Текст книги "Славный райцентр и его окрестности"

Автор книги: Владислав Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Не-е, – дружно промычали сподвижники.

– А к тому, – горделиво усмехнулся районный мыслитель, – что самая пора приспела создать в нашем славном городе добровольное общество по ликвидации бюрократизма и других негативных явлений. Иначе нам с ними не покончить.

– Ну, Василий! – не удержались присутствующие от восхищения. – Ко всему ключ подберет. Вот что значит владеть методологией!

– Разрешите ваше восхищение считать за принятие данного предложения? – обратился к участникам заседания председательствующий.

Раздались аплодисменты. Ну, а дальше дело пошло как по-писаному. В один момент был образован Оргкомитет по созданию добровольного общества ДОЛБНЯ (как сложилась эта аббревиатура, объяснять, полагаю, лишне), единогласно сформирован его состав в составе всех присутствующих и нескольких отсутствующих по уважительным причинам светлых умов и назначена дата первого пленарного заседания…

Ну, берегитесь, негативные явления!

ЭКСПЕРИМЕНТ

Администраторам районного центра Обрадовска развязали руки. Не в буквальном, безусловно, смысле, а в том плане, что освободили их от пут разного рода инструкций и предписаний, которые сковывали инициативу и мешали дерзать. В поступившем напутствии настоятельно рекомендовалось творить, выдумывать, пробовать, проводить самые смелые эксперименты, осуществлять самые дерзновенные замыслы, лишь бы дали они эффект и желательно немалый.

– Это будьте спокойны! – заверили обрадовцы. – Мы к новациям сызмальства тягу имеем. У нас, можно сказать, в крови, или, по-современному, в генетическом коде, заложена неуемная страсть чего-нибудь эдакое сотворить, до чего никто из соседей додуматься не мог. А тут уже, не извольте сомневаться, эффект сам собой получается и завсегда существенный.

И вот стали прикидывать светлые умы города, чем же в современных условиях население славного райцентра и близлежащих окрестностей лучше всего ошеломить.

В ходе обсуждения рождено было немало впечатляющих замыслов, выдвинуты десятки грандиозных проектов. Предлагалось, в частности, закидать всех горожан ондатровыми шапками, воздвигнуть очередной монумент, достигающий главой перистых облаков, вместо устаревающих осетровых начать разведение в реке Обрадовке популярной рыбы минтая, переоборудовать памятник архитектуры двенадцатого века в закрытый теннисный корт, соорудить царь-печку, на которой можно было бы печь блины диаметром в 250 метров. К этой последней заманчивой идее и стали было склоняться, но тут слова попросил крупный мыслитель районного масштаба Василий Суслопаров.

– Прошу слабонервных крепче сжать челюсти! – торжественно изрек он. – Я предлагаю провести в масштабах города и района следующий новаторский эксперимент: впредь не делать ничего нового, а там, где есть возможность, и вообще ничего не делать.

Несмотря на предупреждение, большинство присутствующих от изумления разинули рты. И раньше В. Суслопаров не раз удивлял неординарностью, парадоксальностью своего мышления, но сейчас его явно занесло. Тут созидать надо, рукава засучивать, благо руки-то развязаны, а он, получается, предлагает их в брюки засунуть или на груди сложить. И потом, какой же может быть эффект, в частности экономический, от ничегонеделания? Все это и было высказано Василию.

– Другой реакции я и не ожидал, – усмехнулся мыслитель. – По-настоящему новаторская идея, она и должна поначалу вызывать оторопь. А теперь разрешите аргументировать. Давайте для ясности посмотрим на конкретном примере, какой экономический эффект может принести внедрение моего предложения. Возьмем самое передовое наше предприятие – обувную фабрику «Сапожок». В прошлом году ее коллектив вышел в лидеры отраслевого соревнования, выполнив план на 104 процента. Это было достигнуто прежде всего унификацией продукции – обувщики стали выпускать лишь женские босоножки 48 размера, и сошло их с конвейера четыреста тысяч пар. По данным управления торговли, ни одна пара не продана. На текущий год коллектив «Сапожка» взял обязательство выдать на-гора уже пол миллиона пар босоножек. Товарищи, даже очень приблизительные подсчеты показывают, что если наши передовики остановят конвейер и будут в течение года сидеть рядом с ним сложа руки, то в результате удастся сэкономить порядка десяти тысяч квадратных дециметров высококачественной кожи, пятнадцать погонных километров суровых ниток, на полмиллиона рублей дефицитной фурнитуры. Как видите, экономический эффект выльется не в один миллион рублей. В выигрыше окажутся и сами обувщики. У них значительно вырастут размеры премий за экономию сырья, топлива, электроэнергии. Следует учесть и моральный эффект. Десяткам тысяч горожан и жителей села удастся избежать нервных стрессов, случающихся сейчас с покупателями, когда те видят продукцию фабрики «Сапожок».

– Дело говорит Василий, – подал голос с места народный целитель Степушка Хрумкин. – Опять же, если бы наши повара из кафе «Рододендрон» перестали готовить свои фирменные «котлеты по-обрадовски», то, считай, не одна сотня трудящихся поправила бы свое здоровье. И больницы, понятно, разгрузились бы, и лекарям облегчение…

– Между прочим, – вступил в разговор ведущий аграрий района Кузьма Изнародов, – я тут прикинул, и выходит, что прекращение выпуска босоножек и фирменных котлет, на которые, сами понимаете, надо расходовать кожу и мясо, позволит нам увеличить стадо крупного рогатого скота как минимум на тысячу голов. И в земледелии предложение В. Суслопарова сулит немалую выгоду. Издревле получали на наших черноземах по тридцать центнеров пшенички на круг. У нас промелиорировано пять тысяч гектаров, и с них мы теперь получаем по шесть центнеров. На этот год мелиораторы замахнулись на две тысячи га. Следовательно, если бы мы дали им сейчас по рукам, то засыпали бы в закрома дополнительно 4800 тонн отборного зерна…

– А как вы видите предлагаемый эксперимент в сфере искусства? – с ехидцей спросил непременный лауреат фестиваля «Обрадовская лира» поэт Гермоген Новодевичий.

– Да очень просто, – саркастически усмехнулся В. Суслопаров. – Вот вы лично прекращаете с завтрашнего дня сочинять и издавать свои произведения. Что остается делать читателям? Они, естественно, обратятся к бессмертным строкам Пушкина и Лермонтова, Некрасова и Тютчева. А как установили социологи, высокая поэзия улучшает душевный настрой, придает бодрость и, следовательно, в конечном счете повышает производительность труда. Вот вам и экономический эффект.

– На самом деле заманчиво получается, – раздумчиво произнес председательствующий. – Только объясни-ка нам, Василий, чем в предлагаемой тобой ситуации отцы города должны заниматься?

– А ровным счетом ничем, – бойко ответил автор новаторской идеи. – Как говорится, заслуженно отдыхать…

Посуровел председательствующий и легонько кулаком по столу пристукнул:

– Твои демобилизационные настроения, Суслопаров, не отвечают требованиям дня. Отдыхать нам предлагаешь? А кто же, извини, дрова ломать будет?

Переглянулись присутствующие: а и правда, исстари этим делом отцы города занимались. Прекрати они сейчас свое занятие, как бы тогда не замерзнуть. Ведь зимы в Обрадовске, случается, очень суровыми бывают.

В НАЗИДАНИЕ ПОТОМКАМ

Письмо в редакцию

Увы, безжалостное время неумолимо стирает следы предшествующих поколений со ступенек истории. Но не всегда время. Чаще небрежение и недомыслие отдельных лиц и организаций. Снисходительно посматривают они на доставшееся им наследство в виде материальных и духовных ценностей и, обуреваемые гордыней, кумекают: что бы такое учудить на радость и веселье современникам, какой бы еще град Китеж утопить?

И топят, да не один. А потом приходят потомки и хватаются за голову: эвон сколько памятников зодчества ушло под воду, и все сплошь уникальные, сплошь жемчужины. Повздыхав же, принимают решение: в лепешку расшибиться, но возродить шедевры, вновь явить их миру, потому как созерцание прекрасного вкупе с приобщением к историческому прошлому способствует гармоническому развитию личности и в конечном счете повышению производительности труда. И снаряжаются изыскательские экспедиции, и приглашается для консультаций известный исследователь подводных глубин Жак-Ив Кусто, и для детальной проработки осушения Новокитежского моря создается специальный институт Антиаквапроект и возводится для него здание в сорок пять этажей, и…

И все это, между прочим, денежек стоит. Притом немалых. Не будем, как говорится, далеко ходить за примерами. Воссоздание первоначального облика расположенной в окрестностях Обрадовска усадьбы помещика-самодура начала XIX века Хрисанфа Оболдуева обошлось в 467385 рублей 12 копеек. И хотя реставрация этого типичного образца ложнорусского барокко с элементами псевдорусского рококо была завершена еще семь лет назад, сделанная ею брешь в городском бюджете не заштопана и по сей день.

Что из этого следует? А то, что когда-нибудь и мы, ныне живущие, станем далекими предками, и пытливый наш потомок, возжелавший поглядеть, как же существовали обитатели славного райцентра в 1986 году, с огорчением может обнаружить, что ничего подлинного от нашего времени не осталось – все перекроено, переделано, переиначено на свой лад предыдущим населением. И придется ему, потомку, усугубляя, возможно, нелегкое финансовое положение, выкраивать необходимые средства на проведение реставрационных работ. Между тем эти рубли, ой, как пригодились бы для сооружения, скажем, детского садика «Постреленок» или компот-бара «Эдельвейс».

Именно горячим желанием хоть в какой-то мере облегчить жизнь грядущим поколениям, избавить их от дополнительных расходов и в то же время удовлетворить их законное любопытство и продиктовано наше письмо. Непосредственным же поводом для его написания послужили просочившиеся из прокуратуры слухи о некоторых намечаемых мероприятиях, которые, будь они осуществлены, могут существенно изменить, а если называть вещи своими именами, даже исказить неповторимое лицо Обрадовска.

Лишь благодаря героическим усилиям широкой общественности удалось спасти ансамбль служебных кабинетов отцов города. Этот выдающийся архитектурно-ландшафтный памятник недавней эпохи бюрократического ренессанса некоторые горячие головы предлагали переделать в краеведческий музей. Чудовищный дилетантизм, граничащий с невежеством! Ведь изменение функционального назначения любого здания неминуемо ведет к необратимым переменам как его внутреннего содержания, так и внешнего вида. Печально, но эту аксиому, которую надо знать со школьной скамьи, пришлось растолковывать добрых полгода, прежде чем на административных фасадах появились долженствующие таблички: «Памятник казенного зодчества 60–70 годов XX века. Охраняется…»

Но недолго пришлось нам испытывать чувство законного удовлетворения. Все настойчивее циркулируют слухи о новых готовящихся акциях непродуманного характера. В частности, очевидно, буквально поняв призыв к перестройке, некоторые ставят вопрос о перестройке летней резиденции приемщика стеклопосуды Никиты Волконского в пионерский лагерь. Другие ведут разговоры о том, что надо бы преобразовать квартиру заведующей сектором учета и распределения жилой площади Антонины Лапкиной в общедоступную кунсткамеру. Третьи же доходят до того, что предлагают снести личный гараж директора плодоовощной базы Никодима Капустьянца и разбить на этом месте городской парк культуры и отдыха.

Не поддадимся, товарищи, эмоциям! Посмотрим на вещи здраво. Прежде всего перечисленные предложения не выдерживают никакой критики с экономической точки зрения. Владельцы уникальных сооружений в кругу друзей и знакомых неоднократно подчеркивали, что содержать в порядке эти строения стоит немалых средств. Таких денег в горисполкоме просто-напросто нет. Тем более нет их там для какой-либо конкретной перестройки в примитивном смысле этого слова. И потом, где же логика? Зачем взваливать дополнительные расходы на местные органы, если такое под силу частным лицам?

А главное, о чем уже было говорено выше: давайте помнить о потомках, о людях третьего тысячелетия! Вдруг им захочется узнать, а как в конце двадцатого века поживали простые советские бюрократы, взяточники, жулики. Выйдут они тогда на балкон своей крупнопанельной пятиэтажки, справедливости ради тоже сохраненной на века, глянут окрест, и предстанут их взору в нетронутом своем великолепии усадьба скромного приемщика стеклотары, особняк рядовой сотрудницы коммунальной службы, подсобная постройка торгового руководителя среднего звена. И, вытирая слезу умиления, с завистью вздохнут потомки: «Умели же жить люди!»

г. Обрадовск

От имени широкой общественности Василий Суслопаров, мыслитель; Гермоген Новодевичий, поэт, непременный лауреат фестиваля «Обрадовская лира»; Эдуард Утлогузов, краевед.

АВИТАМИНОЗ

Научно-популярный роман

Глава первая,

в которой автора навещает его давняя знакомая и открывает ему глаза

– Боже! Какой ты краснощекий! – воскликнула Лора.

Я самодовольно ухмыльнулся. Лора, а с недавних пор, как стала бабушкой, уже Лариса Алексеевна, была моей однокурсницей. Последний раз мы виделись лет пять назад, и поэтому, не скрою, ее восклицание порадовало меня: значит, выгляжу я еще молодцом.

– Нет, какая сила воли! – Она всплеснула руками: – Он даже улыбается!

– А почему, собственно, мне не улыбаться? – удивился я.

– Ты что, притворяешься? Или тебя держат в неведении? – вопросами на вопрос ответила Лора.

– Послушай, в чем все-таки дело, черт побери?! – Я, кажется, начал терять терпение.

– Да, все сходится, – грустно констатировала Лора. – И этот румянец и эта необъяснимая вспыльчивость. Разве врачи не предупреждали тебя?

– Какие врачи? Я не помню, когда был в поликлинике.

– Ты знаешь, я тоже давно уже не доверяю официальной медицине. – Лора явно обрадовалась моему признанию. – Что могут наши врачи, если все они исповедуют псевдогуманизм? – И она очень артистически передразнила всех наших врачей: «Головка, говорите, болит? Из носика течет? Горлышко пощипывает? Не волнуйтесь, больной, абсолютно ничего страшного. Сейчас я вам выпишу рецептик. Попьете таблеточек, микстурочки сладенькой по чайной ложечке, горчичнички поставите, и все как рукой снимет». А больному наоборот хуже становится. Почему? – Лора вопросительно посмотрела на меня.

– А действительно, почему это ему хуже стало? – поинтересовался я.

– А потому, – торжественно объяснила она, – что его организм де-мо-би-ли-зо-ван (именно так, по слогам было произнесено это слово) успокоительными сентенциями представителя официальной медицины. Белые шарики – полагаю, тебе известно, что именно они призваны бороться с этими гадкими вирусами и микробами – наивно верят, что «ничего страшного нет», и продолжают вести безмятежную жизнь. И их можно понять. Зачем суетиться, если тебя об этом никто не просит?! Кстати, ты как человек интеллигентный, наверное, слышал про методику врачевания, которую применяет народный целитель Степушка Хрумкин?

– Нет, – пробормотал я, конфузясь оттого, что, кажется, не отвечаю требованиям, предъявляемым ныне интеллигентам.

– Так вот, – наставительно сказала Лора, – народный целитель добивается потрясающего эффекта, потому что решительно отвергает ложно понимаемое милосердие. На что бы ни жаловался пациент, Степушка ставит всегда один-единственный диагноз: «Допрыгался, милок! Не сегодня-завтра хватит тебя кондрашка!» Представляешь, каково такое услышать?

Я представил и содрогнулся.

– Во-о, и тебя проняло! – просияла Лора. – А догадываешься, что с больным делается? Правильно, с ним случается шок. Или, другими словами, он в этот момент испытывает колоссальные эмоциональные перегрузки, так называемый стресс. Но что такое стресс для человека? – Лора порылась в своей сумочке, вытащила из нее какой-то листочек и, заметив, что я удивленно слежу за ее действиями, пояснила. – Это выписка из последней брошюры Степушки Хрумкина «Тело аки сосуд хворобы». Послушай, как образно и в то же время точно он пишет: «Встряс организму завсегда пользителен. Он навроде милицейского свистка заставляет встрепенуться: чегой-то неладное случилось!» – Здесь цитата закончилась, Лора победоносно взглянула на меня: каково, мол, а? – и дальше продолжила уже своими словами: – В общем, все жизненные ресурсы в момент стресса мобилизуются, и эти самые шарики, о которых я тебе говорила, услышав сигнал тревоги, проникаются сознанием опасности и, понимая, что лучшая защита – это нападение, стремительно атакуют противных вирусов и микробов. Те не ожидали такого натиска и терпят сокрушительное поражение. Болезнь побеждена.

– Ура! – невольно воскликнул я.

– Погоди радоваться, – вздохнула Лора. – В твоем случае, боюсь, все будет не так просто.

– Ну, не тяни! – взмолился я. – Что все-таки у меня?

– Мужайся! – Лора крепко сжала мою руку. – Кто-то должен был открыть тебе глаза. Пусть это сделаю я. Так вот, все признаки говорят о том, что у тебя… – Она выдержала паузу, во время которой я явственно услышал, как в бешеном темпе, сделавшем бы честь любому виртуозу ударнику, отбивает барабанную дробь мое сердце, и горестным шепотом закончила: – У тебя… авитаминоз.

Глава вторая,

ставшая самостоятельной лишь потому, что диалог, начатый в первой, непомерно затянулся

…– И только-то! – присвистнул я, испытывая не то чтобы облегчение, а скорее разочарование. (Наверное, таким же обманутым чувствует себя руководящий жулик районного масштаба, полагавший, что своим воровством он весь мир изумит, а его, поймавши за руку, лишь пожурили и даже зыговор объявили без занесения.) – Нашла чем напугать! Авитаминоз – ведь это что-то детское…

Видно, я легкомысленным восклицанием обидел Лору, потому что она насупила брови, если такое выражение подходит к тем тонюсеньким черным ниточкам, что ровными дужками окаймляли сверху ее глаза, и сокрушенно покачала головой:

– Да-а, медицинские познания у широких кругов населения, и ты тому наглядный пример, находятся на уровне каменного века. Дорогой мой, авитаминоз, да будет тебе известно, первопричина доброй дюжины заболеваний, из которых инфаркт выглядит самым милым. Устраивает тебя перспектива получить его?

– Ни в коей мере! – искренне признался я.

Скажу откровенно, уверенный тон Лоры, которым она говорила об этом самом авитаминозе, не только поколебал мое иронически-легкомысленное отношение к ее словам, но и зародил во мне смутную тревогу. Я, каюсь, действительно полный профан в медицине. А ведь она не стоит на месте. Каких-нибудь сто лет назад всех болезней-то было по пальцам перечесть, а сейчас их уже сотни, если не тысячи! Да и старые недуги как изменились! И, увы, не в лучшую сторону. Простой добрый насморк стал теперь «острым респираторным заболеванием», а раз «острым», тут уж, значит, шутки с ним плохи. Тихую патриархальную простуду, которую одно удовольствие было изгонять при помощи баньки, стаканчика перцовой настойки и чая с малиновым вареньем, после изобретения антибиотиков удалось трансформировать в загадочный гонконгский грипп, который не признает ни перцовки, ни варенья. Вот и авитаминоз, кто его знает, во что он нынче превратился!

– Считай, тебе крупно повезло! – отвлек меня от грустных размышлений бодрый голос Лоры. – Я ведь чувствовала, что с тобой что-то стряслось. Поэтому я и здесь. Не удивляйся, просто у меня открылись телепатические способности. Да-да, телепатические. Мой Вовик (так Лора называет своего супруга) тоже никак не мог поверить, хотя именно из-за него они и обнаружились. Представь, как только он задерживается на работе, у меня перед глазами возникает самое настоящее видение: стоит мой Вовик в пивном зале, что рядом с его службой, вместе с сослуживцами Ильей Федоровичем и Валентином Алексеевичем. Заявляется он домой, вздыхает жалобно, мол, опять местком затянулся или заставили срочно планы корректировать, а я ему смотрю пристально в глаза и выкладываю: не ври, пиво пил с тем-то и с тем-то. Сначала он думал, что я случайно угадываю, но после двадцатого точного попадания признал: «Ну, Лорочка, а ты, оказывается, телепат!»

– И что, так ни разу и не ошиблась? – изумился я.

– Иногда ошибаюсь, – самокритично призналась Лора. – Это, когда они не только пиво пьют. И представляешь, в таких случаях видение бывает каким-то расплывчатым, туманным. А сегодня вот ты встал перед глазами. Я в ваш универмаг заехала, обещали здесь кое-что выбросить. Но, оказалось, приехала рано, выбросят только после обеда. Вышла я из магазина, стою, размышляю, как убить эти три часа, и вдруг в голове возникает твой четкий образ. И этот образ, извини, улыбается жалкой и глупой улыбкой, и я буквально кожей почувствовала: с тобой что-то неладно. И видишь, не ошиблась. У тебя типичный авитаминоз. Его первый признак – покраснение щек.

Я взглянул в зеркало. Щеки у меня на самом деле были румяные. А что если это действительно признак серьезного заболевания? Память услужливо подсказала, что в классических романах именно румянцем были покрыты щеки умирающих героинь.

– Но откуда же он мог взяться у меня этот авитаминоз? – стыдясь своего жалобного голоса, тихо-тихо выдавил я. – Ведь я же не курю. – Когда-то случайно мне попался журнал «Здоровье», и я вычитал, что никотин убивает не только лошадей, но и витамины.

– Ну что ж, давай попробуем установить причину твоего заболевания. – Лора на секунду задумалась. – Румянец, это ясно, как дважды два, вызывается сужением сосудов. Согласен? – Я кивнул, но она все же сочла нужным объяснить. – Когда сосуды суживаются, кровь, естественно, с натугой пробивает себе дорогу, а от натуги, как известно, человек краснеет.

Я был буквально сражен столь гениально простым и очевидным доказательством болезненного происхождения моего румянца, которым я так глупо гордился каких-нибудь четверть часа назад.

– А знаешь ли ты, что вызывает сужение сосудов? – спросила Лора, когда я слегка пришел в себя.

Нет, этого я, к стыду своему, не знал, и мне осталось лишь потупить глаза под ее строгим взглядом.

Глава третья,

из которой любознательный читатель может почерпнуть кое-какие небезынтересные сведения

– Сужение сосудов, как правило, объясняется избытком холестерина. – В голосе Лоры появились учительские интонации. – Надеюсь, тебе известно, что такое холестерин и из чего он вырабатывается?

Это ее постоянное «надеюсь, тебе известно», когда речь заходила о вещах мне абсолютно неведомых, заставляло меня чувствовать себя не выучившим урок первоклассником. Но отвечать что-то надо было, и я промямлил:

– Холестерин… Гм, холестерин. Название явно синтетическое. Какая-нибудь новинка?

Лора закатила глаза, и я понял, что ответ не сходится.

– Холестерин, запомни это, – наставительно сказала она после того, как ее глаза, наткнувшись на невидимую преграду и не сумев преодолеть ее, откатились обратно, – не имеет никакого отношения к синтетике. Это, как бы тебе попроще объяснить, очень гадкое и противное вещество, которое сужает кровеносные сосуды. А вырабатывается оно из мяса.

«Теперь понятно, почему у нас бывают перебои с мясом, – невольно подумал я. – Оказывается, оно идет на выработку этого дурацкого холестерина. И ведь сколько раз писали в газетах о фактах, когда из хорошего сырья делают всякую дрянь, а дело, как видим…» Я не успел до конца додумать свою мысль, потому что Лора неожиданно спросила:

– Признайся, ты употребляешь мясо?

– У-у-употребляю, – пробормотал я виновато, словно меня уличили в чем-то весьма предосудительном. Наверное, так оно и было, потому что глаза у Лоры снова стремительно закатились.

– Самоубийца! – вскрикнула она минуты через две, которые ей понадобились, чтобы вернуть свои глаза на отведенное для них природой место. – Теперь мне ясно, почему тебе уже сорок семь, хотя когда-то мы были ровесниками. Да, дорогой мой, мясо приближает старость со скоростью курьерского поезда. – Эту фразу, отметил я про себя, она наверняка вычитала, но вряд ли в брошюре Степушки Хрумкина. – Надеюсь, у тебя хватает ума варить его в несоленой воде?

– Видишь ли, – я окончательно сконфузился под ее пристальным взглядом. – Дело в том, что я никогда не отвариваю ни бифштексов, ни шашлыков, ни свиных отбивных…

Кажется, про отбивные я сказал зря, потому что, услышав название этого популярного блюда, Лора впала в обморочное состояние. Я бросился на кухню за водой. Когда вернулся, она вроде бы уже очнулась. Более того, увидев стакан в моих руках, даже приподнялась со стула.

– Что это у тебя? – В ее глазах стоял неподдельный ужас.

– Обыкновенная вода, – успокоил я ее. – Холодная. Прямо из-под крана.

– Из-под крана?! – Ее тело потрясла конвульсия, но сознания она, слава богу, не потеряла. – Ты что, хочешь отправить меня на тот свет?

Этого я не хотел, хотя Лора своими обмороками, вздохами и закатыванием глаз уже стала несколько утомлять меня.

– Не беспокойся, – заверил я. – Эту воду я пью каждый день. – И для убедительности сделал пару глотков.

– Теперь я вижу, что ты действительно сводишь счеты с жизнью, – сокрушенно покачала головой Лора. – Разве тебе неизвестно, что хлорированная вода служит благоприятным фоном для развития различных неврозов. Один заграничный профессор, я сама читала, обследовал тысячу невротиков, и оказалось, что 99,93 процента из них употребляли водопроводную воду. Неужели тебе не терпится пополнить ряды этих несчастных?

– Что ты, я вполне могу потерпеть, – поспешил ответить я. – Но, прости, не представляю, как можно обойтись без воды.

– Без воды и правда нельзя обойтись, – снисходительно улыбнулась Лора. – Более того, ее надо пить не менее пяти литров в сутки мелкими глотками. Так рекомендуют йоги. Но только… – Она многозначительно подняла палец. – Только ледниковую.

– Помилуй! – Я был несколько ошарашен ее заявлением. – Но, насколько мне известно, в нашем городе нет ледников, не водятся они и в области.

– При желании у нас все можно достать! – отпарировала Лора. Возразить было нечем, и я смущенно опустил голову.

Глава четвертая,

в которой – наконец-то! – разговор заходит о принципах рационального питания

Когда я поднял глаза, то увидел, что Лора извлекает из своей сумочки целую колоду листочков, очевидно, тоже заполненных цитатами. Увы, теперь мне, кажется, предстояло выслушать целую лекцию.

– Ледниковая вода – важный, но не единственный компонент, – начала Лора, заглянув в снятый с колоды верхний листочек, – в арсенале средств борьбы с различными болезнями, одолевающими человечество в эпоху научно-технической революции. Могу смело утверждать… – «Это не я могу смело утверждать, а доктор Пращуров, чью концепцию я излагаю, – пояснила Лора и добавила свое традиционное. – Надеюсь, тебе известно это имя? Ах, неизвестно? Ему вот-вот дадут Нобелевскую, тогда все узнают об этом гениальном человеке. Он, хотя и не медик, он специалист по двигателям, но заткнет за пояс всю академию медицинских наук. В этом ты сейчас сам убедишься». – И она продолжила: – Так вот, могу смело утверждать, что все без исключения болезни суть побочные продукты цивилизации. Природа не закладывала в генетический код человека ни коклюша, ни инсульта, он приобрел их сам. И приобрел через желудок…

– Вот те на! – не удержался я от восклицания.

Лора отложила листочки в сторону и с превосходством посмотрела на меня:

– Признайся, ты потрясен?

Я кивнул: это было действительно так.

– А ведь как гениально просто! – улыбнулась она, радуясь за неизвестного мне гениального Пращурова. – И, между прочим, свое учение доктор Пращуров строит, исходя из дарвинской теории происхождения человека. Надеюсь, ты слышал о Дарвине?

Тут уж обрадовался я, потому что о Дарвине я слышал еще в школе и слышал много хорошего. Получив от меня эту информацию, Лора облегченно вздохнула:

– Значит, ты сразу все поймешь. Видишь ли, доктор Пращуров в своей концепции исходит из того, что мартышки, от которых, как это доказано Дарвиным, мы произошли, существа сугубо растительноядные. Следовательно, все наши внутренние органы в течение тысячелетий, а может, даже и миллионов лет были ориентированы… Я доступно излагаю? – «Вполне», – откликнулся я, и она продолжала с еще большим воодушевлением: – Да, наши печенка, селезенка, почки, кишки, а главное, желудок были ориентированы исключительно на растительную пищу – плоды и листья, травку и нежные молодые побеги кустарников и деревьев. Когда же мартышка взяла в руки палку и превратилась в человека, а тот стал с жадностью поедать меньших своих братьев. – Тут Лору всю передернуло. – Понимаешь, о ком я говорю? – В ее глазах стояли слезы. – Да, да, меньших наших братьев – барашков, теляток, поросяток, гусяток, утяток…

– Цыпляток табака, – подсказал я.

– Правильно, – кивнула Лора. – И еще многих-многих разных птичек, рыбок и зверюшек, то не приспособленные к такой варварской пище внутренние человеческие органы стали давать сбои, выходить из строя. Так начались болезни. Правда, природа снабдила организм человека изрядным запасом прочности, и он переработает и твой бифштекс и шашлык. – Она с саркастической улыбкой посмотрела на меня. – Нос какими издержками! Питаться трупами животных – да, да, все эти бифштексы и шашлыки суть трупы – это все равно, что заправлять «Жигули» топливом, предназначенным для самосвала. – У Лоры, я знал, машины не было, так что сравнение наверняка принадлежало специалисту по двигателям. – Конечно, какое-то расстояние – несколько метров или даже километров «Жигули» проедут и на несвойственном для них горючем, но затем мотор начнет чихать, глохнуть и в конце концов выйдет из строя.

Мрачное будущее, уготованное Лорой «Жигулям», ввергло меня в уныние. Я догадывался, что, прибегнув к иносказанию, она намекает на ожидающую меня перспективу.

– И как скоро это может случиться? – с трепетом спросил я. – Эта остановка мотора?

– В любой момент! – безжалостно изрекла Лора.

– А что же делать? – чуть не заплакал я. – Неужели нет никакого выхода?

– Выход есть! – торжественно воскликнула Лора. – И его предложил доктор Пращуров. Надо заправлять «Жигули» бензином только той марки, на которую ориентирован его двигатель.

– Ты хочешь сказать, что мне надо перейти на растительную пищу? – догадался я. – Стать вегетарианцем?.. А что? Может, попробовать? Вон Лев Толстой одно время питался рисовыми котлетками и ничего. Да я и сам люблю картошку с соленым огурчиком.

– Да, тебя спасет только вегетарианство! – с пафосом произнесла Лора. – Но не старое допотопное с его рисовыми котлетками, а современное чистое вегетарианство. Чтобы исцелиться от авитаминоза и застраховать себя от других болезней, ты должен перейти на натуральную растительную пищу, которую употребляли наши далекие предки. Неужели ты полагаешь, что мартышки солили огурцы?