Текст книги "Аргонавты Средневековья"
Автор книги: Владислав Даркевич
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Люди на дорогах
Привыкшие к легкости и быстроте коммуникаций и совершенным средствам информации люди XX столетия склонны к преуменьшению роли контактов, которые имели место в прошлом. Однако огромное число фактов свидетельствует о динамизме средневекового общества. С насиженных мест снимались целые категории людей, которых материальные интересы не задерживали дома. Между странами и областями происходил непрестанный демографический обмен.
Необычайно мобильна была не привязанная к земле родовая знать Скандинавии. Вступая в конфликт с королевской властью, «морские конунги»[18]18
Конунг – военный вождь, высший представитель родовой знати у скандинавов
[Закрыть] без сожаления покидали суровую родину. За ними в далекие походы из Дании, Норвегии, Швеции тянулись выходцы из разных социальных групп. Легкие на подъем вожди, жившие военной добычей, набирали дружины из молодых искателей славы и приключений, снаряжали ладьи и отправлялись в заморские экспедиции, основывая поселения на вновь открытых территориях.
Многие навсегда оседали в чужих странах или служили там военными наемниками. Начиная с VIII в. скандинавам было хорошо знакомо побережье Балтики. Сея смерть и ужас, эти предприимчивые мореходы опустошали земли Британии, Франции, Испании и проникли в Средиземное море. Викинги бороздили моря и реки от Ледовитого океана до Каспия, они колонизовали Исландию, основали поселения на юго-западном побережье Гренландии и за 500 лет до Колумба проложили путь в Америку по неисследованным водам Северной Атлантики. К середине XIII в. норманны («люди Севера») достигли не только Лабрадора, но и северной оконечности острова Ньюфаундленд («Винланд»).
Они проникли еще дальше на юг. При раскопках приморского индейского селения в штате Мэн археологи обнаружили монету, чеканенную в правление Олава Тихого между 1066 и 1093 гг. Тем же временем датируется и сам исследуемый поселок.
Скандинавы разделяли все заблуждения своего времени, что нашло отражение в популярной легенде о св. Брендане. В полярных широтах встречали роковые водовороты и острова, населенные гигантами-циклопами и девственницами, которые зачинают, испив воды, птицами с удивительно ярким оперением и даром пророчества. То и дело суда рискуют столкнуться с плавающими ледяными горами-айсбергами, остров, к которому они причаливают, оказывается гигантским китом. Прежде чем добраться до конечной цели плавания, мореплавателям необходимо спастись от змеевидных драконов, увлекавших корабли в «пучину (рис. 7), миновать застывшие моря, вход в Ад и остров, где казнится Иуда. Только избранным откроются Блаженные острова – Обетованная земля святых, т. е. земной рай. К примеру, в своей поэтической оценке легенды о св. Брендане Эрнест Ренан писал, что среди этих видений с поразительной верностью отражаются живописные картины полярного мореплавания: прозрачность моря, тающие под солнцем ледяные поля и айсберги, вулканические извержения в Исландии, игры китообразных, незабываемая картина норвежских фьордов, внезапные туманы, молочно-мутное море, зеленые острова, покрытые травами, свисающими в морские волны.
Рис. 7. Морской змей. Из «Книги о рыбах» Геснера (1598.) – по описанию Олауса Магнуса.
Недостаток в землях, пригодных для земледелия и скотоводства при избытке населения, рост могущества родовитых людей, жаждавших быстрого обогащения на чужбине, – вот причины широкой экспансии норманнов.
Примитивно обрабатываемая земля не могла прокормить все увеличивавшееся население Европы. Один из способов борьбы с перенаселенностью и земельным голодом – заселение окраин, интенсивное освоение новых пространств. Индивидуальная или массовая колонизация их привела к существенным демографическим сдвигам. Границы феодальных вотчин не являлись преградой: спасаясь от гнета, вилланы (крестьяне) покидали своих сеньоров и устремлялись из деревень в города или к нераспаханным пустошам. Внутренняя колонизация происходила в границах государства – из центра в его периферийные районы (занятие фламандцами болотистого побережья Фландрии), внешняя – уводила за его рубежи (водворение западногерманских переселенцев в Трансильвании, восточных славян – в Верхнем Поволжье и Двинской земле).
Не сидели на месте обитатели феодальных замков. В случае нарушения присяги верности сюзерен мог отобрать у своего вассала пожалованный на условиях службы рыцарский феод или предоставить другой, вдалеке от предыдущего. При существовавшей системе единонаследия, когда отцовская «корона и владения» переходили к старшему сыну, младшим сыновьям не оставалось ничего другого, как искать счастья на стороне. Из среднего и мелкого дворянства вербовались армии крестоносцев. Норманнские завоеватели Англии, немецкие колонисты в Восточной Прибалтике, феодалы Иль Де Франс, захватившие лены,[19]19
Лен – наследственные земельные пожалования в эпоху феодализма.
[Закрыть] в Провансе после разгрома альбигойцев[20]20
Альбигойцы – ветвь средневековой ереси в Лангедоке (Южная Франция), названы по городу Альби
[Закрыть] или в Испании в ходе Реконкисты[21]21
Реконкиста (VIII–XV вв.) – отвоевание народами Пиренейского полуострова территорий, захваченных арабами
[Закрыть] – вся многоплеменная масса рыцарства была чрезвычайно подвижна (рис. 8).
Рис. 8. Норманнская армия Вильгельма Завоевателя переплывает Ла-Манш в 1066 г. Фрагмент ковра из Байе (ок. 1120 г.)[22]22
Викинги: Набеги с севера / Пер. с англ. Л. Флорентьева. М., 1996.
[Закрыть]
Типичная фигура на дороге – это видавший виды купец, «запыленная стопа», как его называли в Англии. «Искусный купец с сумой богатой» путешествует с товаром и мечом у седла, исправно платит пошлины на заставах, спешит, чтобы успеть заключить выгодную сделку. Торговыми людьми из дальних мест на потребу государям, прелатам, аристократии привозились дорогие одеяния и ткани, ценная утварь и иные раритеты. Торговцами доставлялись по воде и суше обиходные товары, получавшие широкое распространение. В средневековом обществе ХП-ХШ вв. купец постепенно становится очень важной фигурой. В «Королевском зерцале» (Норвегия, XIII в.) многоопытный отец дает наставления сыну, собирающемуся в опасную торговую экспедицию: «Когда же ты прибыл в торговое место или куда-либо еще, ты должен выказать себя благовоспитанным и приятным человеком, чтобы завоевать всеобщее расположение. Надобно тщательно изучать обычаи тех мест, где ведешь торговлю. В особенности важно хорошо знать торговое право. Для того чтобы преуспеть в своей коммерции, купец должен владеть языками, и прежде всего латынью и французским, ибо эти языки наиболее общеупотребительны».
Обособление крупных купцов, ведущих дальнюю торговлю, от мелких торговцев – обязательная черта средневекового города как на западе, так и на востоке Европы.
Целые месяцы купец проводит вне дома, но в случае удачи возвращается из скитаний «веселый и счастливый». Караваны купеческих судов плывут по рекам и морям, по дорогам в сопровождении стражников едут тяжело нагруженные обозы.
Купец энергичен, бесстрашен, склонен к авантюризму, сметлив, но одновременно отличается беззастенчивостью, эгоизмом, пренебрегая патриархальными нормами своего времени. В средневековом обществе купец, ставящий на карту свои богатства и самую жизнь, идущий на рискованные приключения, заслуживает всяческого уважения. Его услуги неоценимы для Церкви, рыцарства и всего общества. Святым патроном торговли и мореплавания считали Николая из Мир Ликийских; его мощи в Бари (Италия) привлекали толпы пилигримов.
Обычно купцы грамотны и умеют объясниться на языках стран, лежащих на их пути. Многие торговцы, которые в IX в. путешествовали из государства франков в Китай, могли изъясняться на франкском, греческом, персидском, арабском и славянском языках. Кочевой образ жизни, общность интересов и необходимость противостоять конкуренции заставляли купцов объединяться и приучали к взаимной поддержке. Так возникали купеческие корпорации – гильдии, или ганзы.
Крестьяне, рыцари и торговцы встречали на дорогах лиц духовного звания – епископов, аббатов, простых монахов, продавцов индульгенций и святых реликвий.
Одни из них ехали на церковный собор, другие – с докладом в Рим, третьи – читать лекции в университетский город. На верхнем Дунае основывали обители ирландские монахи-эмигранты. Подвижность духовенства, книжных людей, переводчиков типична для Средневековья. Общению южных и восточных славян в православных странах благоприятствовали единая церковная организация и языковое родство. Усиленный взаимообмен культурными ценностями происходил в монастырях Афона, Константинополя, Иерусалима, Синая, Болгарии. В пути часто находились и безместные клирики: священники, лишенные приходов, монахи, которые покинули свои монастыри из-за провинности или в стремлении к «правильному» уставу, неуживчивые еретические проповедники. Этих любителей бродячей жизни, которые «измышляют невиданное и свои слова выдают за Божьи», безрезультатно бичуют в постановлениях соборов и синодов. Нерадивого клирика, «поющего песни в застолье», лишают духовного сана и выдают светским властям.
В поисках знаний из города в город, из одной соборной школы в другую странствуют пытливые и бесшабашные студенты – ваганты (слово «вагант» означает «бродячий»). «Школяры учатся благородным искусствам – в Париже, древним классикам – в Орлеане, судебным кодексам – в Болонье, медицинским припаркам – в Салерно, демонологии – в Толедо, а добрым нравам – нигде», – говорили о них.[24]24
Памятники средневековой латинской литературы Х-ХП веков М., 1972. С 282-283
[Закрыть] Любознательную молодежь притягивали знаменитые университеты или прославленные молвой профессора. Многие энергичные молодые клирики, получив образование, не находили ни прихода, ни места в канцелярии, ни учительского места и были вынуждены кормиться случайным заработком, подаяниями духовных и светских сеньоров. Они могли написать латинское славословие или прошение, дать юридический совет, оказать медицинскую помощь. Жизнь вагантов превращалась в вечное скитальчество.
Человеку нужен дом,
словно камень прочный,
а меня судьба несла, что ручей проточный,
влек меня бродяжий дух, вольный дух порочный,
гнал, как гонит ураган листик одиночный.
Как без кормчего ладья в море ошалелом,
я мотался день-деньской по земным пределам.[25]25
Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров Поэзия вагантов. М, 1974. С. 485
[Закрыть]
Архипиита Кельнский
Дружный бродячий «орден» вагантов, или голиардов, пополняли самые разные неприкаянные люди («в братии скитальческой все скитальцы – братья»). Среди них много неудовлетворенных мятежных натур.
Рады и монаху мы с выбритой макушкой,
Рады и пресвитеру с доброю подружкой;
Школьника с учителем, клирика со служкой
И студента праздного – всех встречаем кружкой…
Принимает всякого орден наш вагантский:
Чешский люд и швабский люд, фряжский и славянский,
Тут и карлик маленький и мужлан гигантский,
Кроткий нрав и буйственный, мирный и смутьянский.[26]26
Памятники средневековой латинской литературы Х-ХII веков С. 492–493
[Закрыть]
«Чин голиардский»
Эти умствующие острословы-стихотворцы и озорные гуляки серьезно беспокоили церковные власти и благонамеренных бюргеров. «Поклонники Бахуса и Венеры» ночи напролет играли в кости (зернь), на велеречивой латыни сочиняли кощунственные песни об алчной римской курии, а при случае охотно брались за оружие, принимая участие в общественных смутах. В своих обличительных стихах они высмеивали невежество «люда под капюшонами», глумились над жирными прелатами, лицемерными постниками и кабинетными книжниками «Прославленные гульбою и прожорством» поэты-школяры, слагатели «золотых строчек», в которых слышался гогот безудержного кабацкого веселья, не принадлежали к баловням фортуны.
Прервав над логикой усердный труд
Студент оксфордский с нами рядом плелся
Едва ль беднее нищий бы нашелся
Не конь под ним, а щипаная галка,
И самого студента было жалко —
Такой он был обтрепанный, убогий,
Худой, измученный плохой дорогой
Он ни прихода не сумел добыть
Ни службы канцелярской
Выносить Нужду и голод приучился стойко
Полено клал он в изголовье койки,
Ему милее двадцать книг иметь,
Чем платье дорогое, лютню, снедь
Он негу презирал сокровищ тленных,
Но Аристотель – кладезь мыслей ценных —
Не мог прибавить денег ни гроша,
И клерк их клянчил грешная душа,
У всех друзей и тратил на ученье[27]27
Чосер Дж Указ соч. С 40-41
[Закрыть]
Джеффри Чосер
Дорога уводила вдаль людей разных классов и состояний Одни искали чужие края ради «дел святых», другие бежали от врага, голода или моровой язвы (рис 9) Когда в 1128 г в Новгороде «люте бяше», голодающие, спасаясь от «казней божьих», «разидошася по чюжим землям» По словам летописца, дороговизна и «мор силен» приводили к массовому исходу за рубежи «И разидеся град нашь и волость наша, и полны быша чюжии гради и страны братьи нашей и сестр, а останок почаша изъмирати».
Опальные изгои спасались от политических и религиозных преследований Душевный разлад влек на Восток одержимых любовью рыцарей-трубадуров Цели путешествий переплетались подчас трудно было отличить оборванного монаха или «углубленного в божественное» паломника от расчетливого дипломатического агента.
Рис. 9– Нападение разбойников на странника (в искусстве эта сцена могла символизировать человека, осаждаемого грехами и искушениями) «Евангелие Генриха III», выполненное в Рейнской области около 1036 г.[28]28
LeGoffJKultura sredmowiecznej Europy Рис 53 на вклейке
[Закрыть]
В числе странников – удрученные печалью и обездоленные, которым нечего терять
В скитаниях по белу свету отверженные находили пропитание и нечто вроде утешения
Среди этих нищих больше несчастных людей,
Чем среди других всякого звания людей, которые странствуют по этой земле
И те, которые живут такой жизнью, могут проклинать день,
Когда они родились, когда им придется уходить отсюда
Но старые люди и седые, бессильные и беспомощные,
И женщины с детьми, которые не могут работать,
Слепые и больные со сломанными членами,
Которые переносят это несчастье с кротостью, как и прокаженные и другие,
Получат такое же полное прощение, как и сам Пахарь
На средневековых дорогах было так много убогих и калек, что Т-образный посох, на который опирался старец-пустынник, сгорбленный нищий, слепец, стал символом всех странствующих.
Дороги нигде не кончаются
Дремучие леса, разделявшие заселенные участки, занимали огромные пространства Европы. Таинственная чаща со всей ее загадочностью вплотную подступала к жилью и пахотным угодьям, вынуждая к упорной борьбе с ней. Человек Средневековья нередко жил на лесной опушке – в деревушке или на обособленном хуторе. По ночам он слышал тявканье лисицы, крик совы, а утром обнаруживал на снегу свежие следы волка. Девственные леса с их топями, сырыми мхами и буреломом простирались на много дней пути.
В средней полосе и на севере Руси лесные массивы были столь обширны, что однажды два враждебных войска разминулись без сражения, заплутавшись в чащобе. Одно из них шло из Москвы, другое из Владимира (1175).
Лес давал людям топливо, дерево для построек и инвентаря, мясо на зиму, дикие плоды, ягоды и мед диких пчел. Но вместе с тем он внушал тревогу и суеверный трепет. В этой зачарованной глуши находили убежище не только безобидные отшельники и бледные влюбленные рыцари куртуазных романов. Здесь скрывались убийцы, разбойники, все злодеи, поставленные вне закона.
Отчужденность между человеком и лесом превратила лес в средоточие страшных поверий. В угрюмых чащах христианские миссионеры безуспешно искореняли языческих божков. По временам из сумрачных глубин выходили огнедышащие драконы и люди-волки, вурдалаки. Великаны, волшебники и феи обитали бок о бок с тиграми, львами, леопардами. На заросшей лесной тропе Илья Муромец повстречал как-то сидящего на девяти дубах Соловья-разбойника. Безграничный бор, полный засад, символизировал духовную слепоту и мирские обольщения.
Только «дорога прямоезжая» сквозь лес могла внушить уверенность человеку. Кое-где еще сохранялись мощенные гладкими плитами римские дороги. Некогда по ним маршировали когорты легионеров, по служебным или коммерческим делам торопились чиновники и негоцианты. Но эти прямые шоссе с перекинутыми через ущелья акведуками и туннелями сквозь скалы были мало пригодны для людей, которые, перевозя свой багаж на спинах вьючных животных, особенно не спешили, часто сворачивали в сторону, чтобы миновать замок рыцаря-разбойника или посетить какое-нибудь святое место. Больше ходили проселками, вьющимися полевыми тропинками, межевыми тропами или корявыми булыжными трактами. Сливаясь друг с другом, они приводили к местам паломничества, бродам, мостам, перевалам. Дороги нигде не кончались, они могли увлечь далеко-далеко, за каждым поворотом и каждым извивом реки открывались новые дали. «…Движение не сосредоточивалось в нескольких крупных артериях, но прихотливо растекалось по множеству мелких сосудов. Обитатели любого замка, села или монастыря, даже самого отдаленного, могли рассчитывать, что их время от времени будут посещать странники, эта живая связь с большим миром».[32]32
Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1973. С 120
[Закрыть]
При дорогах стояли кресты и распятия, у которых путник отдыхал и молился. Кресты отмечали высшую точку местности, откуда открывалась широкая панорама, предупреждали о речных перекатах и скрытых под водой отмелях, но чаще ставились на перекрестках.
По этим дорожным вехам путешественник выверял свой маршрут.
Изредка власти пытались чинить старые или прокладывать новые дороги из дерева и камня, по непролазным топям мостить бревенчатые настилы – гати. Эти благие начинания обычно вызывались военными действиями или походом за данью. В целом состояние дорог было плачевным.
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела,
Аи по той ли по дорожке прямоезжею
Да и пехотою никто да не прохаживал,
На добром кони никто да не проезживал…
На таких дорогах легко увязали в грязи; управление четырехколесной повозкой требовало профессиональной сноровки. Среди археологических находок в Польше известны тележные колеса со спицами, сделанные из дуба и осины. Основной тягловой силой служили лошади. Легко пробирались по бездорожью волы, ослы, мулы. Скорость передвижения была невелика: в зависимости от условий местности дневные этапы составляли от 25 до 60 км. Из Болоньи до Авиньона добирались две недели, с Шампанской ярмарки в Ним – 22 дня, из Флоренции в Неаполь – 12 дней. Три недели шли по сухопутью товары из Курска в Киев. Зимой ездили на санях и лыжах (в Скандинавии и России), но сугробы и лютые морозы часто обращали вспять обозы и рати. Археологи обнаружили в Новгороде высоко изогнутые санные полозья и древнейшую скоростную лыжу, похожую на современную (в слое XIII в.).
Там, где у водной преграды сходились важные пути, строили мосты: через небольшие горные потоки – висячие, через широкие реки – на сваях, вбитых в дно (рис. 10). С XII в. в городах Западной Европы стали сооружать каменные мосты. Возведение мостов прославляли как богоугодное, полезное для всех дело. Стройке предшествовали «чудеса»: они помогали организовать сбор пожертвований.
Рис. 10. Илья Муромец. М.-Л., 1958. С. 32. Падение всадника со свайного моста. Миниатюра из рукописи 1330 г. Национальная библиотека, Париж.
С Авиньоном связана история молодого пастуха Бенезета, которому сам Христос повелел выстроить мост на Роне (рис. И). Юноша убедил епископа и земского судью, собрал тысячи рабочих, нашел в римских руинах необходимые материалы и к 1189 г. мост завершили. Впоследствии Бенезета похоронили в часовне на мосту и канонизировали. Так называемый большой мост в Париже воспет Ги Базошским, регентом церкви в Шалоне (XII в.):
Заполнен толпой богатеев, торговцев…
Кишмя кишат лодки, он стонет под грузом сокровищ,
Под тяжестью товаров гнется, воистину, нет подобного ему!
Напротив, малый мост отдан на откуп прогуливающимся пешеходам и ученым спорщикам.
Приношения святым и мостовая пошлина с проезжих шли на ремонт мостов. Монастырские гостиницы по соседству с ними принимали путников «всякого рода и звания».
Рис. 11. Мост св. Бенезета в Авиньоне на Роне, XII в[33]33
Le GoffJ. Kultura sredniowiecznej Europy. Рис. 9 на вклейке.
[Закрыть]
Сухопутные дороги примыкали к речным системам – главным путям сообщения того времени. Речные трассы, более многоводные, чем теперь, считались относительно безопаснее, и передвижение по ним обходилось дешевле. По рекам плавали на долбленых челнах и крупных ладьях – «однодеревках», т. е. сделанных из цельного ствола. К корпусу ладьи дубовыми гвоздями-«нагелями» и животным клеем прикрепляли обшивку, а поверх однодеревной основы насаживали дощатые борта (древнерусские «насады»), корпус укрепляли распорками-шпангоутами. Мачту с парусом фиксировали канатами, протянутыми к носу и корме. Остатки такой лодки XI в. (длиной около 7 м) найдены при раскопках в Новгороде. Сложность многосоставной конструкции этого быстрого и подвижного судна – свидетельство высокого кораблестроительного искусства. На ладьях с набойными бортами, вмещавших до 40 «мужей», плавали не только по спокойным рекам, соединенным волоками, но и выходили в открытое море. Чтобы предохранить гребцов от стрел, корабль перекрывали палубным настилом.
В судостроении VIII–XI вв. не имели соперников викинги – создатели маневренного и устойчивого морского корабля с сильно развитым килем (рис. 12). Тяжелые грузоподъемные суда торгового назначения (knarr), с широким развалом высоких бортов, круглоносые и с глубокой осадкой, оснащали веслами и мачтой с большим четырехугольным парусом. Их обслуживала немногочисленная команда в 15–20 человек.
Рис. 12. Горделивый нос корабля викингов украшают изогнутая голова змеи и изящный резной орнамент из переплетающихся, злобно оскалившихся чудовищ От этих варварских узоров веет неистовой силой – яростные змеевидные драконы ожесточенно впиваются друг в друга Построенный между 800 и 850 гг, этот корабль, обнаруженный археологами в Осеберге неподалеку от Осло почти 100 лет назад, – самый красивый из всех найденных до сих пор кораблей викингов.[34]34
Umem Stredoveku / Hlavni vydavatel R. Huyghe. Praga, 1969. С ill.
[Закрыть]
Под парусами и на веслах ходили военные «длинные корабли» (langskip) или «драконы» (dreki). Конунги строили и огромные по тем временам суда с 30 и более парами весел при максимальной длине около 50 м (экипаж свыше 100 человек). «Драконы моря», «Большие змеи» несли на штевне резную голову дракона – она устрашала врагов и наделяла корабль магической силой.
Сага повествует об одном из самых знаменитых кораблей викингов, принадлежавших Олафу Трюгвассону: «Олав конунг захватил корабль, который был у Рауда, и сам правил им, так как этот корабль был много больше и красивее „Журавля". Впереди у него была драконья голова, и за ней изгиб, который кончался как хвост, а обе стороны драконьей шеи и весь штевень были позолочены. Конунг назвал этот корабль „Змеей", так как, когда на нем были подняты паруса, он походил на крылатого дракона. Это – был самый красивый корабль во всей Норвегии». Перед спуском на воду судно «крестили»: в носовую часть и корму закладывали святые мощи. Бороздя «дороги морских конунгов», блещущие на солнце гиганты производили неизгладимое впечатление.
Корабли, сходные «звериным» декором со скандинавскими, упоминают русские былины:
При плавании в открытом море ориентировались по солнцу и звездам, с XIII в. – по компасу. Никогда не заходящая Полярная звезда – «звезда мореходов» – надежно путеводила морякам.
С ростом купеческих товариществ у народов моря в XIII в. корабли совершенствовались: появились бушприт и подпалубные помещения, прочный стоячий такелаж дополнился бегучим, что облегчило управление парусом.
В «вороньем гнезде» на мачте укрывались лучники и арбалетчики.
Все сухопутные и водные трассы рано или поздно приводили к укрепленным городам, окруженным открытыми поселениями. Они притягивали с магнетической силой, ибо, как утверждали тогда, «городской воздух делает человека свободным». Гордясь добытыми в борьбе привилегиями и сознавая собственную значимость, горожане изображали на своих печатях зубчатые стены, отделявшие их от остального мира (рис. 13). Другим воплощением города был кафедральный собор, паривший над хаосом человеческих жилищ (рис. 14). Для путника он знаменовал конечную цель путешествия. Приближаясь к Шартру, стоящему на плоской равнине, путешественник еще не видел самого города с его старинными двухэтажными домами под черепицей, но уже издалека замечал стрельчатый силуэт знаменитого готического храма. При появлении этого ориентира, к которому стягивались дороги и тропы, приободренные странники ускоряли шаг.
Рис. 13. Средневековый город Каркассон (низовья Роны); сложная система укреплений возведена в XIII в.[36]36
Le GoffJ. Kultura srednio-wiecznej Europy. Рис. 7 на вклейке.
[Закрыть]
Рис. 14. Собор в Улъме (Вюртемберг), XIV в.[37]37
Gotik / Einfuhrung von Е. Ullmann, Veb E. A. Seemann. Leipzig, 1969. Рис. 106 на вклейке.
[Закрыть]
«…Он понял, что башня овладела всей округой, преобразила ее и господствует над ней, одним своим существованием изменяя лик земли повсюду, откуда она видна. Он окинул взглядом горизонт и убедился, сколь истинным было его видение. Повсюду возникали новые дороги, люди кучками прокладывали себе путь меж кустов и вереска Округа покорно обретала иной вид. Вскоре город, подняв кверху огромный палец, будет похож на ступицу колеса, появление которого предопределено, непреложно. Новая улица, Новая гостиница, Новая пристань, Новый мост; и вот по новым дорогам уже идут новые люди» (Уильям Голдинг).[38]38
Иностранная литература. 1968. № 10. С. 50–51
[Закрыть]
Путешествия по средневековым дорогам требовали большого мужества и выдержки. Следовало всегда быть готовым к неприятным встречам и волнующим происшествиям. Из замков, похожих на орлиные гнезда, на проезжих неожиданно нападали рыцари-разбойники, в лесах укрывались грабившие купцов бродяги и всякие лихие люди, на морях хозяйничали пираты. На «великие опасности» обрекал себя доверившийся морской стихии и утлому судну. Море грозило бурями, могучими приливами и отливами, песчаными отмелями и подводными рифами, периодами полного безветрия, когда на затерянном в безбрежных просторах корабле иссякали запасы провианта и пресной воды. Человека, который подвергал такому риску чужое имущество или собственную отягощенную грехами душу, считали до предела безрассудным, искушающим Бога. Излюбленный литературный стереотип – кораблекрушение во время шторма – свидетели наполняли живым чувством пережитого:
Вот я всхожу на корабль, судьбу доверяю теченьям,
Ветер надул паруса, весла ударили в лад.
Пристань уже далека; вдруг Австр, налетающий с юга,
Жарким дыханьем дохнул, взрыл бороздами валы,
Буря сильней, вихрь крутит ладью, разверзаются бездны,
Парус под ливнем намок, в ночь обращается день.
Ветер, море, скала – порывом, волненьем, ударом
В ужас ввергают пловца, небо огнями страшит.
Словно на утлый челнок обрушилось все мирозданье:
Всюду, куда ни помчит, злая стихия грозит.
И наконец, уже в самый разгар свирепеющей бури,
В миг, как был я готов рыбам добычею стать,
Хищный бурун, до самых небес взметнувшийся гребнем,
Судно, уже без кормы, выбросил вдруг на песок.[39]39
Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков. С. 212
[Закрыть]
Хилъдеберт Лаварденский
По глубоко укоренившемуся «береговому праву» владельцы прибрежной полосы присваивали себе все достояние потерпевших кораблекрушение, а по ночам заманивали суда в ловушку сигнальными огнями.
Когда Вениамин Тудельский пишет о Руси, то указывает, что «по причине холода никто зимой не выходит из дома. Там можно встретить людей, которые из-за мороза лишились кончиков носов». Несладко приходилось тем, кому довелось испытать на себе жару, пыль и жажду сирийского лета в Леванте, которое высушивало водоемы, сея болезни и смерть. Приходилось переносить ветры, дожди и бури, которые считали делом злых духов. Особенно волновали путешественников пустыни Востока. Гонимые ветром пески образуют бесконечно движущиеся волны. В это песчаное море, по бытовавшим легендам, сбрасывает огромные глыбы каменная река. Заснеженные, подобно Альпам, горы на пути странника наводили на него недобрые предчувствия, подавляя грозным величием.
Образец фантастического «природоведения» – утверждение Гевразия Тильберийского, маршала Арльского королевства (XII в.), о том, что из-за различного климата разные народы имеют определенный характер, непохожий на других, например: римляне – мрачны, греки – переменчивы и ненадежны, африканцы – хитры и коварны, галлы – свирепы, а англичане и тевтоны – сильны и здоровы.
Недаром ждущие ежедневно молились о тех, кто в дороге, и о тех, кто в море. Путники, испытавшие «доброе и злое между людьми», просили милосердия у своих святых заступников. «Звезда морей» – благодатная Мария хранила корабли в бурю, «мудрый угодник» Никола и могучий Христофор (по преданию, он перенес младенца Иисуса через опасный брод) покровительствовали всем скитальцам. Заступниками за странников почитали трех царей-волхвов евангельского сказания о рождении Спасителя – Каспара, Мельхиора и Валтасара. Благословение путешествующим гласило: «Каспар ведет меня, Бальтасар меня направляет, Мельхиор спасает и сопровождает меня к вечной жизни». Верили, что святые патроны направляли бегущие по волнам ладьи, утихомиривали ураганы, воскрешали потерпевших кораблекрушение. В чужедальних краях они защищали воинов от меча и стрел, отпугивали грабителей, предотвращали лихорадки и спасали от демонов. Статуи и иконы покровителей странников ставили на кораблях и перекрестках дорог.
Рис. 15. Геммы-амулеты с изображением трех волхвов – покровителей путников (IX-X вв.): 1 – из раскопок в Смоленске, 2 из Ливерена (Нидерланды)
Маленькие образки-обереги и иконы-складни с их изображениями повсюду возили с собой (рис. 15). В мусульманских легендах Хазр – таинственный чудотворец в зеленых одеяниях – открыл источник живой воды, обеспечив себе бессмертие: он стал хранителем всех путешествующих.
