стараясь понять, кто я вообще и где собственно нахожусь. То, что мне приснилось, сновидением в полной мере назвать было очень сложно. Как и не спал, а фильм из прошлой, давно уже забытой жизни показали. Вот что, значит, было, операция, и не та, которую я бы хотел. Предварительно я пролежал в искусственной коме. Но сколько времени? Месяц, неделю, год?

Как ни печально было это осознавать, но с мозгами у меня точно было не в порядке, и провалы в памяти беспокоили. Что-то я там у себя задел. Может быть, когда выжег «багги» с бандитами, или превратил в сосульку вполне себе активную боевую единицу в лице «Восьмого», а может, сыграла свою роль ударная доза алкоголя, употребленная накануне, под хорошую закусь в компании пира. Память начинала возвращаться, кусками, урывками, скупыми лоскутами. Легче, впрочем, от этого не стало. Ну понятно, что сделали операцию, на которую я в здравом уме и трезвой памяти не пошел бы ни за какие коврижки. Но установка и группа? Понять бы, что это такое, и многое бы встало на свои места.

Перевернувшись на бок, я сделал еще одно неприятное открытие. Пропал проглот. Решив было, что он остался караулить лагерь, я высунул голову из палатки и с наслаждением втянул ноздрями свежий воздух, одно из немногих преимуществ умирающего мира.

– Арсений?! Ты где? – осторожно позвал я. Ответа не последовало. Оглянувшись на мирно посапывающего пира, я подхватил автомат и, выбравшись наружу, вновь позвал Сенечку. Тишина. Неужто сбежал? Покрутив головой, я начал обходить палатку по кругу, внимательно прислушиваясь к каждому шороху и дуновению ветра. Кострище давно уже потухло и только несколько углей, покрывшись белыми струпьями, еще тлели, отдавая тепло в пустоту. Место, где должен был сидеть дозорный, старый пень в пять ладоней шириной, тоже был пусто. Проглот исчез.

– Ты чего ни свет ни заря? – Из палатки выбрался Дима, тря кулаками глаза и отчаянно зевая, и, потянувшись, начал копаться в сумке Сенечки в поисках съестного. Сумка была тут, автоматы на месте. Я засунул руку в карман собственной куртки, но плохое предчувствие не оправдалось. Вся мелочевка имелась в наличии. Не похоже, чтобы вот так бросил. В нынешней ситуации просто по шее бритвой да обобрать трупы, а тут и пожитки, и автоматы. Расслабились мы совсем, коли ему вдруг доверились.

– Так чего рыщешь? – Пир нашел банку консервов и самозабвенно корежил крышку консервным ножом.

– Арсений пропал.

– Сенечка-то? – Дима сокрушенно покачал головой. – Сбежал, паскуда. У тебя ничего не пропало?

– Да в том-то и дело, – развел я руками. – Все при нас осталось, а Арсений сгинул куда-то.

– Так появится, – отмахнулся Дима, отправляя в рот солидную порцию тушенки прямо с ножа. – Сенечка своего не упустит. Ты знаешь его плохо, потому и величаешь словно барина, а я о нем наслышан.

– Ты сам там присутствовал? – Вдруг мне стало безмерно обидно за этого маленького, затюканного человека. Жил бедненько, встрял крупненько, и даже когда способность ему этот мир отсыпал, то столь низкого класса, что только плевка достойна. Ни дать ни взять, пиявка. – Ты видел, как он гадости и беспределы творил?

– Лично я нет. – Дмитрий и бровью не повел, а лишь прибавил в свой организм тушняка. – Однако слухи не просто так ходят, да и в адъютантах у Ханоя непросто порядочность сохранить. Служат у него, поделюсь с тобой честно, самые отпетые мерзавцы. Захара они в свое время так ухайдакали, что он до сих пор ровно сидеть не может.

– А может, где в беду попал Арсений, а мы тут стоим и лясы точим, – огрызнулся я. – Сторожил твой сон человек, а ты грязь ему на голову льешь. Тебе-то он конкретно что сделал? Ну…

Глухое тарахтение двигателя, вроде бы даже и мотоциклетного, в пылу спора мы услышали не сразу, а как поняли, что к чему, не сговариваясь, упали на землю.

– Приплыли, – зашипел пир, спешно опустошая банку. – Сейчас кутерьма начнется… – Однако так и застыл на полуслове. Из перелеска выехал мотоцикл с коляской. Самый что ни на есть обычный сотый «Урал», из тех, наверное, на которых Максим Подберезовиков гнался за Юрием Деточкиным, уходящим от милицейской погони на свежеугнанной «Волге» очередного взяточника и бюрократа. За рулем, впрочем, вместо Ефремова сидел гордый своим появлением Сенечка и улыбался во все свои двадцать три зуба.

– Ну что? – гордо подбоченившись, поинтересовался проглот. – Кому-то вроде нужно до города было, так карета подана. Или вы, может, тридцать верст пехом собирались?

Эффект, конечно, был подпорчен черной полосой гари на лбу Арсения. Однако он был, открытые рты да наши нелепые позы Сенечку порадовали.

Проблема с транспортом была решена, а дальше… Ну что дальше? Время покажет.

До города добирались окольными путями, и когда наконец над головой замаячили развязки КАДа и пустые оконные глазницы брошенных зданий появились на горизонте, уже вечерело. Откуда у Сенечки раритетный мотоцикл, он не объяснил, лишь отмахнулся да хитро подмигнул, когда усаживался в седло.

Поездка на мотоцикле к разговорам не располагает, и потому весь путь был проделан в молчании, с редкими остановками перекурить и оправиться. Ближе к городу Арсений снизил скорость и, остановившись у обочины, снял с головы шлем.

– Как дальше поедем, – поинтересовался он. – По Киевскому или по Московскому?

– А в чем разница? – спросил я.

– Разница большая, – подал голос из мотоциклетной коляски Дмитрий. – С одной стороны нас будет подпирать Захар с братией. Так просто по его асфальту, уж поверь мне на слово, никто не катается. С другой – банда Петра стоит, причем именно банда, а не Захаров отряд. У них там три десятка пулеметных расчетов, мины и мешки с песком. Там не один пси-боец прорваться не сможет, пусть он хоть трижды крут. Петр, бывший зэка, вышел на волю за день до катастрофы да удачно напоролся на склад РВС. Не без помощи своего соседа, военного, ракетчика, кажется. Они потом, как рассказывают, ходок десять в область делали, все стволы возили.

– А почему банда-то у них получилась? – хмуро поинтересовался я. Мимо Захара ехать было вовсе безрадостно, а уж сквозь бандитский строй и подавно. Вопрос скорее был риторический, но, поймав волну, Сенечка пустился в пространные рассуждения, из которых я вынес сущие крупицы. Помимо Петра, был еще один участник мероприятия, приведший последнего к успеху, но что-то там у них не сложилось, а работать с пси-бойцами уголовник отказался наотрез, предпочитая жить по понятиям и держать вокруг себя вполне предсказуемый уголовный элемент. Бандиты, убийцы, воры, вот кто в основном держал трассу. Что стало с партнером Петра, история умалчивала, но даже самому наивному было понятно, что на этом свете парня было уже не найти.

– Есть проезд в обход, – почесал бритый затылок Дима. – Немного поскачем по ухабам, да пару поселков городского типа проскочим и на месте.

– В любом населенном пункте ближе к базару, если там есть инфраструктура, то и хозяин имеется, – тут же поспешил напомнить проглот. – От одних бандитов к другим хочешь? Хотя на нашем месте я попытал бы счастья именно с этим вариантом. На глаза Пете с его отморозками попадаться мне резону нет. Я ему еще с прошлой встречи задолжал, а он при каждом удобном случае напоминает.

– И Петька-то не стребовал? – ахнул пир.

– Пусть попробует, – оскалился Арсений. – Тогда я под Ханоем ходил, а он его боялся до зеленых чертей. Ханой еще более отмороженный, чем Петя, и не раз это на деле доказывал. Теперь же у меня такой крыши нет.

– А что же из-под крыши ушел? – вновь поинтересовался я.

– А из-за отношения, – вновь начал гнуть свое проглот. – Покойный Анисимов относился по-человечески да обещал с собой забрать на базу. Он говорил, что там у них все есть. И жратва, и электричество халявное. Мыться можно каждый день, да в кранах вода горячая. Ты знаешь, когда я последний раз в баню ходил?

– Замолкни, – грубо прервал я бывшего Ханоева адъютанта. – Редкие походы в баню вопрос личной гигиены, а дело у нас намечается общественное. Я за объезд трасс, кто еще со мной?

Арсений поднял руку, и мы оба, обернувшись, посмотрели на скучающего Дмитрия, меланхолично чиркающего колесиком зажигалки.

– Чего уставились, – пробурчал он, сжимая в губах сигарету. – Я как все. Деньги грести или неприятности, мне до лампочки. У меня еще траур по хабару не прошел, а в городишках, может, чем разживемся. Не должно там быть сильных бойцов. Все сейчас либо у Ханоя, рынок пасут, или у Захара шашлыком балуются. Одни мы тут по пояс в дерьме и с каждой минутой, как погляжу, погружаемся все больше и больше.

Вписавшись в поворот, Сенечка погнал мотоцикл по разбитому асфальту, и очень скоро, проскочив несколько покосившихся указателей, мы въехали в тень мертвого городка. Если деревня, в которой мне довелось побывать, производила гнетущее впечатление, то обветшалые от времени бетонные коробки ранее жилых пятиэтажек и вовсе создавали впечатление нереальности происходящего. Того и гляди, вывалится из-за угла зомби и, распространяя смрадный дух разложения и гнили, раскрыв мертвую пасть, двинется в нашу сторону. Благо ходячие мертвецы остались на страницах книг и сценариев, а у нас задача была куда сложнее. Едва мотоцикл въехал в городок, как тот из груды мертвого мусора, плесени, грязи и болотин отказавшей сточной системы вдруг оказался живым и зашевелился.

Странные тени мелькали по захламленным переулкам. Кусты по обочинам вдруг принимали странный вид и качали ветками, усыпанными острыми шипами, как-то невпопад и не под порывы ветра.

Медленно, почти крадучись, Арсений катил вперед, вцепившись в руль так, что костяшки на пальцах побелели. Напрягся и Дима, до этого вольготно расположившийся в люльке и просто глазевший по сторонам, а сейчас собранный и напряженный, будто пружина. Один я крутил головой и с неким недоумением оглядывал окрестности, производя, наверное, со стороны вид полного придурка. Первый квартал мы прокатили достаточно бодро, но ближе к центру городка «Урал» стал вести себя по меньшей мере странно. Сначала ровно работающий двигатель начал давать сбои. Уж я, далекий от техники и то почувствовал, как урчащий зверек вдруг начал кашлять и чихать, а под конец, всхлипнув, заглох. Мы покатили вперед в полной тишине, так далеко, насколько хватило инерции самого агрегата.

– Чего стоим? – осторожно поинтересовался я у вмиг побледневшего проглота.

– Сам не знаю, – ни с того ни с сего зашептал он. – Техника исправная была, вот те крест. Я же специально на нем в город три месяца назад по зиме гонял, чтобы механ ханоевский все наладил.

– Может, не углядел чего? – осторожно поинтересовался пир, озираясь по сторонам.

Вы когда-нибудь наблюдали, как замирает природа перед бурей. Затихает ветер. Воздух становиться напряженным, почти звенящим и давящим, в один миг превращаясь во что-то странное, осязаемое и огромное. Деревья, кусты, трава, мураши под ногами, все застывает в предчувствии беды. Птицы, до этого весело щебечущие на ветках, вмиг замолкают…

– Что происходит? – осторожно поинтересовался я.

– Беда, парни. – Сенечка осторожно соскользнул на землю и, припав на одно колено, начал напряженно вглядываться в пустые глазницы домов. – Засада.

– Какая неожиданность. – Пир вывалился из коляски и, перекатившись в сторону, засел за углом ближайшего дома.

– Ирония…

От соседнего здания через дорогу в это время отделился потертого вида тип в просторном, явно с чужого плеча, драповом пальто и неспешно, по-хозяйски направился в нашу сторону. Растительность на лице незнакомца имела самый плачевный вид. Борода, ни в какую не желавшая расти по всем правилам, торчала на бледном лице мужичка нелепыми кустиками в самых неожиданных местах. С волосами на голове все было проще, но те, грязные, свисавшие черными сосульками на глаза, кроме отвращения ничего вызвать не могли. Грязные дырявые боты завершали весь ансамбль, а запах немытого тела ударил в ноздри, едва ветер от незнакомца подул в нашу сторону. Бич бичом, однако держал себя он уверенно, почти по-хозяйски, да и присутствие нас, группы вооруженных людей, особого беспокойства у него не вызывало.

– Чьих будете? – Голос у бомжа был хриплый, с надрывом, будто после доброго перепоя.

– А тебе какая радость знать? – Сенечка поманил меня рукой и показал на груду старых покрышек, сгнившего ЗиЛа.

– Мне-то и радость, – бомж с сомнением поглядел на спрятавшегося за мотоциклом проглота. – Что городок этот мой, и все, кто желает пересечь его на своей тарахтелке, обязаны мне платить.

– Иди ты! – хохотнул Арсений, напряженно вглядываясь в темноту оконных проемов за спиной шантажиста. – А отдача не замучает? Или забыл, что тебе Ханой на прошлой неделе говорил? А?

В мгновение ока наглый бомжара превратился в радушного хозяина и, лучезарно улыбнувшись, показав при этом удивительно ровные и белые зубы, наглец двинулся в нашу сторону.

– Арсений, дорогой, не признал! Что же ты сразу не обозначился?

– А кто же знал, что ты здесь будешь? – Проглот встал с колен и, отряхнув брюки, кивнул. – Отбой, парни, этих бандитов я знаю. Но все равно не расслабляйтесь. Починим наш мотоцикл и прочь отсюда, а то завязнем по самые уши.

Старый Сенечкин приятель Женя оказался в городке сравнительно недавно и, по своему обыкновению, ввинтился в устоявшийся патриархальный быт постапокалиптического общества оборванцев, как штопор в бутылочную пробку. Обладая природным чутьем, быстро нашел общий язык с местными криминальными авторитетами. Промышляли в городке понятно чем. Наркота, нелегальный хабар, привезенный в ночной кутерьме с караванных троп, рабы. Весь богатый список деяний, который бы я, как человек разумный и осторожный, предпочел бы обойти стороной. Жили тут богато. Имелся скотный двор в бывшем помещении библиотеки, склад с провиантом, за которым денно и нощно следило порядка десятка головорезов, да своя меняльная лавка. Надо тебе обменять батарейки от фотика, ну к примеру, на патроны от АК, то завсегда пожалуйста. О курсе позже можно договориться. Была тут и своя автомастерская, основной источник дохода маленького бандитского государства. Невиданная роскошь по нынешним меркам – работающий подъемник, дрели, сверла, станки и наборы гаечных ключей во всем их великолепном изобилии были аккуратно развешены на гвоздики по стенам мастерской.

Времени у нас теперь было предостаточно, и, оставив Дмитрия с проглотом заниматься транспортом и «наводить мосты», я, вопреки предостережениям последних, решил прогуляться и собственными силами пощупать окружающую действительность. Как ни странно, но первое впечатление запустения и разрухи оказалось ошибочным. Некоторые дома действительно пустовали, но только из-за того, что заселить их полностью никто не собирался. Окна первых этажей зданий были заколочены досками, щели заткнуты ватой, а из некоторых окон виднелись трубы буржуек. Около парадных вместо клумб с цветами были разбиты огороды, на которых местные жители выращивали картошку. Улицы вблизи жилых строений были выметены, а водостоки прочищены, и вся дождевая вода без труда уходила в канализацию. Тут я в первый раз увидел детей. Маленькие, грязные аналоги тех, кто заправлял этим вертепом, совершенно буднично слонялись по поселению, лепили куличики из мокрого песка и играли в казаков-разбойников, и если бы не обноски и запачканные сажей мордашки, ничем бы, наверное, не отличались от своих сверстников из прошлого мира.

– Дяденька, а дяденька… – карапуз в ботинках на босу ногу и вязаной шапочке поверх грязных светлых волос догнал меня и, засунув руки в карманы, поплелся следом. – А ты в городе был?

– Был, – честно признался я. Если бы меня попросили описать город, ответ, наверное, был бы другой.

– А там страшно? – продолжал расспрашивать пацан, смешно подстраиваясь маленькими ногами под мой размеренный шаг.

– Ну как тебе сказать? – Я на секунду задумался и тут же почувствовал, как маленькая детская ручка нырнула в мой карман.

– Куда, – схватив воришку за руку, я усмехнулся и решил было надавать наглецу тумаков, но тот извернулся и, врезав мне ботинком в ахиллово сухожилие, кинулся к распахнутой двери подъезда. Однако добежать он не успел. Под удивленные крики малышни и оханье воришки он был подхвачен за ногу и медленно, почти торжественно левитирован на место преступления.

Новую способность в себе я воспринял почти буднично, ибо поврежденное место, а точнее болевое ощущение от удара паршивца по моей ноге затмило весь позитив. Да и сама технология оказалась на удивление проста. Не было ни опасности, ни ежесекундной угрозы отправиться к праотцам. Я просто мысленно набросил на лодыжку беглеца петлю и, сосредоточившись, представил, как он, крича и кувыркаясь в пыли, оказывается в моей власти. Дожил, на детей ополчился, однако воровство занятие отвратительное даже по современным меркам, так что действовать пришлось не раздумывая.