Текст книги "Море крылатое"

Автор книги: Владислав Савенко

Лицо

 
По капле выжимая облака,
Дождь так и не решился выйти в люди.
А нам то что – не в прибыль, не убудет,
Коли ему накрапывать слегка.
Он окропил фасады, тротуар,
Стеклянных лбов машинные зигзаги,
Деревьев ветви, что мокры и наги,
Прохожих, что спешат, как на базар.
А я по облаку ходил, как по тропе,
И не сворачивал, и пел свою канцону,
И в сотый раз терял свое лицо, но
Дождь не усилился – застыл, оторопев.
 

Мы

 
Я закрыл свое сердце от вьюг и ветров,
От кривых улыбок и лживых фраз,
Вот пойду теперь наломаю дров
И влюблюсь в тебя, словно в первый раз.
Но моя душа под стальным замком,
И тебя в ней нет, и потерян ключ…
И до боли образ мне твой знаком,
А твой острый взгляд, как игла, колюч.
И звездой горит капля с той иглы,
И скрипит замок на семи ветрах…
Пропадает мир, пропадем и мы,
Каждый сам в себе, да на всех парах!
Я открыл свое сердце тебе и другим
Растопил металл, даже пик иглы…
Только жаль – абсолютно я стал другим,
И иным стал мир, и иными мы.
 

Подорожник

 
У предсказаний свой исток,
У недосказанности – устье.
И мир потерян меж истом,
И к ним беспомощно тянусь я.
И подорожник на тропе,
Возможно, выглядит дороже
Всех поисков моих вовне
И всех моих прозрений тоже.
 

К доске

 
Вдоль дорог моих цветы не растут,
Ни травинки, ни былинки, ни сна,
Я по ним, как на почетном посту.
Сколько лет маршировал – не устал!
Нет ни целей, ни высоких затей,
Жаждой власти не заражен,
Что, как страсть, нам ворожит в пустоте,
А при целях – знай да лезь на рожон.
Будет день, где, как на помин души,
Все пути в серебристый клубок
Вдруг совьются, чтоб жизни лишить,
За собой повлекут – глубоко.
И я споюсь с океанами лет,
Позабуду: где жил, как да с кем.
Как студент, что не знает билет,
Подойду к черной-черной доске.
 

Двери

 
Я стучал в водянистую землю,
Серость грязи лопатой мерил…
Пухом ласковым быть не лень ей?
– Закрываются двери!
Там, где прах твой закопан, птицы
Защебечут свои молебны,
И весна с озорством царицы
Аромат свой плеснет целебный.
Только имя твое осталось,
А гранит, он и тот не верил:
Что бессильны любовь и жалость…
Закрываются двери.
 

Истина и Весна

 
А истина и без меня
Проходит где-то между нас,
Подснежником в лесу звеня,
В Весну ручьями пролилась.
И вся-то жизнь – лишь суета?
И вся ли смерть – ее предел?
И карта битая не та,
А и козырной не хотел.
 

Рубище

 
Небо губами трогать
И шелестеть слова…
Этой березы проповедь
Суетна, не нова…
Этим ветрам насвистывать
Музыку горних сфер,
Что, словно смерть, неистова,
Оголена, как нерв.
Там, где глазам твоим плакать,
Синим цветам цвести,
Чтобы печаль нам не стала ткать
Платья в грошовый стиль.
Чтобы мой голос, рвущий
С истин и фарт, и спесь,
Мне не казался рубищем
В прошлом, сейчас и здесь!
 

У мамы

 
Не молчи, говори, говори,
Хоть о чем, хоть бы как, хоть бы что!
Про Юпитер, про Питер, про Рим,
Голос твой в небесах не учтен.
До последнего вдоха борись,
До последнего выдоха – будь!
Каменеет над городом высь,
И Фонтанки придавлена грудь.
Как так сталось, тебя я бужу,
А глаза чуть открытые лишь?
Кто же нам прописал эту жуть?
Онкохоспис, палата, ты спишь…
 

Кроссворд

 
Кроссворды тренируют память,
Слова через намеки фраз
Не раз придется мне проставить
И буквы сосчитать не раз.
Пустые клетки заполняя,
Небрежным почерком своим,
Отдам на откуп им полдня я,
Пустой забавою томим.
С тем, чтоб словечки, как приманку,
Булавкой к сердцу приколоть.
Не так же ль точно душ изнанку
Разгадывает в нас Господь?
 

На испуг

 
Усни, как в камине угли,
Как реки под коркой льда.
Удача приходит вдруг ли?
Но закономерна беда.
И все-то мои потери,
Как все огрехи души,
По вере, браток, по вере
Придется мне совершить.
И незачем сердцу плакать,
Коль жалость не сушит слез,
Но эта земная слякоть
По совести и всерьез.
О том, что мгновенье зыбко,
К тому, что забвение – миф,
И все ли мои ошибки,
Имеют цену, тариф?
Остынут в камине угли,
И лед растопит река,
Судьба берет на испуг ли?
Да вот – не проймет никак.
 

Птицы

 
День, как птица, промелькнет – исчезнет
Белым голубем за крышами домов.
Город мой – лекарство от болезней,
Жизнь – не мной отснятое кино.
Лица, перебранки, диалоги,
Антураж обыденных проблем,
По всему видать – дано не многим
Избежать коллизии дирхем.
Деньги правят миром, мир деньгами,
И сценарий тот же, и пролог,
Все, что на земле случилось с нами,
Не глагол по сути, а предлог.
Передел, придаток, «про» и «пере»,
У судьбы грамматика своя,
Отлетают птицами недели,
Месяцы, года… Когда-то – я.
 

В золе

 
Вслушиваюсь в тишину.
Где там ее предел?
Месяцем слово жну,
Даже и не вспотел.
Но достаются мне
Только одни вершки.
Милость делю на гнев,
Бурю на полный штиль.
Кровь допоет мотив,
Чтобы потом истлеть.
Ангелам во плоти
Давит земля, как клеть.
Мне в тишине легко,
О, невесомость лет!
Ты отозвалась в ком
Или лежишь в золе?
 

Трансформация

 
Не примирюсь. Безмолвие – хандрит,
Царапают слова по сердцу ногтем,
Что ночь не кончится с явлением зари,
Что эту ночь с души уже не смоете,
Что если мама умирает – жизнь
Уже течет совсем в другую сторону,
И что ни выкрикни, и что тут ни скажи,
Ни прорыдай – надежды похоронены.
И образ детства в памяти больной
Мне прокричит с помехой, как по рации:
– Я так тебя люблю, родной ты мой!
А смерть – не смерть, а просто трансформация.
 

В Питере

 
По облакам летит кораблик,
Что отражаются в реке
И, исчезая вдалеке,
Возможно, свой меняют облик.
Собор, свой купол возвышая,
Храним архангельским мечом,
Он словно гость, что над плечом
Свою вытягивает шею.
И Невский радует парадом
Архитектуры и витрин,
Рисуй ли ты его, сотри…
А он – все горд своей породой.
 

Комнаты

 
У жизни – жизнь, у смерти – гибель,
У всех свои права, ключи…
И хоть кричи от боли либо
Как ангел сумрачный молчи.
А коридор меж этих комнат
Наполнен речью деловой,
И ни лампадки, ни иконы,
Лишь формуляры – и домой.
 

О маме

 
Ты говори да перелистывай,
Перескажи, перепиши.
Ждет в небесах тропинка чистая
Из недр от донышка души.
Сведет на нет все боли, беды все,
Воспоминания, наркоз.
Ты, умирая не от бедности,
О жизни думаешь всерьез.
Лекарства запах, мера капельниц —
Песочных прототип часов.
Вот уж досталось нам свиданьице
Да поцелуй, в конце концов.
Попытки вырваться из ужаса,
Врачей жестокий приговор,
И голова, должно быть, кружится,
И на устах немой укор.
 

Гнет

 
Бездоказательно и нежно
Поет пчела, трещит сверчок.
И ночь, как омут, неизбежна,
Садится птицей на плечо.
И пахнет травами степными,
И звезд густеет молоко,
Но будет присно то, что ныне,
И с небом умирать легко…
А сокол вырвется с предплечья
И камнем в выси упадет.
Мир перевернут, человечья
Природа побеждает гнет.
 

В лесу

 
Я один в этом дивном лесу,
Ни тропы не видать, ни знака.
И кому я свой крест несу,
Этих слез бирюзовую накипь?
Буду соснам псалмы читать
И, молитвы для птиц слагая,
Угадаю Лешего стать
За березкой, что спит нагая.
И Весна отопрет ручьи,
И дороги мои найдутся,
Не такие уж мы – ничьи,
Что с того, коль себе я хайдук сам?
А в лесу, где я так невесом,
Ни границ, ни пределов нету.
Боли все отойдут, как сон,
Перешагивающий запреты.
 

Рисунок

 
Точу усердно серый карандаш,
Ножом замызганным, не острым, перочинным…
Что не пропьешь, не выдашь, не продашь?
– Тебя рисую всуе, без причины.
То челка прячется, то ускользает взгляд,
Все движется, дрожит изображение,
Всех попаданий, как в игре в бильярд,
Не просчитать, не выполнить уже мне.
И все, что прожито, отжито, сожжено,
Скрывается под крошевом графита,
Рисунок, он ведь жизни уже, но,
Увы, о нем не скажешь: Dolce vita.
 

Из троллейбуса

 
Вот Литейный сквозь, с брызгами грязи, окно
Из троллейбуса – ретро, немое кино,
Дом, где Бродский грустил и когда-нибудь жил,
Тротуарами соль, догорая, лежит.
И мне машет февраль голубиным крылом,
А на улице как-то легко и светло,
Как чужая, зима жмется к стенам домов,
И солдаты идут тяжело и умно.
 

Маме

 
Что тебе ни скажи, все выходит – не то.
Как тебя задержать? Не подскажет никто.
Как тебе тяжело, уходя, уходить!
Над твоей головой белым Ангелам быть.
Над твоей сединой не растопит слеза
Бесполезные споры, что против и за…
Не от жажды – от грусти, что ломится к нам,
Умирает цветок, ткнувшись в пластик окна.
 

На улице

 
А на уютной улице моей
Огни реклам, кафе и магазины,
И пешеходы шествуют, верней,
Сограждане, как ночь, неотразимы,
Но отражаются на зеркальце витрин.
И тьма, как шарф, ложится мне на плечи.
И хочешь – сам, как звездочка, гори
Или ступай к мирам иным, далече.
Но коротки далекие миры,
И поводок их жадно душит горло.
Я прохожу, и он, и ты, и мы,
Невидимый поддерживаем спор о
Политике, эстраде и кино,
Интригах, что в семье и на работе.
Акценты все расставлены давно,
И предрешен финал всех споров вроде.
Но всякий раз, ломая горизонт
И пыль веков сдирая с тротуара,
Я безотчетно знаю – повезло,
Что я лишь часть вселенского угара.
 

В браке

 
Белая крынка с водой – не разбить бы,
Не расплескать и не выпить иль вылить по ветру…
С временем в браке давно я, от этой женитьбы
Не улететь, не уплыть, не сбежать на полметра…
Страсти уйдут – нарастет беспокойная старость,
Старость ведь страстью не лечат – не излечима,