Текст книги "Белый щенок ищет хозяина"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

НО БЕЛЫЙ ЩЕНОК БЫЛ

Они сам не помнил, откуда взялся. Помнил только нагретый солнцем деревянный пол, который немного качался. С одной стороны пол огораживала железная сетка, и на ней висели большие красно-белые кольца. Внизу за сеткой плескалась вода. Много воды. А с другой стороны тянулась белая стена с окнами.

А еще он помнил дом на колесах, длинный коридор и кругом полки. а на полках люди. Пол в коридоре все время дрожал, и под ним что-то стучало. Щенок сначала боялся, а потом привык.

Он привык, потому что его успокоили Руки. Это были большие и добрые Руки. Щенок помнил их с тех пор, как помнил себя. Он узнавал их сразу: Руки пахли дымом, смолой, рыбой и маслом, которым мажут ружье. Щенок знал ружье. Он его побаивался, хотя и скрывал это. Ружье умело грохать так, что земля подпрыгивала, а в ушах долго звенело.

Но сейчас ружье спало в узком черном чемодане. Оно ехало рядом с пузатым зеленым мешком, в котором лежало мясо и сухая рыба. Иногда Руки давали мясо и рыбу щенку. Потом Руки гладили щенка, играли с ним, ласково ерошили шерсть на загривке. Играя, он мягко хватал Руки губами.

Однажды Руки сняли с него ошейник с цепочкой, пустили побегать. Щенок побегал и лег под лавкой. Но мимо проплыла большая корзина, и она пахла мясом. Щенок тихо пошел за корзиной. Открылась дверь, ударил ветер, и щенок попятился. Но корзина пахла мясом, и он пошел за корзиной туда, где сильно гремело.

Корзина опустилась на пол. Рядом с ней остановились две ноги в сапогах, но сапоги щенка не интересовали. Он ткнул носом корзину.

И тогда один сапог страшно ударил щенка в живот.

Навстречу помчалась зеленая земля, и в уши набился воздух. Потом стало темно.

Долго было темно. Когда щенок открыл глаза, у него болели лапы и голова. Он заскулил и стал ждать, когда Руки поднимут его. Но Рук не было. Кругом только тихо качалась трава. Щенок поскреб лапами землю и встал. Он хотел пить и есть. Впереди виднелись дома. Они казались очень маленькими. Щенок уже понимал, что такое дома. Он пошел к ним сквозь густую пахучую траву.

Он шел долго и оказался в городе, когда солнце спряталось за домами.

СОЛНЦЕ И ЛЕС. НЕ НАДО УБИВАТЬ МАМОНТОВ

У сосен мохнатые зеленые лапы. Они закрывают небо. Только отдельные клочки неба можно увидеть сквозь ветки. Зато эти клочки синие-синие, в них гораздо больше синевы, чем в целом небосводе.

Солнце в лесу тоже особенное. Оно висит, запутавшись в вершинах сосен, и похоже на большую золотую звезду с тысячью лучей. Лучи прорезают темный зеленоватый воздух леса. Каждый луч что-нибудь находит для себя. Один зажег искры в желтых каплях смолы на оранжевой коре дерева, другой сквозь черный глазок влетел в дупло – прямо в беличью квартиру – и светлым пятном улегся на рыжую спину хозяйки. А еще один луч отыскал на земле удивительный лист какого-то растения. Уже август, и этот листок, услыхав о недалекой осени, поспешил сделаться красно-желтым. Он пятиконечный и похож на яркую морскую звезду. Много деревьев с каплями смолы и гнездами лесных жителей. Много цветных листьев. Много маленьких чудес. Уголек умеет находить их не хуже солнечных лучей.

– Пошли, – сказал он друзьям.

Братья Селивановы и Тетка быстро подружились с лесом. Они примолкли сначала, когда сосны окружили их и сделался слышным ровный и негромкий шум. Но Уголек сказал:

– Это ветер вверху.

Толик посмотрел на вершины деревьев, оглянулся и предложил весело и громко:

– Давайте охотиться на мамонтов!

– На мамонтов! – отчетливо сказало на просеке эхо, и все мамонты в лесу, наверное, сразу узнали про опасность.

Отчаянная Тетка сверкнула глазами, почти такими же черными, как глаза Уголька.

– Мы будем племенем охотников за бивнями.

Они смастерили оружие. Взяли палки, расщепили их Славкиным ножом и в развилку вставили длинные узкие камни. Камней и палок много на склонах лесистых гор.

Камни крест-накрест прикрутили к рукояткам проволокой, которая нашлась в Славкиных карманах. Получились топоры, как у настоящих первобытных людей.

Только Витька-Мушкетер отказался от топора.

Витька тоже был здесь. Великодушие Толика Селиванова покорило благородную мушкетерскую натуру. Через полчаса после нападения Тетки

Мушкетер обругал Митьку и Козловых гнилыми кочанами и мимоходом, не теряя достоинства, помирился с Угольком и Вьюном.

Участвовать в охоте на мамонтов Мушкетер согласился, но только отказался сменить шпагу на топор. Это было не по правилам, но Толик сказал:

– Пусть. Это будет самая первобытная шпага.

Угольку топор сделал Толик. Сам Уголек не умел. Зато он знал, где пасутся мамонты.

Уголек шел впереди. Он руками и коленями раздвигал высокий влажный папоротник, и кругом колыхались листья. Они медленно качались, большие кружевные листья, и на них из-за сосен падали пятна солнца. Многие листья уже стали желтыми.

– Правда, они похожи на перья Жар-птицы? – сказал Толику Уголек.

– Или на перья желтого страуса, – ответил Толик.

– Такие разве бывают?

– Не знаю.

– А разве бывают Жар-птицы? – удивился круглый Славка. Он всегда удивлялся и всегда спрашивал.

– Бывают Жар-птицы, – серьезно сказал Толик. А Витька-Мушкетер сорвал одно такое перо и украсил им свою кепку.

– Чучело, – хмыкнула Тетка.

– О, сеньорита, – сокрушенно протянул Мушкетер.

– Олух, – сказала тогда сеньорита. – Как дам! Пообзывайся еще…

Мушкетер как-то сник. Он стал отставать и скоро оказался совсем рядом с Теткой, которая шла позади всех.

– Ты чего? – тихо спросил Мушкетер. – Я могу еще один лист сорвать… тебе.

Тетка с презрением мотнула загнутыми косами.

– Ну и наплевать, – изящно выразился Мушкетер. Тетка насупилась… Мушкетер сорвал самый большой и самый золотой лист. Молча показал Тетке. Она косо взглянула на Витьку.

– Ну, давай…

И никто не заметил, когда в черных волосах отчаянной девчонки появилось яркое перо Жар-птицы.

Уголек вывел охотников к поляне, где из травы поднимали свои круглые спины валуны-слонята.

Это были маленькие слонята, а не мамонты, и в душе Уголька шевельнулась жалость. Он лежал в молодом колючем сосняке рядом с Толиком и жалел слонят, будто они были живые, а не из камня. Он всегда так играл – забывал, что в игре не все настоящее. А сейчас Уголек привел охотников к поляне, где паслись знакомые слоновьи детеныши, и его слегка мучила совесть.

И когда охотники вскочили и бросили камни, и хотели добить топорами загнанных в ловушку зверей. Уголек выбежал на поляну. Он выбежал и крикнул, подняв свой топор:

– Стойте! Не надо убивать мамонтов!

Все остановились и замолчали, и только удивленно покачивали головами сосны. Толик опустил свое оружие. Он был вождем племени. Его выбрали вождем, потому что он все время что-нибудь придумывал. Это он умел. Кроме того. Толик был самый старший. Мушкетеру, правда, тоже исполнилось двенадцать, но его не сделали вождем. Тетка сказала что он оболтус.

Толик опустил топор, и другие охотники тоже опустили топоры. Даже Тетка.

– Почему не надо убивать мамонтов? – удивился Славка.

– Почему не надо? – подумав, спросил Уголька вождь охотников.

– Можно приручить их, – сказал Уголек. – Они сильные, они буду помогать нам… Это добрые звери…

Он стоял с опущенным топором среди больших круглых камней, и Толику вдруг показалось, что камни сейчас оживут. Шевельнутся и поднимутся на толстых ногах, вскинут хоботы и выставят желтые кривые бивни… И по приказу Уголька встанут на дыбы. Все разом.

Толик подошел к Угольку, а охотники остались у края поляны.

– А если мамонты растопчут тебя? – тихо спросил вождь. Уголек поднял на него черные задумчивые глазищи.

– Не растопчут. Звери меня не трогают. Я их люблю.

Он только не сказал, что больше всех зверей любит собак.

– Ты мог бы стать укротителем, – раздумывая, произнес Толик. – Правда, мог бы.

– Зачем?

– В цирке.

– В каком цирке? – удивился Уголек, потому что знал, что мальчишек не берут в укротители. Но Толик уже придумал.

– В нашем, – сказал он. – Сами устроим цирк. Ведь идея?

Если бы знал Уголек, сколько неприятностей случится из-за этой идеи! Но про неприятности потом…

ПОХИЩЕНИЕ БЕРТЫ. ИНОГДА ХОЧЕТСЯ БЫТЬ ОТКРОВЕННЫМ

– А как же охота? Эй вы, дрессировщики! – начала злиться Тетка. Ей не терпелось испробовать в деле настоящий каменный топор.

– Я знаю, где живет старый мамонт. Он злющий, – сказал Уголек.

Он повел охотников к вывороченному пню. Самый большой корень этого пня был похож на хобот, а два корня по бокам торчали, как острые бивни.

Шли гуськом, и сзади всех шагал Витька-Мушкетер. Он собирал букет из ярких листьев папоротника. Витька забыл, что через час желтые перья увянут и свернутся в сухие коричневые трубочки.

Но охотники не дошли до старого мамонта. Недалеко от дома, где кончается хвойный лес и шелестит невысокий березняк, они услыхали противное блеяние.

– Берта, – определил Уголек. – Курьянова коза.

Братья Селивановы и Тетка уже знали про Курилыча. Они выразили сожаление, что козу почтенного пенсионера нельзя тут же пустить на похлебку.

– Вся в хозяина, ведьма, – пожаловался Уголек. – Бодается, как бешеная.

– Тетка, оставь топор, – строго сказал Толик. – Это все-таки не дикая коза.

Но если топоры охотников не грозили гнусной козе Курилыча, то ее поджидала другая неприятность: Витька-Мушкетер со зловещей медлительностью вытягивал из-за ремня шпагу. У него с козой были особые счеты.

Мягким шагом Витька двинулся туда, где раздавалось блеяние…

И вдруг послышался Витькин призывный свист.

– Тихо, – зашептал Мушкетер, когда все залегли рядом. – Смотрите, что делает, гад.

Среди тонких березок гулял Курилыч. Он гулял в синей рубахе навыпуск, брюках галифе и тапочках. Из-под брюк торчали белые завязки кальсон.

Круглое брюхо медленно колыхалось под рубахой. Остатки шевелюры и розовую лысину Курилыч защитил газетным колпаком.

– Что он делает здесь? – удивился Славка.

– Что? – дернул Толик Мушкетера за штанину.

– Не видите?

Курилыч подошел к березке и зажал в большом волосатому кулаке вздрогнувшую ветку. Он стал откручивать ее. Старательно, не торопясь.

Лежа в кустах, ребята видели, как трепетали мелкие листья, лопалась тонкая кожица коры и перекручивались белые волокна. Потом Курилыч рванул ветку, и она оторвалась, потянув за собой кору узким ремешком…

Толик даже вздрогнул. А может быть, это лишь показалось. Но он тихо и медленно сказал:

– У нас бы за это просто убили.

– Где? – прошептал Уголек.

– В степи… У нас там три тополька прижились, так за ними знаешь как ухаживали… Один пьяный дурак машиной тополек зацепил и сломал. Знаешь что с ним за это сделали? Со строительства прогнали.

– Уволили? – шепотом спросил Уголек.

– Наверно, уволили потом. А сперва просто его чемодан папка наш в самосвал кинул – и катись на все четыре…

– А если бы не покатился?

– Он покатился. Если папа скажет, значит, точка.

– Он у вас сильный, наверно, – сказал Уголек. С уважением сказал. Но без зависти. А чего ему завидовать? У него самого отец такой, что лучше не найти.

– Сильный? – переспросил Толик. – Ну… да. Ну и что? Ты думаешь, он драться стал бы? Он не руками сильный. Просто справедливый.

– Тише вы, – прошипел Славка. – Смотрите, он всю верхушку открутил.

Во время короткого разговора Уголек перестал следить за Курилычем. А за эти полминуты Курилыч согнул и обезглавил тонкую аккуратную березку. Теперь она стояла жалкая, некрасивая. Протянула куда-то наугад оставшиеся длинные ветки, как человек протягивает руки, если внезапно ослепнет.

Тетка сжала зубы, и ноздри у нее вздрагивали.

– Целую кучу веток наломал, – удивился Славка. – Жрать, что ли, будет?

– Видишь, веники вяжет, – объяснил Уголек. – У него в огороде баня своя. Париться будет.

– Давайте все выскочим и заорем, – предложила Тетка. – Он убежит. Вредители всегда трусливые.

– А потом опять придет, – сказал Толик.

Уголек решил:

– Надо Сереже рассказать. Есть такой милиционер. Лейтенант.

Мушкетер задумчиво покусывал травинку, вспоминая одну умную фразу из рыцарского романа.

– Черная злоба опутала ваши сердца, – наконец сокрушенно сказал он. – И нет в них милосердия… Пусть парится человек, жалко вам, да? Пусть парится. Только надо в каждый веник добавить несколько веток боярки.

Боярка – это кусты боярышника, растущие на склоне у камней. Шагах в сорока. Шипы у боярки длиной в палец Уголька, острые и крепкие, как сталь. Говорят, их можно использовать вместо граммофонных иголок. Если такие шипы да в веник…

– А как? – прошептал Толик и показал на Курилыча, который трудился над четвертым веником.

– Он уйдет, – с демонической улыбкой произнес Мушкетер. Передав Тетке свою шпагу, он скользнул туда, где рогатая Берта объедала с березок листья.

Через минуту в отдалении раздался вопль козы. Это было даже не блеяние, а какой-то козлиный вой, полный невыразимой тоски и безнадежного ужаса.

Курилыч заволновался. Он бросил веник и, раздвигая животом ветки, тяжело двинулся в направлении ужасных звуков. Звуки удалялись. Курилыч наддал ходу. Затрещали сучья.

– Бежим за бояркой, – крикнул Уголек.

Через несколько минут Тетка цепкими пальцами развязывала веники, а остальные маскировали в березовых листьях ветки с шипами.

– А вот если он нас поймает… – сквозь зубы сказал Славка. Он перетягивал веник шпагатом и даже вспотел от усердия. – Если он нас поймает…

– Пусть, – сказала отважная Тетка и придвинула топор. – Пусть он, поймает. Браконьерская рожа…

Они торопились. И Уголек очень испугался, когда в кустах послышались шаги. Но это был не Курилыч, а Витька. Он сел на траву и усталым взглядом скользнул по веникам.

– Готово?

– Уходим, – скомандовал Толик.

– Не торопитесь, он вернется не скоро, – сказал Мушкетер. – Ему еще надо лезть на дерево. Оно высокое.

Славка удивленно захлопал глазами.

– Зачем Курилыч полезет на дерево?

– Зачем на дерево? – спросил Толик.

– За козой, – скромно сказал Мушкетер.

Уголек от восторга лег на спину и взбрыкнул ногами. Славка согнулся от беззвучного хохота и сел. Он сел на веники и тут же с воем вскочил. Тетка поправила в волосах желтый лист папоротника и подарила Мушкетеру восхищенный взгляд.

– Руку! – сказал Толик, и они с Витькой обменялись железным рукопожатием.

– А Курилыч все равно будет ломать, – заявил упрямый Уголек. – Я Курилыча знаю. Надо сказать Сереже. А то Курилыч все березы изведет. Для него они, что ли, растут?

– Мы сами можем караулить, – решил Толик. – Мы патруль организуем! Идея?

Это была вторая идея Толика. В отличие от первой, она потом помогла Угольку избавиться от многих несчастий.

В этот день больше не играли в охотников. Да и не было уже дня. Солнце скатилось за сосны, и в воздухе стала растекаться фиолетовая краска. И снизу, со двора, все чаще слышались примерно такие возгласы:

– Бори-иска! Марш домой!

– Толя-а! Надя-а!

– Витька! Долго я орать буду! Ну, приди только!

Тетка, Славка и Мушкетер спустились домой.

– Подождем чуть-чуть, – попросил Толик Уголька.

Стало темнее, и розовый месяц над черными соснами посветлел, сделался желтым. А внизу до самого горизонта рассыпались огни: квадратики окон,

звезды фонарей…

– Мы жили в степи, – тихо сказал Толик, – папка работал там. Канал рыли. В палатках жили да в вагончиках. И школа была в вагончике. А кругом ровная степь. Ни города, ни леса…

– Только те три тополька, да?

– Два. Третий погиб.

– А мама у тебя кто?

– Врач. У нас в палатке медпункт был.

– А у меня отец капитан, – сказал Уголек. – Самоходку водит.

Он хотел сказать ему многое. О папиной смелости, о его долгих рейсах. О том шторме в устье Иртыша, когда папа хотел уже выбрасывать груженную кирпичом баржу на берег, чтобы не перевернуло. О шраме на подбородке – это память о том случае, когда папина самоходка, уходя от столкновения с дряхлым пассажирским пароходиком, врезалась в песчаную косу. О просторах нижней Оби, где летом не бывает ночей и, как в море, не видно берегов. О долгих переходах по обмелевшим фарватерам извилистых маленьких рек, когда капитан никому не может доверить штурвал… Но об этом Уголек не стал рассказывать. Может быть, потому, что сам он ни разу не плавал на отцовском транспорте и на других судах тоже не плавал. И подвигов никаких не совершал – не то, что Толик, который вместе с отцом жил в голой степи и учился в школе-вагончике… А может быть. Уголек просто не нашел подходящих слов. И сказал другое:

– Только летом он дома не бывает. Здесь реки нет подходящей. Мы с мамой ждем его все лето. Я поэтому люблю осень… Ты любишь осень?

– Хороший ты, Уголек, – задумчиво сказал Толик.

Уголек растерялся в первую секунду. Он почувствовал на плече тонкую ладонь Толика, и ему стало радостно. Будто с головой накрыла его теплая веселая волна.

– Почему? – прошептал он.

– Так…

Уголек взглянул на Толика, но было уже темно.

– Не такой уж я хороший, – сказал Уголек серьезно и доверчиво. Ему вдруг захотелось быть очень откровенным. Он почувствовал, что с Толикам начинается дружба. – Вот ты не знаешь. А я боюсь… когда темно.

– Почему? – спросил Толик. Он не удивился. Спросил даже немного рассеянно.

– Сам не понимаю. Хорошо, когда светло. А вот сейчас я бы здесь ни за что не остался. Без тебя…

Он вдруг испугался: Толик мог засмеяться. И как тогда Уголек объяснит? Ведь он не трус. Он не бегал от Митьки Шумихина и глупых братьев Козловых, он не боялся драк. Это он догадался заложить во французский замок Курилыча бумажные пистоны. И он мог подойти к любому свирепому псу…

Толик молчал.

– Я не знаю, – прошептал Уголек. – Может, это пройдет? Вот доучусь, как ты, до пятого класса, и пройдет. А?

– Пройдет, – сказал Толик.

– Мне бы собаку достать хорошую, – вздохнул Уголек. – С ней нигде не страшно.

Словно услыхав его, где-то внизу загремел цепью и загавкал чей-то пес. И его поддержали собаки из соседних дворов.

– На месяц тявкают, – засмеялся Толик.

– А зачем?

– Наверно, на щенка. Кто их знает.

– На какого щенка? – встревожился Уголек.

– Который на луне. Разве не видно? Смотри сам.

На светлой половине луны и вправду темнела фигурка щенка. Он сидел, свесив на бок голову, и, наверно, с грустью разглядывал землю.

– Ищет хозяина, – сказал Толик. – Правда?

– Это же темнеют лунные долины, – вздохнул Уголек. – Горы светлые, а равнины в тени. А щенок только кажется.

– Ну и что? Собаки этого не знают.

Уголек подумал про белого щенка. Если он ничей, то ему сейчас очень грустно. Может быть, он тоже боится темноты и для храбрости лает на желтую половину луны…

Но месяц не хотел, чтобы на него лаяли. Он рассердился и нырнул головой в ближайшее облако.

ЩЕНОК НАХОДИТ ДОМ

– Пош-ш-шел! Ш-шкура! Ш-шпана! – яростно шипел старый взъерошенный кот. Он стоял на откинутой крышке мусорного ящика. Спича у кота выгнулась, а глаза так и сыпали зеленые искры.

Щенок не отступал. Он уже три раза прыгал на ящик, три раза получал по носу когтистой лапой и с визгом летел на землю. Но из ящика пахло рыбой, а щенок хотел есть.

На четвертый раз кот не выдержал натиска и перелетел на забор. Он долго шипел и ругался, глядя, как щенок жует селедочные головы.

Голов было много. Кроме того, щенок нашел хлебную корку и почти наелся. Он прыгнул на траву, пролез в дыру под забором и побежал к низкому кирпичному складу.

У задней стены склада возвышалась груда пустых ящиков. Под ящиками было немного стружки, и щенок там устроил свой дом. То есть он, конечно, ничего не устраивал, а просто стал здесь жить.

Щенок отыскал это жилье в тот же вечер, когда пришел в город. Он тащился по окраинной улице, едва передвигая разбитые лапы. Ему не хотелось ни пить, ни есть. Хотелось только упасть и заскулить. Но падать было страшно. Нельзя падать, когда кругом все незнакомое. Страшно рыча и сердито сверкая глазами, прополз тяжелый грузовик. Шли мимо люди, и громко стучали их тяжелые сапоги. Разве тут ляжешь?

У низкого кирпичного дома без окон, среди светлых фанерных ящиков увидел щенок черную дыру и залез туда. Упаковочная стружка, которая высыпалась из ящиков, была мягкой и сухой. Щенок вытянулся, поскулил и заснул.

Сначала этот дом не понравился щенку. Ветер залетал в щели, и дождь ночью громко и страшно барабанил по крыше. Щенок просыпался и дрожал.

Но на следующий вечер щенок снова забрался под ящики: все-таки это была крыша. Под открытым небом щенок спать не умел и боялся. Потом он привык к своему жилищу. К любому дому привыкнешь, даже к плохому, если он единственный и если долго живешь в нем. А щенок прожил там долго. Сколько дней? Но ведь он не умел считать дни. Только не забудь, что для трехмесячного щенка неделя – все равно, что для тебя год.

Никто не тревожил щенка в его доме. Иногда приходил человек, открывал скрипучие двери склада. Приходила рыжая лошадь и, тащила за собой телегу. Человек вытаскивал из склада тяжелые ящики, грузил телегу, и лошадь увозила их. А через некоторое время она привозила их обратно, уже пустые.

С лошадью щенок познакомился, это была добрая старуха. А человека он боялся – на человеке были тяжелые сапоги. И щенок поскорее уползал в свое укрытие, когда слышал стук сапог.

Заведующий складом хватал с телеги пустые ящики и швырял их в кучу. Куча росла, но внизу, в доме щенка, ничего не менялось. Все так же пахло отсыревшей фанерой и было полутемно. Заведующий складом не берег пустые ящики. Они могли бы еще пригодиться, а вместо этого гнили под дождем и рассыхались на солнце. Но щенок ничего, конечно. не понимал и радовался, что его не трогают.

В общем, он полюбил это место и уходить никуда не собирался. Он даже притащил под ящики обмусоленную кость, которую подарил ему большой и веселый Балалай.

С Балалаем щенок познакомился недавно. Это серый с рыжими клочьями пес. Ноги и хвост у Балалая тонкие и длинные, уши не то стоят, не то висят, а на бегу качаются, словно крылья.

Увидев такое чудовище, бедный щенок опрокинулся на спину и задрал все четыре лапы. Он всегда так делал, чтобы взрослые собаки его не трогали. И собаки не трогали. Балалай тоже не тронул. Обнюхал его и сказал слова, которые на человеческий язык можно перевести примерно так:

– Брось валять дурака, старик. Не маленький. Как звать?

– Не знаю, – робко сказал щенок и сел.

– Ну и глупый же! – удивился Балалай. – Как тебя хозяин зовет?

– Меня никто никак не зовет, – ответил щенок. – Хозяин – это кто?

Балалай удивился еще больше. Он высунул язык и наклонил голову. Одно ухо у него совсем поднялось, а другое совсем повисло и закрыло глаз.

– У тебя нет хозяина?

– Нет, – смутился щенок. Он не знал, хорошо это или плохо, когда нет хозяина.

– Везет парню, – с завистью заметил Балалай. – Вольная жизнь. А кормишься где?

Щенок был рад, что хоть на один вопрос может дать толковый ответ. Он рассказал, что еду находит во дворах, в мусорных ящиках. Научился носом откидывать крышки. Один ящик особенно хорош. Крышка совсем легкая, и еды много. Только вредный серый кот все время ссорится со щенком. Дерется.

– Это Филимон, – сказал Балалай. – Подлая натура. Я его знаю… Прогуляемся, что ли, пока мой живодер меня опять на цепь не посадил?

– Живодер – это кто? – спросил щенок.

– Человек такой. Поймает собаку, шкуру сдерет и сошьет рукавицы. Тявкнуть не успеешь. А вообще-то я так хозяина зову. Хозяин не лучше живодера.

– Он в сапогах? – спросил щенок и даже зажмурился от страха.

– Конечно. Только у моего хозяина один сапог. Вместо другого деревяшка. Еще хуже, если деревяшкой попадет. Ну да я, ничего, живу!

Балалай был жизнерадостным псом. И хоть он совсем взрослый, перед щенком не задирался и зубов не показывал.

Они повалялись в траве, потаскали друг друга за шиворот, побегали по улицам, заглянули во двор, где стоял ящик с легкой крышкой, нашли большую кость. Повстречался им кот Филимон и сохранил об этой встрече самые горестные воспоминания.

Но потом Балалай стал грустным.

– Пора мне. Наверно, будет вздрючка. Я ведь с цепи сам сорвался… А кость ты забирай. Я еще достану.

– Зачем ты идешь к хозяину? – сказал щенок. – Там плохо. Живи один. Или давай жить вместе.

Балалай поскреб задней лапой за ухом и грустно вздохнул:

– Не умею я. Не привык жить без человека. Ты привык, ты счастливый. Ну, бывай…

После этого щенок не видел Балалая и скучал. Другие собаки не подпускали щенка, рычали:

– Пр-рочь, шантр-рапа!

А люди не обращали на него внимания. Кто посмотрит на тощего грязного щенка? Ребра торчат, белая шерсть на груди скаталась и висит грязными сосульками…

Иногда щенок вдруг пускался бежать за каким-нибудь человеком, если только на человеке не было сапог. Бежал просто так, сам не понимал, зачем. Хотелось, чтобы человек его позвал.

А если позовет, что будет потом? Становилось страшно. Вдруг это окажется Хозяин – страшный злодей. Лучше всего вернуться под ящики.

Щенок забрался в свой дом и закрыл глаза. Тогда к нему подкрались Воспоминания.

Ты удивляешься: какие могут быть у щенка Воспоминания? Бывают. Он вспомнил Руки. Человека щенок вспомнить не мог, а Руки его помнил.

Щенок закрывал глаза, и ему казалось, что Руки совсем близко. Они пахнут смолой, рыбой и ружейным маслом. Они трогают шерсть. Вот они пощекотали затылок, весело взъерошили загривок, пригладили спину… Щенок от удовольствия прижимал уши и вытягивался на стружке.

Иногда ему даже казалось, что он видит Руки. Большие, коричневые, с голубыми жилками и почерневшим разрезанным ногтем на большом пальце.

Тяжелый нож ударил однажды по пальцу, когда Руки отрезали мясо для щенка, и оставил этот след… А может быть, и сейчас Руки накормят щенка? Нет, они уже исчезли. Но все равно щенок доволен. Руки успокоили его, и он заснул.

Проснулся щенок от жажды. Селедочные головы были солеными, и от них пересохло горло. Щенок знал, где есть вода. Надо было до конца пробежать улицу, а потом еще одну – вверх, почти до леса. Там есть розовый дом и зеленый забор с калиткой. У калитки блестит большая лужа. Она осталась после дождя. Раньше были и другие лужи, но они высохли, и сохранилась только эта – самая широкая и самая дальняя. Щенок один раз уже пил там.