Текст книги "Жди, за тобой придут"

Автор книги: Владимир Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Луиджи мгновенно разодрал одну из упаковок, тщательно обнюхал косяк, зажмурился от удовольствия и, когда открыл глаза, виновато попросил у своих товарищей огоньку.

– Вагон некурящих, бамбино, – ответил ему Костя. – Придётся тебе снова в магазин бежать.

Итальянец растворился в воздухе и через пару минут появился снова, держа в кулаке ещё один сувенир – изящно стилизованную под семипалый конопляный росток медную зажигалку. Опасливо поглядывая на прохожих, он закурил, и после этого компания дружно двинулась в направлении Дампляйн.

Луджи шёл у бордюра, выпуская дым в сторону от своих компаньонов. Рене с весёлой ухмылкой поглядывал на дорвавшегося до «северных сладостей» итальянца. Что же до Хелен и Кости, то они никак не могли решить, взять им друг друга за руку или нет.

До центральной площади города искатели романтики так и не добрались. Костя предложил свернуть на уходивший вправо Аудебрюхстейх, ссылаясь на то, что знает тут неподалёку одно уютное местечко.

Никаких возражений не последовало, и через пять минут компания радостно оккупировала один из столиков в шикарном баре «In de Wildeman», имевшем восемнадцать кранов с разливным пивом и около двухсот наименований в бутылках.

– Здесь, что, хи-хи-хи, есть весь этот список, ха-ха-ха? – боролся с неконтролируемым смехом итальянец.

– Ты всё-таки попытайся держать себя в руках, Луиджи, – вежливо попросил его Костя.

– Да не вопрос, ха-ха-ха! Пусть уж и мне дадут чего-нибудь свеженького, хе-хе. Нет, здесь очень мило, хи-хи-хи. Беру свои слова обратно, ха-ха-ха.

Костя выбрал Malheur 10, Рене остановился на Moeder Overste, Хелен пожелала начать с фруктового Max Kriek, а для Луиджи, который в пиве разбирался, мягко говоря, как свинья апельсинах, большинством голосов постановили заказать пол-литра Strongbogh Cider.

– Эх, Луиджи, Луиджи, ругаешь ты белый свет почём зря, а истинных его радостей вкусить не умеешь, – заметил Костя.

Итальянец залился типичным марихуанным смешком, долго не мог совладать с собой, но, в конце концов, чуть не плача от собственного хохота, всё же сказал:

– Вы меня, ха-ха-ха, только до злачных мест сегодня доведите, хо-хо-хо, а там уж я и за себя и за вас так навкушаюсь, ха-ха-ха, что потом ещё просить будете, чтоб поделился, ха-ха-ха-ха!..

– А ведь за те радости, к которым ты недавно приложился, в Италии, наверное, и в тюрьму можно угодить, – иронически осадил его Рене.

От нового приступа хохота Луиджи чуть не укатился под стол.

– Не знаю как в Италии, а вот в России за травку моментом бы приняли под белы рученьки.

– В Европе, за пределами Голландии, если с поличным возьмут, то по головке тоже не погладят, – добавила Хелен.

– А в Сингапуре нашего бедного Луиджи и вовсе бы к стенке поставили, не поглядели бы, что иностранец; у них там за любую дурь, если докажут, что при тебе была, – смертная казнь, – закончил краткий синопсис международного отношения к наркотикам Рене.

Луиджи немного успокоился и налег на пиво. Во втором раунде Хелен опять заказала Kriek, а Костя и Рене взяли каждый по Urthel Hibernus Quentum (9 %). Итальянец перешёл на мартини.

После этого был ещё третий заход, во время которого компания голландцев, усевшаяся рядом, сообщила, что футбольный матч уже начался, и Украина сразу повела в счёте. К этому моменту изрядно захмелевшие Костя и Хелен прекратили стесняться, пододвинулись ближе друг к другу, и Костина рука легла на плечо разомлевшей бельгийки.

Рассчитавшись с барменом, компания снова вышла на свежий воздух и неспешно двинулась по Ньювендайку в сторону центральной площади. Потоптавшись немного у королевского дворца и, выяснив у кого-то из прохожих, что хохлы мочат арабов в сухую, они пересекли Дамляйн, оставили позади галерею мадам Тюссо с Национальным монументом и вышли на Дамстрат.

Луиджи первый раз приехал в голландскую столицу, и, зная об этом, никто не спешили разъяснять ему конечную цель их променада. Итальянец с тоской оглядывал мини-кафе с азиатской кухней, пиццерии и китайские рестораны и хотел уже, было, распаковывать второй joint, но тут его глазам предстало нечто любопытное.

Там, где улица пересекалась с каналом, стоял самый обычный голландский домик, украшенный, весьма не обычным плакатом: «Hemp Museum».

– Holly shit! – громко воскликнул итальянец. – Нет, этот город мне определённо по душе!

– Мы знали, что тебе понравится, – ответил ему Рене. – Можешь совершить экскурсию, но только, ради Бога, не накупай слишком много добра, а то выкурить не успеешь, и в Милане тебя арестуют.

– Я только одним глазком! – пообещал Луиджи и скрылся в дверях музея.

– Он ещё не понял, где находится, ladies and gentlemen… – ехидно сообщил Костя, теперь уже совершенно беззастенчиво обнимавший Хелен за талию.

Через несколько минут несказанно счастливый Луиджи вернулся и, когда четвёрка двинулась вдоль канала, пустился, было, в рассказы о том, что увидел, но, пройдя несколько шагов, застыл на месте, как вкопанный.

– Мама мия! – воскликнул он. – Да ведь это же Красные фонари!

– А ты что думал, мы тебя голландские дамбы и ветряные мельницы смотреть поведём? – укоризненно спросил его Костя, и все трое северян дружно захохотали.

– Представление только начинается, Луиджи! – объявил Рене. – Да, да, именно представление, ибо наша компания идёт сейчас не куда-нибудь, а в театр!

– Какой театр? – недоумевающе спросила Хелен.

– Не волнуйся, дорогая! – тут же успокоил её Костя. – Здесь недалеко, как раз на этой улице, есть одно любопытное заведение – тебе понравится. Ну, а Луджи, я думаю, будет просто в восторге. У них на Сицилии все благоговеют перед Casa Nostra, а тут персонально для него выступит другая «партия», под именем Casa Roso…

Итальянец, пока шли к театру, вертел головой и бессовестно таращился на девок за широкими пластиковыми окнами, сидевших в нижнем белье на высоких табуретах и призывно улыбавшихся каждому проходившему мимо потенциальному клиенту.

Все окна-витрины были украшены длинными розовыми лампами, а двери комнаток периодически открывались, чтобы впустить очередного взалкавшего продажной любви или выпустить уже довольного и, в большинстве случаев, благодарного посетителя.

Билеты в театр Casa Roso можно было купить в кассе напротив двух фонтанов: писающего слоника и вздымающегося фаллоса. Программа начиналась через десять минут, и компания поспешила войти, чтобы успеть занять хорошие места.

Зрительный зал напоминал мини-кинотеатр, единственная дверь в который плотно прикрывалась, стены были наглухо задрапированы, а в глубине узенькой сцены висел плотный, абсолютно непроницаемый занавес.

Все четверо купили по бутылке Heineken и сели в пятом ряду, где ещё было несколько свободных кресел. Первые два акта состояли из одиночного стриптиза, а вот на третьем выходе завязался настоящий экшен.

Новая девушка повторила сцену с раздеванием, классически выполненную двумя её предшественницами, а после этого, не стесняясь своей наготы, начала рассматривать одного за другим всех зрителей мужского пола, собравшихся в зале.

– Мне нужен один доброволец, – сказала бесстыжая мессалина на хорошем английском языке, и по рядам тут же пронёсся возбуждённый шумок.

– Луиджи, come on! – толкнул итальянца вбок Рене. – Ты ведь именно за этим приехал в Амстердам, не так ли? Давай, давай, не робей, она тебя не съест.

Луиджи впопыхах сделал несколько глотков пива, отдал бутылку Рене и высоко поднял правую руку – в знак того, что он согласен быть добровольцем и хоть сейчас готов выйти под яркие огни софитов. Девушка лукаво улыбнулась всему залу и поманила сицилийца указательным пальчиком.

– Луиджи, смотри не опозорь компанию! – успел шепнуть ему на прощание Костя.

Итальянец, публично признавшийся в своей национальной принадлежности, уже гоготал со сцены, а его обнажённая партнёрша весело заигрывала с ним, соблюдая при этом минимальную дистанцию – такую, чтобы можно было легко потрепать добровольца по плечу или коснуться его физиономии, но одновременно не подпустить его вплотную к себе.

В конце концов, она попросила Луиджи лечь на пол, головой в сторону зала, лицом вверх, а сама повернулась к зрителям спиной и в элегантной стойке, с ногами врозь, повисла над своей жертвой. Сицилиец млел от восторга, обозревая то, что ему открылось в этом ракурсе, а девушка, тем временем, нагнулась и стала ласково пощипывать его за разные места, в том числе и интимные.

– Везёт же макароннику! – выкрикнул кто-то по-голландски.

Хозяйка шоу приказала Луиджи оставаться в том положении, в котором он был, а сама шагнула на секунду за портьеру и появилась вновь с искусственным dildo в руке.

По залу прокатилась волна предвкушения, а обнажённая нимфа, сделав круг по сцене для более наглядной демонстрации этого неприличного инструмента, подошла к распростёртому Луиджи и грациозно опустилась на пол у его ног.

Далее последовало ощупывание, сквозь джинсы, итальянских гениталий с печальной констатацией абсолютной профнепригодности оных.

Зрители, несмотря на шумные протесты Луиджи, не могли удержаться от хохота, и, в результате, на место того, что, по мнению девушки, не могло выполнить свою природную функцию, был водружён искусственный заменитель.

– Ну, Луиджи, хоть теперь-то не ударь в грязь лицом! – под общее гоготание пробасил Рене.

Симуляция полового акта прошла на ура и закончилась продолжительными аплодисментами. Со сцены раскрасневшийся Луиджи сходил как истинный триумфатор и звезда этой ночи – сопровождаемый овациями.

На смену ему из-за кулис выбежал дородный мужлан в костюме Адама, и зрители смогли, наконец, насладиться тем, ради чего сюда пришли: живым, широкоформатным и до мельчайших деталей откровенным лицедейством Casa Roso.

Во время спектакля Хелен и Костя тоже не теряли времени, так что по выходу на улицу им нестерпимо захотелось взять такси и уехать в отель. Рене и Луиджи были, однако, категорически против такого развития событий. Они вероломно купили Костю, пообещав ему снова заглянуть в «In de Wildeman» и необыкновенно расстроили тем самым Хелен.

– Какие вы, мужики, всё-таки продажные шкуры!

Все трое начали просить у неё извинения за Костину пивную обсессию.

– Хелен, милая, ну, погуляем ещё пару часиков, а то ребятам скучно будет, – умолял её Костя. – Ведь наше-то, если оно действительно наше, от нас никуда не убежит!

Девушка нехотя согласилась, и компания тут же возобновила обход амстердамского элизиума похоти – узаконенного публичного дома, охватывающего площадь целого квартала.

– Ах, какая кошечка! Вот это бюст! Вот это ножки! – поминутно восклицал Луиджи.

– А вон та блондиночка как тебе? – подзадоривал его Рене.

У старой готической церкви на Форбрюхвале, стоявшей внутри крепостной стены, выложенной из окон с пышнотелыми негритянками, компания узнала о результате матча Украина – Саудовская Аравия (4:0) и решила сжалиться над бедным представителем солнечного юга.

Костя мигом набросал для него план местности и подробно объяснил, как от пункта их дисклокации найти «In de Wildeman», после чего Луджи стремглав умчался в маленький «розовый» переулок, уходивший влево от храма, а оставшаяся тройка двинулась в направлении Бёрспляйн.

Через пятнадцать минут коллеги снова пили родное бельгийское пиво, и не успели они увидеть дно своих бокалов, как на пороге заведения появился довольный итальянец. При Хелен он постеснялся делиться подробностями своего физиологического рейда, пожаловался только, что за такую цену работницы панели в иных частях света отпахивают вдвое больше по сравнению с местными бабочками.

– Хотя всё это, милые мои братишки и сестрёнки, абсолютнейшая ерунда! – заявил он с горящими глазами. – Вы лучше посмотрите, какую штуковину я достал!

Только сейчас все заметили, что у Луиджи в руках был чёрный целлофановый пакет.

Из него тут же появился на свет ещё один, поменьше, который оказался прозрачным и наполненым какими-то сушёными кореньями или ростками. Чтобы рассеять всеобщее недоумение, итальянец достал из кармана слегка помятый клочок бумаги, на котором в заголовке было написано: «Magic Mushrooms. Cooking and eating instructions».

– О, Господи… – вздохнула Хелен.

– Ну, и где же ты эти грибочки кушать собрался, несчастный? – осведомился Рене. – Когда будешь отдавать в гостиничную кухню, чтобы их там тебе сварили, не забудь специй попросить, индонезийских или мексиканских…

Луиджи громко захохотал, толкнул Рене кулаком в плечо и сказал:

– Нет, братишка! В Милан добро повезу. Есть там у меня дружок один, большой профи в этих делал. С ним и погуляем.

– Ну что, теперь вам понятно, ladies and gentlemen, что горбатого только могила исправит?! – победоносно изрёк Костя.

Хелен и Рене понимающе кивнули: да, медицина здесь бессильна; а Луиджи, на которого опять напал внезапный приступ смеха (видимо, второй косяк он уже раскурил), так и не счёл необходимым ответить на Костино замечание.

Пивная сессия продолжалась до самого закрытия бара, потом кто-то из них, кто был ещё в состоянии это сделать, заказал такси, и в гостинице пьяная четвёрка отправилась в направлении своих комнат. Костя взялся, было, проводить Хелен; однако, девушка была изрядно под хмелем и к тому же невероятно уставшая. Единственное, что она смогла сделать, – это снять обувь, чмокнуть Костю в губы. И после этого прямо в одежде завалилась на кровать.

Дон Жуан побрёл, не солоно хлебавши, к себе в номер. Покопавшись в сумке, он вытащил специально захваченную из Гента бутылку Rochefort, не спеша выпил её, разделся, почистил зубы и тоже улёгся в постель.

Второй день занятий отличался от первого только лишь темой: вместо нового программного обеспечения на повестке дня стояло теперь обслуживание мультинационального химического клиента, задумавшего глобальную реструктуризацию.

По окончании тренинга Костя, Рене и Хелен проводили Луиджи до автобуса, отправлявшегося с итальянской делегацией в аэропорт Schiphol и, пожелав ему удачно довезти свой бесценный груз до Милана, двинулись, каждый на своей машине, в сторону голландско-бельгийской границы. Хелен в этот день вела себя немного прохладнее, чем накануне, и Костя не ставил ей это в вину. Час веселья прошёл – наступали суровые будни.

Довольно долго они все трое стояли в пробке на А2, между Амстердамом и Утрехтом, и пытались общаться друг с другом при помощи жестов. Когда, около семи вечера, на автобане стало немного свободнее, тандем распался, и дальше каждый поехал сам по себе. Костя, двигавшийся до этого между Рене и Хелен, помахал им обоим ручкой, надавил на акселератор и пошёл на обгон.

В районе Синт-Никласа у него неожиданно зазвонил телефон, вставленный, как того требовал закон, в специально адаптированный к салону бэхи car kit. Костя задумчиво поставил на паузу CD-плейер, воспроизводивший в тот момент композицию «Под колёсами любви», нажал зелёную кнопку на мобильнике, сказал «hello» и назвал своё имя.

– Привет, Константин! – ответили на другом конце провода. – Это Эвелин…

Глава десятая
Ретроспектива

– Я бы тебе посоветовал рыльце этому авгуру для профилактики всё же начистить, – шептал Косте на ухо во время одной из лекций по комплексному анализу Борька, Костин одногруппник и его самый близкий мехматовский друг. – Псих-психом, а он ведь своё дело знает. Оксанка на такого хмыря, конечно, никогда не позарится, но жалеть скоро начнёт. Помяни моё слово!

– Да уже начала… – угрюмо сообщил Костя. – Вчера, когда в комнату вернулись, просила меня не бить его. Мол, всё само собой образуется. А чего здесь может образоваться-то, Борь?! Если б ты только видел, как он на неё смотрит… Тут клиника, полное умственное затмение. Понимаешь?

– Ну, хочешь, я сам с Оксанкой поговорю? Или, может, мне лучше с твоим индусом «случайно» пересечься?

– Да не, Борь, не надо. Он так-то вроде человек вменяемый, подвинувшийся только на почве мистики и романтизма. Я с ним первый «брифинг» уже провёл. Так что, если дурить начнёт, огребёт от меня по самое «не балуйся».

В течение месяца признаков упомянутой дурости Вячеслав не обнаруживал. На нескольких крупных филфаковских вечеринках, случившихся за этот период, он благоразумно отсутствовал и каким-то немыслимым образом умудрился даже мельком ни разу не попасться Косте на глаза – ни в универе, ни на улице, ни в общаге. Оксана его тоже не вспоминала, как будто он пропал из её жизни, а вся печальная реинкарнационная сага превратилась для неё в давно забытый нелепый сон.

Однако в средине марта Вячеслав всё же нарушил своё инкогнито. Он снова улучил момент, когда Оксана оказалась одна в коридоре, на сей раз, правда, тщательно проследив, чтобы мужа её нигде поблизости не было, и на повороте столкнулся с девушкой нос к носу.

Через окно своей комнаты Вячеслав мог держать под наблюдением «крестовский» подъезд и видеть каждого покидавшего здание. Именно это и дало ему возможность короткого рандеву со своей Дульсинеей во время Костиной отлучки.

Судя по всему, вынужденное подполье доставляло скорбному великомученику немало душевных хлопот и терзаний. Выглядел он удручающе. И без того непривлекательное лицо было мертвенно бледным, с неровной короткой щетиной и свежими бритвенными шрамами на обеих скулах и подбородке. Под глазами у Вячеслава нависли синие мешки, а то подобие причёски, которое он носил на голове, являло собой, скорее, торопливую попытку хоть как-то облагородить видавшую виды «половую швабру».

Оксана наткнулась на него, когда выходила на свой этаж со стороны лестничной клетки, и едва не вскрикнула от неожиданности.

– О, Господи! Что с вами такое, Вячеслав?! Вы напугали меня до полусмерти!

– У нас мало времени, Оксана. За облик свой прошу прощения – мне сегодня было абсолютно не до него. Если можно, я сразу перейду к делу.

– А вы, что, меня специально подкарауливали?

– Да. И не только Вас. Мне известно также, что Константин пять минут назад покинул общежитие. Но, кроме продуктовой сумки, в руках у него ничего не было, и поэтому он скоро вернется.

От этих слов и от того, каким тоном они были произнесены, Оксана невольно улыбнулась.

– Какая глубокая осведомлённость! Уроки, видимо, брали у самого Пинкертона… И давно вы ведёте за нами слежку?

– С конца января… Но речь сейчас пойдёт не об этом. Весь последний месяц я занимался поисками человека, который сумел бы нам помочь…

– Помочь?!.. Но в чём? И кого вы подразумеваете под словом «мы»?

– Вас и себя, конечно.

– Извините, Вячеслав, но, по-моему, вы так ничего и не поняли. Я с самого начала не хотела произносить жестоких слов, потому что искренне жалела вас. Но теперь, видимо, придётся их сказать. Как мужчина вы меня абсолютно не интересуете. Не интересовали бы даже в том случае, если бы я сейчас не была замужем и никого бы не любила. Ни ваша внешность, ни ваши мысли, ни ваш характер не вызывают в моей душе абсолютно никаких симпатий. Попытайтесь, пожалуйста, это принять! И не нужно было вам дожидаться, пока Кости не будет рядом, потому что я всё равно скажу ему о нашей с вами встрече…

– Умоляю Вас, Оксана, не делайте этого! В тот самый момент, когда мне впервые посчастливилось увидеть Вас, я уже знал, что такую красавицу как Вы мне вряд ли удастся очаровать своей персоной. Поверьте, никаких иллюзий на этот счёт у меня нет. Но тогда, в Аргентине, всё было по-другому…

Вячеслав умолк на несколько секунд, видимо, для того, чтобы собраться с духом, и затем, торжественно объявил:

– Я нашёл женщину, которая умеет возвращать людям память о прошлых жизнях. Она живёт в Звенигороде.

Оксанины глаза сделались круглыми от неподдельного изумления, а брови поползли вверх.

– Ну, и что вы предлагаете?! – насмешливо спросила она. – Чтобы я отправилась туда в вашей компании? Не обижайтесь, Вячеслав, но, по-моему, вы просто ненормальный.

– Очень даже может быть… Любая хула из Ваших уст звучит для меня как высшая награда… Сразу хочу сказать, что все издержки я, разумеется, беру на себя: такси от подъезда до её дома и обратно, всю сумму, которую она попросит за услуги, а также любые другие расходы. И, конечно, если Вам чего-то захочется, Оксана, Вы можете смело рассчитывать на все средства, которыми я только располагаю!

Физиономия Вячеслава сделалась при этих словах такой одухотворённой и возвышенной, что Оксана невольно хмыкнула.

– У тебя определённо не все дома, Слава! – давясь от смеха, выпалила она, незаметно для себя самой перейдя при этом на «ты». – Попытайся взять в толк одну простую вещь. Я не знаю, как ещё можно вразумить тебя, поэтому скажу прямо: даже если бы я верила в переселение душ, и даже если бы я знала, что ты в прошлой жизни действительно был моим мужем в течение сорока лет, я всё равно осталась бы с тем, кого люблю сейчас.

Выражение лица у Вячеслава сделалось крайне озадаченным. Морщинки на лбу и переносице свидетельствовали об интенсивном мыслительном процессе в его голове.

– Ладно. Мне пора идти к себе, – прервала затянувшуюся паузу Оксана. – А ты обдумай хорошенько мои слова, и постарайся, наконец, найти в себе силы повернуться лицом к реальности. Хорошо?

Так и не дождавшись никакой осмысленной реакции, Оксана была вынуждена оставить умолкшего страдальца и тихонько удалилась в направлении комнаты.

В тот же день Вячеслав был жестоко бит.

Вернувшийся из магазина Костя мирно выслушал Оксанин рассказ, вместе с ней похихикал над влюблённым недотёпой, поужинал и через какое-то время вышел в коридор.

Проследовал он, как не трудно догадаться, к убежищу Вячеслава. Обнаружив, что дверь заперта, Костя вежливо постучался, а когда услышал клацанье открываемого замка, с силой ударил по двери ногой, мгновенно открыв её настежь и переведя стоявшего за ней в полуметре и ничего не подозревавшего хозяина комнаты в горизонтальное положение.

Вся процедура заняла у Кости пятнадцать минут, включая наставления и советы на будущее. Эту недолгую, но весьма насыщенную карательную акцию Вячеслав перенёс – надо отдать ему должное – вполне стоически. Желания оппозиционировать Костиным внушениям у него так и не возникло – ни в физической, ни в словесной форме, что естественным образом успокоило бурный Костин порыв. Успокоило до такой степени, что, вместо требования законных репараций, Костя принялся вдруг участливо фантазировать на тему того, как сурово наказанный им Вячеслав мог бы выйти из состояния любовного отверженца и обрести нормальную, полноценную жизнь:

– Я бы на твоём месте привёл себя в порядок: помылся, побрился, купил что-нибудь приличное из одежды (если у тебя сейчас этого нет) и отправился бы на дискотеку. Девчонок там каждые выходные целая уйма трётся – обязательно кого-нибудь снимешь, если клювом не станешь щёлкать. По фэйсу ты вроде не урод, филолог к тому же – значит, язык должен быть подвешен. Сам не заметишь, как найдёшь себе классную герлу. Влюбишься, женишься, и всё у тебя будет о’кей!

– Вы знаете, Константин, – нарушил, наконец, своё «коммунистическое» безмолвие Вячеслав. – Нам с вами, судя по всему, просто не дано друг друга понять… Скажите, разве вы стали бы меня слушать, если бы я вдруг начал «по-доброму» уговаривать вас разлюбить вашу жену?

– Ну, ты задницу с пальцем-то не сравнивай! – оборвал его Костя. И после некоторой паузы добавил:

– А вообще, твоя психология мне действительно не понятна… Неужели ты всё ещё продолжаешь на что-то надеяться?

– А вы считаете, что можно перестать это делать? Вот вы лично могли бы перестать надеяться, если сейчас была бы война, и если Оксана попала бы во вражеский плен?

– Интересные у тебя аналогии!.. Война, говоришь? Стало быть, ты намерен «драться» до последнего?

– Нет, драться с вами я не буду. Ведь это всё равно, что драться с самим собой…

– Это ещё почему?

– Потому что в любой драке бьющий только лишь воображает себе, что мутузит кого-то другого. А, на самом деле, никакого другого (и никаких других) нет…

– Обоснуй.

– Если у человека всё хорошо, разве он станет думать о драке? А, если думает, – разве может у него быть всё хорошо?

– Ты на что это намекаешь?!

– Только лишь на то, что в этом мире не бывает правых и виноватых. И не бывает так, чтобы сама собой сложилась ситуация, в которой на безвинного вдруг обрушиваются все напасти.

– Хочешь сказать, что мы с женой сами виноваты в том, что в нашу жизнь вторглась такая свинья, как ты?

– Вы говорите это, Константин… и показываете своими действиями…

– Да-а… Правильно Оксанка диагноз поставила: ты законченный псих!

– Я безумно люблю девушку, которая волею судьбы оказалась вашей женой. Во всём остальном я ни чуть не безумнее вас.

– Эх, договоришься ты у меня, философ!.. Короче, так. Сегодня я сделал тебе предупреждение, которое, надеюсь, ты усвоил. Один лишь рецидив – и твоя спокойная жизнь закончится навсегда!.. Да, и вот ещё что. Жену мою, если твоей извращённой натуре так хочется, можешь любить хоть до гробовой доски, но чтобы ни она, ни я об этом больше не слышали. Понял?

– Спасибо за ваше участие, Константин, и за вашу «милость к падшим». Если вам когда-нибудь снова захочется потереть об меня кулаки, заходите, не стесняйтесь. Моя физиономия и моё тело всегда к вашим услугам.

Костя внимательно посмотрел Вячеславу в глаза и, найдя там только лишь тупую, усталую решимость и болезненную пустоту, невольно отвернулся. В этом упрямом пентюхе было всё же что-то от настоящей личности, от человека, который знает, зачем он живёт, и который готов на многое ради достижения своих целей.

Не произнеся больше ни слова, Костя резко поднялся и вышел вон.

По прошествии трёх недель, Вячеслав так ни разу и не вышел из своего горького подполья, отчего Костины волнения начали рассеиваться, и вскоре он, как и Оксана, уверовал в то, что эта история, с Божьей помощью, успешно закончилась.

В реальности же у Вячеслава и в мыслях не было расписываться в собственном бессилии и прощаться с Оксаной навсегда. Такое было для него просто невозможно. Он бы с радостью согласился терпеть побои за каждый разговор с властительницей своего сердца, если бы только это могло хоть как-то приблизить его к заветной цели. Камнем преткновения для Вячеслава были отнюдь не Костины кулаки и угрозы. До конца марта он только и делал, что днями и ночами напролёт думал о том, как уговорить Оксану пойти на оккультный эксперимент.

Насилие исключалось. Впрочем, никакого результата в столь тонком деле при помощи насилия добиться ему всё равно бы не удалось. Ведь для того чтобы звенигородская колдунья могла ввести Оксану в нужное состояние, требовалось полное расслабление и добровольное сотрудничество последней.

Тупая назойливость и попытки взять неприступную крепость Оксаниного сердца измором ни к чему привести тоже не могли.

В какой-то момент Вячеслав начал серьёзно обдумывать план эдакой «толстовской» подставы. Если провоцировать Костю на всё более и более тяжкие формы мстительного рукоприкладства, дело вполне могло дойти до суда, и муж Оксаны исчез бы из поля зрения на долгий срок – об этом Вячеслав не поленился справиться в Уголовном Кодексе, одолженном в университетской библиотеке.

Но с другой стороны, Костя мог в сердцах сделать из него инвалида, а то и вовсе отправить бедолагу на тот свет. При такой доле риска предприятие едва ли можно было оценивать как «прибыльное», и Вячеславу волей-неволей пришлось задуматься над другими альтернативами.

В один из мартовских вечеров Костя, не спрашивая, открыл на стук дверь их с Оксаной комнаты, и обнаружил стоявшего за ней Вячеслава с бутылкой вина и букетом кремовых роз.

Мало того, что Вячеслав был гладко выбрит, надушен дорогим одеколоном и элегантно причёсан! На сей раз даже одетым он оказался не в старые, потёртые джинсы и вязаный свитер, как прежде, а в хороший чёрный костюм, белоснежную рубашку и со вкусом подобранный галстук нежно-алых тонов. От такого «гламурного» сюрприза Костя немного опешил.

Да, Вячеслав положительно не был уродом. Теперь его без лишних преувеличений можно было назвать солидным и даже, в какой-то степени, привлекательным молодым человеком. Если раньше для студента Вячеслав выглядел староватым, то сейчас он вполне тянул на Костиного ровесника.

Метаморфоза была настолько разительной, что оба супруга, как заворожённые, пронаблюдали за тихим дефиле неожиданного гостя до центра комнаты, где тот, торжественно поставил бутылку на стол и, галантно поклонившись, протянул девушке цветы.

Первой нарушила молчание Оксана. Она выключила истошно блеющий на всю комнату телевизор, поблагодарила Вячеслава и попросила Костю сходить до ближайшего умывальника и наполнить водой пустую бутылку из-под кефира.

– Вы просто сказочно преобразились! – сказала она после того, как Костя вышел за дверь. – Всегда приятно видеть человека, оправившегося после тяжёлого недуга и пышущего здоровьем.

– Я пришёл, чтобы извиниться перед Вами и Вашим мужем, Оксана. Мне очень неловко за то, как я себя вёл во время наших встреч. В сложившихся обстоятельствах я не должен был рассказывать Вам о своих чувствах. Простите мне, пожалуйста, мою бестактность, если можете!

– Ну, что вы, Вячеслав! Мы с Костей давно уже забыли об этом. Скорее, вы имели тогда полное право обидеться на мою резкость и откровенность.

– Обидеться на Вас?! Такое мне не могло бы пригрезиться и в самом ужасном сне…

Вячеславу пришлось оборвать свою мысль на середине, так как в комнату вернулся Костя с наполненной до краёв бутылкой, и Оксана стала мягко журить его за мужскую бестолковость, из-за которой она была теперь вынуждена искать подходящую тару, чтобы вылить в неё излишки воды.

Вынув из холодильника баночку шпротов, салатницу, полную квашеной капусты, солёные помидоры с огурцами, грибы и ещё кое-какую снедь, Оксана решительно заявила, что есть и пить молча не собирается.

– Ты, Вячеслав, с какими новостями пожаловал? – угрюмо спросил Костя, уставив взгляд на бутылочную этикетку с редким в то время названием «Пиросмани».

– Я уже объяснил Оксане, пока вы ходили за водой, что очень раскаиваюсь в своих поступках и хочу попросить у вас обоих прощения.

– Надо же!.. – удивился Костя. Но продолжить свою мысль не успел, поскольку Оксана опередила его:

– Молодые люди! Если кто-то из вас намерен заняться выяснением отношений, то я категорически против!

– Извини, солнышко, – тут же выправил Костя свой тон и поднял бутылку, чтобы разлить вино по бокалам.

– Ладно, Слав, не обижайся, – обратился он к гостю, на сей раз вполне дружелюбно. – Если на самом деле решил взяться за ум, то подставляй «сосуд».

Первый тост за всеобщее примирение произнесла Оксана, и треугольник с удовольствием приложился к замечательному грузинскому напитку. Присутствие в воздухе рудиментарного антагонизма между мужчинами заставило девушку и дальше выполнять роль тамады.