Текст книги "Дрейк. Пират и рыцарь Ее Величества"

Автор книги: Владимир Шигин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава четвертая
ПАРУСА, НАПОЛНЕННЫЕ ВЕТРОМ

Между тем отношения Англии и Испании снова в который уже раз обострились. Граф Эссекс рекомендовал понравившегося ему Дрейка новому государственному секретарю Фрэнсису Уолсингему:

– Это именно то, что тебе сейчас надо. Этот парень умеет бить горшки на испанской кухне!

Уолсингему повторять два раза было не надо. Будучи предводителем "партии войны", выступавшей за войну с Испанией, он сразу же оценил полезность Фрэнсиса Дрейка. При этом у госсекретаря были на Дрейка особые виды.

Что касается самого Дрейка, то весной 1577 года в Португалии он приобрел новейшую карту у знаменитого картографа Дураде, а кроме того, выкупил секретное руководство для португальских лоцманов. Теперь Дрейк был уверен, что найдет путь к Молуккским островам и другим, закрытым в то время для англичан землям. На приеме у королевы он заявил:

– Ваше Величество, в условиях сегодняшних отношений с Мадридом было бы полезно отправить морскую экспедицию, которая бы подпалила испанцев в их самых уязвимых местах. Лучше всего направить ее к тихоокеанскому побережью испанской Америки. Официальной целью плавания будет объявлено открытие новых земель.

– И кого вы хотите поставить во главе? – близоруко сощурилась Елизавета.

– Известного вам Фрэнсиса Дрейка!

– Что ж, – согласилась королева, – выбор действительно неплох.

Не откладывая дела в долгий ящик, был создан "синдикат" для финансирования экспедиции. Деньги внесли Уолсингем, королевские любимцы граф Лестер и Хеттон, семья адмирала Винтера и Джон Хокинс с Дрейком.

Вскоре Уолсингем вызвал Дрейка и, подведя его к карте мира, спросил:

– Как ты полагаешь, где можно нанести наилучший удар нашему другу Филиппу?

– Только в американских владениях! – не раздумывая, ответил Дрейк.

– Ее Величество даст вам аудиенцию! – мотнул головой государственный секретарь.

На секретной аудиенции Дрейк подробно доложил о своем плане экспедиции. Елизавета отнеслась к нему благосклонно, а прежде чем отпустить корсара, неожиданно заявила:

– Я желаю иметь свой пай в вашем предприятии!

И тут же передала Дрейку круглую сумму.

– Но при этом одно условие, – добавила королева, – вы обязаны держать мое участие в вашем деле в полной тайне. Об этом не должен знать даже канцлер лорд Берли. Цена тайны – ваша голова.

Дело в том, что королева не доверяла своему канцлеру, полагая, что тот тайно поддерживает ее главную соперницу Марию Стюарт.

– Клянусь честью джентльмена! – поклонился Елизавете корсар.

В конце аудиенции королева вручила Дрейку вызолоченный меч и сказала на прощание:

– Мы считаем, что тот, кто нанесет удар тебе, Дрейк, нанесет его нам!

В устах Елизаветы это значило, что она наделяла Дрейка особыми полномочиями, вплоть до казни тех, кто попытается его ослушаться. В преддверии того, что предстояло совершить Дрейку, это был весьма значимый подарок.

Подготовка экспедиции проходила в небывалой спешке. Помимо всего прочего, Дрейка подстегивало то, что его старый знакомец по рейду в Вест-Индию Джон Оксенгем уже покинул Англию, объявив, что желает прорываться в Тихий океан.

– Быстрее! Быстрее! Быстрее! – торопил корабельных мастеров и портовых чиновников Дрейк. – Я не желаю довольствоваться объедками со стола моего дружка Джона!

Незадолго до выхода в море Елизавета послала Дрейку благовония и сладости, а также морскую шляпу и зеленый шелковый шарф, на котором золотом были вышиты слова: "Пусть всегда хранит и направляет тебя Бог". Надо ли говорить, что Дрейк немедленно надел шляпу и повязал шарф, чтобы показать свою близость к королеве.

О маршруте предстоящей экспедиции знало вообще несколько человек. Когда кто-то спрашивал об этом Дрейка, тот делал круглые глаза:

– Плывем утихомирить берберских пиратов от Алжира до Александрии.

Приготовление Дрейка, разумеется, взволновало и испанцев, знавших, что добра от такого человека, как Дрейк, им ожидать не приходится. Но даже хитромудрый испанский посол Гуэро де Спес не смог всего пронюхать, а потому с чистым сердцем доложил своему королю, что Дрейк собирается плыть в Шотландию, чтобы выкрасть там шотландского принца. Получив такое письмо, король Филипп успокоился, тем более что ему было тогда совсем не до Дрейка.

Именно в те дни в Лондоне был раскрыт заговор против королевы с целью ее убийства и последующей передачи короны католичке Марии Стюарт. Среди вдохновителей заговора оказался и посол де Спес. Разразился грандиозный политический скандал, вследствие которого посла бросили за решетку, наплевав на его неприкосновенность. В воздухе запахло большой войной. На английском побережье граф Лестер демонстративно собрал армию для высадки в Нидерландах в помощь вождю голландских протестантов Вильгельму Молчаливому. Испанцы на противоположном берегу выставили свою.

А потому выход в море с флотилии Дрейка прошел абсолютно незамеченным ни для английского истеблишмента, ни для подозрительных испанцев. Это случилось в пять часов пополудни 15 ноября 1577 года.

Уходящая в неведомую даль флотилия насчитывала пять вымпелов. Наибольшим судном флотилии являлся флагманский "Пеликан" с водоизмещением 100 тонн, который нёс пожалованный Дрейку адмиральский флаг. Вице-адмиральский флаг трепетал над 80-тонным барком "Елизавета", где капитанствовал Джон Винтер. Помимо этих судов в состав флотилии входили: 30-тонный "Златоцвет" капитана Джона Томаса, 50-тонный "Лебедь" капитана Джона Честера и малыш, 15-тонный "Бенедикт" капитана Томаса Муна. На судах в разобранном виде находились четыре пинасы. Суда были неплохо вооружены и имели запас продовольствия на восемнадцать месяцев.

Команды насчитывали в общей сложности 164 человека. Помимо штатных матросов в их состав вошли аптекарь, сапожник, портной и даже священник.

К неудовольствию Дрейка, в плавание ему навязали и десяток отпрысков лучших английских семейств, среди которых был Томас Доути, бывший секретарь графа Эссекса, со своим братом Джоном. Впрочем, Дрейк по тогдашней традиции не забыл и о своих родственниках. Гибель в Вест-Индии почти одновременно двух любимых братьев его, увы, ничему не научила. В составе команды были последний из братьев Дрейка Томас, а также кузен Джон, сын дяди-адмирала Роберта Дрейка.

Двоюродный брат Дрейка Джон имел от него особое поручение – делать зарисовки берегов, бухт и гаваней, куда будут заходить суда флотилии. Дрейк считал это полезным.

Несмотря на весьма стесненные условия тогдашнего судового быта, свою каюту Дрейк постарался отделать и обставить с предельной роскошью. Даже посуда была исключительно серебряной. Был взят даже паж, обязанность которого заключалась в том, чтобы стоять подле кресла Дрейка, когда тот будет обедать. А четыре музыканта должны были ублажать слух и повышать аппетит во время обеда.

Когда друзья за это подняли на смех, он обиделся:

– Неужели вы не понимаете, что мне, просоленному морскому волку, нет никакого дела ни до пажа, ни до музыки, но я желаю поразить воображение тех народов, которые буду посещать, внушив им восторг и трепет к Англии!

Друзья в знак согласия кивали головами, не слишком веря в искренность дрейковских слов.

Перед выходом Дрейк собрал капитанов:

– Если кто отделится от флотилии, то рандеву назначаю у острова Могадор, что у берегов Марокко.

Вначале флотилия направилась на зюйд-вест к мысу Лизарда, но на следующее утро, на широте Фалмута, ветер изменился, а потому пришлось лавировать. А затем и вовсе начался сильный шторм, продлившийся двое суток, и, хотя суда успели спрятаться в гавани Фалмута, "Пеликан" и "Златоцвет" потеряли грот-мачты. Для починки пришлось вернуться в Плимут.

Только через две недели, 13 декабря 1577 года, Дрейк вторично снова вышел в море. На этот раз ветры были попутными, и флотилия без происшествий к Рождеству достигла марокканских берегов. В тот же день Дрейк перевел суда к острову Могадор.

Вначале между англичанами и местными жителями установились неплохие отношения. Начался даже обмен товарами, но затем марокканцам показалось, что перед ними португальцы, которых они ненавидели, после чего был захвачен в плен один из моряков.

Узнав, что перед ним не португальцы, местный султан Феззула принес свои извинения, и на этом инцидент был исчерпан.

31 декабря флотилия выбрала якоря и взяла курс на мыс Бланко.

К мысу суда подошли 16 января 1578 года, захватив по пути несколько испанских судов с грузами. Дрейк не был бы самим собой, если бы при удобном случае этого не сделал.

У мыса Бланко флотилия простояла неделю. За это время команды отдохнули, но налиться водой не удалось, как оказалось, на берегу ее просто не было. Каково было удивление Дрейка, когда местные жители сами предложили купить у него воды в обмен на амбру, мускус, вино и даже женщину.

– Очень тяжело наказал Бог этот берег! – комментировали эту ситуацию англичане.

У Бланко Дрейк отпустил захваченные испанские суда, сгрузив с них продовольствие и часть запасов воды. Впрочем, одно судно, наиболее новое и крепкое, он все же оставил при себе, назвав "Христофором". Но и здесь Дрейк поступил, как говорится, по-джентльменски. Взамен отобранного судна он отдал испанцам свой малыш "Бенедикт", который никак не годился для океанского плавания.

21 января корабли Дрейка покинули занесенный песками мыс Бланко, направив форштевни своих судов к более гостеприимным островам Зеленого Мыса. Плавание было вполне успешным, и 30 января Дрейк был уже у одного из островов архипелага – Майо. Затем перешел к острову Сантьяго, где захватил большое испанское судно с вином, шерстью, шелком и бархатом. Однако куда более значимым для него стало приобретение оказавшегося на судне пожилого штурмана португальца Нуньеш да Сильву, прекрасно знавшего побережье Южной Америки.

Что касается португальца, то он не устоял против щедрых посулов Дрейка, да и испанской короне штурман не присягал на верность, так что перешел от одних нанимателей к другим без каких-либо угрызений совести.

– Я нахожу ваше судно в прекрасном состоянии, а о вас слышал только как об очень грамотном мореплавателе! – сказал при знакомстве штурман адмиралу, чем конечно же весьма польстил Дрейку.

После этого Дрейк и да Сильва сразу же нашли общий язык.

2 февраля флотилия оставила острова Зеленого Мыса и взяла курс, пересекая Атлантический океан, на Бразилию. Имея на борту такого штурмана, как да Сильва, Дрейк мог себе позволить столь рисковый маршрут.

19 февраля английские суда пересекли "линию раздела", которая была в свое время установлена папой римским для разделения испанских и португальских заморских владений. Что касается англичан, то они плевать хотели с самой высокой мачты на предначертания римского понтифика. Пересечь Атлантику также удалось без каких-либо происшествий.

Все пока складывалось более чем удачно, и Дрейк, чтобы не вспугнуть удачу, ежедневно плевал трижды через левое плечо, стуча при этом костяшками пальцев по планширю фальшборта.

1 апреля показался долгожданный бразильский берег. Оставивший свои воспоминания об этом плавании священник экспедиции Ф. Флетчер писал о днях, проведенных в Атлантическом океане, следующее: "Мы не переставали удивляться и восхищаться Господом великим, создавшим неисчислимое количество как маленьких, так и огромных тварей в необозримых морях… Мы установили, что великие философы древности, такие как Аристотель, Пифагор и многие другие, как греки, так и римляне, ошибались, считая тропическую зону ненаселенной вследствие невыносимой жары. Напротив, эта зона оказалась поистине раем как на суше, так и на море, с которым ничто сравниться не может. Ничто не может быть более приятным для жизни человека, чем эта зона. Единственной неприятностью было то, что иногда не хватало пресной воды, но и то Господь давал нам воду с небес".

Более всего поразили англичан летучие рыбы, которые, выскакивая из воды, летели над волнами, а потом запрыгивали на палубы судов.

– Если бы я сам не видел крылатых рыб, никогда не поверил бы рассказам о них и назвал бы рассказчиков лжецами! – признался португальскому штурману Дрейк.

5 апреля корабли подошли к берегу у устья Ла-Платы. Команды нуждались в отдыхе.

Да Сильва, приглядевшись к берегу, помрачнел:

– Это Земля Дьявола! Когда-то местные жители, чтобы выжить, отдали свои души Дьяволу, и после этого он здесьполноправный хозяин. А потому на здешних скалах нашли свою смерть немало наших судов.

Вскоре, оправдывая слова старого штурмана, шторм действительно перерос в настоящую бурю. Стало темно. "Наступила тьма египетская", – отметил Флетчер небывалую мрачность неба. А порывами ветра суда уже несло к берегу, вот-вот грозя выбросить на прибрежные камни. Ситуация была критической, но положение спас Нуньеш да Сильва. Направив головное судно в струю мощного течения, которое шло от берега в океан, он буквально выхватил флагман Дрейка из объятий смерти. Следом за ним также вырвались и остальные. Он благополучно вывел корабли в море. Лишь концевой "Христофор" прочертил килем по отмели, но все же сумел избежать крушения, хотя и не смог соединиться с остальной флотилией.

– Вам все мифы обязаны своим спасением! – сказал португальцу Дрейк, когда стихия понемногу начала стихать.

– Курс в устье Ла-Платы! – объявил Дрейк.

Это место будущего рандеву он определил заранее и теперь надеялся, что туда прибудет и пропавший в океане "Христофор".

Так все и случилось, и спустя двое суток стояния в устье реки и томительного ожидания туда подоспел и отставший "Христофор". В честь счастливого исхода ожидания Дрейк назвал ближайший из мысов, у которого стояла флотилия, мысом Радости.

Огромная река заинтересовала Дрейка, и он совершил недельное плавание вверх по течению. Это небольшое плавание осталось в памяти участников экспедиции как сплошной отдых. Пополнив в реке запасы пресной воды, суда затем снова вышли в океан и продолжили свой путь вдоль американского берега. А затем случилась неприятность, да какая! Неожиданно ночью потерялся "Лебедь" со своим капитаном Томасом Доути. Дрейк не находил себе места.

– Я имею основания серьезно подозревать Доути в срыве экспедиции. Мне говорили об этом еще в Англии, указывая на связь Доути с лордом Берли, к которому тот хотел пристроиться личным секретарем. А ведь лорд Берли всегда отличался пристрастием к испанцам! – говорил он своему брату Томасу.

Вообще надо отдать должное Дрейку, он никогда не был кровожаден и на фоне других деятелей своей эпохи отличался даже определенным либерализмом.

Примером такого либерализма может служить его отношение к тому же Доути. Несмотря на личную неприязнь к нему, Дрейк назначил Доути капитаном флагманского "Пеликана". Когда было захвачено испанское судно, на борту которого находился да Сильва, Дрейк отправил Доути капитанствовать на него, а еще спустя некоторое время перевел на "Лебедь". И вот теперь именно "Лебедь" исчез.

12 мая, спустившись до 47° южной широты, Дрейк обнаружил гавань, которая ему понравилась как место, пригодное для стоянки судов.

– Спустить шлюпку! – велел он. – Я сам обследую эту бухту.

Однако вернуться на борт флагмана Дрейк не смог – начался шторм, который ему пришлось пережидать на берегу. Когда же ветер поутих и волна улеглась, оказалось, что пропало еще одно судно флотилии – "Златоцвет".

Некоторое время Фрэнсис ждал его прихода, но, так и не дождавшись, скрепя сердце, продолжил свой путь.

– Курс на порт Святого Юлиана! – распорядился он. – Там останавливался еще Магеллан, и там остановимся мы. Спустя двое суток суда бросили якорь в бухте, открытой легендарным Магелланом.

Найдя место очень удобным для стоянки, Дрейк тем не менее решил направиться сначала на поиски пропавших кораблей. Капитану "Елизаветы" Винтеру он велел следовать строго на зюйд, а сам на "Пеликане" отправился на норд и вскоре в бесконечности волн увидел паруса "Лебедя", при этом судно даже не пыталось сблизиться с флагманом. Едва "Пеликан" подошел вплотную к "Лебедю", Дрейк велел перегрузить с него на свое судно все припасы, затем перевели и команду, после чего "Лебедь" был сожжен.

Глава пятая
"ДЕЛО ДОУТИ"

Что касается Доути, то Дрейк, вернувшись в порт Святого Юлиана, вошел в такой раж, что, не желая слышать никаких слов оправдания, велел судить Доути. Судьями он назначил офицеров судов флотилии.

– Перед отплытием королева Елизавета сказала мне, что она считает: тот, кто нанесет удар мне, нанесет его и ей. Поэтому именем королевы я назначаю суд!

Один из друзей Доути по фамилии Викари, назначенный в судьи, прибыл к Дрейку и возмущенно заявил:

– Устроенный вами суд неправомочен решать вопрос о лишении Доути жизни.

– Я и не поручал вам решать этот вопрос, – передернул плечами Дрейк. – Оставьте его решение мне. Вы должны только определить, виновен он или нет! Вас это устраивает?

– Вполне! – склонил голову ошарашенный Викари и удалился.

Суд состоялся на небольшом островке в заливе порта Святого Юлиана, который Дрейк не без сарказма назвал островом Истинной Справедливости. По воспоминаниям священника Флетчера, вина Доути была полностью установлена. Сам обвиняемый ее также полностью признал, причем сказал, что если судьи не вынесут ему смертный приговор, то он сам станет своим палачом. Возможно, Доути искрение раскаялся в содеянном, возможно, рассчитывал таким образом добиться снисхождения. Однако все сорок судий единогласно вынесли Доути смертный приговор. Определение вида казни предоставлялось на усмотрение Дрейка.

После зачтения приговора Дрейк объявил:

– Я предлагаю вам выбор. Желаете ли вы быть казненным на острове, или желаете вернуться в Англию, чтобы предстать перед Тайным советом королевы?

– Я благодарю вас, адмирал, за проявленную ко мне снисходительность и прошу время подумать до завтра.

– Хорошо! – кивнул Дрейк.

Утром следующего дня Доути снова предстал перед Дрейком и произнес речь:

– Хоть я и виновен в совершении тяжкого греха и теперь справедливо наказан, у меня есть забота превыше всех других забот – умереть истинным христианином. Мне все равно, что станет с моим телом, единственное, что я хочу, – это быть уверенным, что я сподоблюсь к будущей лучшей жизни.

Поэтому я опасаюсь, что, оставленный на суше среди язычников, смогу спасти свою душу. Если же я решу вернуться в Европу, то для этого понадобятся специальное судно, продовольствие и команда. Если даже вы дадите мне все необходимое для плавания, то не будет желающих сопровождать меня в Англию, а если и найдутся таковые, то для меня путь домой будет той же казнью, только долгой и мучительной, вследствие моих глубоких душевных переживаний от сознания своей тяжкой вины. А потому я от всего сердца принимаю первое ваше предложение, обращаясь только с просьбой, чтобы мне дали возможность перед смертью принять святое причастие вместе с друзьями и умереть, как подобает джентльмену.

– Ваша просьба будет удовлетворена! – согласился Дрейк.

На следующий день Доути причастился вместе с Дрейком. После принятия причастия они вместе вполне дружески пообедали, подбадривая друг друга. На прощание выпили один за здоровье другого, "как если бы им предстояло лишь обычное путешествие", отметил в своих записках Флетчер.

После обеда, не теряя времени, Доути встал на колени и обнажил шею. Взглянув на окружающих его людей, сказал:

– Я попрошу молиться за меня!

После чего, положив голову на плаху, сказал палачу:

– Делай свое дело без страха и жалости!

"По странной, роковой случайности, – замечает Флетчер, – инцидент в порту Святого Юлиана, которому место в жизнеописаниях Плутарха, произошел в том самом месте и примерно в то же самое время года, где 58 лет назад Магеллан приказал повесить X. Картагена, кузена епископа Бургосского, вице-адмирала знаменитой экспедиции. Наши люди нашли обломки виселицы, сделанной из мачты, а около нее – человеческие кости. В силу старого морского поверья, что если иметь при себе сувенир, сделанный из куска виселицы, то тебя никогда не повесят, судовой плотник сделал из деревянных обломков виселицы кубки для команды. Что касается меня самого, то я не видел великой нужды из них пить, – отмечает Флетчер. – Покидая остров, мы назвали его Кровавым островом".

И сегодня историки далеко не единодушны в оценке событий, связанных с обвинением и казнью Доути. Главным источником информации для всех поколений исследователей являются записки Ф. Флетчера. Но насколько священник был беспристрастным – это большой вопрос. Ведь писал и издавал он их в те годы, когда Дрейк был в самом зените своей славы, его обожала вся страна, а королева публично демонстрировала ему свое благожелание. Впрочем, и Флетчер в своих воспоминаниях заступается за казненного. Он пишет: "По странной, роковой случайности этот безымянный остров в гавани Юлиана, который мы назвали Кровавым островом, мог бы прибавить к Плутарховым параллельным жизнеописаниям новую пару: пятьдесят восемь лет до нашего происшествия на этом же месте, приблизительно в то же время года, за такое же преступление понесли казнь два участника Магеллановой экспедиции, один из них – его вице-адмирал. Наши матросы нашли обломки виселицы, сделанной из соснового дерева, из мачты, довольно хорошо сохранившейся, а около нее – человеческие кости. Наш судовой бочар поделал из этого дерева кубки для матросов, хотя не все видели нужду пить из таких кубков. Мы вырыли на острове могилу, в которой вместе с этими костями похоронили тело Доути, обложили могилу большими камнями и на одном из них вырезали имена похороненных в назидание тем, кто придет сюда по нашим следам.

Впрочем, надо сказать, что не все так плохо думали о покойном Доути, не все поверили возведенным на него обвинениям и его, как говорили некоторые, вынужденному признанию. Среди друзей ходили и другие разговоры, о которых справедливо будет здесь хотя бы упомянуть. Говорили, что если и был заговор, то не со стороны Доути, а против Доути, что несчастный восстановил против себя часть своих товарищей, которые, может быть, завидовали ему и не могли простить того доверия, которое питал к нему генерал; с этой целью распускали темные клеветнические слухи, ждали случая, чтобы его погубить. Дело приняло дурной оборот после одного столкновения с генералом, в котором Доути стоял на страже чести своей и всего дела. Когда у африканских берегов было захвачено португальское купеческое судно, генерал назначил его капитаном Доути и приказал ему хранить доставшуюся добычу, не делая исключений ни для кого. Но, на грех, на этот же корабль был назначен и брат генерала Томас Дрейк, и будто бы этот Томас Дрейк нарушил запрет, взломал один из ящиков и запустил в него свою жадную руку. Доути узнал об этом и доложил по долгу службы своему начальнику. Фрэнсис Дрейк, говорили люди, пришел в неистовый гнев и кричал на Доути, что тот хочет запятнать честь не только его брата, Томаса, но и его лично, но что он, генерал, этого не допустит. Надо правду сказать, что характер нашего командира был властный и крутой.

Рассказывали случай, когда, рассердившись за что-то на судового священника, он заковал его в кандалы, отлучил от церкви и на шею велел повесить кольцо с надписью: "Величайший плут и мошенник на свете". С этой ссоры, говорят, клеветники повели дело открыто, восстанавливая против Доути и генерала, и команду. Двое свидетелей рассказывали также, что, раз заподозрив Доути, Дрейк готов был приписывать ему все дурное. Так, во время бури он бранными словами кричал, что эту бурю наслал Доути, что он волшебник, ведьма и что все это идет из его сундука. Потом, позже, передавали даже такой слух, будто погубить несчастного упросил Дрейка граф Лейстер за то, что Доути распространял-де сказки о смерти графа Эссекса, при котором оба, и Доути, и Дрейк, служили когда-то в Ирландии, и говорил, что смерть Эссекса была делом Лейстера.

Что правда во всей этой темной истории, а что нет – трудно сказать. Пожалуй, самым правдоподобным может считаться такое объяснение. Генерал, говорят, подозревал своего помощника в том, что тот, еще в Англии, зная от генерала его план, передал его министру, лорду Берлею. Это грозило опрокинуть все расчеты Дрейка, потому что Дрейк стремился своим поведением сделать войну с Испанией неизбежной, а Берлей отстаивал политику осторожности и мира. Во всяком случае, дело Доути продолжало глубоко волновать генерала и после казни".

Историк К. Малаховский отмечает: "Скорее всего, Дрейк имел некоторые основания подозревать Доути в некорректном поведении. Но также несомненно, что передаваемые Дрейку факты, обвинявшие Доути, были сильно преувеличены. Нельзя не учитывать и того, что Доути вызвал сильнейшее раздражение адмирала тем, что сообщил ему о самовольном присвоении ценностей с захваченного испанского корабля, на котором находился да Сильва, братом Дрейка Томасом. Дрейк тогда отстранил Доути от командования этим кораблем и вместо него назначил Томаса. Представляется, что казнь Доути была вызвана совокупностью причин. Тут и возбуждаемая врагами осужденного подозрительность Дрейка, и его растущая неприязнь к Доути, а самое главное – желание полностью исключить какие бы то ни было возможности для внутренней оппозиции в экипаже накануне самой ответственной части экспедиции".

А вот любопытное мнение современного английского военно-морского историка Энтони Н. Райана: "За ним (Дрейком. – В.Ш.) стояла тень Томаса Доути, одного из «джентльменов удачи», которого он казнил в 1578 году в Сан-Хуане на побережье Южной Америки во время кругосветного плавания. Доути был обвинен в измене и казнен по приговору суда, обладавшего сомнительными правами. Можно объяснить это гем, что Доути возглавил довольно опасный заговор с целью лишить Дрейка власти. В своей фундаментальной работе «Дрейк и флот Тюдоров» сэр Юлиан Корбетт называет Доути возможным представителем дворцовой «партии мира», который должен был помешать разграблению испанских владений, которое планировали Дрейк и его сторонники. Однако существует масса свидетельств, которые говорят за то, что Доути ничуть не выделялся среди пиратской шайки Дрейка, но был сильно недоволен выделенной ему ролью подчиненного. Дрейк, ничуть не колеблясь, устранил угрозу своему положению командующего в маленькой личной войне против Испании. Целью похода была добыча. Дрейк сумел сначала объединить своих моряков, а потом повязать всех соучастием в грабежах. С помощью грабежа Дрейк сумел прорваться наверх сквозь все социальные барьеры елизаветинской Англии и стал символом сбывшихся надежд, которые витали в английском обществе".

Если Дрейк думал, что, казнив Доути, он поставил в данном деле точку, то Дрейк сильно ошибался. "Дело Доути" еще не раз аукнется ему в дальнейшем, а призрак Доути будет преследовать его до конца жизни…

* * *

Итак, Доути мертв, а перед Дрейком в настоящий момент уже стоят другие задачи. Но несчастья для англичан еще не прекратились. 22 июня произошла трагедия. В тот день Дрейк, взяв с собой несколько человек, высадился на берег. Их встретили несколько патагонцев. Поначалу аборигены были настроены дружелюбно. Они с удовольствием приняли предложенные им подарки. Затем один из спутников Дрейка предложил патагонцу соревнование, чей лук лучше. Разумеется, что стрела, пущенная англичанином, пролетела значительно дальше, чем стрела аборигена. Это вызвало их восхищение. Собралось еще больше местных жителей. Англичанин решил еще раз продемонстрировать превосходство своего лука, но в этот момент тетива оборвалась. Аборигены подняли шум, а один из них пустил первую стрелу англичанину в плечо, вторая пробила грудь. Тогда бывший при Дрейке судовой артиллерист вскинул мушкет, но тот неожиданно дал осечку. Уверовавшие в свое превосходство аборигены тут же убили канонира. Стоявший рядом Дрейк успел подхватить мушкет. На этот раз выстрел получился, и один из патагонцев упал замертво, а остальные бросились врассыпную.

Больше до конца нахождения в бухте никаких инцидентов не было, хотя и добрых отношений тоже. Исключение составил один патагонец, который так пристрастился к дармовому вину, что ежедневно приходил на берег и клянчил вино до тех пор, пока не напивался и не падал замертво.

Тем временем Дрейк приготовил своим подчиненным еще одну встряску.

Всего Дрейк провел в порту Святого Юлиана почти месяц. Опытный моряк, заботливый начальник и неплохой психолог, он понимал, что людям надо дать возможность отдыха перед тем, как бросить их в объятия неизведанного для англичан Тихого океана. Команды отсыпались, отъедались свежей зеленью и пили свежую родниковую воду вместо затхлой судовой.

Чтобы доукомплектовать команды, Дрейк решил сжечь ранее захваченное испанское судно "Мария".

* * *

11 августа Дрейк приказал всем командам съехать на берег. Когда все собрались, священник Флетчер попытался, прежде выступления Дрейка, обратиться с проповедью к пастве, тот отстранил его рукой:

– Полегче, мистер Флетчер, проповедь сегодня буду говорить я сам. И хотя я очень плохой оратор, но то, что я скажу, пусть каждый хорошо запомнит, а потом и запишет. За все, что скажу, я буду отвечать перед Англией и королевой, и все это я записал здесь, в своей книге. Так вот, господа, мы здесь очень далеко от нашей родины и друзей и со всех сторон окружены врагами. Стало быть, мы не можем дешево ценить человека, потому что не найдем здесь его и за десять тысяч фунтов. Значит, мы должны оставить все столкновения и разногласия. Клянусь Богом, я прямо с ума схожу, как подумаю о столкновениях между джентльменами и моряками. Я требую, чтобы этого не было. Джентльмены с моряками и моряки с джентльменами должны быть друзьями. Покажем же, что мы все заодно, и не доставим врагу радости видеть наши раздоры. Я хотел бы знать человека, который отказался бы своими руками взяться за канаты, но я знаю, что здесь такого нет. Поскольку джентльмены очень нужны в плавании для управления, я их для этого взял с собой, да и другие соображения у меня на то были, и, хотя я знаю, что матросы, если ими не управлять, – самый на свете завистливый и беспокойный народ, я не могу обойтись без них. И вот еще: если кто-либо желает вернуться домой, то пусть мне скажет; здесь есть "Златоцвет", корабль, без которого я могу обойтись и отдать тому, кто хочет возвратиться. Но чтобы это было действительно домой, а то, если встречу на своем пути, пущу на дно. До завтра у вас хватит времени подумать, но клянусь, что говорю вам правду.

– Не желаем возвращаться! Все желаем разделить вашу участь!

– Тогда хорошо, господа, – выдержав паузу, согласился Дрейк. – Пойдете ли вы со мной в дальнейшее плавание по доброй воле или нет?