Текст книги "Гугеноты"

Автор книги: Владимир Москалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Так и случится, если мы не заключим союз с иностранными державами против кальвинизма.

Коннетабль весь напрягся. Если Гиз назовет Испанию – он искренен.

– Что же это за державы? – спросил он.

– Испания. Она должна нам помочь. Людьми, прежде всего. В борьбе против еретиков.

– Сколько же вам надо солдат?

– Много. Столько, чтобы хватило для моего победного марша по Франции.

– Под каким же знаменем вы собираетесь выступать?

– Красного цвета.

– Что это означает?

– Кровь.

– А ваш девиз?

– «Смерть гугенотам!»

– Так, так, – коннетабль прошелся по комнате. Потом остановился у окна с причудливой мозаикой стекол и снова стал выстукивать пальцами военный марш, но теперь по подоконнику. – К чему же тогда негодовать на действия Конде в его сношениях с Англией? – внезапно спросил он. – Ведь эта вынужденная мера является только противодействием вашим целеустремлениям.

– Вы полагаете, Конде известно о наших замыслах? Но каким образом?

– Спросите об этом у самого Конде. Однако вернемся к нашему разговору. Речь шла о помощи, которую вы требуете у Филиппа II. Ну а взамен? – спросил коннетабль и в упор посмотрел на собеседника. – Ведь испанцы потребуют что-то взамен.

Гиз ничуть не смутился:

– Вряд ли. Ведь Екатерина Медичи в родстве с папой, и просьбу Филиппу от имени Карла IX передаст папа Пий IV.

– Ну а если все же вы обманываетесь в своих ожиданиях?

– Что ж, в таком случае я щедро одарю солдат, а испанскому королю подарю какое-нибудь свое графство, у меня их предостаточно на границе с Лотарингией.

– И вы думаете, он этим удовлетворится?

– Безусловно. Он сам рад будет предоставить нам эту помощь, ибо спит и видит, как объединить Францию с Испанией и сделать все это абсолютной монархией с Габсбургами [50]50
  Габсбурги – династия императоров Священной Римской империи и испанских королей.


[Закрыть]во главе.

– Что ж, план хорош, – задумчиво проговорил Анн де Монморанси, хмуро разглядывая перстни на пальцах.

Это и самом деле было так, но Франциск де Гиз забыл, что коннетабль был политиком и не терпел насилия одних французов над другими. Для него важно было благосостояние государства, а не вопросы религии, к тому же он и без того знал о планах Филиппа Испанского. И второй оплошностью Гиза была его неискренность, о которой коннетабль сразу же догадался.

Гиз продолжал:

– Как только король простит мне Васси, все католики Франции, которые обратились в кальвинизм, вновь вернутся в лоно святой матери римской церкви; таким образом, наши ряды заметно пополнятся, и мы легко разобьем гугенотов.

– Герцог, неужели вы и взаправду думаете, что протестанты столь сильны, что придется звать на подмогу испанцев?

– Я это знаю, коннетабль. Кто ближе всех к трону? Бурбоны, вот кто идет за Валуа, и потому дворяне толпами ринулись в кальвинизм. Или вы скажете, что это не так?

– Не скажу, – проговорил Монморанси. – Нынешнее дворянство действительно мало религиозно и с такой же легкостью меняет веру, с какой женщины – перчатки. Реформация для них – не цель, а лишь средство. Они ищут сильную партию.

– А представьте себе то время, – подхватил Гиз, – когда я оттесню Колиньи и Конде и сам стану первым принцем королевской крови! Католики живо вернутся на свое место, и вот тогда наступит момент для окончательного искоренения ереси.

Коннетабль не признавал в душе никакой ереси, считая это поповскими бреднями, но не стал возражать Гизу, памятуя о том, что тогда придется иметь дело с церковью.

И еще об одном совершенно не подумал Франциск де Гиз, увлеченный своей идеей «мирового господства», которая не приносила никаких выгод лично коннетаблю. Он упустил из виду, что семейство Монморанси было в родстве не только с королевским домом Валуа, но и с Шатильонами. В расчеты коннетабля вовсе не входила ссора с ними, ибо они были единомышленниками по партии с Бурбонами, теми, кто стоял ближе всех к трону после Валуа и кто заключал бы брачные союзы в первую очередь с самыми близкими друзьями из высшей аристократии. Монморанси смотрел далеко вперед; родство с нынешним королевским домом его уже перестало устраивать.

– Ну а какова же будет моя роль после смены кабинета министров? – спросил он.

– Вы будете по-прежнему исполнять свои миротворческие функции; заслуг ваших на этом поприще никто и никогда не отрицал. Мне же дайте в руки меч, о большем я не прошу.

Герцог лгал, и коннетабль знал об этом. Едва Гизы вновь обретут утраченное ими влияние, как семейство Монморанси будет тут же отодвинуто на второй план, а это означает конец всем честолюбивым замыслам коннетабля. Оставался один-единственный выход, и Анн де Монморанси в мыслях вновь вернулся к Орлеану.

– Известно ли вам, герцог, что протестанты мечтают взять реванш за поражение при Васси? – спросил он.

– Догадываюсь.

– Однако речь идет не о сражении, а об убийстве.

– Что вы имеете в виду?

– По городу бродит какой-то фанатик и кричит, что собственноручно убьет герцога де Гиза, избившего его братьев.

– Мне что-то говорили об этом, но, признаться, я не придал этому особого значения, – бесстрастно ответил Гиз.

– И напрасно. Много великих людей погибло не на полях сражений, а от руки убийцы. Вспомните историю Цезаря [51]51
  Цезарь (100–44 г. до н. э.) – римский император, пал от руки убийцы.


[Закрыть]и его противника Помпея [52]52
  Помпеи (106–48 г. до н. э.) – римский полководец, противник Цезаря; был предательски убит.


[Закрыть]; обоих постигла одна и та же участь.

– Кто же он такой, этот народный мститель?

– Он один из тех, кто был в Васси. Он называет себя Польтро де Мере.

И тут только Гиз вспомнил о раненом гугеноте, который лежал на земле, залитый кровью, и с ненавистью выкрикивал угрозы.

– Вот уж не думал, что ему удастся выкарабкаться, – хмыкнул герцог. – Однако мало того, он еще пробрался в Париж с целью меня убить.

– Что вы думаете о его заявлении?

– Думаю, что не стоит уделять ему слишком много внимания.

– И, тем не менее, герцог, чтобы прийти сюда, вы надели маску. Боялись, что вас узнают?

– Да, но это не относится к Пельтро. Я не хочу, чтобы меня узнали парижане, я боюсь взрыва народного энтузиазма. Мне он польстит, но весьма повредит мадам Екатерине. А поскольку вам известна теперь моя миссия, то вы поймете причину, по которой я не желаю быть узнанным.

– Я понимаю вас, герцог, и тем не мене вам надо исчезнуть из Парижа.

– Я не боюсь этого самого де Мере, но все же хочу быть ближе ко двору, где мне спокойнее. К тому же, признаюсь, меня в последнее время мучают дурные предчувствия.

– Еще одна причина исчезнуть незаметно, чтобы убийца ни о чем не подозревал, рыская по Парижу.

– У вас есть план?

– Выслушайте его. Знаете ли вы, что происходит сейчас в Орлеане?

– Я знаю: это гнездо гугенотов. Говорят, их собралось там несметное количество, и они грозят оттуда не только всем католикам Парижа, но и папе.

– Хуже всего то, что они слепо подчиняются Колиньи и Конде и утверждают, будто кардинал Лотарингский, ваш брат, вместе с семейством Монморанси продался итальянцам, оккупировавшим французский двор.

– Мне известно, что они никому не подчиняются, и Орлеан после Руана и Дрё является источником мятежа и неповиновения королевской власти.

– Вот именно, герцог, вот именно. А известно ли вам, какого рода беседу имела со мной по этому поводу вдовствующая королева? Она была бы рада найти человека, сумевшего подавить этот очаг мятежа, и человек этот, надо думать, снискал бы ее похвалу и заслужил благоволение и искреннее доверие.

Гиз сразу приободрился и теперь уже не сводил глаз с коннетабля.

– Вы предлагаете мне возглавить войско и отправиться в Орлеан? Но ведь именно за этим я и пришел к вам.

Коннетабль кивнул, давая понять, что не забыл ни единого слова из их предыдущей беседы.

– Этим вы убьете сразу трех зайцев: угодите королеве, избавитесь от ножа убийцы и получите возможность стяжать себе славу на поприще борьбы с ересью. Уверен, это не пройдет мимо папы, и он явит вам свое благоволение, что послужит к установлению добрых отношений между Гизами и Медичи и явится важным шагом на пути к процветанию Франции.

Все складывалось как нельзя лучше, и герцог не стал долго раздумывать.

– Где я возьму войско? – спросил он. – Моих солдат будет явно недостаточно.

– Оно уже ожидает вас под стенами Орлеана, им командуют Невер, маршалы Бурдильон и Вьевилль. Прево даст вам еще несколько тысяч солдат из народного ополчения, вкупе с моими людьми, набранными из швейцарцев и немецких ландскнехтов, это составит армию численностью в пять-шесть тысяч солдат вместе с конницей и артиллерией.

– Превосходно. Я могу добавить к ним своих Лотарингских ветеранов, к которым пошлю отряд.

– Не стоит, это займет слишком много времени, а между тем вам надо торопиться. Через неделю вам надлежит выехать из Парижа. Ваше войско будет ожидать вас близ Этампа. Сбор армии и ваш отъезд должны пройти незамеченными, дабы это не насторожило Польтро и не всполошило гугенотов, которые немедленно начнут стягивать силы к Орлеану. Где вы будете все это время?

– У себя во дворце.

– Я сам нанесу вам визит и укажу точное время отбытия.

– Надо полагать, – произнес герцог, – вы не преминете известить правительство о моем стремлении услужить ему и о желании вернуть дружбу августейших монархов? К тому же я должен получить такой приказ из уст самой королевы.

– Вы и получите его. Я завтра же отправлюсь в Лувр и извещу Ее Величество о нашем с вами соглашении.

Гиз поднялся с места.

– Таким образом, коннетабль, визит мой к вам не прошел для меня безуспешно и послужит, я думаю, в дальнейшем залогом установления мирных отношений между домами Гизов и Монморанси, особенно если будут забыты при этом старые обиды.

– Безусловно, герцог, – проговорил Монморанси, тоже вставая.

– Я знал, что двое умных и великих мужей и полководцев всегда сумеют договориться между собой о действиях, сулящих мир и спокойствие в их семействах.

– И во всем королевстве, герцог, – с улыбкой добавил коннетабль.

– И во всем королевстве, – кивнул Гиз, слегка поклонился и вышел.

Оставшись один, Анн де Монморанси задумался. Что, если бы он ответил отказом? Поехал бы тогда Гиз в Орлеан? Разумеется, нет. По опыту прошлых лет коннетабль знал, что в случае победы он припишет всю заслугу себе, а Гиз снова окажется в тени, тем паче, что он в опале. В случае же поражения вся вина падет на голову де Гиза, и снова коннетабль останется в выигрыше.

Таким образом, понимая, как важно для него отправить Гиза в Орлеан, старый полководец Франциска I твердо уяснил, что ничего не может быть лучше, чем опыт прошлых лет.

Глава 2
Достойное признание бывших заслуг великого полководца

На следующий день коннетабль, как и обещал Гизу, отправился в Лувр. Он вошел в покои королевы-матери без доклада: это было льготой, недавно дарованной ему Екатериной как первому министру королевства.

Вдовствующая королева, окруженная фрейлинами, сидела в глубоком бархатном кресле и благоговейно внимала одной из них, явно итальянке по происхождению. Та вдохновенно исполняла на родном языке песню о любви, подыгрывая себе на лютне. Однако стоило Монморанси войти, как инструмент тотчас умолк, девушки устремили на вошедшего любопытные взгляды, а Екатерина не без тревоги в голосе осведомилась:

– Что-нибудь случилось?

– Да, Ваше Величество, – ответил, кланяясь, коннетабль.

– Господи, дождусь ли я когда-нибудь покоя? – тяжко вздохнула королева и повелительным жестом дала знак фрейлинам удалиться.

Дамы, шурша кринолинами, послушной вереницей засеменили прочь.

Екатерина взглядом пригласила коннетабля присесть на банкетку напротив и поднесла ладонь ко рту, дабы подавить зевок.

– Думаю, вы пришли с чем-то важным и касающимся политики, – меланхолично произнесла она. – С тем, чего в силу возраста королю пока не понять. Тем не менее я рада, что не забываете меня и приходите, когда нужно, посоветоваться, а не плетете интриг за спиной. Впрочем, если бы вы предварительно заглянули к Карлу, наверняка он сейчас пришел бы вместе с вами либо послал за мной.

– Вы, как всегда, проницательны, Ваше Величество, – польстил Анн де Монморанси. – А поскольку проблема, которая привела меня к вам, имеет государственную важность, желательно, чтобы при нашей беседе присутствовал и король.

– Крийон! – повысила голос регентша.

На пороге вырос офицер из личной охраны.

– Пригласите Его Величество ко мне. И передайте, что дело безотлагательное.

– Слушаюсь, Ваше Величество.

– Ах, коннетабль, – мечтательно проговорила Екатерина, когда офицер удалился, – если б вы знали, как светло мне взгрустнулось перед вашим приходом под звуки музыки родной Италии… От нахлынувших воспоминаний о детстве и юности буквально сдавило сердце. Захотелось покинуть беспокойную Францию с ее бесконечными войнами и смутами и хоть на мгновение перенестись во Флоренцию – благодатный край, утопающий в цветах и зелени… Вы бывали когда-нибудь во Флоренции, монсеньор?

– Нет, Ваше Величество. Моя родина – Франция, и я не знаю страны прекраснее.

– Надеюсь, когда-нибудь мы с вами совершим поездку во Флоренцию, и ваше мнение перестанет быть столь категоричным, – улыбнулась она снисходительно. – Организуем совместный вояж, как только здесь поутихнут распри между дворянами и приверженцами разных религий…

– Истинно верующих, кстати, среди последних не так уж много, – воспользовался Монморанси моментом, чтобы сменить тему ностальгии на более злободневную. – Посмотрите, с какой легкостью все – хоть католики, хоть протестанты, – меняют веру! Прямо как одежду в зависимости от сезона.

– Однако много и тех, – возразила, нехотя переключаясь, королева, – чьи пристрастия не подвластны ни веяниям времени, ни соображениям личной выгоды. Взять, к примеру, небезызвестных вам Колиньи и Конде. Мне кажется, даже под топором палача они не согласятся принять католичество.

– Я думаю, тут одно из двух: или кальвинизм сильнее католицизма в области основных постулатов, или же протестанты более пристрастны в вопросах богослужения, нежели католики. Вспомните Амбуаз. Ни один гугенот, идя на плаху, не отрекся от своей религии! Более того, все они шли на смерть так легко, будто вера для них дороже жизни.

– Одержимые встречаются и среди католиков, – снова возразила Екатерина. – Герцог де Гиз и его окружение – чем не пример? На мой взгляд, их отношение к римской церкви тоже ничто уже не способно изменить.

– К церкви – возможно, – вкрадчиво произнес коннетабль. – Но не к отечеству. Здесь они, в угоду своим интересам, переметнутся хоть к черту…

– Вам что-то известно? – мгновенно насторожилась королева. – Вы пришли поведать о какой-то очередной безумной затее Гиза?

– Вы не перестаете удивлять меня своей прозорливостью, Ваше Величество, – с ноткой восхищения отозвался собеседник.

– Оставим славословие, сир. Гиз готовит заговор против короля?

– Нет. Против Франции.

– Это одно и то же, – резюмировала Екатерина. На лицо ее набежала тень. – Не зря, выходит, я не доверяла ему. Не напрасно отлучила от двора. Впрочем, может, именно поэтому он и начал строить козни, рассчитывая взять реванш…

В эту минуту вошел король. Коннетабль поднялся с места и склонился в поклоне.

– Вот и вы, Карл, – сказала Екатерина, ласково кивая сыну. – Идите сюда и приготовьтесь выслушать известие, которое принес нам коннетабль. От того, какое решение вы сейчас примете, зависит, быть может, судьба королевства.

Карл вздрогнул. Он бы побледнел, хорошо, что рядом мать, которая всегда может помочь ему правильным советом. До совершеннолетия было уже недалеко, и это пугало.

Он сел рядом с матерью и приготовился слушать.

– Мы говорили о Франциске де Гизе, – начал Монморанси. – У него обширные планы, затрагивающие в том числе и внешнюю политику государства, и я не могу не выразить беспокойства в связи с этим.

– Откуда вам об этом известно? – спросил король.

– От него самого.

– Вы, значит, виделись с ним?

– Да, сир. Вчера, в моем дворце. Он сам пришел ко мне. С ним был только его паж.

– И это невзирая на то, что по городу ползут слухи о некоем Польтро де Мере, мечтающем его убить и свести с ним тем самым счеты за Васси?

– Гиз – бесстрашный человек и считает, что все это пустые сплетни. В известной степени он обезопасил себя, придя в маске, хотя уверил меня, что не хочет быть узнанным парижанами и стать, таким образом, причиной взрыва народного энтузиазма.

– Выходит, Гиз присмирел?

– Напротив, он стал еще более активен.

– Что же мешает ему, в таком случае, поднять восстание в Париже?

– Во-первых, то, что на папском престоле Пий, а не Павел, и он не сможет заручиться поддержкой папы, если поднимет бунт против короля. Во-вторых, то, за чем он пришел, никак не соответствовало его намерениям организовать мятеж.

– За чем же он пришел?

– Искать моей дружбы и просить меня ходатайствовать перед вашим величеством о его возвращении ко двору.

Карл вскочил с места:

– И он осмелился просить вас об этом? Он, мятежный принц Лотарингского дома, замышляющий произвести государственный переворот и ради этого развязавший в королевстве гражданскую войну?

– Я думаю, сир, он хорошо помнит об этом, иначе он не стал бы просить меня о протекции.

– Чем он мотивировал свое заявление? Усилением партии гугенотов?

– Именно, сир. Он хочет создать этому противовес.

– А не он ли сам всему виной? И с чего это вдруг сейчас такое радение о благе королевства? Думается мне, это неспроста. А вы что скажете по этому поводу, матушка?

– Ничего, – спокойно ответила Екатерина. – Послушаем, что еще расскажет нам коннетабль.

– Благодарю. Теперь о планах, которые поведал сам Гиз. Я потребовал от него платы за услугу, которую окажу, – пояснил Монморанси.

– Ого! – вскричал король, улыбаясь. – Вы становитесь менялой, господин главнокомандующий.

– Что поделаешь, сир, – вздохнул коннетабль, – на войне все средства хороши. Но то, что сказал Гиз, думаю, заслуживает внимания, и нам надлежит выявить, что в его словах правда, а что – ложь. А также угадать, о чем он умолчал.

– Справедливое замечание, – отметил король.

– Так вот, он мечтает одним ударом расправиться со всеми гугенотами королевства.

– И при этом залить кровью всю страну! – дополнил Карл.

– Как же он собирается это сделать? – спросила Екатерина.

– Он надеется вымолить прощение и вернуться ко двору. Как только окажется, что он снова в чести, католики, которые примкнули к протестантам, а их огромное количество, вновь вернутся в лоно святой римской церкви и тем ослабят партию гугенотов. Вот тогда Гиз и собирается совершить свой победный марш по Франции.

– А потом? – спросила Екатерина Медичи. – Когда он явится в Париж победителем? Он займет место первого министра и вместе с кардиналом станет навязывать свою волю юному и неопытному королю? И окажется, таким образом, фактическим правителем государства! Но он не подумал о том, что на престоле папа не из его рода и он не позволит проявления такого своеволия мятежному вассалу.

– Напротив, Ваше Величество, – возразил коннетабль, – он подумал и об этом.

– Не надеясь на численность своего войска, Гиз думает попросить помощи у Филиппа II. Но если Филипп откажет, он кинется к Екатерине Медичи, а та – к папе, и тот, ради искоренения ереси, обратится с просьбой к Испании, вот тут-то Филипп и не посмеет отказать.

– А если все же откажет? – спросил Карл.

– В этом случае Гиз предполагает рассчитаться с солдатами и с испанским королем наличными.

– И это все? – удивилась королева-мать. – И вы думаете, Филипп II пойдет на это ради денег, в то время как его суда беспрестанно вывозят золото из Нового Света?

– Источник этот иссякает, Ваше Величество, – заметил коннетабль, – ибо пираты королевы Елизаветы грабят испанские суда с не меньшим усердием, чем сами испанцы грабят свои колонии. А к своему золоту Гиз хочет добавить какое-нибудь графство.

Екатерина стукнула ладонью по подлокотнику, встала, прошлась по комнате, подошла к окну и, наконец, разразилась потоком брани.

– Святая Мария! В стране царит разруха, отовсюду прорывается возмущение народных масс, задавленных налогами, дворянство ропщет, недовольное политикой правительства, а мы в это время вводим во Францию испанские войска! И те с не меньшим усердием, чем наши собственные, принимаются грабить и опустошать и без того уже нищую страну, по которой Гиз хочет пройти победным маршем! И я должна раскрыть объятия этому ветрогону, этому честолюбцу, продающему интересы Франции ради собственных выгод!

– Ваше Величество, вы забываете о его прежних победах во славу отечества, – робко проговорил коннетабль.

– Он их все перечеркнул своими недостойными выходками в настоящем и омерзительными поступками!

– Это правда, – спокойно заметил коннетабль. – Я предвидел справедливый гнев Вашего Величества и позволил себе кое-что предпринять по этому поводу.

– Заранее оправдываю и одобряю все ваши действия, Монморанси, ибо убеждена, что они никоим образом не идут вразрез с внутренней и внешней политикой государства.

Коннетабль весь затрепетал: именно в эту минуту решалось то, ради чего он пришел сюда и что отвечало бы интересам самой королевы.

– Я никогда бы не решился на это, Ваше Величество, – произнес он, – если бы не знал о том, что замыслы Гиза служат только его чрезмерному честолюбию и направлены не на что иное, как на предательство. Первые шаги к этому он предпримет в самое же ближайшее время, если его вовремя не… – коннетабль остановился. Продолжать было небезопасно.

Но Екатерина догадалась. Она подошла к Монморанси почти вплотную и вперила в него свой пронзительный взгляд. Она поняла, чего он не досказал.

– Дело зашло так далеко, Монморанси? – негромко произнесла она. – Вы уверены, что это единственный и неизбежный выход?..

– Я предоставляю судить об этом вам, государыня. Дело в том, что Гиз хочет отдать испанцам Бургундию и Прованс.

Екатерина порывисто схватила коннетабля за руку; он почувствовал, как пальцы ее дрожат, и дрожь эта передалась ему самому.

Карл IX поднялся с места и подошел к ним. В его глазах читался ужас.

– Матушка, – он повернул к ней испуганное лицо, – почему это Гиз распоряжается Францией, будто это его собственная земля? Разве я не король в своем государстве и разве он не мой подданный, обязанный согласовывать свои действия с желаниями монарха?

– Это так, сын мой, – ответила Екатерина, – но Гиз именно поэтому и пришел во дворец к министру, чтобы в дальнейшем действовать вполне легально и положить к своим ногам всю Францию.

– Я его убью, слово короля! – вскричал Карл. – Я сейчас же пошлю роту солдат, арестую этого мерзавца и засажу в Бастилию!

– Сын мой! – снова тихо сказала Екатерина. – К таким мерам нельзя прибегать без крайней необходимости.

– Но что же делать, матушка? Ведь этак он разбазарит всю Францию! И вы, коннетабль, собираетесь еще просить меня, чтобы я позволил ему вернуться!

– Лучше будет, сир, если он будет у вас на глазах, нежели за вашей спиной.

– Карл, – произнесла Екатерина, с укором глядя на сына, – давайте лучше подумаем над тем, что мы сейчас услышали. Давайте подумаем, коннетабль, – повторила королева.

– Давайте, государыня.

– С какой стати Гизу вздумалось ни с того ни с сего швыряться такими кусками, как Бургундия и Прованс? Неужто это плата за то, что Филипп II поможет ему своими солдатами? Слишком щедрый жест с его стороны, как вы полагаете?

– Думаю, что так, Ваше Величество, а потому тщетно ломаю голову над тем, что кроется за всем этим.

– Но с другой стороны, – продолжала Екатерина, – не малую ли цену запросил король Испанский у того, кто с его помощью собирается стать полноправным властелином Франции и, объединив в будущем обе страны, образовать единую абсолютную монархию?

– Я думаю… – нерешительно пробормотал коннетабль, – мне кажется, Ваше Величество, что цена достаточно высокая…

– Цена низкая, Монморанси, для будущего властелина монархии.

– Это значит, государыня…

– Это значит, коннетабль, что Филипп просил Гиза еще о какой-то услуге, о которой, – Екатерина сощурила глаза и хитро улыбнулась, – я начала догадываться.

Оба – и коннетабль, и король – молчали, не зная, что сказать.

– Обратим свой взор на Европу, – продолжала размышлять королева, – что творится вокруг нас? Англию Елизавета превратила в протестантскую республику. Испания является оплотом католической веры. Швейцария разделена на кантоны, в каждом из которых собственное самоуправление. Германия разбита на множество княжеств, торгующих в розницу и оптом кровью своих сыновей. Нидерланды… мятежная провинция Испании! Голландия, Фландрия и Брабант не желают подчиняться Филиппу II, а между тем этот ипохондрик норовит окончательно прибрать Нидерланды к своим рукам и выкачивать оттуда несметные богатства в свою казну. Однако ему мешает Елизавета. Мало того, что ее пираты топят испанские суда, приходящие из Нового Света… ведь так, кажется, коннетабль?

Монморанси кивнул.

– …она преградила ему теперь путь через Ла-Манш, помогая тем самым мятежным Нидерландам, – продолжала Екатерина, – и Филипп II, не имея возможности попасть в эти регионы морским путем, решает попасть в Нидерланды сухопутным путем, то есть через Францию!

Воцарилось молчание. Торжествующая королева-мать, довольная впечатлением, произведенным ею на слушателей, снова заговорила:

– Теперь я разгадала твой замысел, Франциск де Гиз! Если нам с вами показалось, что Бургундия и Прованс – это слишком много, то для Гиза это слишком мало, вот он и решил помочь Филиппу пройти через Францию в Нидерланды. А для прикрытия он использует солдат, которых будто бы обещал ему Филипп. Вот почему он стремится вернуться ко двору: он хочет уговорить меня дать на это согласие, чтобы все выглядело законно. Вместе с солдатами, данными в помощь, Филипп Испанский под шумок сумеет провести и свои войска в Нидерланды. Оттуда он будет черпать средства для войны с Францией, с которой Испания воюет за преобладание в Европе.

– Из этого выходит, что герцог де Гиз – враг отечества! – заключил Карл.

– Да, сын мой, – ответила Екатерина и с улыбкой повернулась к коннетаблю: – Ну, Монморанси, умею я разгадывать загадки наших врагов?

Коннетабль благоговейно поцеловал ей руку:

– Вы великая государыня, Ваше Величество, и я преклоняюсь перед вашим гением.

– Ну а что же будет дальше? – поинтересовался Карл. – Когда Гиз одолеет всех своих врагов?

– Дальше? – Екатерина злорадно усмехнулась. – Дальше семейство Гизов, имеющее самые широкие во всей Европе связи, через конклав изберет нового папу, который, надо полагать, будет уже не из рода Медичи и станет диктовать волю Испании и Гизов… Но прошу простить меня, Монморанси, я совсем забыла о том, что вы нам говорили. Помнится, о каких-то мерах… – она снизила голос почти до шепота. – Вы придумали что-нибудь стоящее для того, чтобы?.. Вы понимаете меня?

Она посмотрела на сына, увидела его согласный холодный взгляд и продолжала:

– Итак, речь идет о ликвидации Гиза, предающего интересы Франции в угоду личным соображениям. Человека, которому предъявляют подобное обвинение, ждет плаха. Но речь идет о Франциске де Гизе, а не о простом дворянине, поэтому подойти к этому надо более тонко. Есть ли у вас какие-нибудь соображения, Монморанси?

– Всем известно, государыня, – произнес коннетабль, – что некий фанатик по имени Польтро хочет убить герцога де Гиза, но ему это никак не удается. Герцог не выходит из своего дворца, а если и показывается, то либо в маске, да еще и в кольчуге, либо в окружении охраны и фаворитов, через кольцо которых не пробиться. Я помогу этому Польтро, направив его под Орлеан, куда прибудет Гиз со своим войском; герцог утратит бдительность, ибо будет уверен, что Польтро остался в Париже.

– Коннетабль, вы хотите послать Гиза под Орлеан?

– Разве не вы, государыня, давно твердили мне о том, что вас беспокоит гугенотское гнездо?

– Да, но Гиз… – не могла взять в толк королева-мать. – Отчего вы думаете, будто герцог утратит бдительность, выехав из Парижа?

– Гиз выедет тайно, никем не замеченный. Войско будет ждать его близ Этампа, так мы с ним договорились. Будучи в неведении, гугеноты не станут стягивать войска под Орлеан. Гиз должен выполнить свою миссию. И вот когда станет очевидным, что католики побеждают, на сцену выйдут Польтро, герцог Неверский и адмирал де Колиньи.

– То есть?

– Едва убийца расправится со своей жертвой, в войсках начнется паника, и вот тут-то пригодится герцог Неверский. Он – правая рука Гиза, а дальше нетрудно будет свалить вину за содеянное на Колиньи, как на организатора этого убийства. Достаточно пустить такой слух, и у парижан, боготворящих герцога де Гиза, найдется убийца и для адмирала.

– Монморанси, но ведь Колиньи ваш родственник! Вы готовы погубить собственного племянника? В угоду личным интересам или государственным?

Коннетабль ждал этого вопроса и был готов к нему.

– Вы ведь знаете, мадам, на первом месте у меня всегда забота о государстве.

Она строго посмотрела на него:

– Я не желаю, чтобы в результате всего этого пострадал Колиньи. Я не отдам вам жизнь французского адмирала.

– Ах, Ваше Величество, – натянуто улыбнулся Монморанси, – никто и не собирается отнимать у него жизнь.

– Но ведь вы только что говорили…

– Это вовсе не означает, что я желаю его смерти. Обвинив адмирала, мы тут же реабилитируем его, причем это я возьму на себя. Имея в среде протестантов их вождя, обязанного мне жизнью, я всегда смогу манипулировать им в наших с вами интересах, которые направлены на сохранение мира в королевстве.

Екатерина Медичи подумала, улыбнулась:

– Что ж, неплохо придумано. Но скажите, к чему извещать Польтро во время сражения? Можно и после него.

– Нет, государыня. После битвы, окруженный войском, в кольчуге и латах герцог будет неуязвим. Под Орлеаном убийце легче будет выполнить свою задачу и остаться безнаказанным.

– Значит, – сказал Карл, – мы должны будем принять Гиза в Лувре и простить? А простив, отправить его в Орлеан, иначе он не двинется с места, не имея на то соизволения короля?

– Совершенно верно, сир, он рассчитывает преподнести вам в подарок эту победу и этим завоевать ваше дружеское к нему расположение.

– Я поняла вас, коннетабль, – проговорила Екатерина и вся засветилась улыбкой. – Вы составили чрезвычайно тонкий и хорошо продуманный план, в результате которого нам удастся устранить сразу двух врагов: первый – Гиз, второй – Орлеан.

– Трех, Ваше Величество, – поправил Монморанси.

– Какой же третий?

– Вы забыли о Колиньи.

– Верно. Теперь я могу не бояться усиления партии гугенотов и держать его на прицеле, – Екатерина игриво посмотрела на коннетабля. – И останутся политики, во главе которых коннетабль Франции Анн де Монморанси. – Она засмеялась. – Однако вы хитрец, милостивый государь, в умении составлять заговоры вы, пожалуй, перещеголяете кардиналов, окружающих папский престол.

– Ах, государыня, – ответил Монморанси, кротко улыбнувшись в ответ, – я всегда стремлюсь к тому, чтобы Франция была самой могущественной державой, которой завидовала бы вся Европа. Я и мои сыновья – ваши верные слуги, мы не пожалеем жизней за нашу Францию, за вас, сир, и за вас, Ваше Величество.