Текст книги "Здравствуй, земля героев!"
Автор книги: Владислав Силин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Это будет серьезно.
После этого он сам себя зауважает.
Все зауважают.
Тилль снял с шеи цепочку дубликопии. Подбросил на ладони (звенья щелкнули кастаньетами) – легкая, летящая!
– Ну, что, Яри, завтра? У Скалищ?
В тот же миг его плечо сжали холодные твердые пальцы.
– Что это у тебя, мальчик?
Фраза прозвучала на асурском, и Тилль не смог ее перевести. Он резко обернулся.
Лицо, перепачканное землей (могильной! – показалось мальчишке), светилось белым. Вымазанная травяным соком безрукавка распахнулась – как тогда, в мечтах, – и из-под нее выглянули исцарапанные груди в огненной татуировке. Отчего-то они испугали Тилля больше всего.
– Дай сюда, – потянулась Майя к дубликопии. – Это твое брачное подношение?
Глава 16
ДВЕ ТАЙНЫ
Как Велька и ожидал, полковник «общественного порицания» не забыл. Наказанием он выбрал так называемую асурскую неделю. Это значило, что все команды – на асурском, рапорты тоже, а если от кого услышат хоть слово на универсальном, пойдут репрессии.
Велька окончательно уверился, что дело нечисто. Ладно бы один день, куда ни шло. Язык потенциального врага, то се… Но неделя!
Поэтому он с удвоенным пылом взялся за шпионаж. Для этого отправился к офицеру-воспитателю Уфимскому и под большим секретом сообщил, что у него аллергия на пыль. Капитан поинтересовался, нет ли у Вельки аллергии на тополиную пыльцу или, упаси боже, на паутину травяков. Велька ответил, что нет. А еще, робко пояснил он, ему бы хотелось отработать свои наряды на кухне. Туда редко заглядывает ротный, а он, Велька, плохо знает асурский и боится получить втык.
Это решило дело. Жорж Уфимский выдал ему ведро с водой, два неподъемных ролика-уборщика и приказал драить бетонку. Да не где-нибудь, а под полковничьей башней.
Кассадовцы в это время ходили с экскурсией в Челесту. Челеста – уникальный заповедник Лувра. Там обитают травяки и паутицы, которых асуры завезли еще во время Первого Асурского конфликта. Нынче у паутиц брачные игрища. Самки отложили яйца и ждут самцов, чтобы те их оплодотворили. Любого, кто тронет кладку, паутицы порвут насмерть. Но кадеты к гнездам не полезут, будут смотреть на чудовищ издалека, в бинокли.
Жаль пропускать экскурсию, но что поделаешь… Вчера после отбоя Велька облазил нижние ярусы Шатона в поисках подземных ходов. Дежурный офицер чуть не влепил в него залп из парализатора.
И все зря – выбраться в запретную зону не удалось.
Это означало, что сегодня придется искать другие пути. Ведьма, о которой говорил Намса, не давала ему покоя. По всему выходило, что двурукая ведьма – это Майя. А ну как она сунется в подземелья раньше его?
Велька стянул с ноги уборщик и отвинтил крышку водослива. Кофейный ручеек потек сквозь канализационную решетку. Тут-то и случилась неприятность: кто-то закричал в саду, руки дрогнули, и мыльная струя обдала штанину.
Одновременно с этим послышался треск.
Велька обернулся. На стене трепетал невесть откуда взявшийся черно-белый флаг. Огромный, с одеяло размером, с длинной прорехой посередине. Велька сдернул с ноги второй уборщик и что есть прыти помчался к башне.
Под стеной в траве мелькнуло что-то белое. Тая сидела, обняв колени, и с ошеломленным видом глядела вверх. Трава скрывала ее, так что были видны только голова и обнаженные плечи.
От растерянности Велька не нашелся, что сказать.
– Загораешь? – наконец выдал он.
– Дурак, – сердито отвечала Та. – Я с крыши навернулась.
– Ого!
Про крышу она конечно же приврала. Ну так, совсем немножечко приврала. Это можно.
Ей повезло: падая, она врезалась в кронштейн, на котором висели горшки с цветами. Будь девочка в джинсах и футболке, этим бы везение и кончилось. Или кости переломала бы, или насадилась бы на чугунный прут. Но тетка Ефросинья постоянно заказывала по инфрасети разную ерунду. То тапочки с собачьими мордами (они гавкали, когда приходила почта), то встроенную в компьютер подставку под кофе (та еще и DVD-диски умела проигрывать). Тайкино одеяло, как обещали рекламные буклеты, предназначалось для людей, падающих во сне на пол. Тая с кровати в жизни не летала, однако тетке перечить нельзя. Надо – значит, надо.
И вот одеяло пригодилось. Стоившие бешеных денег инерционные компенсаторы спасли ей жизнь. На Тайке даже синяка не осталось. Только скула поцарапана и локоть ободран, но это же ерунда.
Велька неловко переступил с ноги на ногу.
– Ну, чего пялишься? – хмуро поинтересовалась Тая. – Девчонок раздетых не видел? Одеяло достань, пожалуйста.
Велька кивнул. На самом деле и девчонок он видел (не очень-то Тайка была раздета), да и пялиться не собирался. Но сообщать от этом было ниже его достоинства.
Возни с одеялом оказалось меньше, чем он думал. Если подставить бочку, до кронштейна вполне можно допрыгнуть. А там подтянуться, оттолкнуться ногами от стены и…
– Вот, держи, – сбросил он многострадальное одеяло.
– Спасибо.
Завернувшись в «тунику», Тайка почувствовала себя увереннее. После удара ткань стала мягче и… роднее, что ли? Все-таки столько пережили вместе Да и прореха помогла завязать «тунику» понадежнее.
– Я из дома убежала, – как бы между прочим сообщила девочка.
– Ясно.
Судя по всему, Тая ожидала другой реакции.
– Что тебе ясно? – разозлилась она. – Меня искать будут!
– Нет, я понял. Подожди, я закончу. А ты пока за бочками сиди – в жизни не отыщут.
И Велька с удвоенным рвением принялся драить бетонку. О фигурах высшего пилотажа он словно забыл. Кусок, на который ему понадобилось бы полчаса, блестел, как мрамор, уже минут через семь.
Тая впечатлилась. Она вообще любила все мастерское и стремительное.
– Ну, рассказывай. – Велька уселся рядом и принялся расстегивать уборщики. – Что у тебя случилось?
И Тая принялась рассказывать. Про тетку-дурищу, про шкатулку. Про загадочную гостью, что пляшет в саду как полоумная. Да еще и по стенам лазает, как геккон, – сама видела!
Велька слушал не перебивая. Задачка решалась сама собой. Он уже решил, что упросит девочку шпионить за Майей, и сейчас прикидывал, как бы это половчее устроить. О том, что это может быть опасно в первую очередь для Таи, он не думал.
– Говоришь, она в саду сейчас?
– Ага.
– А можно на нее посмотреть?
Девочка прищурила глаза:
– Зачем тебе?
– С ребятами поспорил. Тилль говорит, что у Майи настоящий ослябийский нос. Что с нее хоть сейчас ослябийскую красавицу рисуй.
– Он что, совсем придурок?
– Вот и я говорю.
– Пойдем. Только ты мне тоже поможешь. Хорошо?
– Давай.
Та вывела мальчишку к стене. Оглядевшись – не смотрит ли кто? – подсадила, помогая влезть. Велька уцепился за плети винограда и осторожно выглянул из-за стены. В саду было пусто. Загадочно поблескивала в траве шкатулка, да складывал узорчатые крылья геном-инжектор.
Мальчишка спустился и осторожно, стараясь не оставлять отпечатков пальцев, осмотрел шкатулку. На всякий случай срисовал иероглифы – выяснить в библиотеке, что те значат.
В одном сомнений не оставалось: иероглифы асурские. А значит, Майя действительно асури, замаскировавшаяся под человека. Двурукая ведьма. Велька перелез обратно через забор и спрыгнул рядом с Таей.
– Вот и все. А что у тебя за дела?
– Мне в подземелья надо. – (Кадет аж подскочил от неожиданности.) – Только идти через весь корпус. А если меня заметят…
– Не заметят. Пойдем.
Таю замаскировали просто: Велька обмотал ее с ног до головы полимерпленкой, так что девочка превратилась в мутный, полупрозрачный комок. Так и пошли.
Попавшийся им навстречу капитан Уфимцев обомлел:
– Курсант Шепетов, – спросил он. – Кес ке се[19]19
Что это? (Вероятн. фр.)
[Закрыть] за мумия прется за вами следом и не отдает офицеру честь?
– Господин капитан, это мой боевой товарищ Сафонов. Несет полимерпленку для оранжереи. Начпохоз приказал.
– Что ж он ее, мать твоя кинкара, так непрезентабельно несет?
– Не могу знать, господин капитан. Принесем, сделаю боевому товарищу Сафонову внушение.
Разматывать пленку долго и утомительно. А солнце над головой жарит, да и своих дел полно. Уфимцев покачал головой:
– Можете идти, кадеты. – И добавил вполголоса: – Це сон лес ентравес де мон екзистанц.[20]20
Эти дети – обуза моего существования (вероятн. фр.).
[Закрыть]
Тая фыркнула ему вслед:
– Элит-трепло!
К счастью, Уфимцев ее не услышал.
Бросив пленку на заднем дворе, подростки отправились в заросший крушиной угол у крепостной стены. Пахло там отвратительно: кошачьей мочой, плесенью, кислотой из старых аккумуляторов. Штабелями громоздились старые упаковочные ящики.
Из-под ящиков торчал неровно обрезанный край решетки. Между оплавленными прутьями и каменной плитой чернела дыра.
– Лезь, – приказала Та.
– Ты что, с граба рухнула? Туда даже кошка не протиснется!
– Как хочешь. Тогда я пойду, а ты оставайся.
Пыхтя, Велька полез в дыру. Худенькая Та, наверное, лазила туда и обратно с легкостью, а вот он чуть не застрял. Ссыпался на заду по наклонному ходу, посидел немного, привыкая. За спиной зашуршали камешки. Это спускалась Та.
– Ну, – стараясь казаться спокойным, поинтересовался Велька, – и куда дальше? – И добавил: – Эх, не подумал. Надо было фонарик взять.
– Это ты не подумал. А я – вот!
Девочка достала знакомый браслет-мобилку. Браслет засветился: сперва тускло, потом все ярче и ярче. Тьма расступилась, с сожалением выпуская ноздреватые бетонные стены и усыпанный камешками пол.
Что-то зашуршало, и Велька чуть не закричал: под ноги ему бросился черный мохнатый комок.
– Это кошка, – успокоила Та. – Они здесь ночуют. Ну, что, пойдем?
– Ага.
Взявшись за руки, подростки зашагали подземным ходом. Свет крохотного фонарика падал на лицо девочки, делая ее похожей на колдунью. Но не злобную из сказок, а молодую – наверное, так могла бы выглядеть ученица доброй волшебницы.
Начались защищенные маскировочным полем тоннели. Вельке пришла в голову мысль, что ходы эти когда-то были подключены к обороне крепости. Тогда поля имели смысл: дезориентировать врага, например. Врываются, скажем, асуры в крепость, а перед ними иллюзия прохода. Они туда – бац! – у каждого на лбу шишка.
Представив эту картину, Велька хихикнул. Та недоуменно на него покосилась.
– Все, пришли, – объявила она. – Здесь щель, не отставай! – и исчезла в стене.
Велька шагнул следом, оказавшись в новом тоннеле. Над головой тускло светили лампочки, и Тая погасила браслет.
– Ух ты! Это тот ход, о котором ты говорила?
– Ага.
– И куда он ведет?
– Никуда. Там тупик, я сто раз проверяла.
Она подошла к пластиковым стеллажам у стены, пошарила. Что-то щелкнуло.
– Вот, смотри, – позвала она Вельку.
В руках у Таи алым и черным переливалась шкатулка. Тая подбрасывала ее в руках, словно раскаленную. Да и сама шкатулка выглядела так, словно сделана из горящих углей.
– Смотри! Вон они, твари…
По пластику стеллажа полз белесый муравей. Девочка сбила его на землю брезгливым щелчком.
– Растопчи, пожалуйста, а то я босиком.
Велька наступил на муравья и для верности растер подошвой.
– Это каменный термит-разведчик, – объяснила Та. – Кораллы только их и боятся. Так-то они кого угодно сожрут, даже крысу.
– Крысу? Здорово! А почему ты ее подбрасываешь?
– Сам попробуй.
На ощупь шкатулка оказалась теплой и шершавой. Алые завитушки прилипали к коже. Стоило задержать ее в ладонях, как пальцы пронзала боль.
– Сумасшедший! – Тая отобрала свое сокровище. – Посмотри на руки.
На коже остались язвочки, как от лопнувших мозолей. Велька немедленно засунул пальцы в рот.
– Я ей жуков принесла. Ты подожди, пока я ее покормлю. И последи, пожалуйста, чтобы термитов не было. Такие гады – чтобы до кораллов добраться, могут стенку источить.
Тая достала из складок одеяла спичечный коробок с жуками. Велька присел на корточки, выискивая термитов.
Что, неужели они могут стенку сожрать?
Хм…
А это мысль.
Он выпрямился и пнул стену ногой.
– Ты чего? – удивилась Тая.
– Тс-с!
После третьего удара на пол упал здоровенный кусок трухлявого гранита. Вид стены не изменился, маскировочное-то поле никто не отменял! Тут уж и Тая не утерпела: отложила шкатулку и принялась помогать. Скоро в стене появилась дыра, в которую вполне можно было протиснуться.
– Ну что? Смотрим, что там?
Девочка кивнула. Глупо останавливаться на полпути, когда все так хорошо складывается.
– Подожди только, – сказала она. – Я ориентиры запомню, чтоб не блуждать потом, – и принялась возиться с браслетом.
Велька же тем временем нырнул в дыру.
Его ожидал сюрприз: ход вывел в ту самую пещеру, где командор Алексей Семенович встречался с Намсой. Прошло шесть лет, а ничего не изменилось. Те же ящики, те же рельсы на полу, и лампа все так же трещит.
– Ну, что там? – выглянула Тайка.
– Иди сюда. – Мальчишка облизал палец и поднес к камуфлирующему полю. – Здесь еще ход. Я его помню.
Девочка поднесла браслет к стене, отмечая путь. С каждым шагом запах старой змеиной кожи становился все сильнее. Велька узнавал места, и это ему очень не нравилось.
– Та! – позвал он.
– Аюшки?
– Помнишь, ты в «Снежной королеве» спрашивала о скелетах?
– Ну? – Глаза ее широко распахнулись. – Ты что, шутишь? Скажи, что шутишь!
– Если бы… Значит, так: я иду первым.
– Я с тобой!
– Ладно. Только сзади держись. И еще – что твой браслет умеет?
– Там компьютер, слабенький, правда. Часы, термометр, библиотечка на несколько книжек, переводчик с основных языков…
– Дай мне его, пожалуйста.
Света от крохотного фонарика явно не хватало. За бледно-лимонным кругом темнота сгущалась. Когда кадет нагнулся, чтобы завязать шнурки, световое пятно выхватило из темноты Намсу. От Тайкиного визга заложило уши.
– Ты чего?
– Вон… вон! – бестолково тыкала пальцем девчонка.
– Ну, вон, – пожал плечами Велька. – Не укусит же он тебя?
Небрежный тон давался ему нелегко. Мертвый Намса выглядел как раз так, словно возьмет сейчас да и укусит.
– А почему он стоит? – не унималась Та.
– Обычай такой. Лошади, например, спят стоя. И слоны тоже. – В последнем Велька не был уверен. Слонов он в жизни не видел.
– А руки зачем развел?
– Господи… Ну, откуда ж я знаю!
Колени начали мелко подрагивать. Велетин все не мог вспомнить, в каком положении были у Намсы руки, когда тот умер.
– Вель! – тихонечко позвала Тая. В голосе ее звенела паника. – Вель, не бросай меня!
– Не бойся, не брошу.
У полуистлевших ног мертвеца лежал пистолет. Оружие, которое Намса завещал ему и которое он из малодушия так и не смог подобрать.
«Ты давно умер, – мысленно обратился Велька к трупу. – Твоя душа переродилась в асурского мальчишку. Можно, я заберу то, что принадлежит мне? Ты разрешишь?»
От сквозняка остатки волос на черепе шевелились. Велька представил вместо скелета шестилетнего асурского пацана, и ему стало легче. Намсы здесь нет, он далеко отсюда. То, что стоит над ними, хищно раскинув руки, – всего лишь пустая оболочка.
Бочком, бочком, ближе, ближе…
Хвать – и назад!
Тая опять взвизгнула. Что с нее возьмешь – девчонка…
– Вот и все. – Велька засунул пистолет за ремень брюк.
Световой круг качнулся, выпуская асура, и стало ясно, что у скелета ко всему еще и глаза зеленым светятся. Бр-р-р!
К счастью, Тая этого не заметила.
– Пойдем отсюда, – попросила она. Зубы ее мелко стучали. – Пожалуйста!
– Хорошо. Только давай пройдем чуть дальше. Там есть выход, и мы выберемся в скалах недалеко от Шатона.
Судя по глазам, девчонка не очень-то поверила. Но отдавать браслет Велька не торопился, а возвращаться темными ходами, да еще и когда мертвец рядом…
Спасибо огромное.
– Вельчик, миленький, я боюсь. Я кричать буду!
Мальчишка вздохнул:
– Ну хоть немного, а? Хоть десять шагов. Посмотрим и сразу назад.
– Правда?!
– Честное слово.
Скрепя сердце Тая согласилась. Идти им пришлось не десять шагов, а чуть больше. Минут через пять Тая вновь начала поскуливать. Велька уж и сам хотел возвращаться, – такая жуть витала в коридорах, – как вдруг ход расширился. Подростки оказались в огромном зале, заваленном ящиками и старыми трубами.
У стены алым и золотым пульсировали огромные узорчатые ворота.
– Портал, – прошептала Та. – Какое чудо. Эй, стой! Ты что, полезешь внутрь?!
Вообще-то Велька на полпути останавливаться не привык. Но в Таиных глазах застыл такой ужас… «Да, – подумал мальчишка, – так и гибнут благие начинания».
– Хотя бы одним глазком! Ну, пожалуйста!
– Отдавай браслет.
– Ну что ты!..
– Отдавай, или мы поссоримся. Я не шучу.
– Ну пожалуйста… – Велька стянул с руки ремешок. – Трусиха.
– А ты – хвастун! Хвастун, хвастун, хвастун!
Забрав браслет, девочка зашагала обратно. Вид у нее был решительный и злой. Свет фонарика становился все тусклее; похоже, что браслет разряжался. С запоздалым раскаянием Велька подумал, что поворачивать надо было раньше.
– Та, не сердись, – догнал он девчонку. – Я не хотел!
Тая сердито дернула плечом, сбрасывая руку. «Ну, и ладно, – разозлился Велька. – Тоже мне, Бекки Тэтчер!»
И замер. В пещерке, где они встретили мертвого Намсу, разливалось призрачное сияние. Послышался вопль, и из мертвенного света вынырнула четырехрукая тень.
Глаза ее светились зеленым.
Глава 17
БЕЗУМСТВУ ХРАБРЫХ
ПОЕМ МЫ ПЕСНЮ
Время перевалило за полдень, а хлопот становилось все больше. В очередной раз наткнувшись на кадета, лопочущего: «Вкусного вам скорпиона, медная щетка для чистки полов», – полковник остервенел. Идея «асурской недели», еще вчера казавшаяся такой остроумной, сегодня вызывала отвращение. Мальчишки совершенно не понимали разницы между звуками «е» и «e'».[21]21
В самоучителях асурского языка обозначается как «е» лирично-напевное». В асурских словах от одного неправильного звука полностью меняется смысл.
[Закрыть] Между тем от этого зависел смысл фразы.
– Напевно! – кричал полковник. – Теемаса е онимеро надо напевать, твою мать! Понятно, господин курсант?
От ротного мальчишки разбегались, словно головастики от щуки. А услышав «здравия желаю, господин полковник» на универсальном, Багря разозлился окончательно.
– А-атставить![22]22
Диалог происходил на асурском языке, но для удобства будет дан в переводе.
[Закрыть] Кру-угом! Ка-а мне!
Нарушителем оказался офицер-воспитатель Жорж Уфимский. Увидев ротного, он побледнел:
– Э-э, прошу прощения, господин полковник…
– На асурском, господин капитан. У нас неделя асурского языка.
Тщательно подбирая слова, капитан Уфимский сказал следующее:
– Скушайте скорпиона, медная щетка для чистки полов. Приношу свои мелкие извинения. Мои познания в асурском не позволяют исполнять танец с веерами, но я постараюсь утопить их как можно глубже в ромашках. – И добавил: – Квел делисьез персон ква цет петит принцесс.[23]23
Что за прелестная особа эта маленькая княгиня! (Вероятн. фр.).
[Закрыть]
Выслушав эту галиматью, полковник вполголоса произнес:
– Подавись этим своим скорпионом, элит-трепло вшивое. – Вслух же добавил: – Ваши извинения приняты. Можете идти.
…До Лувра Уфимский служил на Таверии-2. Когда-то император присвоил всем войскам Таверии звание «элитных», и Жорж щеголял званием элит-капитана.
Плата за это была невелика: требовалось блистать манерами и знать французский. С первым Уфимский худо-бедно справлялся. Что сложного: ручку дамам целовать да рассказывать анекдоты о поручике Ржевском, смысл которых утерян в веках. Второе оказалось труднее. Французский сохранился лишь в сочинениях графа Толстого, и новоявленному элит-капитану пришлось засесть за «Войну и мир».
Славные денечки Уфимского кончились, когда произошла некая история, связанная с генеральской дочерью. Недобрые языки болтали, правда, что не с дочерью, а женой, а совсем уж злые поговаривали о сыне. Дело получило огласку. Уфимскому пришлось бежать на пограничные планеты, где он быстренько отыскал теплое местечко в корпусе.
В корпусе Уфимского недолюбливали. Он носил изысканный элит-мундир и без нужды изводил кадетов. Так что, поставив «элит-трепло» на место, Алексей Семенович испытал что-то вроде морального удовлетворения. Хоть что-то сегодня вышло удачно.
По пути полковнику вздумалось заглянуть в музей. Вахту нес Ваде Михельсон – чернявый кадет из злополучной пятерки. Продравшись сквозь словесных «скорпионов» и «щетки для чистки пола», Багря выяснил, что Тилль уже сменился и ушел неведомо куда в сопровождении гостьи.
Это Алексея Семеновича встревожило. Чуть ли не бегом он помчался к башне. Во дворе его ожидал сюрприз. На плитах дорожки валялась изодранная и окровавленная кадетская рубашка. На ходу выдирая пистолет из кобуры, Алексей Семенович бросился в сад.
В старой беседке кто-то был. Стараясь двигаться бесшумно, полковник подкрался ближе.
– …нет, малыш, – терпеливо объяснила Утан. – То, что ты сказал, означает «позвольте моему скорпиону ужалить вас еще раз»! Попробуй снова.
– Ониматеро домо… домо е гокумасай теемаса?
– Уже лучше. «Мой большой скорпион благодарит вас за любезность». Задатки у тебя есть, малыш.
Ветка алычи мешала полковнику смотреть. Он осторожно отодвинул ее в сторону. Тилль сидел на ступенях беседки без рубашки и ел яблоко. Майя перевязывала глубокую царапину на его плече.
– Госпожа Утан, – с дрожью в голосе попросил кадет, – не могли бы вы еще позаниматься со мной? Асурский язык очень сложен.
– Отчего бы нет? Приходи ночью…
Когда и куда прийти, полковник не расслышал. Самообладание изменило ему. Спрятав оружие в кобуру, он бросился к беседке.
– Госпожа Утан, – воскликнул он, – вы!.. Вы!..
Мальчишка дернулся сбежать, но асури шлепнула его по затылку:
– Сиди! – приказала она. – Я еще не закончила.
– Госпожа Утан, – стараясь говорить спокойным тоном, объявил Алексей Семенович, – потрудитесь объяснить, что все это значит.
– Ничего особенного, командор. Зная, что у вас объявлена неделя асурского языка, я решила проверить знания кадетов.
– А это? – Багря ткнул в кровавый бинт.
– Недоразумение. Зайдя в музей, я поинтересовалась, открыта ли выставка. Кадет отчего-то спутал слова «музейная экспозиция» и «мучительная смерть». В волнении он объяснил мне, что посторонним в музей нельзя, и даже попытался преградить путь.
– Благодарю, достаточно. Кадет Брикк, сутки гауптвахты. Наказание за плохое знание асурского я придумаю позже.
– Есть сутки гауптвахты!
– Идите, кадет.
Когда Тилль умчался, полковник вытер пот.
– Та-ак, – протянул он, – я приказал вам сидеть в башне. А вы?
– Простите, командор. Я трансформировала свой геном и стала жертвой побочных эффектов.
– Каких-каких эффектов?
– Расширенные зрачки, – охотно объяснила асури, – повышенная потливость, тяга к массовым убийствам… Ничего страшного. Медики в таких случаях рекомендуют не сидеть дома и больше общаться.
– И ради общения вы отправились терроризировать кадетов?
– Не волнуйтесь, командор. Я себя не выдала. Мальчик уверен, что я аспирантка иняза на кафедре асурского языка. Команидор, у вас отчего-то сделалось южное лицо гнева.
– Нет-нет, ничего… Когда вы собираетесь проведать Намсу?
– Буду рада отправиться в чертоги смерти хоть сейчас.
«Твои бы слова, да Богу в уши», – подумал полковник. Вслух же заявил:
– Ну, тогда встретимся под землей.
Четверть часа спустя они уже шли подземными ходами Шатона. В отличие от Вельки и Таи Алексей Семенович и Утан выбрали путь через закрытую зону. Дела это не меняло. В потайных коридорах они оказались примерно тогда же.
Потрескивали лампы люминесцентного света. Под ногами шуршала бетонная крошка, где-то капала вода. Полковник едва успевал за асури. Майя никогда не была в подземельях Шатона, однако ориентировалась здесь, как у себя дома.
– Скажите, Майя, – поинтересовался полковник, чтобы не молчать, – а Намсу вы хорошо знали?
– О да. Мы с ним одного садка головастики.
– Как интересно… А в детстве каков он был?
– Очень способный. Наш садок, – асури доверительно понизила голос, – считался неудачным. У большинства головастиков не то что разум, вторая пара рук не прорезалась. Помню, когда я получила татуировку титана – вот эту, – мои братья в один голос сказали: «Зачетные сиськи». Намса единственный понял, что это для меня значит.
– Расскажите о нем побольше.
Майя задумалась.
– В детстве он был очень болезненным. Когда в его семье кончились деньги и мать решила продать часть детишек в рабство, его забраковали. Он очень переживал. Из-за этого занялся спортом, начал закаляться. А потом получил назначение в Северный дом. Мы все им очень гордились.
– Представляю…
– Да. А потом случилась эта история. Оказалось, что Намса в тот день стрелял из дуэльного пистолета. Пули не нашли, убитый пропал… Тоже мне дуэль! Намса, его учитель стрельбы, любимая асури учителя стрельбы, уборщик Северного дома и любимая асури уборщика Северного дома оказались опозорены.
– А любимая асури Намсы?
– У него не было любимой. Он как раз собирался принести мне череп белой уховертки.
Некоторое время они шли молча. Полковник раздумывал об удивительной судьбе асуров. Майя скорбела о несовершенстве Намсы.
– А скажите, Майя, – осторожно спросил Алексей, – мог ли Намса убить ученого?
Асури замедлила шаг.
– Да он и убил, больше некому! Но вышло некрасиво: труп исчез, записи в файл мудрейший сохранить не успел. Все открытия пропали. Уж мы так Намсу ругали, так ругали, вы представить не можете!
– Да уж…
– Намса и сам переживал. Хотел зарезаться, да мама отговорила. Сказала, что ему надо к Оракулу дивов слетать. – Голос Утан дрогнул:– Командор, вы видели последние минуты Намсы. Скажите, как он погиб?
– Мне, право, неудобно…
– Ничего. Забудьте, что я дама.
– Намса сделал передо мною северное лицо.
– А вы?
– Дал пощечину.
– Вы страшный человек, команидор. Я вас боюсь.
– Хм…
Комплимент настолько поразил Алексея Семеновича, что он упустил миг, когда асури шагнула в скрытую маскировочным полем расщелину.
– Не расшибитесь, здесь темно! – послышалось из тумана.
Полковник потер ушибленный локоть. Майины глаза горели зеленым огнем, она скользила по тоннелям, безошибочно угадывая повороты. Полковнику, не обладающему ночным зрением, пришлось достать наладонник и включить подсветку. У него мелькнула мысль, что если кто-то прячется в подземных ходах, то, увидев женщину со светящимися глазами, умрет от страха.
– Быстрее, команидор! Не отставайте.
Легко сказать «не отставайте». Потеряв Майю из виду, полковник решил осмотреться и перевести дух. Подсветку он выключил – та только мешала смотреть. Перед глазами плыли туманные огни, плясали линии, как на старинной кинопленке.
Без света ориентироваться оказалось легче. Скоро Алексей Семенович увидел зеленые глаза асури. Хорошо. Страшно, страшно, а вон как удобно.
– Куда вы так спешите, Майя? – крикнул он. – Я же не мальчик за вами гоняться.
Асури не отвечала. Тогда полковник шагнул к ней и потряс за плечо. Под ладонью хрустнуло, и лица Алексея коснулось что-то легкое, мягкое, как пыльная паутина.
Полковник отступил на шаг и включил наладонник.
Призрачное сияние рассеяло тьму.
У стены стоял скелет асура.
– Команидор, я все понимаю, но зачем так кричать?
– Простите, высокая кровью. Это древний обычай людей – приветствовать умерших печальным и мелодичным криком.
– Преклоняюсь перед вашей деликатностью, команидор. Оказывать почести чужому мертвецу… Поможете потом запихнуть его в чемодан? Нет-нет, сперва переставим его.
Вдвоем они вынесли скелет в проход. Алексею показалось, что эхо от его крика только сейчас вернулось в пещерку. Неужели он кричал таким тонким девчоночьим голоском?
– Дакини лучше не пугать, – объяснила Майя. – Долгие годы одиночества плохо отражаются на психике. Помогите повернуть. Ага, хорошо… Они становятся нервными, впечатлительными. Боятся собственной тени.
– У него рука отломилась.
– Положите в карман. – Майя вытерла лоб полой безрукавки. – И вот еще: перед тем как говорить с покойником, надо вывести его из депрессии. Новые впечатления, яркие краски, смена места…
– Понятно. Вам не тяжело?
– Нет, спасибо. Дайте сюда руку… Да не свою, его.
Майя примотала отломанную кость Намсы скотчем. Ногой придвинула чемоданчик.
– Достаньте алтарь мертвых. Он напоминает вашу подставку для зимнего дерева.
Алексей и Утан установили скелет_на елочную крестовину. Майя вытащила коробку с елочными игрушками и журнал.
– Вот это надо перелистать у него перед глазами.
– «Плэйасур»?
– А что вы хотели? Сборник проповедей Полиграфа? Намса шесть лет простоял в темном тоннеле. Вот асурские газеты с последними новостями. Только поклянитесь, что не станете их сами читать.
– Слово офицера.
Пока Майя украшала Намсу елочными игрушками, Алексей листал перед ним журнал. Сам он старался туда не заглядывать. Мало ли, что там? Может, античеловеческая пропаганда.
– Скажите, Майя, а мишура зачем?
– Для хорошего настроения. Подайте вон тот шарик. Не пойму, что с этой игрушкой?
– Там переключатель есть. Поставьте в положение «рад». Или даже «очень рад».
– Спасибо, помогло… А знаете, команидор, в детстве нас приглашали водить хороводы перед правительством. Как сейчас помню: автобус, кофе, утренник в мавзолее Великого Вождя. Я всегда была принцессой-муреночкой.
– Ваш вождь – дакини?
– Да. Он создал теорию идеального политического устройства. Поклялся, что сделает асуров счастливой расой, и умер на этапе массовой концлагеризации общества. – Асури отошла на несколько шагов, любуясь своей работой. – Ну вот, можно приступать. Намса, ты слышишь меня? Откликнись!
Огоньки новогодних гирлянд замелькали, словно электроны вокруг ядра. Скелет мигнул и превратился в четырехрукого здоровяка.
– Майя?!
– Да, любимый. Извини, что не целую, – губы обветрила.
– Святая бабочка! Но откуда ты здесь?!
– Я тебя искала. С того самого мига, как ты улетел на Дивиан.
– Ох, Майя… Но что с твоими нижними руками?
– Я отрезала их, чтобы проникнуть на планету людей.
Опустилась тишина. Слышно было лишь, как бьются три сердца: два Майиных и одно полковника.
Дакини вздохнул:
– Что уж теперь. Дело прошлое и ничего не исправишь… Ты плачь, плачь… Потому что я плакать уже не могу.
– Намса, милый…
– А как родственники? Ньяша, Таша, Варуша, Иша, Камса, Хамса, Ураши-Кубури и остальные семьсот девяносто три головастика нашего садка?
– О, они в порядке. Пятьсот, как ты помнишь, были съедены щуками, восемьдесят погибли от рыбьего гриппа. Сорок три попали в рестораны асурской пищи. Остальные влачили полунищенское существование, барахтаясь в сетях наркомании и детской преступности. Сейчас обитают на социальном дне.
– Рад, что с ними все хорошо. Знаешь, Майя, я часто вспоминал тебя.
– Я тоже, Намса.
И влюбленные заговорили – взахлеб, перебивая друг друга, стараясь выплеснуть то, что не успели сказать друг другу раньше:
– …а помнишь, пятнистый бородав откусил тебе ноги? Ты плакал и не мог уснуть…
– …а ты читала мне самоучитель народных танцев на ночь…
– …потому что других книжек не было…
– …и подарила скакалку на день рождения…
– …ее я украла в магазине. А потом я спросила, можно ли забрать твой велосипед, если ноги никогда не вырастут…
– …а они все-таки выросли. И мы пошли в парк кормить монстров живыми крольчатами…
– …лопоухими кареглазыми симпатягами.
Майя опустила ресницы:
– Как давно это было… Знаешь, Намса, повзрослев, я научилась притворяться. Лгать, изворачиваться, делать западное лицо ради выгоды. Сейчас мы говорим о пустяках, и я понимаю, что пустяки – это главное. Я люблю тебя, Намса. Мне хочется вновь стать маленькой девочкой со смешными косичками. Наивной, доверчивой, открытой радости и свету.
