Текст книги "Гвозди (журнальная версия)"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Костик запахнул пальтишко, промчался через двор, затопал вверх по лестнице и, наконец, постучал в обитую клеенкой дверь.

Долго не открывали. Тускло горела у потолка лампочка, пахло керосином, и холодно было, как на улице. Костик потоптался и постучал снова. Тут дверь открылась.

Ее отворила высокая женщина со строгим лицом, с шерстяным платком на плечах.

– Ты к кому, мальчик?

– Володя дома? – спросил Костик, слегка оробев: женщина походила на учительницу.

– Ты пришел поиграть? К Володе сейчас нельзя, он болеет.

– Я не играть. Я вот… – Костик протянул кулек.

– Что это?

– Подарок. От военкомата.

– А-а… – Женщина чуть улыбнулась. – Спасибо.

– Пожалуйста, – сказал Костик и почему-то слегка обиделся. – До свиданья.

– Подожди. Тебя, кажется, зовут Костя?

Приходи к нам как-нибудь потом. Может быть, Володе станет лучше. Хорошо?

– Приду, – сказал Костик и сразу перестал обижаться. – Он поправится, и я приду.

Но Володя не поправился. В марте он умер.

Двор притих. Ребята с тревогой и смутным страхом поглядывали на крайнее окно третьего этажа. Там в маленькой комнате случилось непоправимое и непонятное. Такой солнечный день, с крыш побежало, и лужи сверкали изо всех сил, а он умер.

Вообще-то смерть была не в новинку, но люди умирали где-то далеко, от осколков и пуль, а сюда только приходили по почте серые бумажки с напечатанными буквами. И каждый раз сквозь горе пробивалась крохотная надежда: вдруг это ошибка?

А сейчас – никакой надежды…

Володя был такой же, как все мальчишки. Ему бы сейчас кораблики мастерить и радоваться близким каникулам. Он же не какой-нибудь старик. И не солдат. При чем же здесь смерть?

– Почему он умер? – спросил Костик у Борьки. Борька не ответил. Они стояли на крыльце, и Борька хмуро смотрел, как две женщины в ватниках вносят в подъезд большого дома красный гроб. Этот гроб привезли на телеге, и маленькая брюхатая лошадь терпеливо ждала у ворот, когда люди управятся со своим непонятным делом.

Костик не хотел смотреть на гроб. Он стал смотреть на свои разбитые, дырявые ботинки. И настойчиво повторил:

– Почему он умер?

– Не смог поправиться, вот и умер, – неохотно сказал Борька.

– А какая у него болезнь?

– Я ведь не врач, откуда я знаю. Что-то отбило, наверно, у него внутри, когда с крыши сбросило…

– С крыши?

– Ты, что ли, ничего не знаешь? – с досадливым удивлением спросил Борька. – Его в Ленинграде сбросило с крыши взрывной волной, когда он зажигалки тушил.

Костику почему-то представилось, как фашисты в касках со свастиками скрытно ползают по ленинградским чердакам и рассовывают по углам зажигалки с горящими фитилями. Зажигалки такие же, как у курсанта Казанчука, который смастерил ее из трофейного немецкого патрона… А Володя пробирается следом за врагами и задувает огоньки.

Но, конечно, все это не так… И Костик спросил:

– Какие это зажигалки?

– Ну, лопух, – беззлобно сказал Борька. – Неужели не знаешь? Которые немцы сбрасывают с самолетов, чтобы дома поджигать.

– Так бы и говорил, что зажигательные бомбы, – ловко вывернулся Костик.

Но Борька не ответил.

Костик думал о Володе.

«Значит, он не просто так умер. Он погиб из-за бомбы, когда тушил зажигалки. Его фашисты убили. Он – как солдат…»

– Говорят, он целых сто зажигалок потушил. А может, больше, – вдруг сказал Борька. И прозвучала в его голосе гордость. Будто и сам Борька гасил зажигалки. Будто он такой же, как Володя. Ну, а разве нет? Зажигательных бомб он не тушил, но зато делал корпуса для мин, и, может быть, уже не один гитлеровский танк вздрогнул и осел в дыму, напоровшись на Борькин ящик со взрывчаткой.

Володя и Борька состояли в одном отряде. Володя, оказывается, записан был в тот же класс, где учился Борька. Только в школу он ходил редко, болел все время…

– Борька, – сказал Костик тихо, но очень твердо. – Как мне записаться в пионеры?

И так же серьезно Борька ответил:

– Я подумаю. Это можно. Я давно на тебя смотрю, ты уже не маленький. Только надо тебе какое-то пионерское задание выполнить.

– Я хоть какое выполню. Можно, я буду с тобой ящики для мин сколачивать?

– Вообще-то я спрошу в цехе. Только мы пока не работаем. Гвоздей не хватает. Просто беда.

– Гвоздей всегда не хватает, – вздохнул Костик.

Володю хоронили через день. Гроб поставили на грузовик с опущенными и обтянутыми красным ситцем бортами. Машина выехала со двора и остановилась на дороге. Пришел оркестр – старшеклассники в одинаковых зеленых телогрейках, с трубами и большим барабаном. И солнце сияло на помятых, но блестящих трубах так, будто никто не умирал, а, наоборот, был праздник. И желтые облака отражались в лужах, и весело шумели воробьи.

Кто-то плакал в толпе. Володино лицо совсем как живое, только очень-очень спокойное.

Пришли ребята, Борькины одноклассники, с венком и пионерским знаменем, с которого свисала черная лента. И еще много незнакомых ребят. Какой-то мальчишка в шапке с полуоторванным ухом дернул Костика за рукав и шепотом спросил:

– Правда, что у этого пацана орден Красного Знамени?

– Правда, – сердито сказал Костик.

Оркестр играл почти без перерыва, и музыка была такая печальная, будто на свете не осталось совсем ничего хорошего.

Потом оркестр на минуту замолчал, и стало совсем тихо. Только со двора доносился стук. Это Иван Сергеич Протасов обивал опять фанерой свои дрова. Чтоб не растащили.

Знамя качнулось над людьми, двинулось в голову колонны, машина заурчала и тихонько поехала вдоль тротуара. Володина голова качнулась на белой подушке. Опять заиграли трубы – медленно и сурово. И Костик вдруг увидел, что люди на дороге – это уже не беспорядочная длинная толпа. Ребята и взрослые шли ровным, почти солдатским строем.

Опасаясь, что ему не найдется в этом строю места, Костик прыгнул с тротуара и хотел уже встать между незнакомой девчонкой и пятиклассником Владиком Солдатовым. Но откуда-то со стороны появился Борька. Он строго сказал:

– Ты с нами не ходи.

– Еще чего! Тебе можно, а мне нельзя? Это просто нахальство какое-то! Нашел место, где распоряжаться! накомандовался!

– Тебе нельзя, – твердо сказал Борька.

– Я тебя, что ли, обязан спрашивать?

– Дурень, – совершенно по-взрослому сказал Борька. – Смотри, у тебя ботинки раскисли и ноги насквозь мокрые. А идти-то нам туда и обратно целых десять километров. По лужам.

– Тебе-то что…

– А то, что потом еще и тебя хоронить придется. Думаешь, я не слышу, как ты по ночам от кашля крутишься?

Много обидных слов мог сказать в ответ Костик. Можно, например, ответить, что Борьку ночью даже корабельными пушками не разбудишь, не то что кашлем. Можно посоветовать, чтобы заботился не о чужих ногах, а о своей голове. Но все эти ответы перепутались у Костика, и он только сказал:

Он стоял, а мимо проходили люди, и нескончаемую печальную мелодию повторял оркестр.

– Ты для меня не командир.

– Нет, командир, – сказал Борька.

– Ты?! – сердитым шепотом спросил Костик. – Думаешь, если заступался за меня, значит, командовать можешь? Все равно пойду, не указывай.

– Не пойдешь, – шепотом ответил Борька. – Если хочешь знать, я имею право командовать. Ты сам говорил, что собираешься в пионеры вступать.

– Ну и что?

– А я в совете дружины, вот что. Значит, ты должен подчиняться.

Можно было сказать, что он, Костик, еще не пионер и ничего еще не должен. Но Костик не сказал. Четкое воспоминание о шеренге мальчишек с винтовками заставило его промолчать. И когда Борька совсем уже не по-командирски попросил: «Останься, будь человеком», – Костик тихо сказал:

– Есть.

И вышел из шеренги на тротуар.

Он стоял, а мимо проходили люди, и нескончаемую печальную мелодию повторял оркестр. И Костику представилось, что это уходит армия, а он оставлен для ее прикрытия.

Армия уходила, унося с собой убитого фашистами Володю, чтобы держаться до конца. И отомстить.

Но ведь Володя убит не «понарошку», а всерьез. Это не игра. А если всерьез, то что мог сделать Костик?

Ну, как он мог отомстить не игрушечным, не из снега слепленным или нарисованным, а настоящим врагам?

Бомбу придумать не удалось, а больше он ничего не умел. И знакомое ощущение острой беспомощности опять кольнуло его.

Володя, пока мог, тушил зажигалки. Борька ящики для мин сколачивал, пока гвозди были…

Пока были… Гвозди!

Их сейчас нет, и мина, которая должна взорвать немецкий танк, не взорвет его. А Протасов свежими, новенькими гвоздями прибивает к своим дровам фанеру!

Сколько надо гвоздей, чтобы сколотить корпус для мины? Хотя бы один? Может быть, именно эта мина попадет по гусенице «тигра» или «фердинанда», и стальное чудовище заполыхает оранжевым огнем, бессильно уронит длинный орудийный ствол…

Протасов поймал Костика, когда он вытаскивал плоскогубцами двадцать седьмой гвоздь. Костик почувствовал, как тяжелая рука ухватила его воротник, и сжал в правой руке плоскогубцы, а в левой добычу.

– Змееныш… – с придыханием сказал Протасов. Лицо у него было даже не красное, а сиреневое. – Я все знаю, я давно вижу… Я в милицию…

Он потянул воротник, но Костик рванулся с такой яростной силой, что пальтишко затрещало, а Протасов качнулся и не выдержал, отпустил.

Костик упал, но тут же вскочил, оттолкнувшись от мокрой земли сжатыми кулаками. Затем отступил на два шага, потому что Протасов опять потянулся к нему. Глядя в его лиловую физиономию, Костик сказал:

– Тыловая крыса.

– У-у-у! – тонко закричал Протасов и почему-то замахал руками. Костик побежал.

Протасов кинулся следом, но сразу отстал. Костик обернулся, бросил в него плоскогубцами и выскочил со двора на улицу.

Он бежал по теплой и тихой вечерней улице, и прохожие удивленно оглядывались на него. Он бежал, сдержав закипающие слезы. Бежал, как бегут в атаку, когда все уже неважно и самое главное – бить врага наповал.

Он бежал и видел перед собой вражеский танк, охваченный ревущим пламенем. И никакие силы не заставили бы его разжать ладонь и отдать гвозди.