Текст книги "Конструктор сущностей"
Автор книги: Владислав Былинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Владислав Былинский
Конструктор сущностей
Странная мысль поразила его. Он взглянул на компас и нагнулся к окулярам. Развалин по краям воронки не было. Это была другая воронка.
– – Потрясающе, – сказал Саул. – Выходят из дыма и уходят в дым.
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий.
«Попытка к бегству» .
Вводное слово Ремонтника кодов
Каждый человек – зародыш Вселенной. Реинкарнационное колесо несется к Большому Взрыву, раскидывающему семена миров по космической целине. Человек в равной степени не способен постичь вечность, заложенную в его хромосомах, – и бесконечность изначального языка, которую тщатся выразить бессильные человечьи слова: ребенок, изумляясь миру, чертит на листке бумаги какие-то кривульки; верный пес, страдая, хочет поговорить по душам с хозяином.
Но человеку разрешено видеть скрытое, понимать недосказанное, помнить несуществующее. Человек рождает Созерцателя, Толкователя, Летописца.
Мир без Созерцателя – закрытая книга.
Мир без Толкователя – блуждает без цели меж звезд.
Мир без Летописца – не имеет знака на картах вселенной.
Поэтому человек и обязан стоять в центре мира.
Становиться его подмастерьем.
Мастером.
Демиургом.
Богун, агент Надзора
Пять затворенных дверей на лестничной площадке. Одна из них – дощатая, прочная, покрытая светло-коричневым лаком – по всей видимости, заслуживала внимания. Человек в штатском – молодой, худощавый, ладный, рост выше среднего, волосы темные, прямые, глаза серые, особых примет не имеется – смотрел на дверь сосредоточенно и с явным интересом. Затем он перевел взгляд на мокрые следы, которые начинались от этой двери. Кто-то совсем недавно босиком, прямо из ванны, выскочил из квартиры, шагнул вперед – и исчез.
Человек в штатском оказался здесь не случайно. Будучи полевым агентом службы Обнаружения Мутаций и Общего Надзора, он занимался выявлением и пресечением нежелательных контактов. Контакты в Надзоре толковались расширительно, охватывая любые известные – и даже не очень известные – иррациональные или нелегальные воздействия на человека. Поэтому сотрудник Надзора, носивший имя Богун, был обучен вовремя подмечать необычайное. За последние годы необычайное распространилось по всему миру и стало для его организации крайне неприятной обузой.
Стараясь двигаться бесшумно, он подошел к двери. Прислушался: ни звука. Он мог ошибиться этажом, но следы… Свежие, отчетливые мокрые следы. Воздух сухой, через несколько минут они исчезнут. Он почти успел застать феномен.
Богун нажал на кнопку звонка. Никакого отклика. Прекрасно. Поставил чемоданчик у стены возле лифта, спустился на несколько ступенек. Окно, выходящее во двор, мутно глядело на площадку подбитым глазом. Придется ждать. Он умел ждать. Ожидание следовало заполнить чем-нибудь. Например, можно было курить. Или делать вид, что куришь. Ожидая, он никогда не пытался для отвода глаз изображать какую-нибудь целенаправленную деятельность, представляясь инспектором жилбылкома или мастером по антеннам. Он считал такой маскарад неэффективным и опасным, хотя и знал, что кое-кто практикует подобные методы; но подобные методы слишком обязывают. Необходимо держать в памяти множество подробностей, составляющих легенду, в противном случае неизбежны проколы.
Подходя к подъезду, он обратил внимание на желтые разводы в снегу: здесь часто выгуливали собак. Не нужно быть мудрецом, чтобы сделать вывод об относительной обеспеченности жильцов квартала. Одна из таких собак, сопровождаемая худеньким подростком в ушанке, дубленке и толстых сапогах с подогревом, не отрываясь, смотрела сквозь стекло на Богуна. Конечно, Богуна она не могла увидеть. Собаки иногда чувствуют феномен. Подросток, типичный маменькин сынок, отпустил поводок, и пес лениво затрюхал к ряду открытых мусорных баков, благоухающих на всю вселенную.
Его обнаружит каждый, кто поленится воспользоваться лифтом. Выглянет кто-нибудь из любой квартиры, отметит его топтание на месте, и спустя полчаса-час начнутся вопросы, подозрительные взгляды, косые полуулыбки. Проще всего отмалчиваться, не давая ни малейшего повода к выяснению обстоятельств его пребывания здесь. Не самый лучший наблюдательный пункт, но что поделаешь. Отсюда, по крайней мере, хорошо просматривается пешеходная полоса, ведущая к подъезду.
Визг лифта и хлопанье дверей внизу; изредка – голоса с этажей, быстрые – вдогонку уходящим – неразборчивые фразы; телевизионные вопли из ближних квартир. В широком окне – заснеженный двор. Отлично видны идущие люди. Они, как правило, приближаются и сворачивают вправо, огибая дом. Тот, кто не свернул, обозначается в акустической картине гулким эхом шагов: это жилец дома, или визитер, или человек по вызову. По звучанию шагов легко составить впечатление, – может быть, ложное, – о вошедшем; звучание шагов, как правило, очень индивидуально и может свидетельствовать не только о физических данных, но и о характере человека. Мерный ход навьюченного вола, быстрое цоканье пугливой козочки, беззаботное шлепанье прогуливающегося тюленя, вкрадчивая шакалья поступь. И бесшумный стремительный бег лютого волка.
Богун наблюдает входящих в подъезд. Если не отвлекаться, следить за ними, то заранее знаешь, чьи шаги. Отвлекаться ему не следует; с другой стороны, глупо тратить внимание на случайных прохожих. Нужно сохранить свежесть восприятия. Ни к чему уставать от бесполезного созерцания лиц, одежд, жестов, от текущей сквозь двор пестрой толпы. Людей много, необычайно много. Спешат, сосредоточено обминают раскрасневшихся лыжников. Кукуют три кумушки спелых лет; ходит кругами потерявший всякие ориентиры дедуган; лихо носится детвора. С крыш валится снег и взметает белые фонтанчики рядом с подъездами. Оттепель. Народ ощущает близкую весну. Пора бы. Задерживается что-то весна.
Рядом щелкнул замок. Он, не оборачиваясь, достал из пачки сигарету, размял ее: так делают курильщики. Покрутил в руках зажигалку. Тишина. Его невозможно увидеть через глазок, но можно услышать или почуять.
Как им удается исчезать и появляться где заблагорассудится? Семиух полагает, будто механизм переноса – обычный межпространственный прокол, чудесным образом подвластный психомутантам. Железа телекинеза, силовой вихрь в сверхпроводящей крови. Семиух – дурак. Не объясняй необъяснимое…
Так, а куда спешат эти граждане?
Богун увидел их издали. Они привлекли его внимание стремительностью хода. Они шли на сближение, как тройка истребителей в белом туманном небе. Двое друг за дружкой выкатились из-за угла соседнего дома: куртки из толстой кожи, сумки из толстой кожи, рожи из толстой кожи. Третий выдвигался от магазинов, он топал целеустремленно и будто не замечал сподвижников; все – даже куртка – на нем выглядело иначе, классом повыше. Если первый из них был просто откормленным мордатым кабанчиком, а его напарник – мускулистым и норовистым жеребцом, то этот, при всей своей щуплости и нервной подвижности, все-таки казался тихим злым крокодилом.
Внезапно вся троица, так и не сойдясь вплотную, а лишь обменявшись незаметными кивками, изменила курс: путь их пролегал по школьному двору. Богун догадывался, кто это, и подозревал, что вслед за ними здесь возникнут и другие, но не слишком обеспокоился. Он отметил вторичное появление долговязого субъекта, который не знал, чем заняться, и бесстыже заглядывался на школьниц, вовсю оголивших лапки по случаю наметившейся весны.
Неужели и этот хмырь в деле? Не похоже: слишком уж глупо ведет себя.
Грегор говорил: я их люблю в том возрасте, когда уже все при них, но они еще об этом не догадываются. Грегор – почему его слова не вызывают ни стыда, ни противления? – сиял самодовольной рожей и распространялся о молоденьких девочках. Ни намека на сальность, ни следа бахвальства: Грег искренне считал, что любить девушек самой первой нежной свежести – его призвание и долг. Его аргументы приводили к непреложному выводу: обязанность каждого порядочного семьянина – не мешкая, совратить малолетнюю. Грегора убили в прошлую пятницу на автостоянке в Ролевом Парке. А ведь Грега убить – что в пятку Ахиллесу попасть.
Вот еще некто пешим ходом по лестнице двигает. Придется дым вдыхать и с посторонними раскланиваться…
Не объясняй необъяснимое, Семиух, не смеши солидных, книги читавших физиков-фундаменталистов. Проще поверить в наведенную галлюцинацию или дистанционное внушение. Стоит, например, рядышком на площадке голенькая девочка, благоухает шампунем, растирается, дрожа от холода, – и никто ее не видит. Внушила, что невидима она, ну что с ней сделаешь? Версия внушения поясняет сразу все: феномен переноса, явления постприсутствия и квазисуществования… никак не запомнить, в чем, все-таки, различие между квазисуществованием и постприсутствием? Да и не найдете вы, на самом деле, никаких особых различий. Чем меньше знаем – тем больше терминов выдумываем…
Внушением легко объяснить вообще что угодно. Поэтому и не рассматривают его всерьез хладнокровные разумники-аналитики. Неинтересны им простые объяснения.
Появился мальчик лет двенадцати. Мальчик очень аккуратно, отсчитывая движения, не позволяя себе лишнего мышечного всплеска, стремительно скакал по ступенькам вниз. Потрясающая координация у ребенка. Спортсмен, поди. Юные спортсмены обычно выглядят старше одногодок. На пролет он тратил три скока. Затем поворот, два скока, поворот, – всего, значит, семь движений в секунду. Молодец. Такой выверенной точности и у гимнастов не всегда встретишь.
Еще имелась гипотеза, что психомутанты – попросту гости из чужих миров. Пришельцы среди нас! – уверяли ее приверженцы. – Мы среди пришельцев!
На этой планете все возможно. Возможно, планета эта изначально принадлежала пришельцам. Вот объявятся они однажды, выдвинут требования, – отдай им Флориду, Гималаи отдай… А если даже и не отсюда они, пришельцы эти, то все равно могут потребовать того же. Мол, потеснитесь, мужики, вы и сами нездешние… Нет, – подумал он, – не стану подозревать мальчугана. Скачет он, правда, слишком уж не по-людски, так ведь занимается этим, пожалуй, половину своей короткой жизни. А в его возрасте достаточно нескольких повторов, чтобы впечатать в память ритм и рисунок движения.
Присутствие постороннего мальчишка игнорировал; Богун увидел, как он идет в сторону магазинов. Как робот идет. Сдвинулся малец на отточенности жеста. Наверняка спортсмен.
Девочка скакала столь же размеренно и споро, но намного живее. В правой руке держала она свернутый пакетик. Юбчонка, как парашют, взметалась из-под короткой куртки на каждом последнем – самом длинном – прыжке. Она что-то приговаривала или напевала на бегу. Глазастый кузнечик. Поравнявшись с нахмуренным агентом, неожиданно улыбнулась, искоса взглянула, – красно-черная девочка, пламя в сером подъезде. Она вприпрыжку бежала опять-таки к магазинам. Ее движения радовали взор.
Торговый центр – ось здешнего миропорядка, – решил Богун. Девочка приостановилась, чтобы перекинуться парой слов с расфуфыренными шестнадцатилетними кисунями, бдительно оглядывающими мир и людей в явной надежде вдруг взять и выйти замуж. Он отчего-то почувствовал беспокойство. Все-таки странные тут дети.
Наверху вновь зазвучали голоса. У него возникло скверное предчувствие. Девчонка унеслась; и вот, через несколько секунд, она же вновь спускается по лестнице. Сестры-близнецы? На этот раз вместо пакета она держала хозяйственную сумку: сумка находилась слева, ее заносило на поворотах.
– – Привет, – сказал Богун. Девчонка не ответила: проскакала мимо, не обернувшись и нос задрав. Почувствовала интерес к себе. Ладно, поглядим, – неопределенно подумал он.
И эта помчалась к магазину. У них там шабаш, у детей скачущих этих.
Он отбросил окурок, поднялся на площадку, вновь позвонил. Тишина. Соседей расспросить? Или – чтобы само собой вышло – ошибиться дверью, разговорить хозяина; если повезет – в гости напроситься. Стандартный маневр человека, занятого в Надзоре. Работа у него такая: постоянно дверью ошибаться.
Спустя минуту девчонка влетела в подъезд. Поднималась она бегом, дробно пересчитывая туфельками ступеньки. Из хозяйственной сумки торчал пакет, тот самый или такой же. От ее бега поднимался ветерок и весело перестукивались молочные бутылки в пакете.
– – Привет! – на бегу крикнула она. Глазами сверкнув. Изумрудная молния. Здоровая энергия укрощенного полтергейста. Богун смотрел ей вслед. Лет тринадцать-четырнадцать… шустрая какая, из ранних.
Неужели среди них есть и дети? Он не слышал ни о чем подобном. Женщины – да, встречались. Разоблачили одну недавно на Жуках. Но дети… А какая, собственно, разница?
Он чувствовал, что разница была, и довольно существенная. Абсолютно ясно, что следы не могли принадлежать ребенку. Не ребенок это, и не женщина даже: размер не тот. Вполне казарменный размер у следа. Не пора ли мне прозондировать окрестности?
И все же: что изменится, если я установлю – среди мутантов появились дети?
Кто она, эта девочка? Я помню ее, совершенно точно, я ей чем-то обязан: жизнью или чем-то большим. Уж не связано ли ее появление с моей амнезией? Если да, искать ее следует там, где нашли меня: в лесу, в Глухомани. Почему я так уверен в ее существовании? В том, что она меня ждет? Что общего у меня с этой соплюшкой?
Он решил не торопить события. Сперва убедиться надо. Взял чемоданчик, спустился, вышел наружу, осмотрелся. Подошел к долговязому хмырю, тупо глядевшему себе под ноги. Попросил прикурить. Хмырь оказался в стельку пьян. От него за версту несло чем-то очень дешевым. Богун дунул прямо в лицо ему, отгоняя перегар, и двинулся в сторону очередной собаки, – добермана, кажется. Обратился к хозяину пса с той же просьбой; пес зарычал. Хозяин шарахнулся в сторону.
– – Огня не будет? – прокричал Богун.
Парень зашевелил губами и отвернулся. Собака отчаянно залаяла. Дряхлый бело-розовый кот, нюхающий снег, выразительно взглянул на нее. Богун, вздохнув, вытащил из кармана зажигалку, повертел ее в руках и прикурил, старательно и нагло. Кот, покосившись на дым, люто чихнул.
Совсем замордовали нас друзья человека и змий зеленый, – подытожил Богун. До полной невменяемости довели. Взять хотя бы вот этого дурака на поводке у добермана: совершенно ясно, кто в у них паре главный. А котяра? Артистическая морда у зверя. Как прокурор выглядит. Ну прям спикер подвальный. Вожак, которому не нужны слова для изъявления чувств. Ничуть не таит зверь своих мыслей о человеке и его сомнительных друзьях.
Котище, недонюхав, потянулся и помотал головой. Подрагивая вытянутым хвостом, источая великолепное презрение, направленное на всех и вся, прогулочным шагом направился он к дворовым голубям, которые осатанело выклевывали из-под снега что-то прошлогоднее.
Вдали, у школьной ограды, скучают себе трое басмачей, – отметил агент, – ну конечно, те самые, в коже. Знакомые все лица, знакомые повадки. Его не удивило их присутствие. Раз я их вижу, значит, и они меня видят, – сделал он умопомрачительный вывод. Следовательно, знают, что я их вижу… или не знают? Да пес с ними, в конце концов.
Он вернулся в подъезд. В подъезде шуршали газетами. Молодой человек, его ровесник, методично открывал почтовые ящики, вытаскивал из них все, переглядывал вскользь и запихивал обратно. Информационный маньяк, наверное. Или конкурент. Что вполне возможно.
Конкуренты мои подразделяются на две группы: каждый первый хочет меня обскакать, каждый второй – устранить, – размышлял Богун, поднимаясь по лестнице и все более погружаясь в черную меланхолию. – Я, соответственно, должен обскакать каждого первого и устранить каждого второго. Устранять накладнее, зато намного эффективнее, чем обскакивать… ну и словечко я изобрел… детишки-шалунишки, не надоело ли вам обскакивать дяденьку из спецслужбы? нехорошо, дядя нынче хмур и с ног до головы обскакан всеми, это его беспокоит и делу вредит… Какие тут могут быть близнецы? Не должно тут быть никаких близнецов!
Следы уже высохли. После очередного контрольного звонка в заколдованную дверь он, оглядевшись, раскрыл чемоданчик, включил биолокатор. Прибор мигнул зеленым глазком индикатора и тихонько запел, намекая на близкое присутствие субъекта с нужными параметрами. Это совершенно не понравилось Богуну. Разве может понравиться невидимый соглядатай?
Богуна не радовала сложившаяся ситуация. Обстановка была неясной и угрожающей. Кто-то вспугнул дичь, и этот кто-то вполне способен сильно напакостить ему. Кратко переговорив с диспетчером, он выяснил, что никаких близняшек, естественно, в доме не имелось.
Отпали рациональные объяснения, отпала надежда на спокойный рейд. Знакомый холодок заструился у хребта. Как перед огневым контактом.
Диспетчер объяснил Богуну, что тип у входа – его страхующий, а парни в коже – боевики солидной идейно-политической группировки. Грабят и убивают они не от фонаря, а только из высоких принципов, – сообразил Богун. Это никак не обнадеживает. Скорее, наоборот: из высоких принципов обычно и вылупливаются самые отъявленные бандиты и негодяи. Трудно поверить в то, что кожаные фанатики осмелятся перебежать ему дорогу, ведь понимают прекрасно, кого он представляет. С другой стороны, не ради жирного куска кружат они поблизости. Поди узнай, в чем их выгода. У осененного идеей – особенный ход мыслей. На все он способен, если вожжа под хвост попадет.
Всего можно ожидать: слишком уж высоки ставки в этой игре. Страхующий – это хорошо, весьма кстати это. Что ж он мне не представился, конспиратор хренов? Хоть бы взглядом обозначил причастность свою. Любопытно, почему я его совсем не помню? Должен бы помнить, с абсолютной памятью на лица.
Наверное, недавно к нам перевели. На повышение парень пошел. Завидую я таким: полны рвения служебного и еще не тяготятся мыслями о добре и зле. Интересно, справится ли он с теми тремя придурками? Обязан, конечно, да ведь мяч-то круглый…
Дальнейшее топтание на лестничной площадке, кажется, утратило всякий смысл. Следовало решить: сразу вторгаться в подозрительную квартиру или предварительно заняться необыкновенной девочкой. Он выбрал второе. Не из-за каких-то притягательных особенностей данного плана выбрал, а по одной простой причине: вернулся мальчик-спортсмен, который, как и следовало ожидать, снова пренебрег лифтом.
– – Слушай, а где они? – кивнул Богун в сторону двери.
– – Не знаю, я с восьмого, – пожал плечами мальчик.
– – С восьмого? Это не у вас проживает девчушка-скакунья? Глазастая такая, скачет по лестницам будто коза. Едва не сшибла.
– – Элли? Нет, не у нас. Она на шестом живет, – мальчик приостановился, обернулся и сообщил: – Только она не могла вас сшибить, у нее нулевая масса!
Богун сглотнул слюну. Бестелесных мне недостает… Шутит мальчонка. Мастерски владеет метафорой. Их сейчас обучают по прогрессивным методикам, от них что угодно услышишь. Он невпопад пробормотал:
– – А, вы физику проходите… – и тут же принял решение.
– – Она, хоть и без массы, а растеряха. Деньги обронила. Передай ей… или – пойдем вместе, я сам отдам, все равно без дела стою.
– – Это правильно, деньги посредников не любят, – сообщил мальчуган, лихо сплюнув в сторону окна. – А вы на рысь похожи, – внезапно сказал он и усмехнулся.
Очаровательная непосредственность. Надрать бы ему уши, да некогда. В конце концов, они вполне разумные люди, – убеждал себя Богун, вышагивая по ступенькам вслед за мальчишкой. Даже если и не люди они вовсе. Главное, не станут, поздоровавшись, стрелять в меня из мелкашки, как те дегенераты на Новых Домах. И, надеюсь, у них не принято метать ножи в гостей.
Он уже представил себе, как войдет и кем назовется, когда короткий возглас снизу заставил его замереть. Мальчонка указал нужную квартиру и продолжил восхождение на восьмой этаж. Богун выжидал. Внизу происходила какая-то возня, какая-то трудная игра. Тихо вздохнул кто-то, – он не обманулся, у него самого имелся пистолет с глушителем, – затем раздалось еще несколько вздохов. Он вызвал лифт, думая о том, что жаль будет потерять, даже не познакомившись, симпатичного парня, питающего необыкновенную слабость к свежим газетам. А что ж наши-то? прошляпили идейно-политических господ?
Он поставил в лифт увесистый свой чемоданчик и направил лифт вниз, а сам очень быстро, не хуже мальчишки, двинулся следом.
Кожаные господа оказались опытными бандюгами. Несостоявшийся приятель Богуна успел прихлопнуть только одного из них – прихлопнутый лежал вниз лицом на входной площадке. Второй держал на мушке раскрывающуюся дверь лифта. Предводитель-крокодил маячил позади, у окна. Все-таки они купились, – флегматично подумал Богун, нажимая на кнопку дистанционки. Дверь не успела раскрыться: она разлетелась в щепы, поток пламени хлынул из лифта наружу. Богуна обдало жаром. Толстяка развернуло и бросило ничком на подоконник, его кожаная куртка загорелась. Пластик в кабине лифта тоже горел, а предводитель продемонстрировал великолепную реакцию, сразу кинувшись к выходу.
В этот миг Богуна настигло пронзительное и ясное понимание того, что предстоящее – уже произошло, что оно, вопреки ходу времени, уже состоялось и с тех пор содержится – во всех многочисленных, необязательных и жестоких подробностях – в его собственной памяти; все, что он видит, уже завершено, несмотря на незавершенность момента.
Озарение складывалось из припоминания будущего и узнавания настоящего. Внезапно сплелись в узор фрагменты мозаики; радостное предчувствие охватило его, мешая как следует прицелиться. Он исправит, он теперь знает все о себе, и все, что он знает, исправимо.
О чем он думает, что с ним, откуда это странное ощущение? Затмение прошло. Навалилось, опалило, умчалось. Взмахнуло крылом, замутив действительность, отшвырнуло, как вал прибоя – и откатилось. Вокруг снова мокрый песок, застрявший в камнях ил… звон падающего стекла, бегство предводителя, дымный зеленый огонь под ногами. Выбор позиции, хлопок выстрела, пятна на грязной стене.
Глупая, злая иллюзия. Будь он ясновидящим – разве пришлось бы ему стоять здесь и в который раз делать то, что предписано велением момента и железной логикой противоборства?
Больничная палата, холодные присоски мнемозонда, разочарование на обычно бесстрастных лицах гэбистов. Теперь он знает: беды его началось не в Глухомани, а раньше, задолго до того кошмара наяву, обрывки которого порхают в голове.
Иллюзия больше не отвлекала агента Надзора от насущных дел, и он, не задумываясь, повинуясь рефлексу, всадил пулю в затылок крокодилообразному. Аккуратно влепил, как по бегущему кабану. Затем, уже вполне осознавая свои действия, повернулся к толстяку, который корчился, пытаясь запихнуть обратно в глазницы лопнувшие в огне глаза, и выстрелил ему в висок.
– – Какой такой идиот додумался облицовывать лифт пластмассой? – спросил Богун у напарника. Напарник не отвечал, он был мертв. Задыхаясь от едкого дыма, Богун кинулся вверх по лестнице. Теперь у него совсем не оставалось времени, и он взлетел на шестой этаж со скоростью вертолета. Он несся по лестнице, не обращая внимания на тревожные лица и гомон людей, выскочивших из своих квартир. Не привыкли у нас еще, слава Богу, к взрывам в подъездах. Вот и нашлась утешительная мысль. Везет мне нынче: внизу четверо трупов, а у меня ни царапины.
Оставишь в живых хоть одного – и все кончено, ты засвечен, операция на грани провала, дни твои сочтены. А так – имеется все-таки шанс проскочить.
Не я выдумал правила игры, – оправдывался он перед кем-то. Не я эту игру затеял, и не в моих силах остановить ее, – доказывал он себе. Конечно, он не мог поступить по-другому. Нет сомнений, что его действия признают правильными. Сейчас главное – упредить, успеть, первым добежать до цели.
Он дал несколько длинных звонков и забарабанил в дверь, зачем-то пытаясь снаружи заглянуть в глазок. Затем, нажав на ручку, обнаружил, что квартира не заперта. Такого Богун не ожидал. Он быстро вошел в прихожую; дверь, чмокнув, захлопнулась за ним. На удивление смышленая дверь у этих господ.
– – Есть кто дома?
– – Я! – девочка выглянула из кухни. Кажется, она ничуть не возражала против его вторжения. Постояла, разглядывая Богуна, смутилась вдруг, улыбнулась – и спросила:
– – А как вы вошли?..
– – Молча! – сердито ответил Богун. Потрясающая беспечность. Детей своих азам безопасности обучить не могут. – Папу позови!
Она округлила глазенки и дернула плечом: ну и просьбы у тебя, дяденька! И ответила равнодушно, будто о чем-то незначительном сообщила:
– – Папу уж лет шесть как взяли. Он еще не вернулся.
– – А мама? Сестра?
– – Мама! К тебе! – крикнула она. Затем кивнула в сторону кухни, а сама скрылась за колеблющимся занавесом, отделявшим прихожую от жилой зоны.
Планировка новая, непримелькавшаяся. Коридор с двумя аппендиксами: один ведет на кухню, второй – в спальню. Главная комната располагалась в центре квартиры, в ней находился кто-то, и этот кто-то премерзко кашлял, сипя и отплевываясь, – прямо в окно отплевываясь, наверное. Несолидно у них, обойчики дешевенькие и от времени потускневшие, из интерьера лишь светильник да дурацкие цветочные горшки на стенах. Просторно как в амбулаторной приемной.
Богун прошествовал на кухню. Мама, очень похожая на Элли, как раз извлекла из духовки круглый румяный пирог. Богун едва не поперхнулся от густого яблочно-ванильного аромата и вдруг почувствовал голод. Натуральные яблоки в феврале, – неплохо, наверное, живут, несмотря на отсутствие кормильца; впрочем, пирог, как и все остальное, мог оказаться иллюзией.
Ее брови взметнулись вверх, и неприязненное ожидание застыло на ее лице. Богун почувствовал досаду на себя. Как они все догадываются? Ведь ничего, абсолютно ничего особенного нет в его повадках и внешности. Ничего от шаблонного тупорылого дядьки из казенного дома. И, все-таки, догадываются с первого взгляда.
– – Я по поводу ребенка. Ребенок ваш, знаете ли… Разговоры уже ходят!
Она молчала. Она смотрела без любопытства и без боязни: странно как-то смотрела она. С гадливостью, – дошло до Богуна. Гадок я ей. Следовательно, ничего я от нее не добьюсь.
Нужно менять тактику. Он решил приоткрыть карты:
– – Говоря начистоту, я у вас по собственной инициативе. И никаких инструкций насчет вас не имею… Кстати, скажите: на третьем этаже, крайняя дверь справа, кто проживает? Вы знакомы с ними? – спросил он только для того, чтобы рассеять недоверие к себе. В том, что эта женщина превосходно понимает ситуацию, он не сомневался. Возможно, его вопрос она расценит как завуалированное предупреждение.
– – Ничего не знаю, ничего не могу ответить. Если вы действительно случайно оказались здесь, то я прошу вас уйти. У меня много дел, а помощи от меня никакой.
– – Я вынужден вам сообщить…
– – Ой, не надо! О ребенке поговорить, видите ли! Давай, уматывай! – велела она. Видать, допекли ее в свое время коллеги Богуна.
– – Объясните все-таки, почему у жильцов сложилось такое странное мнение о девочке? Это в ваших же интересах!
– – Объяснить? Вам? А вы заслуживаете объяснений? Вы ничего, кроме пощечины, не заслужили! – не сдержалась женщина. – Все, пока. Без ордера не появляйтесь. – Доченька! – позвала она. – Иди сюда. Проводишь дядю.
И тут тревожно звякнул звонок.
Немногословный таксист вез его чудной дорогой, неожиданно соединившей знакомые места. Витрина магазина. Двор, собака, кот. Страшное и неизбежное приближалось. Хищная дыра катилась в поднебесье. Кто-то тихо кромсал дома, отсекая от зданий сразу по нескольку этажей. В окне обнажалась красотка, окно вдруг залепило чем-то белым; белый силуэт извивался и приплясывал, маня; казалось, снежная королева выглянула из пляшущей метели. Внезапно впереди, прямо перед машиной, появилась девочка.
– Элли!
Такси летело по осевой. На месте таксиста восседал незрячий каменный идол.
– – Не открывай! – крикнул Богун. И рванулся в прихожую. Девочка сквозь дверь разговаривала с кем-то. Не раздумывая и не обращая внимания на негодующие выкрики хозяйки, вторгся в большую комнату. В комнате никого не было. Он прижался спиной к стене, осторожно выглянул. Элли закончила разговор и замерла, подавшись вперед, к двери, сосредоточенно вслушиваясь в тишину – или всматриваясь во что-то, что происходило за дверью.
Кто бы ни приходил, приходил он зря, – подумал Богун. В этой семье умеют отваживать непрошеных гостей.
– – Кто там еще? – равнодушно спросила женщина.
– – Ошиблись! – весело ответила Элли. – Мам, он забрался в папин кабинет и что-то там ищет!
– – Да ничего я не ищу, не надо маму обманывать, – произнес Богун, восхищенно разглядывая самый настоящий Вещий Шар.
Шар лежал себе на скатерти, поглощая свет и впитывая его энергию. Он был черным, матовым и очень хрупким. Возле шара ощущалась предгрозовая свежесть. Его едва заметное мерцание вызывало таинственную приподнятость дум. Богуна настолько привлекла к себе эта безделушка, что он только в самый последний момент ощутил за спиной чье-то неслышное присутствие и метнулся в сторону. Дубинка, просвистев, отскочила от его бицепса; Богун одним движением скрутил немолодого, багрового от усилий дядьку, метившего ему в затылок. Ослабил хватку, отдавая должное гуманности нападавшего: тот вполне мог его прикончить, если не сейчас, то ранее, поскольку в левой руке дядька держал снятый с предохранителя пистолет.
– – Ну а вы кто такой и что здесь делаете? – поинтересовался Богун.
– – Отпусти! – буркнул дядька. Глаза его полыхали гневом. Богун, для устрашения наставив на него отобранный пистолет, отошел в сторонку. И спросил:
– – Это вы только что звонили?
– – Я.
– – Вас девочка впустила?
– – Да.
– – Вы никого не заметили внизу?
Он замялся. От внимания Богуна не ускользнул быстрый взгляд, которым обменялся дядька с женщиной, тихо стоявшей в дверном проеме. Богун осведомился:
– – А как вам удается исчезать посреди лестничной площадки? Кстати, полезный совет: не ходите босиком, не оставляйте за собой следов. Следы, знаете ли, выдают вас с головой…
Его не слушали. Дядька смотрел в пол. Точнее, смотрел он сквозь пол – и явно что-то видел.
– – Что с тобой, приятель?
– – Еще одного убили. Теперь там пять трупов.
– – Как он выглядит?
– – Крепко сбитый, смуглый, азиатские черты лица, короткая стрижка, на висках седина…
Описание в точности соответствовало координатору регионального отдела. Звали его Кащеем, и был он характерен ехидностью, неуловимостью и крайней осторожностью в деле. Стало совершенно ясно: их подставили. Продали с потрохами. Все, пора ноги уносить.
– – Поднимаются! Сейчас будут здесь! – встревожено сообщил дядька.
– – Чего же вы ждете? – полюбопытствовал Богун, стараясь унять эмоции. Эмоции не способствуют выживанию. – Шевелитесь! Показывайте ваше умение. Спасайтесь!
