355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Кунин » Чокнутые » Текст книги (страница 1)
Чокнутые
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 18:13

Текст книги "Чокнутые"


Автор книги: Владимир Кунин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Чокнутые

киноповесть

Владимир Кунин

В тридцатых годах прошлого столетия в Вене, рядом с собором Cвятого Стефана, существовал польский кабачок «Корчма Краковска».

Было раннее-раннее утро. У входа в еще закрытый кабачок стоял снаряженный к дальнему путешествию фиакр. На козлах дремал кучер.

Внутри кабачка, по обе стороны буфетной стойки, со стаканами в руках стояли Адам Ципровски – шестидесятилетний хозяин «Корчмы Краковской» и сорокалетний Отто Франц фон Герстнер в дорожном костюме. Он прихлебывал вино и говорил Адаму:

– Я отказался от места профессора в Праге, Адам… Я объездил Англию, Швейцарию, Францию, Бельгию и понял, что по-настоящему как инженер я смогу реализовать себя только в России! В стране, где есть спасительное самодержавие, а не наша слюнтяйская западная парламентская система… И если я представлю русскому императору проект железных дорог, соединяющих Черное море с Каспийским, а Балтийское с Белым, – у него голова закружится от счастья! Только в России талантливый иностранец может добиться свободы творчества, славы и денег! Прозит!

Герстнер приподнял стакан.

– Прозит, – Ципровски тоже поднял стакан. – Может быть, вы и правы. Но жить в чужой стране… Я – поляк, проживающий в Австрии. Я десять лет прослужил во французской армии. Я не погиб под Смоленском и умудрился остаться в живых при Бородино. Я восемь лет прожил в русском плену! У меня до сих пор есть одно маленькое дельце в России, с которого я по сей день имею небольшой дивиденд. За тот год, что я занимался с вами русским языком, я очень привязался к вам, и мне было бы жалко…

– Я тоже искренне полюбил вас, Адам. Но в Австрии меня ничто не удерживает. Я ведь даже не австриец Отто Франц фон и так далее. Я чех. Антонин Франтишек.

– Господин Герстнер! По тому, как вы быстро усвоили русский язык, я это понял еще полгода назад. Тем более что я тоже не очень-то Адам Ципровски. Уже если говорить честно, то я скорее Арон Циперович. Но вы же понимаете, в какое время и в какой стране мы живем…

Циперович посмотрел на часы:

– Идемте, мне скоро открывать заведение. И вам пора уже ехать, безумный вы человек…

Хромая, Циперович повел Герстнера к выходу. У фиакра сказал:

– Учтите, Антонин, там вам будет очень нелегко. Россия – страна бесконечных и бесполезных формальностей.

– Не пугайте меня, Арон. Эта поездка должна стать делом всей моей оставшейся жизни. Прощайте!

– Да поможет вам бог, – печально проговорил Арон.

Как только запыленный фиакр Герстнера пересек русскую границу, он тут же некрасиво и неловко заскакал по выбоинам и ухабам. Изящная конструкция экипажа угрожающе трещала при каждом подскоке, и когда потрясенные австрийские лошади встали, произошло маленькое чудо: что-то в фиакре лопнуло с томительным стоном и он, уже стоявший без движения, развалился на мельчайшие части, погребая под своими обломками Герстнера, его багаж и берейтора со щегольским шамберьером!

А из слухового чердачного окна постоялого двора за всем этим наблюдал в подзорную трубу тайный агент Третьего жандармского отделения Тихон Зайцев…

В Петербурге, на Крестовском острове, в загородной резиденции князя Меншикова шло экстренное совещание.

– Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие, – сказал светлейший князь Меншиков собравшимся у него в кабинете князю Воронцову-Дашкову и графам Бутурлину, Татищеву и Потоцкому. – Один из наших компаньонов, тайно сотрудничающий с Третьим отделением…

Тут светлейший углядел, как Воронцов-Дашков поморщился.

Не извольте морщиться, князюшка! И почитайте за благо, что мы сегодня имеем информацию, которая завтра бы могла свалиться нам как снег на голову!.. Так вот, граф Бенкендорф получил шифровку из Вены: к нам едет австрийский инженер Отто Франц фон Герстнер. Он же чех Антонин Франтишек. Без всякого «фон», фамилия та же. Он намерен представить государю проект устройства в России железных дорог и передвижения по оным при помощи паровых машин.

– Кошмар! – Все, кроме Потоцкого, были потрясены сообщением.

– Александр Христофорович, правда, распорядился установить за ним неусыпное наблюдение, но, как вы понимаете, из соображений чисто политических. Мы же со своей стороны…

– А нам-то что? – беззаботно удивился Потоцкий.

– Нам?! – возмутился Меншиков. – Да наше с вами акционерное общество почтовых колясок и дилижансов имеет от извозного промысла более ста миллионов рублей в год! И железные дороги Герстнера попросту лишат нас этого дохода! Это вы можете понять, граф?!

– Если разорятся владельцы постоялых дворов – с кого вы будете получать отчисления? – спросил Бутурлин.

– Боже мой… Погибнут мои конные заводы!.. Овес и сено катастрофически упадут в цене… – вздохнул Воронцов-Дашков.

– Да что там овес! Вылетят в трубу все придорожные питейные заведения! Трезвость станет нормой жизни, и мы только на этом потеряем миллионов пятьдесят!.. – ужаснулся Татищев. – А его величество так падок до всяких новшеств!

– Австрийца нельзя допускать до государя ни в коем случае! – вскричал Татищев.

– Правильно! – сказал светлейший. – Мы должны купить Герстнера. Купить и отправить его с полдороги обратно в Австрию с деньгами, ради которых он наверняка и прибыл в Россию! Это единственный способ сохранить доходы нашего акционерного общества. Так что придется раскошеливаться, господа!

– Я готов. – Потоцкий выложил на стол банкнот.

– Что это? – брезгливо спросил светлейший.

– Сто рублей!

– Щедрость графа не уступает его уму, – заметил Татищев.

– Сто тысяч надо собрать!!! – заорал Меншиков на Потоцкого. – И эти деньги Герстнеру повезете вы, граф! Сегодня же! Сейчас же!.. Вы помчитесь ему навстречу, вручите ему деньги и объявите наши условия! И проследите за его возвращением!..

Застряла пролетка Герстнера в непролазной грязи. Да не одна, десятка полтора – и телеги с грузами, и коляски, и дилижансы… Крики, ругань, ржание лошадей! Где мужик? Где барин?..

По колено в грязи, Герстнеру помогает толкать пролетку молодой человек очень даже приятной наружности.

– Эй, как тебя?!.. Погоняй, сукин кот! Заснул? – кричит он кучеру и командует Герстнеру: – Поднавались!.. Не имею чести…

– Отто Франц Герстнер. Инженер… – задыхается Герстнер.

Молодой человек, по уши в грязи, хрипит от натуги:

– Отставной корнет Кирюхин Родион Иванович.

– Очень приятно… – любезно сипит грязный Герстнер.

Упрямо ползет пролетка по раскисшей колее. А внутри с босыми ногами сидят Герстнер и Родион Иванович – отогреваются при помощи дорожного штофа.

Герстнер распаковал баул, показывает Родиону Ивановичу изображения паровоза Стефенсона, чертежи вагонов, профили железных шин, по которым все это должно двигаться. Родион Иванович в восторге:

– Боже мой! Антон Францевич! Да я всю жизнь мечтал о таком деле! Да я из кожи вылезу!.. Наизнанку вывернусь!.. Это же грандиозная идея!!!

Схватил двумя руками гравюру с паровозом, впился в Герстнера горящим глазом, сказал торжественно, словно присягу принял:

– Вы без меня, Антон Францевич, здесь пропадете. А я клянусъ вам служить верой и правдой во благо России-матушки, для ее процветания и прогресса.

Истово перекрестился и поцеловал гравюру будто икону…

Карета графа Потоцкого с лакеем на запятках катила по дороге.

В карете граф открыл ларец, оглядел толстую пачку ассигнаций в сто тысяч рублей, вынул из ларца добрую треть и спрятал ее в задний карман камзола…

Уютно закопавшись в придорожный стог, Тихон Зайцев проследил за пролеткой Герстнера и Кирюхина в подзорную трубу, вынул бумагу, чернильницу, гусиные перья и стал писать донесение:

«Сикретно, Его сиятельству графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу. Сего дни, апреля девятого числа в екипаж господина Герстнера поместился отставной корнет Кирюхин Родион сын Иванов двадцати шести лет от роду. По части благонадежности упомянутого Кирюхина…»

Герстнер и Родион Иванович обедали в придорожном трактире.

Неподалеку, за угловым столиком, Тихон хлебал щи, слушал.

– Шестнадцатилетний корнет… Мальчишеский восторг! Подъем чувств! – говорил Родион Иванович. – «Души прекрасные порывы…» Долой! Ура!.. «Свобода нас встретит радостно у входа…»

– 0, вы поэт, – вежливо заметил Герстнер.

– Это не я. А как начали вешать за эту «свободу», как погнали в тюрьмы да в Сибирь… До смерти перепугался! Счастье, что меня тогда по малолетству не сослали, не вздернули. И понял я – кого «долой»? Какая «свобода»'? Сиди и не чирикай. Разве в этом государстве можно что-нибудь… Да она тебя, как клопа, по стенке размажет!..

– Ах, Родион Иванович…

– Просто Родик.

– Ах, Родик! Как я вам сочувствую!

Но Родик успокоительно подмигнул ему:

– Отдышался, огляделся… Батюшки! А ведь государство тоже не без слабостей!.. И оказалось, что если эти слабости обратить в свою маленькую пользу – и у нас можно жить очень припеваючи! – Чем же вы сейчас занимаетесь, Родик? – спросил Герстнер. – Путешествую, как видите. Скупаю мертвые души, исключительно для положения в обществе. Чтобы иметь достойное реноме. Изредка в провинции принимают за ревизора… Время от времени представляюсь внебрачным сыном великого полководца Голенищева-Кутузова… Сюжеты из собственной жизни за умеренную плату уступаю многим литераторам. Посредничаю… Но все в пределах правил. В рамках государственных законов, кои необходимо знать досконально!

К трактиру подкатила карета Потоцкого. Граф вышел из кареты, прижимая ларец к толстенькому животику. Навстречу богатому господину выскочил трактирщик. Граф что-то спросил у него. Трактирщик сразу провел его внутрь заведения и указал на столик Герстнера и Родика.

Зайцев насторожился, вытянул шею…

Карета ждала Потоцкого у самых дверей трактира. Лакей услужливо держал дверцу кареты распахнутой.

И тогда раздался голос секретного агента Тихона Зайцева:

– «Секретно. Его высокопревосходительству графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу. Настоящим имею сообщить, что в пути господина Герстнера посетили их сиятельство граф Потоцкий. Имели непродолжительную беседу. В суть оной беседы проникнуть не удалось, кроме как наблюдал проводы их сиятельства…»

С треском распахнулись трактирные двери, и Потоцкий, вместе с ларцом, по воздуху влетел из трактира прямо в собственную карету с такой силой, что пролетел ее насквозь и выпал на проезжий тракт через противоположную дверцу.

Встал, отряхнулся и, как ни в чем не бывало, светски раскланялся с проезжавшей мимо дамой. Потом влез в карету и крикнул:

– Трогай!

В карете граф вытащил из заднего кармана заначку тысяч в тридцать и с великим сожалением вернул ее в ларец…

Дорогу пересекала быстрая неширокая речушка. Через нее было перекинуто некое строение, напоминающее мост. На берегу у моста стоял шалаш. У шалаша человек могучего телосложения доил грязную козу диковатого вида. Рядом лежали два мельничных жернова, соединенные длинным железным ломом.

Но вот гигант услышал скрип колес, чавканье лошадиных копыт, вскрикивание ямщика и сказал козе:

– Вот, Фрося, и наш рупь едет. Надо размяться.

Он встал, присел пару раз, легко выжал над головой чудовищную штангу из жерновов и отхлебнул козьего молока.

Из-за поворота показалась пролетка Герстнера и Родика. У моста ямщик осадил лошадей.

– Что встали? – поинтересовался Родик.

– Дальше никак, барин. Дальше – рупь, – пояснил ямщик и крикнул: – Эй, Федор!

– Чаво?

– Не видишь «чаво»? Это, ваши благородия, Федор. При мосте живет и при [cedilla]м кормится. Потому как без его ни в жисть не проехать.

– Вот уж точно – кошелек или жизнь, – вздохнул Родик.

– Не, барин, ему только рупь нужон, – сказал ямщик.

Герстнер полез было за кошельком, но Родик остановил его:

– У меня для таких дел специально рубль припасен, Антон Францевич. – Вытащил серебряный рубль: – Держи, Голиаф!

Федор поймал рубль, засунул его за щеку, сбросил портки, рубаху и в одних подштанниках полез в воду.

Зашел под мост и принял его на свои могучие плечи.

– Ехай живее! Закочанеешь тут! – крикнул он из-под моста.

Лошади опасливо ступили на неверный настил. Когда пролетка достигла середины моста, Федору пришло в голову проверить рубль на зуб. Он вытащил его изо рта, прикусил и завопил возмущенно:

– Фальшивый!!!

Зашвырнул неправильный рубль далеко в воду и вышел из-под моста.

Мост рухнул, а вместе с ним в воду полетели лошади, повозка, багаж, Отто Франц фон Герстнер, возница и отставной корнет Родион Иванович Кирюхин…

Деревянные обломки моста плыли по реке. Бились в воде лошади. Герстнер уцепился за колесо перевернутой кибитки – колесо вертелось, и Герстнер судорожно перебирал спицы.

Неподалеку вынырнул Родик, захлебываясь, восторженно прокричал:

– Антон Францыч!.. Я вот о чем подумал… Такой человек нам просто необходим!..

Тайный и очень озябший агент Тихон Зайцев сидел за кустом и наблюдал в подзорную трубу за колымагой, на запятках которой была приторочена штанга силача Федора.

Колымага проехала. Тихон отвинтил окуляр у подзорной трубы, налил в него из трубы порцию водки и выпил для согрева. Закусил близвисящим листочком и стал писать донесение:

«Сикретно. Его сиятельству графу Бенкендорфу. Настоящим доношу, что в экипаж господина Герстнера был взят вольноотпущенный крестьянин Федор. Служил в батраках на мельнице. Из-за неуплаты ему заработанных денег побил мельнику лицо, забрал в счет жалованья мельничные жернова и совместно с козой Ефросиньей открыл собственное дело при разрушенном мосте…»

Теперь в колымаге ехали четверо – Герстнер, Родик, Федор и коза Фрося. Коза злобно блеяла и пыталась кого-нибудь укусить.

– Не коза, а стерва какая-то! – в сердцах сказал Родик.

– Не, Родион Иваныч, она вообще-то животная добрая. – Федор мягко погладил Фросю. – Только нервная очень. Шутка ли, два года мы с ей при этом мосте состояли! Поневоле озвереешь. Таперича ей повеселее будет – как вашу железную дорогу соорудим, я сразу же в цирк подамся – «Силовой аттракцион Джакомо Пиранделло»…

– Как?! – поразился Герстнер.

– Джакомо Пиранделло. Это мне один проезжий барин такое звание сочинил. Так, говорит, будет красивше. Я его за это без рубля через мост переправил.

– А коза тебе зачем, Пиранделло? – спросил Родик.

– Козье молоко силу дает, Родион Иваныч. И потом, с ей не скушно. Все-таки живая тварь рядом…

– А Герстнер едет и едет в Петербург! – Князь Меншиков раздраженно передвинул флажок на карте. – По нашим дорогам, в наших экипажах, на наших лошадях! Фантастика!.. Вот и Потоцкий вернулся ни с чем. Спасибо, что деньги привез обратно…

– За кого вы меня принимаете? – возмутился Потоцкий.

– Быть может, не давать Герстнеру лошадей? – спросил Татищев.

– Он иностранец, – возразил Бутурлин. – Или вы хотите, чтобы о нас там говорили черт знает что?

– Боже мой! – вздохнул Воронцов-Дашков. – До каких же пор мы будем вылизывать задницы итальянским тенорам и в пояс кланяться заезжим немецким парикмахерам? Откуда же в нас это отвратительное, унизительное, отнюдь не русское качество?! Все боимся, что про нас «там» кто-то что-то скажет! Ну нельзя так, господа! Ну побольше к себе уважения…

– И в кнуты его!!! – закричал Потоцкий. – Да так, чтобы живого места не осталось!..

– Вы, граф, в своем уме? – спросил его Бутурлин.

Но светлей ший отреагировал несколько иначе:

– А что? Не грех басурмана и попугать. А может быть, и поучить слегка. Для острастки. И по всему пути его следования распорядиться – лошадей не давать. Глядишь, безлошадный да пуганый – и повернет обратно! Неплохо, неплохо…

Катила наша колымага сквозь лес по проселку, и вдруг прямо перед лошадиными мордами рухнуло огромное дерево и перегородило дорогу. С криком и улюлюканьем выбежали десятка два мужиков с бандитскими мордами. У каждого за поясом ямщицкий кнут, в руках вилы, колья…

– А ну, вылазь, сучье племя! – закричал главарь.

Из кареты вылезли Родик, Герстнер и Пиранделло с козой.

– Который? – спросил главарь у ямщика.

Тот предательски показал на Герстнера и усмехнулся.

Родик мгновенно выхватил из-под камзола два пистолета:

– Назад!!!

Толпа испуганно попятилась. Главарь сказал Родику:

– Мы тебя, барин, не тронем. Нам немец нужен.

– Я не немец, – возразил Герстнер. – Я австрийский чех…

Нам без разницы. Нам тебя велено поучить и попугать, чтобы ты у нас дороги из железа не делал, а вертался бы к себе обратно.

– Один шаг – и стреляю!.. – звонко прокричал Родик.

– Как вам не стыдно, Родик! – строго сказал Герстнер. – Ни одну из самых светлых идей нельзя утверждать силой оружия…

Он встал на подножку кареты и, широко улыбаясь, начал:

– Дорогие друзья! Железные дороги – это спасение от расстояний! Железные дороги – это развитие торговли и рост благосостояния народа!.. А перевозка пассажиров по железной дороге – есть самое демократическое учреждение, какое только можно придумать для преобразования государства!..

Но тут главарь банды поднял большую лесную лягушку и запустил ее в физиономию Герстнера. Инженер растерянно замолчал.

– Мерзавец!!! – Родик вскинул пистолет.

– Стой, стой, Родион Иваныч! – испугался Пиранделло. – Опусти пистолет, Христом богом молю! Неровен час выстрелит. Грех на душу…

Он передал поводок Герстнеру и сказал:

– Держи Фросю крепче, Антон Францыч. А то она их всех порвет.

Подошел к главарю, за спиной которого теснилась вся банда.

– Чего балуешь?

– А те чо? – Главарь легонько пихнул Федора в грудь.

– А ничо. – Федор тоже его пихнул.

– А ты кто такой? – И главарь пихнул Федора посильнее.

– Я? – Федор на секунду задумался. – Я – Пиранделло!

Банда оскорбительно захохотала. Главарь усмехнулся:

– Кто-о-о?!.. – И снова пихнул Федора в грудь.

– Пиранделло я!!! – обиженно крикнул Федор и так пихнул главаря, что тот отлетел на несколько метров, врезался в свою банду и свалил на землю всех до единого.

Федор вышел на дорогу, легко поднял огромное дерево и понес его к обочине. Но в это время банда уже очухалась и бросилась на него, вздымая колья и вилы.

Держа в руках пятисаженное дерево в обхват толщиной, Федор просто повернулся вокруг своей оси и этим деревом шарахнул банду так, что вся она с воем улетела в придорожный лесок. А главарь оказался висящим на ближайшей березе. И шапка главаря упала с его головы на землю.

Тут Герстнер не сдержал Фросю, и та со злобным кобелиным лаем бросилась вслед за бандой…

Со штангой на запятках колымага ехала вдоль берега небольшого озерца. Вместо сбежавшего кучера лошадьми теперь правил Пиранделло. Рядом на облучке сидела коза Фрося в трофейной шапке главаря.

С дерева, висящего прямо над озером, за колымагой следил Тихон Зайцев. Когда колымага проехала под ним, Тихон засуетился, ветка, на которой он сидел, обломилась, и тайный агент с воплем ужаса полетел в воду.

– Помогите!.. – услышал Пиранделло и резко осадил лошадей.

Родик и Герстнер тревожно выпрыгнули из колымаги…

В ожидании лошадей они сидели на постоялом дворе и отпаивали горячим козьим молоком мокрого, дрожащего, закутанного в клетчатый плед Тихона Зайцева.

– Как же это ты, секретный агент тайной полиции, плавать не умеешь? – спросил Родик.

– Да когда было плавать-то учиться, ваше благородие Родион Иванович? Ведь все пишем да следим, следим да пишем… – шмыгал носом Тихон.

– Господи! – поразился Родион. – Я же всю жизнь считал, что тайный агент Третьего жандармского отделения и плавает как рыба, и стреляет, как Робин Гуд! Из пистолета – бац! И с сорока шагов – белке в глаз!..

Зайцев горестно махнул рукой:

– Да я с пяти шагов слону в задницу не попаду…

– Дай-ко я тебе еще молочка подолью горячего, – жалостливо сказал Пиранделло. – Козье молоко от всех напастей!

Мимо пробежал станционный смотритель, покосился лукаво.

– Как с лошадьми, любезный? – спросил его Родик.

– Лошадей нет, извиняюсь, и не предвидится, ваше благородие.

– Черт знает что… – пробормотал Родик и спросил у Тихона: – А документ у тебя какой-нибудь есть?

– А как же! – Тихон нашарил нагрудный кожаный мешочек, вытащил подмоченную бумаженцию. – А то случись чего!..

Родик прочитал документ, на секунду задумался и сказал:

– Вот что, Тиша. Поедешь с нами. Харчи наши, жалованье казенное. Доносы тебе поможем писать. А сейчас…

И крикнул станционному смотрителю:

– Эй, любезнейший! Быстро четверку лучших лошадей тайному агенту Третьего отделения собственной его величества канцелярии! Покажи ему документ, Тихон. Покажи, покажи!..

Запряженная четверкой лошадей, ехала вместительная карета с огромной штангой на запятках.

Теперь в карете сидели пятеро – Герстнер, Родик, Пиранделло, коза и Тихон Зайцев. Все работали: Герстнер делал пометки на грифельной доске, Родик отмечал проезжаемые места на карте, Пиранделло вычесывал Фросю, Зайцев писал очередное донесение Бенкендорфу.

– Дальше как, Родион Иванович?.. – спросил Тихон и показал уже написанное.

– Не «сикретно», а «секретно», грамотей. А дальше так: «С величайшими опасностями и риском для жизни мне удалось внедриться в наблюдаемую группу». Написал? Точка. Теперь проси жалованье за истекшие полгода и подписывайся: «Агент ноль, ноль, ноль, семь». Или «восемь»? А, Тихон? Как там у вас это делается?

– Нет. Я обычно пишу: «Преданный Отечеству и вашему высокопревосходительству Тихон Зайцев».

– Очень хорошо! Вот так и пиши. Не меняй стиль.

Перед самым Петербургом карета наших героев попала в плотный туман. Тревожно блеяла Фрося, бестолково суетились вокруг кареты путешественники, отчаянно причитал возница:

– Ой, беда-то… Помоги, сохрани и выведи, Господи!..

И вдруг совсем рядом в тумане возникло некое странное свечение в человеческий рост с неясными очертаниями. И насмешливый девичий голос проговорил:

– По таким пустякам – и сразу к самому Господу?

Все замерли. Свечение растаяло, и на его месте возникла прелестная девушка лет восемнадцати!

– Что это вы так приуныли? – улыбнулась она.

– Заблудились… – хрипло сказал Пиранделло.

– Эка важность! – Девушка что-го пошептала лошадям, погладила их и крикнула путникам: – Садитесь!

Она сразу же уютно устроилась в карете и приказала вознице:

– Погоняй!..

Лошади легко понесли карету в сплошной белой мгле. Фрося положила голову девушке на колени и блаженно прикрыла глаза.

– Батюшки!.. Она же никого к себе не подпускала! – перекрестился Пиранделло.

– Ура! – заорал возница. – На большак вылезли!!!

Герстнер церемонно снял шляпу. Девушка предупредила вопрос:

– Меня зовут Мария.

– Местная? – сразу попытался уточнить Зайцев.

– Это как посмотреть, – рассмеялась Мария.

Родион Иванович увидел, как Мария зябко передернула плечами.

– Озябла, Машенька?

– Ага. Ждала вас долго.

Пиранделло тут же сбросил с плеч кафтан, набросил его на девушку… Зайцев поспешно вытащил свою подзорную трубу, отвинтил окуляр, налил в него из трубы водки, проворковал:

– На-ко хлебни, Манечка…

Не чинясь, Маша выпила и пустила трубу по кругу. Когда очередь дошла до Герстнера, тот с инженерным интересом осмотрел трубу:

– Как же вы смотрите через водку, Тихон?

– А через ее завсегда лучше видно, Антон Францыч.

– Какой талантливый народ! – Герстнер выпил, передал трубу Родику. Тот налил себе в окуляр:

– Твое здоровье, Машенька. Тебя нам словно Бог послал…

– Вообще-то так оно и было, – весела ответила Маша.

Родик выпил и, потрясенно глядя на Машу, проговорил:

– Да, есть еще женщины в русских селеньях…

В Петербурге у отеля «Кулон» Родик руководил разгрузкой экипажа. Зайцев стоял на крыше кареты, сверху подавал багаж. Фрося охраняла поклажу

– бросалась на каждого проходящего.

– Жить будем здесь – каждому по комнатке. Штаб назначаю в апартаментах Антона Францевича. До утверждения проекта – никаких увольнений!

– Родик, я готов поверить в то, что вы действительно внук фельдмаршала Кутузова! – восхитился Герстнер.

– Нет, Антон Францевич, это легенда для провинциалов.

– А ежели мне отлучиться потребуется? – сверху спросил Зайцев.

– Считай себя мобилизованным, а посему на казарменном положении, – жестко отрезал Родик.

– Исхитряйся как-нибудь. На то ты и тайный агент, – усмехнулся Пиранделло.

– Ты еще мне будешь указывать!.. – обиделся Тихон.

– Не ссорьтесь, друзья мои, – сказал Герстнер. – Мы с вами начинаем грандиозное дело. И жить должны в мире и согласии.

– И в любви к ближнему, – добавила Маша и каждого одарила таким ласковым взглядом, что Пиранделло, не рассчитав собственных сил, резко рванул свою штангу с запяток.

Освободившись от гигантской тяжести, задние рессоры кареты мгновенно выпрямились, и карета скатапультировала тайного агента на балкон второго этажа, где Тихон и повис на руках в пяти метрах от земли.

– Вы куда, Тихон? – удивился Герстнер.

– Не балуй, – сказал Пиранделло.

Тихон в тоске смотрел вниз и скулил от ужаса.

– Отпусти руки, Тиша, не бойся, – ласково сказала ему Маша. – Отпусти. Я жду тебя…

Тихон разжал пальцы и под напряженным взглядом Маши опустился на землю. У всех рты раскрылись от изумления!

– Что надо сказать, Тихон? – спросила Маша.

– Слава те Господи… – еле выдавил из себя Зайцев.

– Правильно, – похвалила его Маша и спросила у Родика: – Что дальше делать, Родион Иванович?

На Крестовском острове у Меншикова рядом с дворцом была устроена купальня-бассейн с подогревом воды. Рядом – стол с самоваром, два кресла и лакей с полотенцами.

Светлейший плавал на спине, граф Потоцкий – по-собачьи. Потоцкий тихо информировал светлейшего:

– …Уйма рекомендательных писем и, конечно, последние донесения внедрившегося к ним агента сделали свое дело…

– То, что он добился приема у Бенкендорфа – полбеды. Беда, если Александр Христофорович представит его государю, – сказал Меншиков.

– А что, если… – и Потоцкий осекся.

– Говори, говори. Ум хорошо, а полтора лучше.

– А что, если преподнести Бенкендорфу ту шкатулочку…

Светлейший едва не утонул. Отплевался и заорал на Потоцкого:

– В Сибирь захотел?!.. В рудники? И нас всех в кандалы!.. Кому «шкатулочку»?! Второму человеку после царя?!.. Неподкупному Бенкендорфу?!.. Надо же додуматься!!!

Шеф корпуса жандармов граф Бенкендорф принимал у себя господина Герстнера и светски болтал с ним по-немецки:

– Я слышал, что за короткое время пребывания в России вы сумели даже создать круг единомышленников?

– Это прекрасные люди, ваше сиятельство! Истинные патриоты своего отечества. Моя благодарность им просто не знает границ! И мне очень хотелось бы…

Лучезарно улыбаясь, Бенкендорф встал. Вскочил и Герстнер.

– Превосходно! – вежливо перебил его Бенкендорф. – Всегда приятно услышать о соотечественниках добрые слова. Благоволите оставить мне вашу записку о выгодах построения железных дорог в России, и коль скоро я сочту это дело полезным – сразу же представлю его на высочайшее рассмотрение.

– Ваше сиятельство, я пребываю в неведении еще многих законов государства Российского и поэтому позволю себе спросить: почему сугубо гражданский инженерный проект вызывает такой интерес именно вашего ведомства?

Бенкендорф широко и светски улыбнулся:

– Ах, господин Герстнер! Кому еще, как не корпусу жандармов, помочь осуществлению ваших грандиозных замыслов? Ведь тайная полиция всегда была, есть и будет самым прогрессивным институтом в России!

У дверей в царские покои Бенкендорф ждал выхода государя. Из покоев доносились страстные вздохи и стоны, сопровождаемые маршевой мелодией музыкальной шкатулки.

Бенкендорф посмотрел на часы. И в ту же секунду оборвались все звуки, замолкла музыкальная шкатулка, дверь распахнулась и в приемную вышел самодержец всея Руси Николай Первый.

– Доброе утро, ваше величество, – поклонился Бенкендорф.

– Доброе утро, Александр Христофорович. Я очень занят. Уйма дел… Потрудитесь изложить все кратчайшим образом.

– Слушаюсь, ваше величество. Австрийский инженер Герстнер предлагает соединить железными дорогами на паровой силе ряд городов Российской империи…

– Но он же сумасшедший!.. Ну почему ко мне?!.. Направьте его во врачебную управу!

– Осмелюсь заметить, ваше величество, Герстнер представил вполне убедительные резоны для полезности введения железных дорог на благо процветания России…

– Россия и так процветает! – нетерпеливо перебил царь.

В эту секунду из-за двери послышался нежный женский голос:

– Ну, где же вы, Николя?..

Оглядываясь на дверь, Николай торопливо проговорил:

– Александр Христофорович, голубчик… Обсудите проекты этого… Ну, как его?!..

– Герстнера, – подсказал Бенкендорф.

– …проекты этого Герстнера в соответствующих инстанциях, создайте необходимые комиссии, сделайте организационные выводы – и только потом ко мне! И не в такое раннее время, Александр Христофорович!

– Николя!.. – послышалось из-за двери.

Николай ринулся в покои, на ходу расстегивая мундир. Когда он распахнул двери, Бенкендорф увидел кровать под балдахином, в которой томилась обнаженная фрейлина…

На Крестовском острове, в тщательно сокрытой от посторонних глаз беседке, собрались акционеры русского извоза.

– Мы для него – инкогнито! Мы оплачиваем его работу, а остальное его не касается. Кто мы, что мы – он никогда не узнает, – жестко проговорил князь Меншиков.

– Неужели нельзя было найти специалиста из своих? – пожал плечами граф Татищев.

– Нет! Как выяснилось – нельзя! Потому что у нас все делается тяп-ляп! А он – ювелир!.. Послужной список его интриг превосходит всякое воображение: дворцовый переворот в Абиссинии, беспорядки в Ирландии, расстройство военного союза Люксембурга с Китаем против Англии, загадочная гибель короля Саудовской Аравии…

– Ну, хорошо, хорошо… Достаточно. Когда он будет здесь?

– Я здесь уже. – В дверном проеме появился маленький, худенький человечек с ангельским лицом, белокурыми волосиками и широко распахнутыми доверчивыми голубыми глазами. За ним волочилась непомерно длинная шпага.

– Ага… – несколько растерялся князь Меншиков. – Господа! Позвольте представить вам… э-э-э…

– Иван Иванович, – помог ему вооруженный ангел. – В России я натурализовался как Иван Иванович Иванов.

– Дорогой Иван Иванович, мне не хотелось бы называть имен…

– И не надо, – мило улыбнулся Иван Иванович. – Вы – князь Меншиков, вы – князь Воронцов-Дашков, вы – графы Бутурлин, Татищев и Потоцкий. Ваш негласный доход от извозного промысла – более ста миллионов рублей в год. И железные дороги Герстнера могут лишить вас этих денег. Так?

Ошеломленное молчание было ему ответом.

– А вот вам и последняя информация: ваш государь благосклонно разрешил создание комиссий по обсуждению проекта Герстнера.

– Кошмар!.. – Все схватились за головы.

– Итак – цареубийство? – деловито спросил вооруженный ангел.

– Нет! Нет!.. Только не это!.. – испуганно закричали все.

– Жаль… – сразу погрустнел Иван Иванович. – Время политических свобод… Император гуляет без охраны… Ах, как эффектно можно было бы обставить эту акцию!.. И недорого.

– Ни в коем случае! – категорично прервал его Воронцов-Дашков. – Россия достаточно натерпелась от смены правителей!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю