Текст книги "Импровиз. Сердце менестреля"

Автор книги: Владислав Русанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Наконец распахнулась высокая, покрытая изысканной резьбой дверь и через порог шагнул высокий пран с седыми висками и остроконечной белой бородкой. На его старомодном черном кафтане и застегнутом «под горло» красовалась Бирюзовая Черепаха, вышитая бисером. Альт Террил, помешкав мгновение, сообразил, что видит отца баронессы Кларины. Следом появилась и она, сразу же затмив светловолосую красотку.

Нынешняя глава Дома Сапфирного Солнца оделась в густо-синее платье с серебряным пояском, отороченное по лифу полосками рысьего меха. Сквозь узкие прорези верхней юбки и пышных рукавов проглядывал небесно-голубой атлас. Черные волосы баронесса скрутила в тяжелый узел на затылке, а спереди выпустила длинный, завитый щипцами в продольные волны локон, наполовину прикрывающий левый глаз. Вырез на платье баронессы показался Коэлу очень скромным, прямо сказать, непривычно скромным – чуть ниже ключиц, а ее шею облегала черная бархотка с сапфиром-кабошоном, приблизительно на два карата весом, обрамленным более мелкими камнями, которые складывались в солнечные лучи. Сегодня Кларина не воспользовалась румянами. Только пудра, подчеркнувшая белизну безупречной кожи, немного помады на губах и подведенные угольком глаза.

Увидев Кларину, все – и гости, и хозяева – склонились в почтительных поклонах. Только светловолосая женщина в кожаной куртке позволила неглубокий наклон головы с прижатой к сердцу ладонью.

– Доброе утро, праны, – произнесла баронесса грудным голосом. – Я рада, что вы откликнулись на мое приглашение. Боюсь, нас ждут нелегкие времена. Всему Аркайлу предстоят тяжелые испытания, и только от нас зависит, сумеет ли держава наша уцелеть в грядущем огне.

– Прошу прощения, прана Кларина, – откашлялся Одоэн альт Ритч. – Смена правителя, конечно, всегда дело нелегкое. Но, клянусь Вседержителем, у герцога Лазаля есть законный наследник, которого все мы давно знаем…

Смешок Деррика альт Горрана, больше похожий на горький всхлип, прервал его.

– Видите, пран Одоэн, не все, здесь собравшиеся, разделяют ваше безоблачное настроение, – сказала баронесса. – Пран Деррик, вы поясните моим уважаемым гостям суть ожидающей всех нас ловушки?

Гвардеец открыл рот. Закрыл. Снова попытался что-то сказать, но только судорожно вздохнул и махнул рукой.

– Жаль… – покачала головой Кларина. – Мне бы не хотелось, чтобы все, что вы узнаете, исходило от меня. Чтобы избежать, если можно так сказать, однобокого представления сведений… Но, видимо, праны, мне придется взять всю тяжесть на свои хрупкие женские плечи.

Коэл легонько покачал головой, справедливо полагая, что уж кто-кто, а баронесса из Дома Сапфирного Солнца способна выдержать груз тревог поболее иного мужчины. И заварить кашу такую, что никому из них и не снилась. Его не отпускало стойкое ощущение, что он оказался втравленным в авантюру, весьма дурно попахивающую.

– Итак, благородные праны… – Баронесса обвела собравшихся цепким взглядом синих очей. – С болью в душе вынуждена признаться, что…

– Позвольте мне рассказать, ваша милость? – неожиданно вмешалась светловолосая женщина. Она говорила с отчетливым браккарским произношением. – Мне кажется, я сумею изложить события беспристрастно, как подданная короля иной державы.

– Да? – Кларина еще раз посмотрела на каждого из собравшихся аркайлцев, как показалось Коэлу, проникая в самые потаенные уголки души. – Хорошо, прана Дар-Вилла. Позвольте представить вам нашу гостью из далекой Браккары. Прана Дар-Вилла тер Нериза из Дома Алой Звезды. Сухопутный капитан.

Насколько знал альт Террил, островитяне называли «сухопутными капитанами» дворян, достаток которых не позволял снарядить боевую каракку и содержать команду, но достаточно именитых, чтобы не наниматься на службу «морским капитанам». Они могли служить и служили королю по мере сил. В портах, в посольствах, в таможнях… Хотя слишком часто оказывались шпионами.

Браккарка вышла на середину. Двигалась она с прирожденной грацией морского народа, каждый из которых способен карабкаться по вантам в шторм и пробежать до самого нока рея, не придерживаясь руками. Слегка поклонилась.

– Почтенные праны. Хотела бы я сказать, что рада видеть вас, но событие, собравшее нас всех здесь, слишком трагично, чтобы выказывать светлые чувства. Не буду тянуть заклинивший шкот, а скажу сразу горькую правду. Его светлость, герцог Гворр, найден этой ночью мертвым.

Большинство мужчин не сдержали удивленных возгласов. Кто-то охнул, кто-то крякнул, кто-то сдавленно застонал. Сохранили невозмутимость лишь Одоэн альт Ритч и отец Кларины. Да и то последний, скорее всего, сдержался лишь потому, что слышал страшную новость заранее. Деррик из Дома Лазоревого Кота сжал пальцами виски. Герд альт Вагез огляделся по сторонам, словно ища поддержки у старших соотечественников.

– Как это произошло? – спросил Рухан альт Дэббор.

– Он найден на улице Единорога с кинжалом в груди. Уже остывший.

– Подробности?

– Какие подробности? Крови натекло много. Следовательно, убили его прямо там. Тем паче не найдено ни следов, ни капелек крови, которые могли бы указывать, что смертельно раненного правителя принесли или привели откуда-то. Но, с другой стороны, пран Лазаль был без плаща. Следовательно, он мог его где-то снять. Вопрос: где? Люди Гвена альт Раста обыскивают близлежащие улицы, переулки и подворотни. Кое-то настаивает, чтобы провести обыск в домах.

– Чем это поможет? – удивился Бриан альт Нарт. – Плащ могли уже десять раз сжечь в камине.

– Обыск жилищ благородных пранов – нарушение всех установлений и традиций! – покачал головой Одоэн. – Может вспыхнуть возмущение. Пран Деррик! Кажется, ваш особняк стоит на перекрестке Улицы Единорога и Победы при Вальде?

– Именно так.

– И вы готовы впустить к себе ищеек альт Раста?

– Если бы приказал мой герцог, я бы подчинился. – Ладонь Деррика альт Горрана легла на рукоять шпаги.

– Но герцог мертв, пран, поэтому вы не подчинитесь? – вкрадчиво произнесла Дар-Вилла.

– Если будет коронован новый. Лишь тогда. Головорезы альт Раста мне не указ!

– Я так и думала, – кивнула браккарка. – Законное требование дворянина из старинного рода. Отвечу вам, пран Бриан. Искать плащ никто и не собирался. Ищут кинжал его светлости. Ножны оказались пусты. А кинжал, вонзенный в сердце герцога, тоже принадлежит не ему.

– А почему герцог Гворр бродил по улицам без охраны? – вслух удивился Коэл.

Все головы одновременно повернулись к нему.

– Его светлость в последнее время словно с цепи сорвался, – сказала Кларина. – Он не пропускал ни единой юбки. Дворянки, мещанки… Хвала Вседержителю, до служанок и девиц из трущоб еще не опустился. Очевидно, на улицу Единорога его привели очередные ночные похождения.

– Вот как… Подумать только, всего полтора года я не при дворе, а как все изменилось. Что говорил по этому поводу герцог Лазаль?

– Отец и сын почти не разговаривали. Старались не встречаться. Его светлость Лазаль считал поведение наследника порочащим честь Дома Черного Единорога. А Гворр всем рассказывал, что устал ждать, когда же корона ляжет на его голову, и изнывает от скуки, пытаясь таким образом хотя бы чуть-чуть погасить ее.

– Герцогиня? Прана Леаха, я хочу сказать. Почему она не вмешивалась?

– Пыталась. Но что она могла противопоставить, кроме увещеваний? После третьих родов прана Леаха очень сильно располнела и утратила былую красоту. Она даже передвигалась по замку с трудом, не посещая ни балов, ни каких-то иных увеселений. Таким образом, герцог Гворр пользовался полной свободой.

«Ну, вам виднее, баронесса», – хотел сказать Коэл, но благоразумно промолчал.

– Но, быть может, стоит поискать новую подружку прана Гворра? – вместо этого сказал он. – Вдруг она сумеет пролить свет на события этой ночи?

– Полагаю, люди альт Раста уже ищут ее, – вмешался Деррик.

– Да уж, – пожал плечами Коэл. – Дело запутанное.

– Как снасти после бури, – согласилась Дар-Вилла. – Но поговорить мы хотели не об этом.

– Я, кажется, догадываюсь о чем, – проговорил старик Одоэн. – Дом Черного Единорога остался без наследника, так ведь?

После его слов по собравшимся прокатился негромкий ропот. Глава Дома Карминного Меча высказал истину, о которой старались не упоминать вот уже много лет. У прана Гворра было трое детей. Старший сын, Айден, слабоумный с малолетства. Будучи уже двадцатитрехлетним мужчиной, он по-прежнему скакал по коридорам и залам герцогского замка на палочке, украшенной сзади мочальным хвостом, а спереди – раскрашенной конской головой из липы, и обходился двумя-тремя дюжинами слов. Младший, Гедвик, умер семь лет назад от кровавого поноса. Единственная дочь, Мариза, не так давно вышла замуж за наследника Дома Серебряного Барса. Теперь, со смертью Гворра, должны короновать Айдена, но правитель из него что пушечное ядро из конского навоза. Значит, потребуется регент. На это тепленькое местечко, скорее всего, будет претендовать кто-то из братьев герцогини Леахи – либо барон Шэн, либо барон Льюк из Дома Охряного Змея. Но, очень может быть, Дом Серебряного Барса вспомнит давно забытые претензии на престол и потребует признания наследницей герцога Маризы. Такие прецеденты случались в истории двенадцати держав, хотя и нечасто. Жена правила вслед за умершим или погибшим мужем, а передавали власть дочери, признав недееспособным сына-наследника в исключительных случаях. Каждый раз вопрос рассматривался на епископском соборе и вызывал бурные, продолжительные споры. Вот, кстати, в данном случае Леаху сделать герцогиней не могли.

Пран Гворр, которого все в Аркайле, как нечто само собой разумеющееся, величали герцогом, не успел возложить серебряную корону на чело и не был помазан на правление архиепископом Аркайла, его высокопреосвященством Гурвиком. То есть на самом деле гулящий пран по-прежнему пребывал в статусе наследника. Таким образом Аркайл волей-неволей ждала смена правящего Дома. Даже если Церковь признает права на престол слабоумного Айдена, властью он обладать не будет, а через десяток лет въедливые дяди из Дома Охряного Змея найдут способ, как управлять державой без пускающего слюни племянника. Если же епископы сделают правительницей его сестру, то власть, по сути дела, перейдет к Дому Серебряного Барса, из чьих когтей ее потом не выцарапать никакими силами.

Печально, но не смертельно для большинства младших Домов, к которым принадлежали собравшиеся у Кларины дворяне. Никому из них пробиться к вершинам не светило в силу малочисленности Домов и растраченной еще благородными предками казны. Кто-то из них, возможно, постарается поймать рыбешку в мутной воде, а для кого-то рыбалка, так станется, будет удачной. Коэл не любил придворные интриги, но мог просчитывать действия возможных соперников на несколько ходов вперед, как в шашках. Он даже догадывался, почему их пригласила баронесса. Потерять одного любовника, а следом и другого – тяжелый удар для женщины, привыкшей числить себя в фаворитках. Только что она хочет им предложить? Сплотиться перед лицом неведомой опасности?

И что здесь делает браккарка?

Пран альт Террил не испытывал к островитянам такой жгучей всепоглощающей ненависти, как Ланс, но годы, проведенные в непосредственной близости от герцога, приучили его не доверять им. Уроженцы Браккары если и появлялись на материке, то исключительно для того, чтобы плести интриги, искать выгоды, сталкивать лбами правителей и в конечном счете обогащаться и укреплять собственную власть. Никогда браккарцы не помогали от чистого сердца, даже если на первый взгляд так казалось. В народе даже говорили: видишь щедрого островитянина остановись и подумай, где он может тебя обмануть.

– Род герцога Лазаля без наследника не останется, – громко заявила Кларина, выпрямив спину и с вызовом глядя на мужчин. – Прошу вас, батюшка.

Пран Клеан сунул руку за пазуху, извлекая оттуда сложенный вчетверо пергамент, скорее всего, письмо. Подержал его таким образом, чтобы все дворяне могли удостовериться – на капле красного воска четко оттиснута печать герцога: вставший на дыбы единорог бил копытами перед собой, развевались пышные грива и хвост.

– Призываю вас всех, благородные праны, в свидетели. Эта печать цела и будет сломана лишь сейчас, в вашем присутствии. – С этими словами он поддел ногтем край восковой лепешки.

– В этом письме содержится признание герцога Лазаля. Сын, рожденный мною, зачат его светлостью. – Кларина чуть прищурилась, отвердели скулы, но голос баронессы не дрогнул. – Тот, кто посчитает нужным, сможет прочесть письмо. Думаю, почерк его светлости, ныне покойного, знаком большинству присутствующих здесь, а его подпись – всем без исключения.

«Вот это да! – подумал Коэл. – Это называется – «раз, два – и в дамки». Извлекать выгоду из того, что другая женщина сочла бы несмываемым позором, – одно из первейших умений баронессы».

– В этом письме… – продолжил за дочерью пран Клеан слегка хриплым, по всей видимости, от волнения голосом. – В этом письме герцог Лазаль признает моего четырехмесячного внука законным наследником Аркайла. Кроме того, его светлость крайне резко высказывается о душевных качествах своего сына, прана Гворра, о его образе жизни и способностях к правлению державой.

– А почему вы не показали письмо архиепископу? – едко осведомился один из братьев с вышитым шелком изумрудным зайцем на дублете. – Хотите довести до междоусобицы?

– Вот потому и не показала, что не хочу, – твердо ответила Кларина. – Сейчас у Дома Сапфирного Солнца недостает сил открыто противостоять великим Домам. Тем более нескольким сразу. Моего сына захотят оттеснить, и прежде всего Охряной Змей и Серебряный Барс. Надеюсь, никто не оспорит мои предположения, переходящие в уверенность? – Таковых не оказалось, как заметил Коэл, радуясь втайне, что его рассуждения не отличаются от выводов баронессы. – Да и Черный Единорог, в лице праны Леахи, будет противиться новому наследнику. Огласка пока что вредна.

– Тогда для чего нас всех здесь собрали? – продолжал расспрашивать на правах старшего по возрасту пран Одоэн. – Похвастаться? Озадачить? Или все-таки что-то предложить, как мне кажется?

– Предложить прежде всего дружбу, – сказала Кларина. – Малым Домам, чтобы выжить в предстоящей борьбе, нужно держаться друг друга.

– Дружба – понятие воздушное, – проворчал Рухан альт Дэббор. – Дружбой сыт не будешь.

– Я понимаю. – Баронесса улыбнулась уголками губ. – Мой выбор не был случайным, благородные праны. Вас здесь пятнадцать. Пятнадцать отважных сердец, пятнадцать холодных голов, пятнадцать острых шпаг. Все вы известны как отличные бойцы – хладнокровные, рассудительные и неустрашимые. – Коэл невольно ощутил зашевелившееся в душе тщеславие, хотя и постарался сохранить каменное выражение лица в отличие от расплывшегося, как довольный кот, Бриана альт Нарта. – И все вы тем или иным образом пострадали от герцога Лазаля и его сына. К примеру, пран альт Террил, прослужив верой и правдой восемь лет капитаном стражи, оказался едва ли не выброшенным на улицу. А все почему? Просто не смог арестовать друга, который дрался на дуэли потому, что поступаться честью не в правилах мужчин Дома Багряной Розы. Или пран альт Вагез, угодивший в застенок только лишь за то, что вызвал на поединок внучатого племянника герцога Лазаля… Или праны Мойз и Бранг альт Браган из Дома Изумрудного Зайца. Старинный имущественный спор их Дома с Домом Охряного Змея был разрешен герцогским судом не в их пользу. Как вы думаете почему, благородные праны? Или пран Бриан альт Нарт…

– Моя обида не стоит того, чтобы о ней вспоминали, – пробасил верзила. – Ну, побуянил немножко в «Гусиной шейке», с кем не бывает?

– И верно, с кем не бывает, – кивнул пран Одоэн. – Кто не совершал необдуманных поступков? Только тот, кто не был молод.

– Я должна заметить, что возмущена притязаниями Дома Черного Единорога на часть ваших земель, пран Одоэн, и восхищена той твердостью, с которой вы отстаиваете свои права.

Седой боец с достоинством кивнул. Коэл отлично знал о его беде. Дом Карминного Меча вот уже сто лет спорил с Домом Черного Единорога из-за двух заливных лугов в пойме Даены. Ходили всякие слухи. И о том, что эти лужки были пожалованы одному из альт Ритчей за честную службу, да вот дарственная где-то затерялась в замке дворян, не уделяющих внимания грамоте. И о том, что луга были захвачены самовольно, под шумок во время очередной войны с Кевиналом. Альт Ритчи стояли на своем до смерти, в самых крайних случаях требуя Божьего Суда. Дом Черного Единорога сопротивлялся и выдвигал требования вяло, будто у бедного родственника пытался отнять зимой позаимствованный теплый плащ. Вроде бы и неудобно требовать особо уж рьяно, но самому очень надо – холодно… Благодаря вялотекущей борьбе пран Одоэн стал известен в широких кругах, как вольнодумец и человек чести, который не боится открыто выступать против правителей. Так же несколько дворян, угодивших на собрание в особняк баронессы, не преуспели на воинской службе, причем по совершенно разным причинам – от пьянства до личной неприязни к военачальникам из высоких Домов.

«А вот что здесь делает гвардеец? – размышлял Коэл. – Деррик вполне успешный молодой человек. Тридцати лет еще нет, а он уже лейтенант гвардии. Бедностью Дом не отличается, Лазоревый Кот не ссорился ни с кем лет уже пятьдесят. Молодая жена… Постойте-ка! Может, здесь и кроется разгадка? Молодая жена, особняк на углу улиц Единорога и Победы при Вальде. Да… Рассказать бы Лансу при встрече, о ком он мечтает вот уже полтора года, чей образ видит и днем и ночью…»

– Мой замысел прост, – продолжала меж тем баронесса. – Сейчас мы не сможем открыто выступить против высоких Домов. Если попытаемся добиться правды у Церкви, то нарвемся на очень жесткий отпор. Пусть епископы не смогут погрешить против истины, но у Охряного Змея или Серебряного Барса достанет сил и средств устроить пропажу письма. А то и пропажу законного наследника…

– Прошу прощения, прана Кларина, – снова заскрипел, как плохо смазанное колесо, Одоэн. – Я по-стариковски… Позволите?

– Я думаю, что столь почтенный пран, как вы, не допустит бестактного вопроса.

– Ну, тогда я напрямик спрошу, как привык. Ваш сын, прана Кларина, как ни крути, а все равно бастард. Прижили вы его с герцогом Лазалем при живом муже. Даже письменное признание его светлости не делает младенца прямым наследником. Епископ Гурвик очень щепетилен в таких вопросах. Разбирательство будет долгим. И даже если они согласятся с тем, что малыш – сын Лазаля, то бастард все равно по праву престолонаследия стоит не только после наследников мужеского полу, но и девичьего. Вы же не предлагаете нам порешить Айдена, а следом за ним и Маризу?

– Конечно, не предлагаю. Я же не детоубийца… Хотя дети Гворра достаточно взрослые. Если вы помните, пран Одоэн, его светлость овдовел лет семнадцать назад. Верно?

– Верно.

– Мой супруг так же отправился в Горние Сады к Вседержителю еще до адвент.

– Мы знаем и об этом.

– Но вы не знаете о том, что мы с его светлостью собирались сочетаться браком. Я – вдова и он – вдовец. Мы не нарушали ни единого закона, ни божеского, ни человеческого. Сын мой должен был родиться в браке. Тогда его с легкостью признали бы наследником. К несчастью, – голос баронессы задрожал, на реснице появилась слезинка, сверкающая, как бриллиант, – тяжелая болезнь его светлости не давала нам возможности обратиться к священникам. Вы же помните, как у него болели суставы, сердце, почки. Какая из этих хворей довела его светлость до могилы?

«А кроме того, он не узнавал близких родственников и самых верных слуг, – мысленно добавил Коэл. – Забывал, что хочет сказать, забывал, что недавно поел и требовал накрывать стол, заговаривался… В общем, жених завидный. Не удивлюсь, если он и обещал Кларине повести ее под венец, и даже не один раз. Но почти уверен, что всякий раз забывал о своих словах, едва они срывались со старческих синюшных губ».

Последние полгода жизни Лазаль был очень плох. Хотя Коэл не видел, как стремительно развивались болезни его светлости, но слышал рассказы от знакомых, которым доверял. Старые болезни взыграли с новой силой, только если раньше его светлость сохранял трезвый рассудок и твердую память, то в последние несколько месяцев жизни утратил их. С одной стороны, такая прожженная интриганка, как баронесса Кларина, не могла не воспользоваться забывчивостью герцога. В том состоянии он мог признать своими половину мальчишек, рожденных в припортовых кварталах. Но, с другой стороны, она не приняла в расчет, что человек, страдающий провалами памяти, движется по жизни легко и непринужденно. Ни сложных рассуждений, ни мучительных сомнений. Надо пообещать жениться? Пожалуйста! И буду обещать столько раз, сколько надо. Главное, что все совершенно искренне, без лжи и фальши.

Таким образом, альт Террил подобрался вплотную к самому главному вопросу. Даже к двум, имеющим общий корень. Были смерти герцога Лазаля и барона, супруга Кларины, естественными? Да, оба далеко не молодые, оба страдали от множества болезней, но почему так быстро, так вовремя, можно сказать? Коэл уже начинал жалеть, что необдуманно согласился на приглашение баронессы. Оказаться втянутым в заговор с убийствами, свержением законного, каким бы слабоумным он ни был, наследника…

И еще.

Каким все-таки боком здесь замешана Браккара?

И тут же Коэл ощутил на себе взгляд серых глаз Дар-Виллы. Взгляд твердый и чуть насмешливый, взгляд явного превосходства.

– Таким образом, – говорила тем временем Кларина, – мы с его светлостью не успели заключить законный брак перед лицом Вседержителя и всего Аркайла. Именно поэтому я теперь прибегаю к вашей помощи, благородные праны. Должна заметить, речь идет не о заговоре, а о восстановлении справедливости. Просто какое-то время нам придется действовать тайно, не выказывая всех целей и замыслов. Смею заверить всех собравшихся, что в случае успеха каждый получит награду по совести. Земли, должности, золото. Хотя, насколько я знаю, большинство из вас предпочтет верную службу на благо Аркайла. Ведь я имею дело с истинными патриотами своей державы.

«И с браккаркой, играющей, как и все островитяне, в собственную игру», – добавил Коэл.

– А в случае неуспеха? – спросил въедливый Одоэн. – Прошу понять меня правильно. Я-то старик, но меня окружает молодежь, что и не пожила толком.

– В случае проигрыша, – честно ответила Кларина, – многих из вас ждет опала. Возможно, ссылки, возможно, жизнь в загородном замке. Но у Домов Охряного Змея и Серебряного Барса не будет повода обвинить никого из вас в государственной измене, а следовательно, применить смертную казнь или пожизненное заточение.

– Это как же? – удивился Бриан. – Заговор есть, а измены нет?

– Может быть, хватит торговаться? – неожиданно вспылил гвардеец Деррик. – Дворяне мы или чернь?

И заслужил благодарный взгляд хозяйки дома.

Коэл откашлялся:

– Прошу простить меня, баронесса, и вы, благородные праны. Но я до сих пор не услышал обоснования, почему именно я должен принять лестное и, должен признаться, чрезвычайно увлекательное предложение? Ведь согласитесь, чтобы вступить в борьбу с Домом Черного Единорога, или Охряного Змея, или Сербряного Барса, я должен получить более весомые доводы, чем обещание какой-то должности на службе новому герцогу, вернее, регентше… Не так ли, прана Кларина? Я уже служил трону Аркайла, долго и, как мне кажется, безупречно. Может, я устал? Может, я больше не хочу на государственную службу? И еще… – Альт Террил вздохнул, собрался с духом и задал мучивший его вопрос: – Каким образом причастна к нашему – будем называть вещи своими именами – заговору Браккара?

Дворяне заволновались, зашумели. Коэл поймал исполненный ненависти взгляд от юнца из Дома Сапфирного Солнца, оценивающий от Рухана альт Дэбора и заинтересованный от Дар-Виллы тер Нериза.

Прежде чем Кларина открыла рот, заговорила браккарка:

– Позвольте мне ответить на последний вопрос. Раз он касается лично меня и ставит под сомнение бескорыстность моего участия в сегодняшнем собрании.

– Вы уж простите нас, благородная прана, – заметил Одоэн. – Мы-то сейчас в мире и дружбе с Браккарой, но старики, такие как я, еще помнят, что и войны между нашими державами случались часто. И все знают, это я вам, молодежь, по-стариковски скажу, что браккарцы ничего без выгоды не делают. Так уж сложилось. Не обижайтесь, благородная прана. Кевиналец пьет вино и играет в кости, райхемец не моется и скачет днем и ночью на коне, а браккарец ищет выгоды. Это даже детишки знают, не то что такие старики, как я. Уж простите…

Дар-Вилла улыбнулась, будто услыхала утоненный комплимент.

– Я отвечу. Раз вопрос касается меня и державы, которую я представляю, я отвечу. Все вы знаете, что герцог Лазаль имел предварительные договоренности с его королевским величеством Ак-Орром тер Шейлом. Они затрагивали совместные интересы и преполагали помощь и поддержку, если начнется война с Унсалой. А войной попахивает уже давно и ее запах не напоминает легкий морской бриз – свежесть и соль, а, можно сказать, она воняет, как туша кита, выбросившегося на берег – тухлятиной и мертвечиной. Также всем вам известно, что наследник престола, пран Гворр, еще вчера вечером живой и здоровый, полагал союз с Браккарой против Унсалы, как бы это помягче выразиться, не вполне удачным. В отличие от своего почтенного батюшки пран Гворр считал, что дружба с Унсалой выгоднее для Аркайла. Признаюсь честно, благородные праны, я пребываю в Аркайле с определенной миссией. Моя задача – следить за возможными тайными переговорами унсальцев с наследником Гворром. Покойным ныне. До сегодняшнего дня я успешно с ней справлялась. Теперь же, когда дальнейшая судьба престола Аркайла скрыта туманом, как прибрежные скалы, я решила примкнуть к той политической силе, которая обещает придерживаться курса, взятого покойным герцогом. Только и всего.

– А баронесса Кларина, я полагаю, обещала придерживаться курса герцога Лазаля? – спросил Коэл.

– Да, я обещала, – ответила баронесса. – Не вижу ничего дурного в том, чтобы держава не меняла внешнюю политику, как записная модница меняет кружева на бальном платье.

– Конечно, Браккара в лице посланника не станет вмешиваться во внутренние дела Аркайла, – добавила Дар-Вилла. – А я – сухопутный капитан. Действую тайно. Мне многое позволено из того, что нельзя делать в открытую морскому капитану. Браккара поддержит притязания сына баронессы Кларины в обмен на дальнейшие добросердечные отношения. Поддержит добрым советом, золотом и людьми, которыми я располагаю. Вас удовлетворил ответ? Пран Одоэн? Пран Коэл?

Старик многозначительно помолчал, альт Террил пожал плечами. Нечто подобное он и предполагал. Браккарка наверняка говорила правду. Но не всю. Конечно, она рассчитывает получить гораздо больше выгоды. Возможно, в далекоидущие планы короля Ак-Орра входит…

– Теперь, когда недоверия между нами не осталось, – слова Кларины прервали ход его рассуждений, – позвольте изложить план наших дальнейших шагов. Я намерена обратиться к архиепископу Гурвику накануне Дня Святой Пергитты, то есть уже очень скоро. Тут главное – успеть до коронации слабоумного Айдена, а его до праздника Церковь помазывать не будет, это точно. Ваша помощь, праны, нужна мне, чтобы ослабить высокие Дома до того дня.

– Это как? – удивился один из братьев с гербом «изумрудного зайца».

– Вы же не будете отрицать, благородные праны, что любите звон клинков? Дорожите честью? Не спускаете врагам косого взгляда и неосторожного слова?

– Само собой, ваша милость! – воскликнул Бриан, озираясь с довольным лицом. – А разве может быть иначе?

– Ну, тогда потрудитесь немного для благого дела. Не стесняйтесь, вызывайте на поединок оскорбивших вас. Но пусть все они будут из Домов Охряного Змея, Серебряного Барса и Черного Единорога.

На несколько мгновений воцарилось молчание. Коэл чувствовал закипающее в душе отвращение. Как будто протянул руку, чтобы прикоснуться к розовому бутону, а пальцы коснулись отвратительной осклизлой жабы. Всю свою жизнь он боролся за порядок. Да, на дуэлях изредка дрался – не так часто, как Ланс, но приходилось, особенно в молодости. Но дуэль – вопрос чести. Тебя оскорбили, ты оскорбил… Как устранить разногласие между двумя гордыми пранами, если ни один, ни второй не хотят приносить извинения? Но он никогда не обнажал клинок ради того, чтобы наследник одного Дома обошел наследника из другого Дома в гонке за герцогскую корону. Он служил трону по мере сил, но не выслуживался и не искал выгоды для себя лично. Ожидая, что сейчас поднимется буря возмущения, Коэл уже заготовил фразу, которая позволила бы ему ретироваться, предоставив возможность спорить и ругаться другим. Но неожиданно Деррик альт Горран шагнул вперед, поднося крестовину шпаги к переносице:

– Клянусь омыть свой клинок кровью хотя бы нескольких Черных Единорогов. Поглядим, такая же она у них черная, как и души!

Следом за ним подняли оружие братья из Дома Изумрудного Зайца, потом еще несколько дворян, которых бывший капитан стражи в лицо не знал, а разглядеть герб не мог – шелковые нитки выцвели и обтерлись. Бриан альт Нарт заревел, будто разъяренный зубр, высказывая желание разобраться с недругами из Дома Серебряного Барса.

– Хочу добавить от себя, благородные праны, – хорошо поставленным голосом перекрикивая толпу, вмешался Клеан альт Баррас, отец баронессы. – За каждого убитого на дуэли представителя высоких Домов я выплачу поощрение – полсотни «лошадок». Разумеется, речь идет не о дворне, а об именитых пранах, к тому же совершеннолетних. Если ваш удар шпаги уложит его в койку на месяц, двадцать «лошадок». Если же «барс», «змей» или «единорог» не сможет несколько дней держать оружие, то десяти золотых монет вполне достаточно. Прошу понять меня правильно. Это не плата за убийство, никто вас не нанимает сражаться за деньги. Просто золото поможет вам уладить кое-какие трудности с законом, если таковые возникнут после дуэли.

Пальцы Коэла невольно сжались в кулаки. Какая ничтожная, призрачная грань разделяет благородного дворянина и наемного убийцу! А он еще смел осуждать Ланса, который нанимался служить за деньги к кондотьерам Трагеры и Кевинала. Там-то никто не платил «подушно» в зависимости от того, скольких человек ты отправил к Вседержителю. Хотя альт Террила подмывало бросить в лицо ликующих дворян злые и обидные слова, он прекрасно осознавал, что в меньшинстве и что за неимением под рукой бойцов из Высоких Домов начать сегодня могут с него. Правда, Клеан альт Баррас много не заплатит – «лошадок» пять, не больше, уж слишком низкого полета он, портовый стражник, птица. Поодиночке он не боялся никого из собравшихся. Ну, разве что Рухан альт Дэббор мог противостоять ему на равных. Или Герд альт Вагез… Хотя нет, вряд ли. Этот молод, горяч и, несмотря на несомненное мастерство во владении шпагой, проиграет тактически. Но если они навалятся всем скопом, то надежды уйти живым нет.