Текст книги "Дело гастронома № 1"
Автор книги: Владислав Романов
Соавторы: Евгений Латий
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
12
Андропов вошел в кабинет Брежнева. Он и раньше, за пятнадцать лет руководства КГБ СССР, не раз бывал в этом кабинете, где решались такие важные вопросы, как начало войны в Афганистане, репрессии по отношению к физикам и правозащитникам Орлову и Сахарову. Да и деликатная и сложная история с писателем Солженицыным тоже не раз обсуждалась в стенах этого кабинета. Андропов понимал: его взлет был возможен только потому, что он всегда умел играть на честолюбии Брежнева и немало поспособствовал созданию его культа. За это Брежнев позволил ему и КГБ значительно расширить контроль над всеми сферами жизни государства и общества. Не говоря уже о зарубежных странах, куда переправлялись огромные деньги лидерам компартий и тем общественным деятелям, которые поддерживали СССР. «Вот так, мои дорогие Ильичи», – сказал он тихо в адрес больного Брежнева и огромного портрета Ленина, который висел на стене за спиной у Леонида Ильича.
Увидев Андропова, Брежнев приветливо взмахнул рукой, приглашая подойти. Андропов подошел.
– Дорогой Леонид Ильич! Разрешите доложить: приступил к обязанностям секретаря ЦК КПСС! Заверяю вас, что на новом посту полностью оправдаю ваше доверие, с честью буду служить интересам родной коммунистической партии и советского народа!
Брежнев улыбнулся и снова махнул рукой – мол, хватит, садись.
– Присаживайся! Как тебе новый кабинет? Костя говорит, не хуже, чем на Лубянке? И готовят там хорошо!
– Леонид Ильич, быть рядом с вами и работать под вашим руководством для меня великая честь!
– Понял! Хорошо, хорошо. Теперь давай по делу! Меня волнует обстановка в Афганистане. Ты с Устиновым заварил эту кашу, вы за нее и в ответе! Спрос с вас обоих будет строгий! Мне тут докладывали: каждый день в Афганистане нам обходится в четыреста тысяч рублей! Тяжелое бремя ложится на наш народ! А результатов никаких!
– Но, Леонид Ильич…
– Молчи! Ну, сам подумай. Три года прошло, а война разгорается все жарче! Людские потери, прежде всего нашего контингента, все растут и растут!
– Американцы, вооружая моджахедов и Пакистан, тратят не меньше! Фактически это война между нашими державами, – успел вставить Андропов.
– Молчи, не перебивай! – рассердился Брежнев.
– Извините, Леонид Ильич, – пробормотал Андропов и побледнел. Он сидел, напряженно выпрямив спину.
– Я не хочу повторения вьетнамской войны! Я вам поверил, вы обещали закончить афганскую операцию за два года! Где результат?!
Андропов вытащил платок, промокнул лоб.
– Я могу вам доложить о причинах, которые повлекли за собой некоторый сбой в наших планах…
– Не надо! Напишешь отчет, отдашь Косте Черненко! Такой же отчет я затребовал и от Устинова. Таков порядок! Оба отчета рассмотрим на Политбюро! За тобой, ты знаешь, страны Европы и наш социалистический лагерь. Тут ты поопытнее многих, потому мы тебя и назначили! Определи стратегию по каждой стране! Как действовать, что предпринимать в плане развития политических отношений! Страны бурлят! Капиталисты не дремлют! Польше особое внимание, как сам понимаешь! Срок для разработки стратегии – одна неделя!
Брежнев вдруг обмяк, даже немного накренился в кресле. Испугавшись, что тот сейчас свалится на пол, Андропов вскочил, поддержал его. Леонид Ильич открыл глаза, несколько секунд смотрел на Андропова невидящим взором, словно не узнавая, потом взгляд его немного прояснился, и он невнятно пробормотал:
– Дай мне таблетку!
И показал на пузырек, стоявший на столе. Андропов открыл его, дал таблетку, налил воды. Брежнев проглотил, запил, еще несколько секунд сидел с посеревшим лицом, затем глаза у него ожили, и он окончательно пришел в себя.
– Вот, стал уставать… – объяснил он и вдруг взглянул на Андропова так трезво, грустно и осмысленно, что Юрию Владимировичу стало не по себе.
– Я знаю, ты занялся чисткой в Москве! Я не против. Заворовавшихся купчиков надо выводить на чистую воду! Я тебя и с Медуновым поддержал. Мы намерены этот курс продолжить! Ворам надо, как прежде на Руси, руки рубить! У Гришина есть недостатки, не спорю. Ленив стал, много лет на Москве сидит, боевой пыл растерял! Но он наш проверенный товарищ, член Политбюро! Верно я говорю?
И он пытливо взглянул на Андропова. Тот сразу ответил, не давая паузе растянуться:
– Против Виктора Васильевича я не выступал и выступать не собираюсь! Наоборот, я высоко ценю его опыт…
– Ты знаешь, о чем я! – перебил его Брежнев, взглянув из-под кустистых бровей.
Андропов мягко улыбнулся, кивнул.
– Леонид Ильич, мы изъяли у Анилина, директора «Березки», почти сотню тысяч долларов, которые пойдут в казну государства! Разве можно его защищать?!
– Это хорошо! И я не о нем! Ты подумай! Я не против, чтоб государство таким образом крепло! Тут я тебя поддержу! Но не надо всех под одну гребенку. Кого-то можно и предупредить. Или как раньше вы делали: изъять излишки, и пусть дальше трудится на благо социализма! А не так, чтобы всех в кутузку!
Он в упор смотрел на Андропова. Тот не выдержал пристального взгляда и кивнул.
– Я вас понял, Леонид Ильич, – без особого воодушевления произнес Андропов.
– Вот и хорошо! Будем считать, что договорились!
– Благодарю за отеческий прием и наставления, Леонид Ильич! Буду неукоснительно их придерживаться! А в качестве сувенира и благодарности за то, что указали, как идти дальше, примите от чистого сердца небольшую безделушку! В довесок, так сказать… – Андропов, стеснительно улыбаясь, вытащил из кармана золотую монету николаевской эпохи и передал ее Брежневу. Тот расцвел, увидев ее.
– Это уже пятая, – радостно проговорил Генсек. Потом взял увеличительное стекло, лежавшее на столе. Золотая монета равнялась десяти рублям.
– Десять рублей! И профиль Николашки! У меня Виктория так любит эти твои монетки рассматривать! Ты не серчай! Я бываю строг порой, но ты знаешь, как я к тебе отношусь! – Брежнев помолчал, пожевал губами. – Гайки надо завинчивать! Это правильно! Коммунизм еще не наступил, чтобы каждый жил только в свое удовольствие! Но не стоит рубить сплеча! Надо индии-ви… Ну, ты понимаешь!
Брежнев махнул рукой, давая понять, что прием окончен. Андропов поклонился и вышел из кабинета.
Генерал Култаков подписывал бумаги, принесенные его помощником, тот стоял рядом и ждал, когда зазвонил телефон правительственной связи, или, как было принято его называть, «вертушка». Услышав звонок, Култаков тут же замахал руками на помощника, заставляя его выйти из кабинета. Тот кивнул и поспешно вышел. Култаков поднялся из кресла и снял трубку.
– Генерал Култаков слушает!
Андропов ответил не сразу, ему нравилось немного помытарить человека, заставить строить догадки, кто именно звонит по «вертушке», тем более что теперь он звонил уже из Кремля.
– Пока притормозите все ваши действия по Беркутову, но совсем не сворачивайте! Перерыв, полагаю, продлится недельки две, не больше! Накапливайте материал, факты! Понятно? – спросил Андропов.
– Так точно!
– Вот и хорошо! Но те, кто уже задействованы в этой операции, пусть работают дальше! Все ясно?
Култаков продолжал отвечать однообразно, как робот:
– Так точно!
– До связи!
Култаков медленно опустил трубку на рычаг, призадумался.
– Мы накапливаем! А что ж еще?! Не спешим, но планомерно! Видно, опять шефа клюнули в темечко! Никак брежневцы не угомонятся! При Сталине давно бы расстреляли! Нет, ей-богу, всех сразу! – Он неожиданно поморщился, погладил себя по животу, нажал кнопку селектора и рыкнул адъютанту: – Красавин! Где «Ессентуки»?! Сколько можно ждать?!
Беркутов молча завтракал у себя дома, ел творог со смородиновым вареньем и запивал чаем. По радио негромко играли Моцарта, он слушал музыку, вдохновляясь изящно льющейся мелодией. Напротив сидела Лида, время от времени напряженно поглядывала на него. Она тоже пила чай, но одновременно занималась макияжем, накладывала тени, подводила глаза. Подведя один глаз и удовлетворившись результатом, взглянула на мужа.
– Да, совсем забыла тебе сказать. Вчера Зоя притащила мне в подарок югославские сапоги! Сказала: если подойдут, дарю! Ты не объяснишь, с чего это вдруг такие щедроты?
Лида подозрительно взглянула на мужа. Беркутов удивленно пожал плечами, продолжая слушать музыку. Видя его безразличие, она вздохнула.
– Такие шикарные подарки делают, когда чувствуют за собой вину и хотят задобрить! А передо мной она могла провиниться только в одном! – Лида снова пытливо взглянула на мужа.
Но тот никак не реагировал на эти ее выпады. Снова пожал плечами и доел творог. Музыка закончилась. Беркутов грустно вздохнул.
– У вас с ней что, роман в разгаре? – Лида не отставала, решила спросить напрямую. Беркутов нахмурился, взглянул на жену.
– Какой роман?
Она вспыхнула, чуть смутилась.
– Уж не знаю какой, если она от радости мне сапоги притащила в подарок?!
– У меня с ней нормальные отношения! И, пожалуйста, оставь эти дурацкие домыслы! – Он поднялся и посмотрел на часы. – Мы уже опаздываем, пора ехать!
– Ты поезжай, я приеду попозже!
– Что значит – попозже?! У нас обход! Ты не будешь на обходе?! – рассердился он.
– Могу я себя хоть раз в жизни плохо почувствовать и не выйти на работу?! – нервно начала Лида.
Беркутов сделал вид, что обеспокоен.
– Ты плохо себя чувствуешь, дорогая?
– Да, я плохо себя чувствую! Дорогой! Очень плохо! – Она с вызовом посмотрела на него.
– Тогда надо вызвать врача, получить больничный! Иначе прогул! Мы коллектив коммунистического труда!
Последние слова мужа окончательно вывели Лиду из равновесия.
– Да пошел ты! – не выдержав, вдруг грубо бросила она, и они оба замолчали.
Беркутов резко поднялся. Лида поняла, что Жора обижен всерьез, что, возможно, это действительно всего лишь домыслы, и решила пойти на попятную. Так обычно было принято у них в доме, старались не доводить ссору до точки кипения. Чаще всего первой сдавалась она, даже когда он был не прав.
– Извини! Я вызову врача и получу больничный! Ты доволен?! Больше нечего мне сказать?! До свиданья! – Хотела сгладить ситуацию, но не получилось. Последние слова «До свиданья!» были произнесены с такой злостью, что она даже испугалась.
Лида перестала краситься и стала нервно намазывать лицо кремом, чтобы снять макияж. Беркутов вышел в коридор, потом вернулся, хотел что-то сказать жене, но она даже не взглянула на него. Он взял пиджак, накинутый на спинку стула, надел.
Лида мучилась, не знала, как поступить дальше, продолжить выяснять отношения или извиниться? И опять допустила промах. Собралась сказать, чтоб он ее подождал, но вдруг услышала свой голос, звенящий от злости и ревности:
– Передай своей драгоценной Зоечке, чтоб забрала свои сапоги! Мне ее подарки не нужны! Коробка лежит в моем кабинете на столе! Ты слышишь? – бросила Лида мужу.
Он не ответил, вышел из кухни в коридор. Хлопнула входная дверь. Лида вздрогнула, на глаза навернулись слезы.
«Волга» с утра уже стояла у подъезда, дожидалась хозяина. Максимыч сидел за рулем, читал «Правду». Беркутов привычно уселся рядом, захлопнул дверцу. Максимыч аккуратно сложил газету, но не торопился заводить мотор, решил дождаться, когда выйдет «вторая половина». А когда Беркутов сказал «поехали», так удивленно посмотрел на него, что Беркутову пришлось объясниться:
– Лидия Санна приболела!
– Вчера вроде здорова была! – заметил водитель.
– Давление подскочило! У женщин это частенько случается! – быстро нашелся Беркутов.
Максимыч понятливо кивнул и завел мотор.
– У моей тоже прыгает!
Машина не успела тронуться с места, как к ней запыхавшись подбежал Костя. Наклонился к окошку Беркутова, стекло там было приспущено.
– Георгий Константинович Беркутов?
– Он самый! – раздался голос из салона.
Беркутов удивленно уставился на молодого человека. Тот тоже не сводил с него глаз.
– Мне надо с вами поговорить! – через несколько секунд выдавил Костя.
Беркутов почувствовал: что-то серьезное. Даже не стал спрашивать, кто, собственно, такой этот юноша и о чем хочет говорить. И, несмотря на недовольный подозрительный взгляд Максимыча, бросил:
– Садитесь, по дороге поговорим! А то я уже опаздываю.
Костя осторожно покосился на Максимыча, словно тот был хозяином положения, но все же сел в машину. «Волга» тронулась. Максимыч через зеркальце время от времени поглядывал на парня, он не понимал, что происходит, но задавать лишних вопросов не привык. Может, именно за это и полюбил его Беркутов, не раз выдвигал такое предположение Максимыч, но не спешил искать ответ на этот вопрос. Ему было хорошо с хозяином, а это главное. Где еще найдешь такую работу и по деньгам, и по отношению, когда о тебе, как о родственнике, пекутся? Да нигде! Нереально. Вот почему Максимыч почти всегда предпочитал держать язык за зубами. Веди себе машину, смотри на дорогу, а все остальное – не твои дела. Хозяин сам разберется. Так оно и вышло. Беркутов обернулся к незнакомому юноше и сказал:
– Я вас слушаю!
– Я по поводу одного давнего спора: виновата ли Ева, что изгнала Адама из рая?! Вы, наверное, подзабыли?
Беркутов заметно напрягся, поправил зеркальце так, чтоб получше рассмотреть пассажира на заднем сиденье. Что-то отдаленно знакомое промелькнуло в чертах молодого человека. Но вот кто он, где встречались – вспомнить никак не удавалось.
– Почему же?.. – неуверенно проговорил он. А потом вдруг узнал парня и воскликнул: – Погоди! Ты ведь Костя, верно?
– Да, он самый! Не спорю, Ева во многом виновата, но войдите в ее положение! Вокруг недоброжелатели, шипят, как змеи, пугают всякими ужасами, грозят карами, а она с маленьким ребенком на руках, который и говорить еще не может!
– А что, разве Ева прямо там, в раю, и родила? – нарушил обет молчания Максимыч.
Беркутов усмехнулся, а Костя поспешил ответить:
– Ничего себе рай! В том-то и дело, что это был самый настоящий ад! Нет, для кого-то, может, и рай, но для нее, бедняжки, хуже не придумаешь! Адама рядом нет, одиночество, бедность!
Максимыч окончательно осмелел, ему стало интересно:
– А где же Адам? Их вроде бы вместе изгнали?
– А он это… Пошел на охоту и заблудился. Ева жила в диком племени! Грубые нравы, мужа-защитника нет, ей постоянно твердят: выходи за другого, иначе кормить не будем, выгоним в дикий лес! А она с дитем на руках, что делать?!
Максимыч, заметив, что Беркутов не собирается отвечать, вмешался снова:
– Да, тут уж никуда не денешься! Многого мы еще не знаем! Вроде бы в одной книжонке что-то читал на эту тему! Ну-ну, а что дальше?! – с любопытством спросил он.
– А что дальше? Ева девушка слабая, деваться, как вы сами сказали, ей некуда, вот она и вышла за другого. А тут Адам является!
– Надо же, нашелся! – обрадовался Максимыч.
– Он был сильный, выкарабкался! А у Евы другой муж! Да еще ей пригрозили: выкажешь симпатию к Адаму, ребенка отберем, а тебя съедим! – продолжал беседу с водителем Костя.
– Да вы что?! Племя каннибалов?! Как же она туда попала?! – искренне изумился Максимыч.
– Так уж случилось! Но и там Ева продолжала любить Адама, а он любил Еву!
– Ты смотри-ка! Вот откуда все злодейства-то и пошли! Недаром в Библии говорится: грехи наши вперед нас родились! – резюмировал Максимыч, и в это же время «Волга» въехала во двор гастронома. Максимыч затормозил. Беркутов хмурился и молчал. – А интересные вещи молодой человек рассказывает! Я не понял только одного: о чем же ваш спор был?
Костя решил объясниться:
– Георгий Константинович считает: Ева предала Адама, и нет ей прощения!
Тут Максимыч бросился на защиту хозяина:
– Георгий Константиныч по-мужски рассуждает, женщина одного мужчину должна любить и слушаться! Но и женскую слабость особо осуждать нельзя, она все ж из ребра Адамова сделана! Тут, думаю… извините, не знаю, как вас величать?
Он взглянул на парня в зеркальце. Тот назвался:
– Костя.
Тогда Максимыч решил взять на себя роль миротворца:
– Сдается мне, Костя тоже по-своему прав!
Беркутов еще некоторое время молчал, глядя прямо перед собой, затем вышел из машины и сказал Косте:
– Пошли со мной!
Когда Беркутов вошел в приемную с Костей, Люся, увидев директора, привстала и заулыбалась, взбивая кудряшки. Костя же, увидев Люсю, не мог оторвать от нее восторженных глаз.
– Здравствуй, Люсенька! – ласково приветствовал секретаршу Беркутов.
– Здравствуйте, Георгий Константиныч!
– Проходи, Костя! – пригласил Беркутов парня и, распахнув дверь в кабинет, пропустил его вперед. – Чайку-кофейку нам организуй, ладно, Люсенька?
Девушка послушно кивнула. Они молча вошли в кабинет, разделись. Заговорил Беркутов лишь после того, как убрал плащ в шкаф.
– А ты тот еще шутник! Занятную историю придумал про Адама и Еву! Сильное впечатление произвела, особенно на водителя моего.
– В эзоповом языке мы поднаторели!
Беркутов, улыбаясь, разглядывал Костю.
– Я-то помню тебя еще таким! – Он развел руками на полметра, показывая размеры новорожденного, потом подошел к Косте. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом вдруг не выдержали и крепко обнялись.
После той жуткой истории с цветами, когда Маша бросила букет в лицо мужу, переживала она не меньше Скачко. Плохо спала, снились ей какие-то кошмары: она убегает, пытается скрыться, спрятаться от кого-то, потом видит, что всякое сопротивление бесполезно, все равно догонят. И вот она сидит, забившись в темный угол, кругом капает вода, под ногами липкая грязь, и к ней грубо пристают мужчины разного возраста, но, стоит присмотреться, видно, что все они почему-то похожи на Антона. Получалось так, что вначале к ней пристает Антон-школьник, затем Антон-студент, следующий воздыхатель Антон-пенсионер, а за ним неизбежно явился во сне еще и Антон – глубокий старик. От последнего видения, когда ее начинают раздевать морщинистые руки дряхлого старика с длинными и желтыми грязными ногтями, она проснулась в страхе и слезах.
Тут зазвонил телефон. Маша смахнула слезинку, шумно выдохнула, сняла трубку, произнесла спокойно:
– Слушаю!
– Здравствуйте, Маша Иванна! Это я, Антон. Я вас не разбудил?
– Нет-нет, Антон! – Она впервые за утро улыбнулась, вспомнив всех Антонов подряд. Вот уж дурацкое наваждение, иначе не скажешь.
– Хочу поблагодарить вас за книгу, прочитал за ночь, не отрываясь, до сих пор не могу успокоиться! Я потрясен…
– Я тоже… – быстро ответила Маша, продолжая находиться под впечатлением сна, но тут же опомнилась и заметила осторожно: – Я и не сомневалась, что роман тебе понравится.
– Так что могу вернуть. Когда пожелаете. Хоть прямо сейчас. Если удобно, конечно.
Маша заколебалась, посмотрела в сторону спальни, убедилась, что муж еще спит, сказала тихо:
– Я собираюсь на дачу к родителям. Давай в понедельник…
– А где у вас дача? – спросил Антон.
– В Подушкине…
– Знаю, просто замечательное место! Я бы мог и…
– Нет-нет, лучше в понедельник! – поспешно сказала она. – И еще раз спасибо тебе за подарок. – Она положила трубку, постояла несколько минут, затем направилась на кухню.
Маша в легком полосатом халатике колдовала у плиты, когда в кухню, уже одетый и готовый ехать на работу, вошел Павел Сергеевич, сел за стол. Маша успела пожарить яичницу с колбасой, поставила сковородку на стол, посыпала сверху мелко нарезанным зеленым луком, придвинула тарелку с хлебом. Засвистел чайник, она стала заваривать чай. Скачко накинулся на еду.
– А где у нас соль? Ты посолить забыла!
– Извини! Вот, возьми, посоли сам! – Она передала ему солонку. Потом смешала в миске творог со сметаной, тоже поставила на стол. Нашла пачку печенья, выложила в вазочку. Когда присела, муж уже доедал творог. Маша положила себе на тарелку оставшийся кусок яичницы.
– Родители завтра едут на дачу! Приглашали и нас! Поедем? Погода чудесная. Ты же давно не был на природе. – Маша налила мужу и себе чаю.
Полковник ответил не сразу:
– У меня вряд ли получится.
– Родители очень просили. Все же выходные, – настойчиво проговорила она.
Скачко вздохнул:
– Эта работа… забирает столько сил. К концу дня уже просто никакой!
– Вот и отдохнешь! Ты же помнишь, там лес, озеро, отец построил чудную баньку! – радостно сообщила она. Скачко молчал. Маша продолжила: – Родители всегда очень хотели наладить с тобой хорошие дружеские отношения. А ты сам и шага не сделал навстречу!
Скачко молча прихлебывал чай, обдумывая слова жены. Потом ответил:
– Мне нравятся твои родители, они милые, добрые люди! Но у меня сейчас жуткая запарка! Ты не представляешь…
Маша помрачнела:
– И представлять не хочу. Такое ощущение, что я тебе просто в тягость.
Скачко возмутился, нахмурился.
– Не говори глупости! Просто пойми, происходит резкий поворот в жизни государства, грядет смена руководства, Брежнев болен! Что будет дальше, неизвестно. Мы все на ушах стоим!
– Пора бы спуститься с ушей на грешную землю, – иронично усмехнулась Маша.
Скачко еще больше помрачнел. Взглянул на часы и поднялся.
– Извини, мне пора! Ты, конечно же, поезжай на дачу! Глупо торчать в душном городе! И оставь мне адрес, я прикину, постараюсь вырваться! Может, и получится.
Он подошел, поцеловал ее в макушку и ушел. Маша опечалилась надолго и всерьез. Включила кран, начала громко греметь посудой. Потом бросила щетку в раковину и заплакала.
Скачко подъехал на служебной «Волге». Во дворе управления его поджидал Боков. Когда полковник вышел из машины, майор протянул ему сигарету. Полковник помедлил, но взял. Боков дал прикурить. Рядом стояли «Жигули» Ширшова. Полковник взглянул на машину. Хотел было что-то спросить, но в это время Боков затараторил:
– Как оказалось, у Капустина старшая сестра – заместитель заведующего орготделом горкома партии. Она года два назад и пристроила его к нам. Так что он человек пришлый, со стороны.
Скачко задумался, хмыкнул:
– Уже интересно!
Боков выпустил дым колечком и продолжил:
– Мать Капустина умерла, когда тому и десяти не было, так что сестра его и воспитала! Если мои подозрения верны, Капустин вполне мог поставить «жучок» у нас, или у генерала, или в камере для допросов!
– Ну, «жучки» у нас всегда под строгим контролем, а на Западе один такой стоит несколько тысяч долларов. Уж не говоря о том, что еще достать надо ухитриться! – начал свой анализ ситуации Скачко.
Но Боков не унимался:
– Забываешь про наших умельцев! Помнишь дело Майданова? Его прослушивали! И какое устройство наш студент-физтеховец сконструировал! Супер!
Скачко кивнул.
– Ладно, оставим как версию! Чья тачка появилась во дворе? Вроде бы раньше не видел. – Он кивком указал на «Жигули».
– Ширшов прикатил. Сказал – приятель куда-то уехал, отдал ему на лето. – Боков мельком бросил взгляд на «Жигули» и вновь принялся рассуждать вслух: – А что, если горкомовцы нас на понт взяли?
Скачко направился к подъезду управления и на ходу заметил шагнувшему следом Бокову:
– Там люди серьезные. Бросаться такими фактами они не будут. Но как версию тоже можно оставить.
Скачко вошел, а Боков остался докуривать вторую сигарету. Когда он нервничал, то выкуривал по две сигареты подряд.