Текст книги "Летящие сказки"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава четырнадцатая

Когда Алешка проснулся, за окнами мелькали знакомые места: привокзальные улицы, водокачка, мост. И через три минуты поезд встал у перрона.

Вокзальные часы показывали без двадцати три.

«К Маше успею, – подумал Алешка. – А домой забежать – ни за что».

Над улицей недавно прокатился короткий дождик. Небо уже прояснилось, и солнце жарило, но лужи на асфальте еще не высохли. В одну лужу Алешка погляделся, как в зеркало.

Тетя Даша сказала бы: «Боже, что за вид! Ты похож на беспризорника». Рубашка была мятая, пуговица у ворота оторвалась, брюки – будто крокодил жевал, и внизу на них – белые разводы морской соли.

Алешка весело подумал: «Ну и пусть!»

Зато в руках у него блестящий стремительный клипер с празднично-белыми парусами – лучший подарок для девочки Маши, которая наверняка мечтает стать капитаном. И везет он этот подарок из далекого и чудесного путешествия. А путешественники, когда возвращаются, не похожи на юных скрипачей в белых рубашках с бантиками.

Алешка шлепал по солнечным лужам, спешил к Машиному дому, и было ему хорошо. По лестнице Алешка взбежал к Машиной двери.

За дверью слышались голоса и пиликала скрипка.

«Опоздал? Ну, не беда, чуть-чуть…»

Ему не хотелось так сразу, при всех, отдавать Маше клипер. Хотел Алешка, чтобы они стояли вдвоем и он протянул бы ей кораблик, а она медленно взяла бы его и тихо сказала: «Ой, Алешка… Ой, какое чудо! Спасибо».

Алешка оглянулся. В стене был шкафчик для пожарного крана. Алешка потянул дверцу – она открылась. Он осторожно поставил в шкафчик модель (места едва хватило) и прикрыл дверцу. Потом позвонил.

Маша открыла сразу. Веселая, в каком-то блестящем платье, с красными бусами, будто из ягод костяники. Она обрадовалась:

– Ой, Алешка! – И удивилась: – Ой, какой ты… взъерошенный…

– Здравствуй, – сказал он. – Если бы ты знала, где я был! Я привез тебе такой подарок!

– Спасибо… Ну, заходи же скорей.

– Подожди.

Он хотел вернуться за корабликом, но тут через Машино плечо увидел в комнате гостей. Двух девчонок с большими бантами, толстого мальчика в клетчатом костюме (мальчик держал скрипку) и – кого бы вы думали? – длинноногого принца!

И Маша поняла, что он его увидел. И решила, что поэтому он и сказал «подожди».

– Ну, Алешка, – заговорила она. – Ты не обижайся. Я решила его пригласить, потому что все-таки мы в одном коллективе.

– Конечно… – шепотом сказал Алешка.

– Ты, по-моему, зря на него злишься. Он совсем неплохой. Я думаю, вы должны помириться.

– Я нисколечко на него не злюсь. Вот ни капельки, – равнодушно сказал Алешка. И он не обманывал: все эти дни он просто не вспоминал про принца.

– Ну, тогда пойдем. Что же ты?

Алешка усмехнулся:

– Куда же я такой? Вы вон какие… красивые. А я весь помятый.

– Ну и что… – Маша нерешительно оглянулась на горстей. – А ты, значит, только что приехал? А знаешь что? Ты ведь можешь сбегать домой. Приведешь себя в порядок. Мы подождем. Ладно?

«Даже не спросила, где я был», – подумал Алешка. И стало ему не то чтобы грустно, а как-то скучно.

– Ладно, – сказал он. – Я пойду.

– Постой…

«Может быть, спросит?» – обрадовался он.

– А что за подарок ты принес? Ты не думай, что я жадная. Ты ведь сам сказал. А мне интересно.

Не мог Алешка сейчас отдать ей клипер. Ну просто руки не поднимались. И он вынул из кармана раковину.

– Вот. Я нашел ее на дальнем берегу. В ней всегда гудит прибой.

– Ой какая замечательная! У папы есть такая, только поменьше. На письменном столе. Он в нее окурки толкает.

Алешка тихо сказал:

– Но ты, я думаю, не будешь толкать в нее окурки?

– Что ты! Неужели ты думаешь, что я курю? Я никогда в жизни даже не пробовала. И когда вырасту, не буду, хотя и считается, что девушкам курить – это модно.

«Ну что же это такое? – подумал Алешка. – Ведь пять минут назад все было так хорошо…»

– Маша…

– Что?

– Послушай. Там такой берег… Такие плиты громадные. У самых волн. По ним ползают крабы. И раковины лежат в траве. И башни стоят. У самого моря…

– Это где? В Сочи? Мы с мамой и папой в этом году обязательно поедем.

– Нет, это не в Сочи… А ты слушала когда-нибудь, как шумит море в раковине? Ну, в той, что у отца?

– Я хотела. Папа не дал. Он говорит, что в ней просто всякий посторонний шум отражается, а насчет моря – это все сказки.

«Что твой папа понимает в сказках!» – подумал Алешка. И сказал:

– Я пошел.

– А ты придешь?

– Я постараюсь.

– Нет, ты дай слово, что придешь.

– Ну… честное слово. Если ничего не случится.

Он спустился до нижней площадки, подождал, когда Маша закроет дверь, на цыпочках взбежал опять и достал из шкафчика клипер.

Потом Алешка пошел домой.

– Боже! Что за вид! – сказала тетя Даша, когда встретила его на пороге. – На кого ты похож! Чем ты занимался на даче у своего приятеля?

– Мы играли. Лазали по деревьям. Гоняли в футбол. Спали на сеновале.

– С ума сойти! И неужели нельзя при этом выглядеть прилично?

– Сейчас буду выглядеть, – пообещал Алешка и пошел переодеваться.

– А я обед разогрею, – сказала тетя Даша вслед.

– Не надо. Я сейчас пойду на день рождения. Там будут кормить пирогами и тортом.

Алешка поставил на подоконник модель и достал матросский костюм. Сейчас Алешку не заботило, годится ли эта одежда, чтобы идти в гости. Якоря и синий воротник напоминали ему о ветрах над башнями, о блеске моря – и это было самое главное.

Костюм был помят (ведь Алешка лазил в нем на тополь за Кузей). Пришлось включить утюг и гладить, потом Алешка взял у тети Даши желтые нитки и накрепко пришил к рукаву полуоторванный якорь. Он все делал не торопясь и почти машинально. А думал о другом: «Все равно она красивая. И хорошая».

А потом еще: «Она же не виновата. Она не видела стадиона с говорящими лошадьми, шелестящих трав, парохода с серебряными звездами на трубе. Она не была в Ветрогорске и не смотрела на облака над башнями. Она не слышала о Летчике и его Антарктиде… Она не знает, что такое Дорога».

Так он впервые подумал о своем путешествии: «Дорога».

…И с этой секунды начал тихонько звучать Голос Дороги.

С чем его сравнить?

Может быть, это похоже на еле слышный звон гитарной струны. Кто-то щиплет ее неторопливо, вспоминает песню. Песня грустная, ведь Дорога кончилась. Но песня еще и тревожная. А почему? Ведь Дорога уже кончилась.

Но пока струна звучит очень тихо – и тревога маленькая. И тот, кто услышал Голос Дороги впервые, не знает еще, что звук струны может оборваться, а у горизонта заиграют трубы…

Алешка натянул штаны и матроску. Костюм был теплый от утюга и чуть-чуть пах жженым: Алешка, задумавшись, подпалил рукав.

Все, что было в карманах старых брюк, Алешка перегрузил в карманы костюма – чтобы больше нигде и никогда не попасть впросак, как тогда, перед кассой. Он переложил деньги, ножик, мятый платок. И взял в руки Зеленый билет.

Билет был уже потерт, уголки помялись и разлохматились. Но он еще годился для путешествий. Он был годен еще (Алешка взглянул на будильник) целых одиннадцать минут! До четырех часов.

И отчаянная мысль вспыхнула у Алешки:

вбежать к Маше,

схватить ее за руку,

вытащить на улицу -

и помчаться к реке!

Если бежать изо всех сил, можно успеть – успеть до четырех часов. А ведь пароход обязательно придет, лишь бы не был просрочен билет!

А на бегу он все Маше объяснит: про леса, где под каждым деревом сказка, про город, где в каждом переулке приключения. Про Летчика, который знает путь в волшебные страны…

А Маша побежит? Будто наяву он услышал Машин голос:

«Ой, Алешка! Ведь неудобно. У меня же гости».

«Ну и пусть! Они и без тебя съедят пирог».

«Что ты! Ведь я их пригласила. Так не полагается».

«Но потом будет поздно!»

«Я все равно не могу. У меня завтра музыка и бассейн».

Где-то в соседней квартире несколько раз пикнуло радио: четыре часа. Будильник отставал на восемь минут.

Идти в гости не хотелось. И во дворе Алешка заспорил с собой:

«Ну зачем я пойду? Там и без меня обойдутся».

«Но ты дал слово».

«Я сказал: если ничего не случится».

«А что случилось?»

Однако тут же он почувствовал: случилось.

Хотя ничего особенного – просто потянул ветерок. Приподнял паруса клипера, хлопнул матросским воротником, Алешка вспомнил, как позавчера утром (неужели позавчера, а не целый год назад?) он так же вышел из подъезда и так же налетел ветер. Веселый тогда был ветер, он обещал Дорогу, хотя Алешка еще не знал об этом. А сейчас…

Сейчас ветер звал не Алешку. Он звал кораблик. Паруса надулись, и клипер тянулся из ладоней. Не к Машиному дому – далеко, за ворота…

До сих пор Алешка считал, что кораблик надо все-таки подарить Маше. Но сейчас подумал: «А куда она его поставит?»

Может быть, она поставит клипер на полку рядом с аквариумом, где живут ленивые круглые рыбы, которые вывелись в стеклянной банке и никогда не видели даже маленького пруда, а не то что моря. А может быть, на стол, где лежит раковина с торчащими окурками?

Как он будет жить там – отважный фрегат, знающий Ветер и Дорогу?

Шепотом Алешка сказал:

– Эх ты, Машка-ромашка…

И зашагал на улицу. Он знал, куда идти.

Домик Софьи Александровны еще больше покосился за эти дни. Угол совсем навис над оврагом. Окна были крест-накрест забиты досками. От размытой завалинки убегало в овраг высохшее русло потока.

По этому руслу Алешка стал спускаться к ручью. Хватал его за локти репейник, зло кусались колючие травы, и глина острыми комками набивалась в сандалии. Но Алешка поднял над головой кораблик и мчался вниз без задержки, как пущенный с откоса камень. И наконец оказался на берегу.

Он встал коленями прямо в воду и подтолкнул к середине ручья кораблик.

– Плыви. Ты ведь знаешь путь.

Клипер вздрогнул и побежал в журчащей струе. А у поворота, за кустом смородины, его подхватил ветер.

Алешка поднялся и сел на корягу – она валялась у воды. Ему стало немного спокойнее: он исправил одну ошибку.

Но как быть с другими ошибками? Ведь он столько наделал их во время путешествия. На каждом перекрестке, на любой тропинке, во всех переулках Ветрогорска его ждали сказки. Все, кого он встречал (даже кот!), обещали ему приключения. И старик в будке говорил: «От непонятных случаев, от загадок не беги, сказка без них не обходится». А он прошел мимо, не послушался Голоса Дороги.

Этот Голос теперь не давал ему покоя – звенела тревожная струна. Но что мог сделать Алешка?

«Я не виноват, – сказал он сам себе. – Я же не знал, что неправильно выбрал путь».

«Нет, виноват».

«Почему?»

«А ты не знаешь?»

«Нет!»

«А почему тебя грызет совесть?»

«Я не знаю… Я ошибся, но от этого никто не пострадал. Мне одному плохо. Да еще кораблику. Но кораблик я отпустил».

«При чем здесь кораблик?…»

«Тогда я не знаю».

«Врешь».

«Нет!»

«А Летчик?»

Да, Алешка. А Летчик? Ты сейчас даже вспомнить боишься, как он сидел у колеса, закутавшись в твою куртку. И вслед смотрел. Ему очень нужен был в полетах постоянный спутник. И не просто спутник. Ты это знал, но повторял одно и то же: «У меня другая дорога».

Только никакой дорогой, даже самой правильной, нельзя проходить мимо того, кому нужен друг. А ты…

«А я послал ему вместо себя бродячего кота», – горько подумал Алешка. И в досаде трахнул себя кулаком по колену. Колено было мокрое, кулак срикошетил и ударился о корягу. Красные капельки выступили на ссадине, и Алешка вспомнил Машины бусы. Те, что видел на ней недавно. И подумал: «Наверно, все еще ждет, что приду. Ну и пусть. А может, думает, что обиделся из-за принца?»

Но ведь если бы вообще не было никакого принца, и если бы Маша встретила Алешку как героя, и если бы она удивленно и радостно слушала его рассказ про Дорогу, и если бы, как самое большое сокровище, взяла в руки кораблик, разве смог бы Алешка сказать себе: «Все хорошо»? Ведь в глубине души он все равно помнил: «Летчик… Летчик… Летчик…»

Что же случилось? Или там, в поле у Ветрогорска, Алешка выбрал не ту дорогу? Летчику нужен был друг. Но не только Летчику. Алешке – тоже. Смелый, веселый, добрый – маленький летчик Антошка.

Алешка встал и сказал себе:

«Я пойду».

«Куда?»

«Пойду. По ручью. Вслед за корабликом. Раз он уплыл, значит, есть Дорога. Я пойду до Ветрогорска, встречу Хранителя и узнаю, как отыскать Летчика».

Алешка, не снимая сандалий, зашел в воду и зашагал вниз по течению. Но скоро ноги стали вязнуть, в иле. А потом скрытая под водой проволока зацепила сандалию и оторвала подошву.

Алешка выбрался из воды и стал пробираться по берегу. Но колючие кусты и ядовитая трава переплелись в такую чащу, что даже неба, не стало видно. Только гудели в душном воздухе сытые шмели да под ногами шастали скользкие лягушки.

Алешка продрался наверх, на край оврага, и пошел по кромке откоса. Но тропинку загородил серый косой забор. Алешка перелез. Дальше были еще заборы, какие-то гряды, битые стекла и колючая проволока.

Алешка выбрался в переулок. Здесь уже непонятно было, где овраг, где ручей, куда надо идти.

«То ли дело с Зеленым билетом, – вспомнил Алешка. – Все дороги были открыты. А сейчас любой забор – как гора на пути».

Но ведь Зеленый билет – не один такой на свете! Почему Алешка раньше не догадался? Билет дается тому, у кого Очень Важное Дело! А разве сейчас у Алешки оно не важное? В тысячу раз важнее, чем кораблик для Маши! Он ищет друга. Летчик сказал: «Самая лучшая сказка – когда найдешь друга». Но ведь Алешка еще не нашел Летчика. Значит, сказка не окончена.

«Посоветуюсь в справочном бюро у дедушки», – решил Алешка. И, щелкая оторванной подошвой, помчался на знакомый перекресток.

Сапожная будка была открыта. Но сидел в ней не старичок, а розовощекий парень. Стучал молотком и посвистывал.

– А где же дедушка? – спросил запыхавшийся Алешка. – Он здесь работал.

– Привет! Дедушка? Дедушка на пенсию ушел.

– На пенсию? – глупо повторил Алешка.

– Угу. А ты его знакомый?

– Знакомый… – тихо сказал Алешка.

– Ну, не беда. Я тебе не хуже дедушки помогу.

Не успел Алешка мигнуть, как парень сдернул с его ноги сандалию, раз-два – и подметка оказалась на месте. Как новенькая.

– Вот и все. Гуляй, не горюй.

– Спасибо, – шепотом сказал Алешка. И отошел.

Но скоро он подумал, что не все потеряно. Можно добежать до Транспортного агентства и все объяснить кассирше. Наверно, она поймет и выдаст новый Зеленый билет.

И Алешка опять побежал.

Через дыру в заборе он пролез на стадион.

«Если не достану билета, вернусь сюда и попрошу лошадей, – подумал Алешка. – Пусть отвезут к тому аэродрому. Они ведь знают все волшебные дороги».

Но лошадей не было. А на трибунах плотники разбивали дощатые скамьи и лесенки. Один из них сказал Алешке:

– Нечего тут ходить…

Алешка не оглянулся.

Он пересек поле, вышел на улицу Полярных Капитанов и заспешил к агентству.

Агентство было закрыто.

Синюю вывеску сняли и торчком прислонили к стене. На запертых дверях мелом было написано: «Ремонт».

Вот и все. Что оставалось делать?

Вернуться домой?

Пойти к Маше на день рождения?

Сесть прямо здесь на штакетник и заплакать?

Алешка повернулся и зашагал прочь.

Запутанными переулками, мимо старой церкви и нового кинотеатра, он вышел на улицу Дальнюю.

И все было как раньше. Сначала деревянные домики по краям улицы, потом одинокий дощатый тротуар среди заросших канав. Так же трещали кузнечики и цвели одуванчики в канаве. И разбитые стекла разбрасывали солнечные вспышки. Шагать бы да радоваться. Но Алешка знал, что идет зря.

Не будет парохода.

А сам он не найдет и не осилит дорогу на аэродром. И все-таки Алешка пошел. Потому что Голос Дороги звучал настойчиво и беспокойно: «А помнишь? А помнишь?…»

Сейчас ничего другого и не оставалось – только идти и вспоминать. Но это было все-таки лучше, чем сидеть дома.

Тротуар оборвался, и побежала тропинка. Зашелестела у ног трава, и опять показалось Алешке, что плывет он по зеленому морю. И качалось над ним небо с маленькими белыми облаками. Тропинка тянулась и тянулась. В прошлый раз она показалась Алешке гораздо короче, а сейчас он шел больше часа и не видел реки.

«Что случилось? – подумал Алешка. – Дедушка ушел на пенсию. Транспортное агентство закрыли на ремонт, но куда девалась река? Не могла же она уйти под землю».

Ему очень хотелось дойти до реки. Отыскать на берегах следы пароходных колес, постоять в том месте, где упал трап, вспомнить все, как было. Ведь когда вспоминаешь о хорошем, делается легче. А кроме того, Алешка все-таки надеялся немного. Чуть-чуть, самую капельку. Вдруг пароход придет? В сказках бывают чудеса.

Он прошагал еще не меньше часа. Город едва был виден сзади у горизонта. Колыхалась кругом трава. И не было реки.

«Значит, ее не будет совсем», – понял Алешка.

И тут Алешке стало так плохо и обидно, что дальше некуда. Он остановился и (будем говорить честно) почти заплакал. Почти – потому что слезы не упали, а закипели в глазах и каплями повисли на ресницах. Солнце зажгло в них серебряные точки. Алешка сердито мигнул – сбросил капли с ресниц. Точки погасли. Кроме одной. Одна блестящая звездочка никак не гасла. Повисла в ярко-синем небе.

Алешка моргнул еще и еще. Но белая искра горела в вышине. И делалась ярче. Потом Алешка услышал стрекот.

Это был очень тихий, но отчетливый звук. Он пробился сквозь звон тишины, трескотню кузнечиков и шорохи трав.

У Алешки ухнуло сердце. Он побежал к этой искре, остановился, побежал опять. Серебристая точка росла, у нее появились узкие стрекозиные крылья.

– Летчик… – сказал Алешка ликующим шепотом. – Товарищи, это же Летчик!

Самолет вырастал на глазах, он шел прямо на Алешку.

«Как хорошо, что я надел матроску, – подумал Алешка. – В зеленой рубашке Летчик не увидел бы меня среди травы…»

И тут Алешка очень испугался: а вдруг Летчик не узнает его в матросском костюме!

Тогда он бросился навстречу самолету, выбрал место, где трава пониже, упал на спину и раскинул руки буквой «Т».

Над лицом его качались травинки, били в глаза солнечные лучи. Но сквозь траву и солнце он видел, как с высоты прямо к нему пикирует, почти падает большая узкокрылая птица – самолет маленького летчика Антошки Тополькова.

Ковер-самолет

Иногда среди ночи я просыпаюсь от прилива радости. Я смотрю на темный потолок и стараюсь вспомнить: что же было?

Ну конечно! Только что рядом со мной смеялся Виталька. Не тот худой высокий дядька Виталий Андреевич, который недавно приезжал ко мне в гости, а настоящий Виталька – белобрысый, давно не стриженный мальчишка в голубой майке, с облезшей от загара кожей на плечах и расцарапанными острыми локтями.

Мы только что, свесив ноги с ковра, летели вдвоем над знакомыми улицами. Теплый ветер будто мохнатыми мягкими крыльями бил нас по ногам, а в спину горячо светило утреннее солнце. Внизу проплывали темно-зеленые груды тополей, коричневые железные крыши и серебристый купол городского цирка. Навстречу нам, возвышаясь посреди редких желтых облаков, двигалась белая колокольня, похожая на крепостную башню. В сквозных оконных проемах верхнего яруса темнели уцелевшие с давних времен колокола. Выпуклую крышу устилали ржавые железные квадратики. Кое-где они отстали и топорщились, будто крыша взъерошилась от ветра.

Мы с Виталькой сидели, обняв друг друга за плечи, и хохотали. Смешно было, как взъерошилась крыша. Смешно было, какие маленькие, игрушечные внизу на реке баржи и катера. Смешно, как у Витальки с ноги слетел старый брезентовый полуботинок. Он был стоптанный, с протертой на месте большого пальца дыркой, и мы не стали его догонять. Башмак упал на цирковой купол и поехал с него, словно санки с горы. Потом прыгнул с карниза, как с трамплина, и нырнул в тополиную гущу.

– Бросай второй! – крикнул я, потому что зачем он, один башмак.

Но Виталька помотал головой. Он достал из кармана катушку ниток и привязал к полуботинку.

– На буксир!

Мы круто снизились к реке, будто с горы съехали, и полетели над самой водой. Так низко, что ноги окунулись и вокруг них вздыбились фонтаны с брызгами и пеной. Виталька отпустил полуботинок, и он запрыгал позади нас, как на буксире. Вот потеха!

– Как на подводных крыльях! – закричал я и от хохота повалился на спину, махая мокрыми ногами.

Нитка оборвалась, и башмак поплыл сам по себе. Потом его выудит вместо пескаря какой-нибудь незадачливый рыбак. Вот смешно будет!

Мы пролетели под старым деревянным мостом, который поскрипывал от тяжести грузовиков, и стали подниматься к заросшему откосу, где белели старинные стены и башни.

Воспоминание тускнеет, уходит, но радость не кончается. Я лежу и улыбаюсь в темноте. Потому что все равно это было. Пусть не сейчас, но было!

Понимаете, было!