Текст книги "Орловщина"

Автор книги: Владимир Альмендингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Ген. Слащев отдал приказ с сообщением о ликвидации отряда Орлова., в котором говорилось:

«3 марта капитан Орлов опять нарушил долг службы. Приказом № 57, посланным вам в копии, я объявил его преступником и подлецом, о чем разбросал воззвания с аэроплана по его войскам и сего марта послал войска и выехал на Сарабуз, так как Орлов пошел на Симферополь. Пока сдалось 157 орловцев Южному карасубазарскому отряду, трофеев Северного отряда еще не знаю. Арестован штаб Дубинина и все бумаги с печатью, а сам Орлов остался с 16 человеками и мечется в охваченном районе. Постараюсь и его поймать. Потери Орлова огромны. Слащев».

Вскоре (дата неизвестна) кап. Орлов из Бахчисарая послал ген. Слащеву телеграмму следующего содержания:

«Срочно, военная, ген. Слащеву, копия начгарнизону Симферополя, Ялты, Алушты, Начдив 34, 13, 9 и всем частям фронта и тыла.

Сегодня мною с одним из моих отрядов занят Бахчисарай и временно задержаны все должностные лица, другие отряды двинулись на Ялту через Алушту и кавалерийские части – на Севастополь. Объявляю всем воинским частям, что ген. Слащевым был допущен подлый поступок, недостойный русского офицера, каковым себя, кажется, считает. 4-го марта по его приказанию 9-й кавалерийской дивизией полковника Выграна был открыт в упор орудийный огонь по мирно идущей обозной колонне моих отрядов, не стесняясь даже присутствием в колонне одиннадцати санитарных двуколок с больными и медицинским персоналом. Возмущенный столь подлым поступком, призываю все офицерство и солдат, оставшихся честными долгу перед родиной, поднять, наконец, высоко голову и громко сказать: «Довольно подлостей и преступлений от высшего командного состава! Довольно быть рабами и слепо идти за преступниками, губящими дорогую нашу Россию!» Всех русских патриотов, офицеров и солдат призываю к себе.

Если у вас, генерал, осталась хоть капля чести, то вы разошлете копию этой телеграммы всем вышеуказанным. Капитан Орлов.»

Ген. Слащев, объявляя эту телеграмму в своем приказе «по войскам, обороняющим Крым, и во все газеты», отвечает на нее:

«Объявляю комическую телеграмму капитана Орлова за № 388 из Бахчисарая.

(следует текст телеграммы).

Мне остается спросить капитана Орлова: 1) Почему вы подчинились моему приказу – не потому ли, что я пригрозил вам опубликовать нашу переписку? 2) Почему вы вторично восстали – не потому ли, что я потребовал от вас отчета в деньгах? 3) Почему вы считаете себя защитником России – неужели потому, что вы бежали с фронта? 4) Почему вы объявляете о движении своих армий во все города Крыма – неужели потому, что имеете 16 человек?

Повторяю, что работаю для России и таких людей, как вы, которые украли 10 миллионов, считаю своими врагами. Как назвать человека, клявшегося мне в беззаветной службе Родине к в то же время не выдававшего своим людям содержания и довольствия, украв 10 миллионов и получив от меня три миллиона и 550 комплектов английского обмундирования на 300 человек? Я своего мнения высказывать не стану, боясь, что русские люди выскажутся так, что неприлично опубликовать в газетах. Требую от вас только – дайте отчет в 13 миллионах народных денег и 550 полных комплектах обмундирования и явитесь на гласный суд. В противном случае вы – вор. Слащев.»

Орлов с остатками своего отряда присоединяется к бандам «зеленых», скрывавшихся в горах. Большевицкое подполье, надежды которого Орлов не оправдал (не выпустил политических заключенных из тюрьмы в январе), не поддерживало его, и, как пишет Макаров, «краснозеленые», то есть «зеленые» большевицкого толка, не имели связи с ним.

К Орлову, однако, в горах присоединялись укрывавшиеся в горах и деревушках дезертиры. Он изредка появлялся на Алуштинском шоссе, нападая на проезжающих и одиночных стражников. На более крупные предприятия он, повидимому, не решался. Орлов терял популярность в рядах офицерства и в рядах тех политических и общественных кругов Крыма, которые возлагали на него какие-то надежды.

Оставил Орлова и его ближайший помощник кап. Дубинин, пытавшийся возвратиться в свой Марковский пех. полк, когда полк, в составе частей Добровольческой армии, эвакуированных в середине марта 1920 года из Новороссийска, прибыл в Крым. В книге «Марковцы в боях и походах…» на стр. 237 описывается «возвращение» в свой полк кап. Дубинина и его дальнейшая судьба:

«Приказом 29 апреля ген. Врангель освобождал от всяких наказаний и ограничений по службе воинских чинов, не только перешедших из Красной армии, но и тех, кто был взят в плен, с оговоркой: если не оказывал сопротивления…

В связи с этим приказом, Марковцев взволновало и возмутило «дело с кап. Дубининым… Будучи раненым, он эвакуировался в Крым, где примкнул к восстанию кап. Орлова, поднятому, как протест против беспорядков в тылу. Это восстание ген. Слащев не мог подавить, и только со вступлением в командование ген. Врангеля, ставшего твердо наводить порядки, восстание кап. Орлова потеряло свой смысл, и его отряд стал распыляться. Кап. Орлов, однако, продолжал скрываться, а кап. Дубинин вернулся к полк. Слоновскому и был зачислен в полк.

Несмотря на приказ ген. Врангеля, ген. Слащев тем не менее продолжал вылавливать «орловцев». Это знал и ген. Кутепов, и полк. Слоновский. Ген. Кутепов приказал сохранять в полной тайне пребывание кап. Дубинина в полку и запретил куда-либо отправлять его. Но полк. Слоновский, соблазнившись предложением кап. Дубинина привести в полк человек до 150-ти «орловцев», отправил его в Симферополь. Уже там, в хозчасти полка, стали собираться «орловцы», как разведка ген. Слащева напала на следы кап. Дубинина. Последнему оставалось ехать в полк, но по дороге он был схвачен «слащевцами». Ген. Слащев, не снесшись с полк. Слоновским, несмотря на то, что кап. Дубинин был в марковских погонах, повесил его. Ген. Слащев все еще чувствовал себя полным хозяином Крыма и, не задумываясь, нанес оскорбление Марковцам. Досадно было еще и то, что 2-й полк лишился значительного пополнения».

Зная суть «восстания» кап. Орлова и ту роль, которую играл в этом позорном деле кап. Дубинин, трудно согласиться с заключением Марковцев, защищавших его и считавших его невинной жертвой «слащевцев».[5]5
  В данном случае будет уместно привести выписку из той же книги (стр. 37):
  «30 мая 1919 г. В роты, помимо всяких распоряжений, передано и предупреждение: красные проводят засылку своих людей в ряды армии под видом «добровольцев» с целями шпионажа, морального разложения и для того, чтобы из рядов самой Добрармии население слышало бы разговоры о слабости и обреченности ее. Приказывалось быть бдительными и принимать добровольцев в роты, даже из пленных, только после серьезной проверки». Дальше описывается случай взятия в плен 60 человек «из специально отобранных людей, смелых, с хорошо подвешенным языком – …вся партия была расстреляна…» Это только за месяц до сдачи в плен кап. Дубинина.


[Закрыть]

Когда Дубинин оставил Орлова, нам неизвестно, но можем предполагать, что это случилось после 29 апреля, то есть приказа ген. Врангеля, о котором упоминается в выдержке из книги «Марковцы…». Почти два месяца Дубинин был с Орловым после второго выступления и немного меньше после прибытия марковских частей в Крым. Невольно встают два вопроса: 1) почему Дубинин оставил Орлова? и 2) почему только после 29-го апреля? Потому ли, что он действительно честно раскаялся и честно желал присоединиться к полку (но почему так поздно?)? Потому ли, что он разошелся с Орловым, не видя там больше тех возможностей, которые соединили их в начале? Или, наконец, по какой-либо иной причине, исполняя чье-то поручение?

22-го марта 1920 г. генерал Врангель вступил в командование Вооруженными Силами Юга России вместо ушедшего ген. Деникина. Приступив к ряду реорганизаций, ген. Врангель принял более серьезные меры по борьбе с зелеными и, в частности, с группой Орлова. Свободных сил было недостаточно, и борьба была сильно затруднена, тем более, что Орлов имел много друзей среди татарского населения, которые его поддерживали и снабжали необходимой информацией. Так он и прожил в горах до эвакуации нашей армии и прихода красных войск в Крым в начале ноября 1920 года. В результате, Орлов с остатками своего отряда спустился с гор и добровольно сдался в руки новой власти – красным.

Что побудило Орлова добровольно отдать себя и свой отряд в руки красных? Амнистия, объявленная красными? Надо полагать, что он рассчитывал на то, что его услуги будут приняты во внимание, что он заслуживает снисхождения, ибо: 1) он не так давно вел игру с подпольщиками и не причинил им зла, хотя и не выполнил их предложения – освободить политических заключенных из Симферопольской тюрьмы; 2) был в «оппозиции» к командованию белой армии и даже арестовывал ее представителей; 3) отказался от активной борьбы с большевиками, покинув, вопреки приказу ген. Слащева, фронт; 4) несколько его ближайших сотрудников (кап. Дубинин, командир роты шт. – кап. Рубан и др.) были повешены по приговору военно-полевого суда в Джанкое; 5) на него распространяется «амнистия» по отношению к бывшим белым, объявленная большевиками.

Однако, расчеты Орлова оказались ошибочными, и Особый Отдел 4-й Красной армии по приговору своей «тройки» расстрелял Орлова. Вот как описывает один (Р.) из бывших в то время в Симферополе: «Отряд сошел утром с гор и выстроился перед женской гимназией на Дворянской улице, где помещался Штаб ЧОН’а – частей особого назначения 4-й советской армии. Вызвали братьев Орловых – Николая и Бориса – для заполнения анкет. Вошли они в здание (угол Дворянской и Губернской), братьев посадили в отдельные комнаты писать анкеты, и во время заполнения анкет им сзади в затылок были сделаны выстрелы, тела их были завернуты в рогожу и вывезены на грузовике, который выехал незаметно через ворота на Губернскую улицу. Отряд стоял до ночи, и, наконец, из ЧОН’а вышли и предложили расходиться по домам, Орловы не выйдут. К тому же матери, сестры и жены чинов отряда подошли к отряду, прося родных идти домой. Самые последние стойкие орловцы ушли домой к полуночи». Сведения эти, как пишет Р., были собраны Е. С. Орловой, женой кап. Н. Орлова.

Итак, выстрел сзади чекистом покончил последнюю главу «орловщины» или «орловского движения» и покончил с кап. Николаем Орловым, доблестно начавшим свою воинскую карьеру на полях 1-й Мировой войны, продолжавшим ее в Добровольческой армии и, наконец, бесславно окончившим ее, изменив Белому движению, которому он в 1918–1919 годах посвятил столько своих сил.

Часть третья

Предлагаемое повествование о кап. Орлове и «орловщине» было бы неполным, если бы мы не попутались анализировать все вышеизложенное и не сделали бы некоторых выводов и заключений. Был ли это «авантюризм и хлестаковщина»; было ли это «идейное движение», как думают некоторые; или, быть может, он просто попался на удочку большевиков и выкрутиться уже не мог – стал игрушкой в их руках? Какова причина, что в тылу армии мог возникнуть бунт и его возглавил именно Орлов, а никто другой, принимая во внимание, что действие происходило в Крыму? На эти вопросы в настоящее время можно ответить, зная, хотя и приблизительно, характер и настроение Орлова и обстановку, сложившуюся к тому времени в армии на юге России, а особенно в ее тылу.

Попытаемся это сделать.

Орлов, насколько представляют знавшие его, не выделялся умственными способностями, был в этом отношении, может быть, не выше среднего уровня. Однако, он отличался уже с ранних лет выдающимися физическими качествами: был сильно развит телесно, живой, могучая фигура, огромная сила. Был он также выдающимся футболистом в гимназические годы – это в то время, когда у нас футбол входил в моду – был героем всех энтузиастов футбола. Эти качества его отличали между всей учащейся молодежью, он чувствовал свое в этом превосходство, он был всегда там, где нужно было проявить силу. В эти моменты бывал он и жесток (это качество проявлялось у него и в последние годы). Популярность его в среде молодежи и вообще населения была большая. Физическое превосходство и необыкновенная популярность развили в нем самоуверенность, соединенную со страшным самолюбием, что при ограниченности в остальных качествах могло его легко свести с правильного пути. В то же самое время он, казалось, не обладал очень сильной волей – был довольно мягкого характера, и не требовалось много усилий, чтобы изменить его решение; он легко поддавался влиянию более сильного интеллекта и более сильной воли.

И вот, обладая такими качествами, волею судьбы и его популярности Орлову, вольно или невольно, пришлось принять на свои плечи большую задачу – организовать отпор большевизму в Симферополе и стать его руководителем. Он с полной энергией, с энтузиазмом взялся за это дело, популярность его сыграла огромную роль. Но обстоятельства были против него. Первая попытка отпора большевизму в январе 1918 года кончилась неудачно для него не по его вине. В конце того же года начатое им с такой энергией дело формирования полка было взято из его рук и передано другому для продолжения – командиром части, которую он с таким энтузиазмом и любовью формировал, был назначен другой, а ему была предоставлена второстепенная роль командира батальона. Самолюбие его было страшно затронуто – дальше он уже не мог проявлять себя активно, как он себе представлял. Это был первый удар для него, не считая неудачи в январе.

Пополнение и снабжение полка шло слабыми темпами, и складывалось впечатление, что штабы ничего не делают. «Жизнь его (ген. Боровского, ВА) и штаба не могло, поддержать авторитет командования, вызывала ропот…» – так характеризует ген. Деникин положение в Симферополе в начале 1919 года в книге «Очерки Русской Смуты». Огромный штаб занимается своими удовольствиями, офицерство ропщет, налегает на своего командира – Орлова, – и результат: рапорт командира полка, принявший в глазах штаба форму «бунта» или, как пишет ген. Деникин, «нечто вроде бунта». Это было первое серьезное недовольство командным составом, прибывшим из тыла.

Операции его батальона в Северной Таврии и полка на Перекопе оставили след на настроении Орлова. Не было того, что он ожидал.

Не оправившись морально после неудачи на Перекопе и отступления, Орлов отправлен в командировку в Екатеринодар в Штаб В.С.Ю.Р. в мае 1918 г. Здесь он еще больше соприкоснулся с тылом: о фронте, казалось ему, никто не думает, удовлетворяют свои потребности и только. Чувствовалось какое-то разложение тыла. Результат – разочарование, большое падение настроения и веры в благополучный исход Белого дела. «Выраженное им в июле добровольное желание отправиться в Сибирь – покинуть им же созданный полк, в котором было много его друзей, к тому же уроженца Крыма – было, очевидно, проявлением его разочарования, раненого самолюбия и чувством неуверенности в себе.

Двухмесячное пребывание в Таганроге на полуэтапе в среде офицеров, ему подобных, с его же настроениями; наблюдение тыловой жизни в те дни, когда фронт истекал кровью, еще больше поколебали его веру в победу при таких обстоятельствах. Его слова ко мне, о которых было сказано раньше, – «будет обер-офицерская революция» – были, несомненно, плодом всех его наблюдений, обстоятельств того времени и, конечно, влияния лиц, с которыми он соприкасался. Возвратившись в Симферополь, оставшись не у дел, он был в таком состоянии, что слабый нажим на него более сильного характера мог легко вывести его из состояния неуверенности в состояние «бунта». Отступление армии, непосредственная угроза Крыму подтверждали предвиденное им, и все это подогревало его состояние. Встречаясь с друзьями и знакомыми офицерами, он делится с ними своими мыслями, встречает сочувствие среди молодежи, и это еще более убеждает его в актуальности его мыслей и в необходимости что-то делать. В это время судьба свела его с кап. Дубининым, который находился в Симферополе на излечении. О кап. Дубинине мы узнаем из книги «Марковцы…», «что он на всех произвел впечатление крайне мужественного начальника, владевшего своими подчиненными и собой, ни тени смущения, растерянности… В Дубинине всеми чувствовалась огромная моральная сила, и перед ней не устоял командир батальона кап. Слоновский». Князь Романовский определяет личность Дубинина так: «Очень сильная личность, причем точно мыслящая и отлично знающая, чего он хочет. Он импонировал всем своим существом». Конечно, перед человеком таких качеств не устоял и Орлов.

Орлов, уже морально разложившийся, сомневающийся, с ослабевшей волей, но желающий найти какое-то решение задачи, которая, казалось ему, стоит перед ним, попадает под влияние Дубинина и других лиц. Дубинин, «отлично знающий, чего он хочет», нашел в нем – в Орлове – подходящего человека: он, как человек сильной воли, сразу же подчинил волю Орлова себе. Было ли это в целях помочь Орлову в осуществлении его мыслей или во исполнение какой-либо директивы – это вопрос, но во всяком случае, не в пользу Белого дела. Дубинин сразу учел большую популярность Орлова в Крыму, которая была силой, привлекающей молодежь (офицеров и добровольцев). Дубинин полностью овладел Орловым.

Постепенно вокруг Орлова собирается группа его единомышленников, искренних и неискренних; образуется окружение, ободряющее его к каким-то шагам, для проведения которых в жизнь он не имел силы – силы физической. Руки его были связаны. Положение его было таково, что он даже не отказался связаться с подпольщиками-большевиками, которые, конечно, охотно пошли ему навстречу, желая, в свою очередь, использовать его в своих интересах.

По всем признакам можно судить, что мысли Орлова – особенно очищение тыла – находили какое-то сочувствие как в среде военных, так и в среде населения. Это сочувствие еще больше поднимало его популярность и разжигало его самолюбие и самоуверенность. Теперь необходимо было что-то – может быть, случай, – что помогло бы развязать его руки, чтобы он мог получить силу.

Этот случай не заставил себя долго ждать!

«Конечно, пригласите Орлова! Он молод и очень популярен!» – Эти слова, сказанные князю Романовскому, решили все. Орлов, выслушав князя, сразу же согласился на формирование отряда. Как же он мог не согласиться, когда, он так долго и с таким нетерпением ждал этого момента, то есть получить в свои руки, и так легко и неожиданно, возможность приступить к осуществлению своих мыслей.

Авторитет и имя князя Романовского, поддержанный авторитетом ген. Слащева, конечно, повысили еще больше цену Орлова в глазах военных, не знавших его, и общественности. Получивши это, Орлов, как человек крайне самолюбивый и самоуверенный, поддержанный своими единомышленниками, видя доверие к себе, не чувствуя над собой сдерживающего начала, в сознании исключительной популярности, как говорится, «соскочил с нареза» и пошел по скользкому пути, приведшему его к печальному концу.

Анализируя выступления Орлова, первое в январе и второе в марте, бросается в глаза некоторое совпадение дат этих выступлений с активностью большевиков. 18-го января большевики повели наступление на Перекопе – на 23-е января был назначен захват власти большевиками в Севастополе (неудавшийся – 21-го арестованы зачинщики), а 22-го января Орлов выступил, желая захватить власть в Симферополе. Случайное ли это совпадение или нет? 11-го февраля большевики наступают опять – Орлов подчиняется и выходит ближе к фронту. Наконец, большевики наступают и прорываются у Перекопа в конце февраля – Орлов отказывается выступить на фронт. Опять таки – случайно ли это? По некоторым данным, приведенным раньше, можно предполагать, что все это не было случайным. Как нам кажется, решения Орлова, в январе уйти в горы, а в марте уйти в тыл (горы) – были в разрезе с планами красного командования, надеявшегося, что отряд Орлова откроет фронт. Можно полагать, что Орлов не решался на предательство – спровоцировать вооруженное столкновение в Симферополе или, открыв фронт, обратить оружие против вчерашних друзей и единомышленников.

Только что приведенные заключения как бы подтверждаются выводами большевицкого писателя Я. Шафира, который говорит:

«1) Тыл белогвардейцев в Крыму в конце декабря 1919 года и в январе, феврале и начале марта 1920 года был очень легко уязвим. Немногочисленный отряд, руководимый людьми, опытными в военном деле, в состоянии был сделать очень много для срыва последнего фронта добрармии.

2) К тому времени революционные организации такой силой не обладали. Не использовав подходящего момента, подпольные организации очутились в крайне тяжелом положении, и дальнейшая их работа по созданию «зеленой армии» уже не могла иметь того значения, которое она имела бы, если бы эта армия создалась в начале 1920 года».

Большевики-подпольщики и ближайшее окружение Орлова, руководимое извне, просчитались в Орлове, полагая, что он слепо и полностью пойдет по указываемому ему пути. Полагаем, зная до известной степени Орлова, что в последний момент Орлов приходил в себя и старался уйти с неправильного пути, но вследствие своей недальновидности и неопытности попадал в худшее положение.

Разбирая поступок Орлова – «орловщину» – считаем необходимым кратко остановиться на обстоятельствах, которые также сыграли большую роль во всей этой эпопее.

Прежде всего вспомним некоторые факты, указанные в нашем повествовании, которые уже сами за себя говорят, до известной степени, об общем положении: 1) случайное – другим принять его нельзя – назначение Орлова формировать отряд; само формирование отряда – кустарным способом; 2) наивное, ничего не видящее руководство военной жизнью в тылу; 3) авантюристический характер экспедиции ген. Покровского в Ялте; 4) растерянность наверху и потуги некоторых к захвату власти в Крыму; 5) странное поведение Слащева в отношении к Орлову – примирение, лобызание, недальновидность. Могло ли бы все это быть при нормальном положении?

Состояние тыла армии сыграло очень значительную роль. Уже в самом начале формирования Симферопольского Офицерского полка в конце 1918 года в Крыму была видна неспособность тыла организовать снабжение сравнительно небольших войсковых частей. Поведение чинов тыла, присланных, главным образом, из Екатеринодара, не отвечало обстановке. Это не было местное явление, однако. То же самое было, к глубокому сожалению, и на других частях фронта. Администрация, как военная, так и гражданская, не всегда, была на высоте – бюрократизм, взяточничество, грабежи и т. п. процветали и не пресекались в корне. С продвижением армии вперед в направлении на Москву тыл расширялся и, в упоении успехами, постепенно разлагался. Неожиданный крах фронта, тяжелое и быстрое отступление армий в ноябре и позже, приближение фронта к бывшему глубокому тылу, жившему до сих пор беззаботно под охраной армии, внесло еще большее расстройство в тылу. Характерен в этом смысле рапорт ген. Врангеля ген. Деникину от 9-го декабря 1919 года за № 010464, где он докладывает о положении на фронте Добровольческой Армии. То же самое было и на других фронтах. Капитан Орлов сам, собственными глазами видел это; фронтовое офицерство, испытавшее на себе тыловые порядки, не могло не соглашаться со взглядами Орлова, что тыл прогнил и должны быть приняты какие-то меры для оздоровления его.

Нельзя отрицать еще одно обстоятельство: это – недовольство молодого фронтового офицерства старшим – отсюда мысль об «обер-офицерской революции». Уже во время Великой войны, особенно в конце, можно было это наблюдать – старого кадрового офицерства осталось мало, на командных должностях, до командиров батальонов включительно, были офицеры военного времени – молодежь. В гражданскую же войну проявилось это недовольство особенно, ввиду особого характера войны. Большой процент старших офицеров был далеко не на высоте, не за отсутствием личной доблести, а потому, что они просто не смогли приспособиться к совершенно новой, особенной для них тактике, тактике чистой партизанщины, где личная инициатива, быстрота решений играли главную роль, решали дело. Стоит вспомнить имена молодых генералов Тимановского, Туркула, Манштейна и других. Ген. Деникин, оценивая действия ген. Слащева в Крыму на перешейках, говорит о нем, между иным: «…он обладал несомненными военными способностями, порывом, инициативой и решимостью. И корпус повиновался ему и дрался хорошо… Эта тактика (ген. Слащева. ВА), соответствовавшая духу и психологии армий гражданской войны, вызывала возмущение и большие опасения в правоверных военных…»

Указанные обстоятельства, несомненно, сыграли свою роль, почва для всяких вольных и невольных экспериментаторов была очень плодородна. Попади все дело в руки более опытного и твердого в политическом и военном отношениях человека, чем Орлов, положение Крыма в то время было бы катастрофическим, там более, что, как один из моих корреспондентов пишет, «симпатии всех, надо сказать правду, были на стороне Орлова».