Текст книги "Пьяный ангел (сборник)"
Автор книги: Владимир Вейс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Книга вторая. Виктория
Глава перваяВиктория, студентка пятого курса медуниверситета, беззаботно шла по улице Гагарина. Девушку несла по улицам города лёгкая и радостная походка. Приветливо светились уличные фонари, окна и витрины.
Она уже миновала Революционную улицу и оказалась в районе «хрущёвок» – пятиэтажных домов, построенных в прошлом веке в годы правления Никиты Хрущёва. Первые этажи активно продавались под магазины, различные ателье, аптеки и адвокатские конторы.
Она дошла до универмага и свернула на улицу, ведущую в посёлок одноэтажных домов.
Недалеко от своего дома остановилась, услышав щелчок мобильника. Наверное, эсэмэска.
Её Nokia показывала 21.30. Девушка мгновенно прикинула, что окажется в доме через минуту и 36 секунд. Письмо пришло от компании, предлагавшей новые услуги. Стерев ненужное послание, Виктория подняла голову и увидела перед собой мужчину среднего роста.
Несмотря на то, что было достаточно темно, она ясно разглядела щетину на пропитом лице. Ещё отметила, что незнакомец был в спортивном костюме и куртке из кожзаменителя, и явно с чужого плеча. Пришла мысль, что одежонку мужчина взял у дружка, который сейчас «в отрубе».
Она не знала, что это Хмурый, и шёл седьмой день, как Фёдор Хмуров вернулся после многих лет заключения, которое было результатом неудачного нападения на кассира редакции «Вечерняя Самара», собиравшейся сдать выручку за рекламу в ближайшее отделение Сбербанка. После недели беспробудного пьянства со своим самарским дружком, Хмурый решил пройтись в поисках какой-нибудь жертвы. И она, девчонка для него, оказалась кстати. Напасть на мужика Хмурому не хватило бы духа.
Виктория поняла, что позднему прохожему приглянулся сотовый телефон, который она только что спрятала в свою сумочку. Стоил мобильник хорошо, но дома никогда не говорили о деньгах. Просто это был подарок отца, но этот тип, которому нужны деньги на выпивку или дозу, продаст его первому встречному в десять раз дешевле – за две-три тысячи рублей.
– Игрушку дай, – кивнул Хмурый в сторону сумочки.
– С какой стати? Купи себе сам, – дерзко ответила Виктория.
– Ишь ты, красивая, с норовом. Своему хахалю будешь указывать, что и кому делать.
– Отстаньте! Я позову на помощь!
– Не позовёшь!
Виктория двинулась было к углу ближайшего дома, но Хмурый распростёр руки, словно для дружеских объятий. Но о дружбе никак не говорил зажатый в левой руке нож, это был небольшой кухонный тесак для разделки мяса.
– Отдашь, – уверенно сказал Хмурый.
Виктория оглянулась – ни души. Да и кто увидит их в этом небольшом посёлке?
– Вот видишь, пожадничала и теперь придётся расплачиваться с процентами. Пальтишко-то расстегнёшь, трусики снимешь, повернёшься ко мне спинкой. Я шустро, я стосковался по бабам.
«Ну, уж этого не будет!» – решила Виктория. На курсах самообороны в универе учили, что при нападении необходимо прижаться к стене любого уличного здания или забора, найти палку или увесистый камень и, не раздумывая, обороняться ими. И кричать о помощи. Она тотчас же прижалась к стене дома. Хмурый, увидев, что его жертва заняла позицию сопротивления, подошёл вплотную, приткнув нож сбоку. В его похмельной голове возникла вполне трезвая мысль, что девчонка, ясно, просто так не сдастся, и будет сейчас кричать. Надо бы её слегка придушить, но теперь не получится – она повернулась лицом и надо давить только на страх. Или пошутить, мол, проверка, он её отпускает, с напутствиями быть бдительной. Но отступлений он не признавал, да к тому же нужны деньги, а сумке этой шлюшки они есть. Притом он знал немало приёмов, как утихомиривать девиц. Главное – таким наперво надо врезать посильнее и зажать рот. Тогда они становятся от боли отупевшими и податливыми.
В зоне с ним сидел учитель физкультуры, который изнасиловал до полутора десятка оглушённых девчонок, идущих с электричек. Но сел за кражу школьного спортинвентаря и ему, вот что нелепо, влепили девять лет. Разве это не судьба? Насильник часто смаковал подробности самых изуверских способов сношений, отчего Хмурый зверел и дал себе слово – перетрахать на свободе столько, сколько не сможет ни один мужик в мире.
– Ша, сука! – зашипел Хмурый в лицо Виктории. Поворачивайся, счас мы с тобой займёмся половыми процедурами.
Виктория открыла рот, но крика не получилось: вырвалось лишь слабое сипение, словно из спущенной велосипедной камеры, на которую наступили ногой. Пространство вокруг словно вымерло. Даже собак, что всегда тявкают, не слышно! Хмурый уловил беспомощность девушки. И ему нравилось не спешить, смаковать, чтобы она даже через пальто чувствовала, как напор руки с ножом постепенно усиливается. И при этом он повторял:
– Счас мы займёмся половыми процедурами.
Виктория не понимала, почему её подвело собственное горло, и готова была разрыдаться от бессилия. Но когда почувствовала, что свободная его рука стала задирать подол пальто, её глаза вспыхнули таким страстным огнём ненависти, что Хмурый отпрянул, словно обжёгся о раскалённую плиту. На мгновение насильник растерялся, но тотчас же бросился на девушку, и она с ужасом почувствовала, что уже находится в объятиях этого негодяя. Виктория задыхалась от его вонючей ладони, сжимавшей ей рот.
Но настоящий кошмар начался тогда, когда ощутила, что он начал рвать её нижнее белье и вдруг его рука уже прикоснулась к обнажённому животу. Именно это прикосновение вывело Викторию из шока: она резко выпрямилась, плотно прижимаясь спиной к стене дома, и что есть силы, отбросила негодяя. Это был мощный толчок для слабой на взгляд девушки, но Хмурый отлетел на полтора-два метра к кустам, и для Виктории было достаточно времени, чтобы убежать. Но уже она не стала торопиться, чувствуя прилив такой ненависти к существу, оказавшемуся на её пути, что готова была идти до конца, лишь бы стать победителем в этой схватке.
Хмурый тоже был ошарашен и сосредоточил свои мысли только на одном: убить эту девчонку. В душу закрался страх быть осмеянным воровской братвой, и поэтому он подобрался, словно для разбега, подтянул одну ногу к себе, а другую чуть отставил, точно, как опытный легкоатлет перед стартом.
В тот же момент Хмурый ощутил укол в груди. Он быстро распознал испытанное уже один раз жжение под солнечным сплетением и подумал, что сердце готово его подвести. Однажды в тюремной санчасти пожилой майор медслужбы Сиротин предупредил: «Прекрати чифирить! Ты уже состарил своё сердце на двадцать лет! Ещё несколько резких движений – и оно окажется на воле. Только статья о помиловании будет посмертной».
Но Хмурый оттолкнулся от земли. Девушка читала, что в минуты смертельной опасности время меняет для человека свой бег. Приводились примеры с лётчиками, успевавших в экстремальных ситуациях проделать массу переключений на приборной доске, движений рукояткой управления двигателем, закрылками, элеронами и другим, на что в обычной обстановке уходило уйму времени! И они спасались!
И Виктории каким-то образом удалось разделить решающие мгновения на ещё более мелкие составляющие, приравнять каждую к вечности, подчинённую только ей. Она впилась взглядом в поблёскивающее лезвие и стала останавливать его приближение. И увидела, как лезвие сначала как бы замерло в воздухе, а затем стало пунктирно скользить, но уже не вперёд, а по иной траектории, словно это был самолёт, делающий смертельную для пилота петлю. Виктория даже усмехнулась, представив время быстрой пантерой, которую ей удалось схватить за хвост и с нечеловеческой силой сдержать прыжок этого зверя. И пантера поняла, что от неё требуется. Она рванулась и вслед за её хвостом Виктория влетела в бесконечное пространство, залитое ослепительно белым светом, будто оказалась внутри взорвавшейся шаровой молнии. Её голова была готова расколоться от страшной боли и того, что она ясно представила свою комнату…
И для Хмурого время изменило свой бег. Когда бывший зек рванулся вперёд с вытянутой рукой и устрашающе блестящим лезвием ножа, то был уверен, что пронзит этой грёбаной гордячке сердце. И ножом выковыряет ей глазищи! Пусть после этого его вяжут, топчут, убивают!
Но его бросило в какую-то прозрачную вязко-тягучую субстанцию (где-то он слышал это слово, не от того ли мудрёного физрука?), которая сдержала его бросок и медленно стала разворачивать его тело к земле. Ему изменила собственная рука, которая направила нож к груди, и с каким-то сладостным хрустом всадила лезвие в собственное сердце. «Чтоб мне сдохнуть!»
И последнее, что увидел Хмурый в этом мире, точнее, ему представилось – сердце, разложенное на разделочной доске в тюремной столовой, и толстый мясник в смятом поварском колпаке, только почему-то чёрного цвета, стал наносить по нему удары ручкой ножа. А это был тесак огромных размеров, который человек в колпаке, как ловкий фокусник, мгновенно развернул в воздухе и разрубил сердце пополам.
– Пропала жизнь! – только и успел выдохнуть бывший зек, и свалился на землю мешком.
Глава вторая– Мамочка ты моя, что со мной!?
Виктория непостижимым для неё образом ока за лась в своей комнате и дрожала от острой боли в висках. Она сделала по ковру у своей кровати несколько неуверенных шагов, словно никогда не ходила, и удивлённо осмотрелась, заметив время на электронных часах, стоявших на тумбочке. Они мигали зелёным – 21.32.
Но испугал её не период времени, в который она оказалась дома, а то, что она не помнила, как бежала, как открыла калитку и дверь дома. И как можно было избежать удара ножом матёрого уголовника, который не пощадил бы её. Уж в этом она была уверена.
И в то же время она ощутила себя существом, которое лишилось привычного покрова. Словно её вытащили из кокона, и она уже не гусеница, а свободное от земного тяготения создание, которого покорить непосильно никому в этом мире. Виктория с чувством ужаса и торжества неожиданных возможностей увидела как мама, точнее, её силуэт, заскользил по дому, закрыв за собой дверь на кухню, и направляясь в сторону комнаты дочери. Вот она и вошла.
– Что случилось? – тотчас же остановилась Марина Александровна, словно увидела не одну дочь, а несколько близнецов, и не знала, кому из них предназначались её слова.
Изумил не вид Вики, никогда не входившей в свою комнату в верхней одежде и обуви, а блеск глаз, в котором были не погасший ещё страх и чувство превосходства.
Вика тотчас же сбросила с себя лёгкое пальто, скинула туфли и бросилась к матери. В её объятьях она перестала дрожать, но по-детски расплакалась.
– Что с тобой, доченька?
Добрая, красивая и всегда молодая мама! Виктория молчала, собираясь с мыслями, чтобы рассказать о том, что произошло и что никак не укладывается в рамки нормального восприятия. Марина Александровна пришла к ней на помощь:
– Минуту назад, да куда там, полминуты назад, я была у тебя, забирая твоё большое полотенце на стирку дому. Когда ты успела войти? Мы с отцом ничего не слышали.
– Папа вернулся с Тибета? – обрадовалась Виктория, на мгновение забыв о своих приключениях. Но в то же время, отметила, что уже видела его силуэт вместе с маминым на кухне.
– Да, часов в шесть. Он поставил машину в гараж и хотел пройтись пешком, встретить тебя, но я отговорила. Всё же путь с востока нелёгок.
– О, Вика! – в комнату стремительно вошёл Лемешев.
Тотчас же дочь оказалась и в его объятиях.
– Я так рада, что мы все вместе, – протараторила Виктория. – Вы самые красивые и независимые люди.
– Точнее, затворники, – бросил Сергей, целуя в лоб и щеки дочь.
И он был прав, потому что Марина и Сергей после возвращения из Туркмении в 1992 году избегали общества и тесных контактов с людьми. Им приходилось несколько раз манипулировать со временем, когда чувствовали опасность. Да и надо было Викторию быстро продвигать по курсу обучения. Сейчас ей было 17 лет, но она через год заканчивает университет. Их одарённая дочь в более короткие сроки, экстерном, познавала врачебную науку.
– Что с тобой произошло, Вика? – спросил Сергей. – А не то спрошу у дома.
– На меня напали, – ответила Виктория, и тут же успокоила: – Но я избежала самого худшего…
– А что было бы самым худшим? – с тревогой спросила Марина Александровна.
– Смерть.
– Тебе? Кто? – кровь прильнула к лицу Сергея. – Где это случилось?
– У соседского дома.
– Тебе не нужно к врачу? – спросил отец.
Виктория сдержанно улыбнулась:
– Нет, но мне кажется, что тому, кто приставал ко мне, нужна помощь.
– Ты справилась с грабителем? – не поверил Сергей.
– Я ушла от него.
– Убежала?
– Нет, но получилось так, что исчезла и… оказалась дома.
– Как такое может быть? – не поняла Марина Александровна.
– Я представила свою комнату и… оказалась в ней.
– А не лучше ли нам присесть и поговорить? – взволнованно предложила Марина Александровна. – И ты, Викочка, спокойно всё расскажешь. Мне что-то нехорошо. Надо выпить воды.
Она взглянула на Сергея. И он коротко отозвался:
– Звия. Это привет от неё.
– От кого, папа?
– Я вернусь и все расскажу, – пообещал отец. – Надо посмотреть то место.
Лемешев набросил лёгкий плащ. Хлопнула калитка. Марина и Виктория пошли в зал, к окну, выходящему на улицу. Увидели Сергея.
– Пошли, попьём наш фирменный напиток, – предложила Марина. – Мы только что начали с отцом. Или здесь?
Виктория сделала глоток. Действительно, бальзам из будущего подействовал мгновенно.
– Ты мне не веришь, мама, думаешь, я от страха путаюсь? А я не боялась ничего.
– Хорошо, я верю тебе, придёт папа, все и обсудим.
Мама сидела и смотрела на неё, и с радостью, и с тревогой, и с гордостью, и с непонятной надеждой на какие-то важные перемены.
Сергей, подойдя к соседскому дому, ничего подозрительного не нашёл. А когда повернулся в сторону кустов, увидел человека, согнувшегося, словно при боли в животе. Лемешев взглянул на лицо: на него «смотрели» остекленевшие глаза мужчины, в которых застыли страх и удивление. Его правая рука была откинута в сторону, а в груди торчал нож.
– Кто ж тебя так? – спросил Сергей и разогнулся. – Похоже, ты получил по заслугам. Ну что же, светиться не будем.
Он быстрым шагом зашагал домой.
Глава третьяМайор Муромский заступил на дежурство четыре часа назад. Было тихо. Большинство кабинетов было закрыто, только где-то в цокольных слышались голоса. То ли спорили, то ли во что-то играли.
Только что позвонила дочь, просила дать денег. Но это нормально, он обещал дать. Как же молодёжи без денег? Это они – он да супруга, из поколений советского строя – могли обойтись рублём-вторым на день. И ничего не надо было. Лишь когда познакомился с будущей женой на танцах, полетели десятки, а то и четвертаки. Но всё как-то обходилось. Не зацикливались на шмотках и еде.
Кстати, о еде. Что-то захотелось перекусить. Немножко, чтоб не урчало в животе. Муромский достал кипятильник, взял «тормозок» из холодильника, что собрал сам перед работой. Прикинул, что съест кусочек сала с помидором и хватит, после – кружку чая.
Сержант Кисляков приоткрыл дверь и доложил:
– Ну и погода, хотя конец апреля. В ночь задубеешь…
И ушёл. Зачем и кому он сказал, с какого хрена? Муромский посмотрел в окно. На улице правили бал ночные фонари. Это самое активное время тех, кто озабочен. Выходят из своих дневных берлог и – появляются в сводках убийства, изнасилования, грабежи.
Он подумал о сержанте. Молод, вот и мается. Наверное, не хочет учиться. Здесь-то, в милиции, устав и положения! Выучил их раз в жизни, и труби до пенсии. А ведь спецом в любом деле не стать без мозгов и труда. Об этом классики марксизма говорили. Или Дарвин? А хрен их разберёт.
Опер посмотрел на часы. Пошёл одиннадцатый час, предпоследний из суток. Завтра отдохнёт. Дай Бог, чтобы всё обошлось. Он услышал звонок. Это в дежурке, старлей взял трубку…
Группа во главе с Муромским выехала через пять минут. Было осмотрено место происшествия, сфотографировано тело умершего, в присутствии понятых осмотрена одежда мужчины, в поисках документов, которые могли бы помочь установить его личность. Однако их не оказалось. Муромский предположил, что человек жил недалеко, если был одет налегке. Его помощник, следователь, принялся составлять протокол, участковый пошёл по домам опрашивать свидетелей и искать очевидцев происшествия. Александров, судмедэксперт потребовал подсветки, осматривая грудь погибшего. И присвистнул.
– Ну-ка, Дима, глянь!
Муромский наклонился и выругался:
– Ну, моё-твоё, так это Хмуров! Я узнаю его наколку, оригинальная – Андропов в кабинете. В те годы вся Самара ходила смотреть на эту живопись…
– Да я о другом, даже на первый взгляд видно, что нож вошёл под неестественным углом!
Эксперт Александр Александрович Александров (Три А или Сан Саныч) приложил правую руку убитого к ножу (отпечатки были уже сняты) и не выдержал:
– Это что же, он сам себя убил?
– Такого не может быть для собственной руки: глубоко всажен, – тоже засомневался Муромский.
– Может и нельзя, – раздумчиво произнёс Сан Саныч, – а, может, и можно вбить в себя узкий клин, в состоянии аффекта, благодаря которому поддерживается инерция сокращения мышц. Так что же могло вызвать взрыв психики? Или кто? Мужчина? Тогда где следы борьбы? Женщина так не загонит нож. И опять чужих следов на ноже нет. А теперь смотри: Хмуров упал в позе спортсмена на низком старте. Значит, всё-таки была личность, которой предназначался бросок. И вот неожиданный финал. Я задаю вопрос: что может произойди с человеком, который собирался убить другого?
– Напоролся на большую силу, – отреагировал Муромский.
– Тут начинается мистика, друг мой. – Сан Саныч осветил стену дома. – Вот видишь, здесь кто-то стоял. И покраска сбита спиной. Смотрим вниз. Вот они. А вот и ворсинка от пальто к крошке прицепилась. А вот здесь след от обуви на глине из прибитой дождём пыли под самой стеной. След глубокий, произошло некое усилие, каблучок и вдавился глубоко. Сделаем слепочек.
– Выходит, была жертва, избежавшая расправы, и оттолкнувшая Хмурова? – спросил у судмедэксперта Муромский. – Почти на метр оттолкнула его жертва. А что даёт силы в такой ситуации?
– Тебя, Митя, жена толкала, когда ты лез к ней вне графика или в её скверном настроении? – спросил Александров, не поднимая глаз от земли.
– Ну, бывало…
– А если ты ещё принял на грудь? Отлетал?
– Так это она двумя ногами!
– Можно и руками. Вон Голливуд наплодил фильмов, где девчонки крутят мужиков не хуже качков.
– Голливуд, там же враньё.
– Ну, уж не скажи. А хочешь, окончательно поставлю точку, кто был перед ним: мужик или баба?
– Как так?
– Увидишь…
Сан Саныч подошёл к убитому, надел перчатки и, приспустив штаны, провёл известную на приёме у уролога процедуру. И изрёк:
– Ищи, опер, женщину. Он весь тут заспусканный…
Глава четвёртая– Они идут к нам, – сказал Сергей, – нас дома нет. Ведь с улицы все окна тёмные.
Он увидел, как участковый остановился у калитки.
– Да, объяснять будет некому, но всё-таки надо вп устить милиционера. Ведь он всё равно вычислит, что здесь живёт девушка. Она же учится, – ответила Марина Александровна и приказала залу: – Стань обычной комнатой.
Виктория сказала:
– Я не знаю, что говорить, как объяснить всё, что произошло.
– Мы догадываемся, – в ответ сказала её мать, – но в первую очередь мы хотим быть честны с тобой, дочка.
Сергей добавил:
– Да, это так, но об этом позже. Включаю прозрачность окон и открываю калитку, пусть входят.
Сергей пошёл к двери. Муромский начал было топтаться в прихожей:
– У вас тут чисто…
– Ничего, протрём, пойдёмте в зал.
В зале сидели женщины.
– Мы все перед вами, товарищ милиционер, – сказал Сергей, предлагая гостю кресло.
– Спасибо. Расскажите о том, как прошёл вечер, начиная с 17.00.
– Я была дома, – сказала Марина, – в 18.34 приехал муж.
– Да, я уезжал по своим делам…
– Сколько вас не было дома?
– Суток пять.
– И далеко уезжали?
– На Тибет…
– Шутите! За столько дней?
– Конечно, шучу. Был в Жигулёвске, в лесу.
– Как подтвердите?
– Сейчас принесу чеки на покупки для жены и дочери. Они на столе в кабинете.
Сергей быстро вернулся с чеками, которые он заказал дому.
– Ну, а молодая хозяйка?
– Я была дома…
– Да, Вика была дома в девять вечера, её привёз муж на «жигулёнке», – сказала Марина.
– Если быть точными, – отозвался Сергей, – то в двадцать один час и восемь минут.
– Кто-то из соседей видел ваш приезд с дочерью?
– Увы. У нас здесь безлюдно.
– И вы никого не видели?
– Прошло два-три человека по улице.
– И вы их бы узнали?
– Может быть, но я не вглядываюсь в пешеходов, что по бокам. А под фарами никого не было.
– Вы давно здесь живете?
– Восемнадцать лет. Но много времени мы провели в Германии. Показать паспорта?
– Верю. Ну что ж, мне пора. Кстати, хозяйка…
– Марина.
– Не слышали около дома какого-либо шума?
– До приезда мужа и дочери я смотрела передачу по телевизору. Вы знаете, сколько рекламы, и какая она громкая…
Муромский ушёл. Как только Сергей вернулся, провожая его, он попросил дочь остаться в зале.
– Вика, сядь поудобнее, мы с мамой кое-что расскажем. Вероятно, покажется тебе полной чепухой, фантастикой, но…
Виктория улыбнулась:
– Хитришь, папка. Вы самые необыкновенные люди! Вы думаете, я поверила в сказку, что вы оба работали в секретной организации, и этот дом вам дан за усердие в изобретениях? Я уже взрослая и смогу разобраться. Просто ждала этого разговора. Я же скромная…
– Хорошо. Наш дом, который тебе нравится, нам дан из будущего, – сказал Сергей.
– А машина? Она же из будущего?
Отец пристально посмотрел на дочь:
– Всё правильно, но не только она, но и ты сама из будущего!
Щеки Виктории покрыл лёгкий румянец. Так всегда было, когда о ней прилюдно заходил разговор.
– Ты чувствовала, что ты особенная?
Она кивнула головой, и вдруг поняла, что она похожа на отца, и ничего от матери у неё нет.
– Однажды меня, обычного молодого человека, судьба занесла в будущее, на миллион лет вперёд. Я был мёртвым, а там меня воскресили и наделили многим необычным для нынешнего времени. Я ведь тоже не из обычной человеческой плоти? Ты замечала, что я не дрожу от холода, не потею, не старею, хотя мне за сорок?
– Да и оставайся всегда таким! – воскликнула Виктория.
– И там началась твоя судьба. Сколько тебе лет, как ты считаешь? – поинтересовался Сергей.
– Семнадцать.
– Извини, дочка, мы, убегая от спецслужб, заморочили тебе голову. Тебе, по твоему рождению, должно быть 25 лет. Но восемь лет мы «съели», прибыв сюда в 1997 году из Ашхабада.
– Как это здорово, – захлопала Виктория в ладони, – я родилась между прошлым и будущим! Как в песне!
Марина Александровна и Сергей переглянулись. В их взглядах читалось и облегчение и возмущение молодёжью – тут такие события, а для дочки – приключение.
– Мы манипулировали людьми, перемещаясь во времени и выстраивали твою учёбу так, что ты быстрее окончила и школу и вуз. Нам нельзя быть замеченными – мы, повторяю, беглецы. Но об этом потом. Я могу сказать, что ты зачата миллион лет тому… вперёд. Первая твоя мать – Звия, она из того будущего. А Марина тебя родила…
– Как суррогатная мать? – уточнила Виктория.
– Нет, нет, – замахал руками Сергей, – благодаря технике будущего ты была уже зародышем внедрена в организм мамы.
– Но ты дитя любви, – не выдержала Марина Александровна. – Мы очень тебя любим.
Виктория бросилась в её объятия.
Дмитрий Александрович Муромский молча выслушал рапорт участкового. Было около двух часов ночи. Участковый Лычков казался измученным, и это было так – звонок в каждый дом с углублением в ночь давался всё тяжелее и тяжелее. Но строгий вид лейтенанта и слово «убийство» делали своё дело.
– Почти все были дома, – рассказывал Лычков, – у всех малые дети. Ещё престарелые родители. Но все приезжают домой, на своих машинах или в такси. И жены, кажется все дисциплинированные.
– Значит, много женщин? – спросил судмедэксперт, входя в кабинет.
– Почти в каждом доме, – доложил Лычков. – Но все говорят, что были дома в момент убийства.
– Самоубийства, – уточнил Сан Саныч. – Я провёл экспертизу направления удара ножом. Отпечатки пальцев только самого Хмурова. Сомнений нет – он сам себя порешил. Но рядом была женщина, размер обуви почти детский или подростковый. Значит, совершенно юная особа или, может быть, китаянка. У нас есть ворсинки ткани её пальто. Вот, молодой человек, и надо будет снова побывать в этих домах, узнать, у кого есть такое пальто. Завтра, то бишь сегодня, мои орлы уточнят, где продавалось это пальто, кто изготовитель, год выпуска изделия. А сейчас я пойду слегка прикорну. Гуд бай, ребята!
Он вышел, но через мгновение просунул голову в дверь:
– Дмитрий Саныч, иди в приёмную, там есть диванчик. А вообще, скажу, тёмное это дело, какое-то неестественное. Бывший зек. Неизвестная девица, котора я с у мела заставить мужика вогнать себе по самую рукоятку нож. Может эта девушка быть случайной прохожей? Чую, брат опер, не откроешь ты эту тайну. Чую.
И окончательно закрыл дверь.
