Текст книги "Баксы для Магистра"

Автор книги: Владимир Гриньков

Соавторы: Валерий Гриньков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Язык! – заупрямилась Лиза.

Так упорствуют люди, которым уже нечего терять. Или пан, или пропал. Хуже все равно уже не будет.

– Какой язык? – очень натурально изобразил недоумение директор.

– Этот вот, который у Джоконды.

– А что там такое с языком? – всерьез заинтересовался директор и всмотрелся в знакомый лик с таким вниманием, словно рассчитывал увидеть там что-то такое, чего никто и никогда прежде не замечал.

Но сколько он ни всматривался, ничего нового лично для себя не увидел. С напряжением следящая за ним Лиза разочарованно всхлипнула.

– Ну как же так! – прорвало ее. – Ну ведь язык же! Ведь высовывает! Вот так вот делает!

Высунула язык. Директор на ее язык посмотрел, потом на язык Моны Лизы, после чего признал:

– А вы знаете – очень похоже!

– «Похоже»! – размазывала слезы по щекам Лиза. – Вы что – не понимаете, о чем я вам говорю? Ведь не было раньше! Не было!

– Чего не было? – осведомился директор с таким ледяным холодом в голосе, каким политруки на фронте вопрошали у дезертиров, как это они дошли до жизни такой.

Но Лизе уже было все равно. Хоть ты к стенке ее ставь, а все же расстрел – это лучше, чем всю оставшуюся жизнь прожить со съехавшей набекрень крышей.

– Языка этого не было! – возопила Лиза, и французы вздрогнули все одновременно. – Не было языка этого у нее! Улыбалась она! Улыбалась! Вы это понимаете?!

Директор смотрел на нее так, будто она несла что-то совсем уж несусветное. И на его лице даже отобразился вполне правдоподобный испуг.

– Хорошо, – сказал он с мягкостью многоопытного врача-психиатра в голосе. – Я вас понял, Лиза. Вы побудьте пока здесь. А я быстренько.

И он действительно вприпрыжку побежал из зала прочь. Отсутствовал совсем недолго, а когда вернулся, у него в руках была посвященная творчеству Леонардо монография на итальянском языке. Этот внушительных размеров том Лиза прежде видела в директорском кабинете. Книгу директору в прошлом году подарили заезжие итальянцы.

– Сейчас! – бормотал директор, торопливо перелистывая страницы. – Сейчас!

Нашел нужную страницу.

– Ой! – сказала Лиза и обхватила руками свою голову, будто очень некстати у нее разболелась.

Мона Лиза с ехидной усмешкой демонстрировала свой розовый язык.

– Неправда! – бормотала Лиза. – Этого просто не может быть!

– Ну как же не может? – с огромной долей правдоподобия в голосе отвечал на это директор и тыкал пальцем в лицо насмешницы Джоконды. – Ведь монография! Научный труд! Профессора писали!

Привлеченные странной сценой, приблизились французы. Директор, как мог, на смеси английского с французским поведал им суть проблемы. Французы воззрились на бедную Лизу так, будто она только что была уличена в святотатстве. Как если бы Лиза сказала, к примеру, что французская кухня примитивна. Или что во Франции нет настоящей литературы. Или что Лувр – это полное фуфло, хуже какого-нибудь краеведческого музея в российской глубинке. Или что все французы – козлы.

– Не было языка! – проскулила Лиза, борясь не столько с этими негодными французами, сколько со своим собственным умопомешательством. – Не было!

– А что было? – мягко осведомился директор.

Бедная Лиза воззрилась на него затравленным взглядом.

– Женька! – сказала мне Светлана. – Тебе пора бы уже появиться! А иначе эта несчастная женщина тронется умом!

Я и сам уже это видел.

– Скорее! – поторопила меня Светлана.

Я бросился в зал, где разворачивалось действо. Ворвался туда, опрокинув при этом одного из ряженых охранников, присутствующие обернулись на шум. Лиза меня увидела, и в неподвижности после этого она пребывала меньше секунды.

– Женя! – закричала она торжествующе. – Колодин! Ну не было этого языка! Я же знала! Знала!

Она была невеликого совсем росточка, и потому ей пришлось совершить головокружительный прыжок, чтобы повиснуть на моей шее и запечатлеть свой торжествующий поцелуй. Клянусь, более счастливого разыгрываемого персонажа мне в моей телевизионной жизни видеть не доводилось. Директор сдержанно засмеялся. Французы вдруг перестали быть французами и заговорили по-русски.

– Я же знала! – сообщила мне стремительно возвращающаяся к жизни Лиза. – Я же им говорила – не было языка!

– Не было, – покаянно признался я. – Вы совершенно правы.

К нам подошел директор. Он все время поправлял галстук и косил взглядом туда, где стояли наши видеокамеры. И я вдруг догадался, кто прислал нам на передачу письмо с предложением разыграть сотрудницу картинной галереи. Но я ни о чем не стал расспрашивать директора. Все равно не признается.

* * *

По выражению лица Миши Каратаева я сразу догадался: сейчас о чем-то попросит. Я не ошибся.

– Старик! – сказал проникновенно Миша. – Мне нужна твоя помощь!

– Если ты опять про Марию…

– Нет! – клятвенно прижал он руки к груди. – Я совсем с другим к тебе пришел. Помнишь, я тебе рассказывал про тот офис на Каширке? Я хочу туда человека заслать, чтобы он в эту пирамиду вступил. Внес денежный залог и получил камни для сортировки. Я никого из своих ребят не могу туда направить, у каждого из них на роже написано его высшее образование, и выглядеть в той богадельне они будут крайне подозрительно. Тут человек попроще нужен. Чтобы у него было лицо честного провинциала – без особой хитрости и немного туповатое. – Миша приобнял меня и заглянул мне в глаза просительно.

Я, конечно, из Вологды. И иногда, возможно, веду себя не так, как москвич в десятом поколении. Но про то, что у меня лицо тупое…

– А что – это так бросается в глаза? – растерянно осведомился я.

– Что? – не понял Миша.

– Ну, что я провинциал, – осторожно пояснил я, потому что про тупое выражение лица сказать – это было выше моих сил.

Миша Каратаев рассмеялся.

– Ты не понял! – сказал он. – Не про тебя речь! Ты думал, я хочу тебя в тот офис заслать? Да твою рожу знают даже бомжи с Курского вокзала! Ты что? Спятил? Я с другим к тебе пришел. Помнишь тех братьев-близнецов, с которыми ты меня разыграл? Ну, шахматисты-баянисты…

– Помню.

– Вот они мне и нужны. Точнее – кто-либо один из них. У них лица простых механизаторов из Липецкой области, любо-дорого смотреть. Вот такие могут в пирамиду лезть, их никто не заподозрит.

– Никогда! – сказал я твердо. – Даже не надейся! Я тебя с ними сводить не буду!

– Почему? – нисколько не расстроился Миша.

– Потому что ты предлагаешь людей отправить туда, где с ними церемониться не станут, если вдруг выяснится, что они – не обычные лохи, а засланные казачки.

– А если не выяснится? Я ведь почему про тех ребят вспомнил? – доверительно поведал мне Миша. – Потому что они при всей внешней простоватости ребята очень и очень неглупые. И еще они, как мне показалось, профессиональные актеры. Я не ошибся? – заглянул мне в глаза проныра Каратаев.

– Актеры, – был вынужден признать я.

– Вот видишь. Что-то я такое в тот раз уловил. Что умеют они, в общем. Что ловко у них это получается.

– Что получается?

– Разные характеры изображать. Перевоплощаться. То он шахматист, то гармонист. Значит, и тут они сыграть сумеют.

– Ничего они играть не будут!

– Значит, ты хочешь, чтобы я вместо профессиональных актеров взял случайного человека с улицы? – с неискренним печальным вздохом осведомился Миша. – Ведь его, случайного, точно расколют, Колодин. Значит, тех актеров тебе жалко, а этого случайного – нет?

Я хотел сказать ему, что он не имеет права распоряжаться ничьими жизнями – ни профессиональных актеров, ни случайных людей с улицы, но увидел Мишины глаза, вспомнил, с кем имею дело, и понял, что мои слова для него – пустой звук и, что бы я ему ни сказал сейчас, это ничего не изменит. Со мной или без меня, но Миша Каратаев отыщет добровольца, готового отправиться в тот офис на Каширском шоссе, и сделает все, что задумал. Он вон Марию не пощадил с тридцатью ребятишками, а тут его и вовсе не остановишь. И пока я про все про это думал, Миша продолжал увещевать меня голосом гипнотизера:

– Колодин! Не бери на себя труд решать за других! Они не маленькие! Они сами пусть кумекают! Может быть, им еще и понравится! Я им все объясню, и пускай прикидывают.

– Что ты им объяснишь?

– Что им надо сделать, как при этом себя вести и чем это им чревато, если они оплошают.

Чем чревато – я догадывался. И вряд ли Миша этим бедолагам все расскажет честно и в подробностях. Но если я сейчас ему откажу, он возьмет других. Не актеров. И тех людей расколют еще раньше. Значит, по-другому надо. Если какой-то процесс невозможно предотвратить, его надо возглавить, чтобы все было под контролем.

– Давай так, – предложил я. – О том, что нужно сделать, ты им расскажешь сам. А о том, чем это чревато, – я. Договорились?

– Конечно! – неожиданно легко согласился Миша.

Настолько легко, что я заподозрил: где-то я дал маху, где-то Миша меня переигрывает. А иначе откуда в нем такая уверенность, что люди непременно согласятся?

* * *

У братьев-близнецов, естественно, была одна фамилия на двоих – Мухановы. Одного звали Паша, а другого Гриша, но кто из них кто – не разберешь. Похожи, как две капли воды. На встречу с нами они еще и прибыли в одинаковой одежде. Миша Каратаев долго и обстоятельно рассматривал обоих, тоже, как и я, не нашел, наверное, никаких отличий, немало удивился столь прихотливой игре природы, но свое удивление профессионально скрыл под маской деловитости.

– Значит, так! – изрек он. – В двух словах излагаю обстановку. Есть финансовая пирамида, которая замаскировалась под обычную фирму. Лопухи всякие валом туда валят, несут свои денежки. В том, что пирамида лопнет, я нисколько не сомневаюсь, а когда это случится, очень много людей останется без своих квартир, без своих дач, без своих машин и без денег. Мы проводим журналистское расследование и хотим этих жуликов вывести на чистую воду. Сейчас нам нужно что? Нам нужен толковый человек, который пойдет в офис пирамиды, имея при себе миниатюрную видеокамеру, и запишется в эту пирамиду, внеся вступительный взнос…

– Взнос – деньги будут чьи? – деловито осведомился один из братьев.

– Мои, – быстро ответил Миша.

– Работа оплачиваемая? – спросил второй брат.

– За каждый визит в офис пирамиды я плачу пятьдесят баксов.

– А сколько будет визитов? – воодушевились братья.

– В зависимости от обстановки. Два, три, пять, десять – я пока не знаю. Но каждый визит – пятьдесят «зеленых», – искушающе повторил Миша.

Братья стали перемножать в уме. Мне казалось, я вижу, как в их глазах прыгают цифры. Пора была вмешаться.

– На самом деле визит будет один, – сказал я, – максимум два. Потом вас разоблачат. И все для вас закончится.

– Морду набьют? – понимающе сказал один из братьев.

– Нет, набьют – это вряд ли, – ответил я. – Скорее всего – убьют.

– Женя шутит, – пояснил братьям Миша Каратаев.

– Я не шучу. Как только станет известно, что новые члены пирамиды не рядовые придурки, а коварные шпионы, вас порежут на куски и закопают где-нибудь за Кольцевой дорогой. Вы поймите, – сказал я, обращаясь к братьям. – Любая пирамида – это всегда криминал. Там разговор короткий и жестокий. Вам пятьдесят долларов захотелось заработать? А если у вас видеокамеру эту обнаружат прямо там, в офисе? А если у них там сидит в углу неприметненький такой психолог – физиономист, у которого талант читать мысли на расстоянии?

– Но ведь бред, – рассудительно сказал один из братьев.

– Что – бред?

– Про психолога. Так не бывает – чтобы мысли на расстоянии.

– Наверное, не бывает. Я это просто как пример привел. Потому что сейчас предугадать, на чем вас поймают, невозможно. Игра не стоит свеч. Это всего лишь пятьдесят долларов. И вы из-за них будете рисковать жизнью?

– Да.

– Вы с ума сошли! – оценил я.

– Евгений Иванович, – сказал один из братьев. – Мы вдвоем с Пашей (кивнул на брата) в театре играем. Там, у себя в городе. Вы знаете. Нас двое, но ставка у нас одна на двоих. Так дирекция театра распорядилась. Денег мало, их не хватает. У нас в труппе были сокращения. Увольняли, в общем. И нам сказали, что один из нас должен уйти. Или двое – на одну ставку и в очередь играть: то я, то Паша. А нам что? Мы роли знаем, нам нетрудно – чтобы в очередь. Но ставка – одна. И если из рублей в доллары перевести – то те самые пятьдесят долларов и получаются.

– В месяц? – глупо спросил я.

– В месяц.

– На двоих?

– На двоих.

Как же вы живете, хотел сказать я. Но не сказал. Потому что уже понял, что за предложение Миши Каратаева близнецы ухватятся всеми четырьмя руками. Вот где меня Миша сделал. Он знал, какое предложение озвучить братьям, чтобы они не могли отказаться. Но у меня еще кое-что оставалось про запас.

– А если вот так, – предложил я. – Я отдаю вам тысячу долларов. И вы ни в какую пирамиду не идете.

Мне казалось, что они должны согласиться. Ведь умные люди. Арифметику знают. Тысяча – это больше, чем пятьдесят.

Братья переглянулись. Наверное, они так советовались – без слов. А к чему слова близнецам? Уж они-то наверняка мысли читают на расстоянии – хотя бы друг друга.

– Тысячу? – переспросил меня один из братьев.

Клюнули!

– Да! – поспешно подтвердил я.

– Наличными?

– Ага.

– Причем сразу всю сумму?

– Ну, естественно!

– Мы согласны! – проникновенно сказал один из братьев, при этом вид у него был такой, будто он очень-очень меня облагодетельствовал. Вот мог бы не брать ту тысячу долларов. Но пожалел меня – взял. И спасибо ему большое.

Что-то тут было не так. Что-то не понравилось мне в его словах и в его взгляде. Я еще не понял, а наш ушлый Демин, которого обмануть можно было только в том случае, если бы он сам этого захотел, – наш Демин уже все понял. До сих пор сидел себе тихонечко в уголке, помалкивал, словно его тут и не было, и вдруг обнаружился.

– Женька! – сказал он с укором и сердито встопорщил усы. – Ты посмотри на этих прохиндеев! Кому ты деньги собрался отдавать? Они же преспокойненько возьмут твою тысячу, а потом все равно пойдут к Каратаеву, чтобы у него еще заработать тот вшивый полтинник!

Только теперь я понял, что мне не понравилось в поведении близнецов. Точнее – в их взглядах. Я уловил в их взглядах нечто, но не мог дать этому определения. А во взглядах у них было лживое смирение, родовая черта бомжей, запойных пьяниц и околоцерковных нищенок. Я сплоховал, зато Демин расшифровал братьев без труда. Все нормально с арифметикой у близнецов. Это я оказался двоечником. Тысяча, конечно, больше, чем пятьдесят. Тут я не ошибся. Но тысяча пятьдесят уже больше тысячи. Это близнецы просчитали быстрее меня.

– Точно? – спросил я обреченно у братьев. – Пойдете потом к Каратаеву?

– Пойдем, – честно признались они.

– Тогда вот вам тысяча! – мстительно сказал из-за моей спины Демин.

Я обернулся и посмотрел. Он показывал близнецам красноречивый кукиш. Я с Деминым был абсолютно согласен.

* * *

Без помощи нашей съемочной группы Миша Каратаев обойтись не мог. У нас был бесценный опыт проведения съемок скрытой камерой, мы собаку на этом съели, и никто, кроме нас, не смог бы эту работу выполнить так же чисто и эффективно. Надежно спрятать камеру в одежде человека или в предметах, которые он принес с собой, – это настоящее искусство, но это лишь половина дела. Надо еще сделать так, чтобы спрятанная видеокамера от начала до конца снимала то, что требуется, а не потолок и пыльные углы помещения или ухо какого-нибудь третьестепенного персонажа.

Миша попросил нас обеспечить съемку. Мы не смогли отказать. Демин, правда, сначала заартачился, но я сказал:

– Надо помочь!

Все-таки в этот бандитский вертеп шел один из братьев Мухановых, а Миша Каратаев обратил внимание на близнецов с нашей подачи – и я до сих пор испытывал чувство ответственности за все, что происходило с братьями, а особенно за то, что еще могло с ними произойти.

Муханова снабдили видеокамерой, хорошенько проинструктировали, после чего вывезли на Каширское шоссе, где он пересел в обыкновенный рейсовый автобус, проехал три остановки и вышел из автобуса в аккурат напротив здания, в подвальном помещении которого располагалась странная фирма, обменивающая доллары на ничего не стоящие камни. Муханов дошел до входа в подвал, спустился по лестнице и скрылся за дверью. Мы дожидались его в припаркованном в отдалении микроавтобусе с тонированными стеклами. Миша Каратаев держал в руке мобильный телефон. Муханов должен был позвонить нам, если бы там, в офисе, у него вдруг возникли какие-то проблемы. Правда, мы не знали, сможет ли он со своего мобильника позвонить, находясь в подвальном помещении. Я подозревал, что нет. Оставалось надеяться, что ничего страшного с Мухановым не случится.

С ним ничего и не случилось. Минут через двадцать как ни в чем не бывало Муханов снова появился на улице, пошел торопливо в направлении Каширского шоссе, а здесь на полпути к шоссе мы его и поджидали в своем микроавтобусе, но знакомый микроавтобус Муханов почему-то демонстративно не признал, прошел мимо и даже в нашу сторону не взглянул. И при этом у него был такой растерянно-подавленный вид, что никаких сомнений быть не могло: наш бедный Муханов был чем-то так неимоверно поражен, что следующей стадией его душевного состояния могло стать только умопомешательство, не иначе. Миша Каратаев, тоже заметивший не совсем обычное состояние своего шпиона, озадаченно посмотрел на меня, потом открыл дверь микроавтобуса и окликнул спешащего неведомо куда Муханова. Тот обернулся, увидел Каратаева, и только теперь его взгляд обрел более-менее осмысленное выражение.

– Иди сюда, касатик, – позвал его Миша Каратаев. – Случилось что? Какой-то ты непонятный оттуда вышел.

Муханов приблизился.

– Давай в салон! – скомандовал Каратаев. – Не светись!

Муханов безропотно подчинился. У него был вид человека, который еще не проснулся окончательно и потому не до конца понимает, что с ним происходит.

– Тебя там что – загипнотизировали? – неприятно удивился Миша Каратаев.

А что – очень даже запросто. Сидит в офисе какой-то гипнотизер и охмуряет потихоньку каждого вновь пришедшего посетителя. С людьми случается временное помутнение рассудка, и они легко и без раздумий расстаются со своими кровными долларами.

– Не-е, – покачал головой Муханов.

– А что там было? Рассказывай! – проявил Миша нетерпение.

– Я пришел, – сказал Муханов. – Они данные мои записали. Потом я ушел.

– И все? – почему-то не поверил Миша.

– Ага.

– А камни дали?

– Нет.

– Почему?

– Потому что камни – только в обмен на деньги.

– Но я же тебе деньги давал!

– Ага.

– Ты им отдал?

– Нет.

– Почему?

– Не взяли.

– То есть как это – «не взяли»?

– Отказались.

– Как же так!

– А вот так, – обреченно сказал печальный Муханов.

С ним определенно было что-то не то.

– Давай сначала! – занервничал ничего не понимающий Миша Каратаев. – Как там все было?

– Я пришел. Они мои данные записали, – с мрачным отчаянием в голосе сказал Муханов.

– Да, это мы уже слышали, – нетерпеливо поддакнул Миша. – Дальше!

Но Муханов «дальше» почему-то не хотел. Он сказал тоном капризного ребенка, на слова которого взрослые почему-то не обращают внимания:

– Данные мои записали!

А у самого вид был такой – вот-вот заплачет. Миша посмотрел на него озадаченно. Что-то такое Каратаев наконец уловил. Что-то там с данными Муханова так сложилось, что наш незадачливый шпион был деморализован и почти раздавлен.

– Кассета где? – спросил Миша с мягкостью врача-психиатра в голосе. – Где кассета, которую ты в офисе записал?

Муханов с видом лунатика расстегнул куртку и извлек видеокассету. Миша Каратаев схватил кассету, вставил ее в видеокамеру, чтобы просмотреть отснятый материал на мониторе. Муханов наблюдал за его манипуляциями с равнодушием человека, которому уже все равно.

Пошла запись. Офис. Какие-то люди. За столом деловитого вида дядька. Ему, похоже, как раз и доверено работать с клиентурой. Голос Муханова за кадром…

– Я это… Я насчет работы… Ну, в смысле рассортировывать сырье… За деньги… Это к вам?

– К нам, – говорит дядька. – Присаживайтесь. Документы ваши давайте. Сейчас оформим бумаги. Вы про нас как узнали?

– От знакомого.

– От знакомого. Хорошо.

Дядька взял в руки мухановский паспорт, придвинул к себе амбарную книгу, приготовился записывать. Раскрывает паспорт, переписывает из него данные, приговаривает при этом:

– Так… Муханов… Григорий Александрович… Год рождения…

Чиркает ручка по странице амбарной книги, появляются записи строчка за строчкой. Дядька продолжает бормотать себе под нос:

– Прописан… Город Тверь… Улица…

– Погоди-ка! – растерянно сказал Миша Каратаев.

Дернулся к видеокамере, отмотал пленку назад. И снова на мониторе появился уже знакомый нам дядька, бубнящий:

– Год рождения… Прописан… Город Тверь…

Скользит ручка по бумаге, записывает дядька.

– Он же страничку в паспорте не перевернул! – всполошился Каратаев и обернулся ко мне, приглашая в свидетели. – Он же даже не открыл ту страницу, где штамп о прописке! А шпарит без остановки! И про Тверь, и про адрес домашний.

Обернулся к Муханову:

– Ты ведь из Твери?

– Ага, – печально подтвердил Муханов.

– И адрес твой?

– Мой, – еще больше закручинился бедолага. – Я ж вам говорю: он данные мои записал. А сам в паспорт даже не смотрит. Шпарит как по писаному. И прописка. И семейное положение. Как будто давным-давно меня знает.

А мы и сами видели – на мониторе. Дядька, по-прежнему не проявляя интереса к содержащимся в паспорте сведениям, явно по памяти занес все данные незадачливого разведчика в амбарную книгу, после чего вернул паспорт владельцу и сказал доверительно:

– Ты, артист, не ходи сюда больше. Не надо сюда ходить.

И так он это дружелюбно сказал, что никак его невозможно было бы обвинить в угрозах, если бы вдруг кому-то захотелось его прищучить, но от его добрых слов даже у меня мурашки по телу побежали, а уж что там в офисе бедный Муханов почувствовал – о том можно только догадываться.

Я не выдержал:

– Идиоты! Я же предупреждал, что добром это не кончится!

– Нас подставили! – наконец прозрел Каратаев. – Не верю я в такую телепатию! Ну какая телепатия к чертовой матери!

– Я про телепатию не знаю, – сообщил раздавленный обрушившимся на него несчастьем Муханов. – Но я к ним больше не пойду. Убьют они меня. Пристукнут, а потом скажут, что это трамвай задавил. И никто ничего не докажет. Боюсь я.

* * *

Что Муханов, что Миша Каратаев – оба были растеряны неимоверно. Я, честно говоря, тоже. Мы распрощались с ними там, где я оставил свою машину. Мы с Деминым вышли из микроавтобуса, я пожал напоследок Мише руку, он задержал мою ладонь в своей и вдруг спросил с надеждой в голосе:

– Это ты, Колодин, что-то опять нахимичил? Да?

Я видел по его глазам, что ему очень хочется услышать мое «да» и он даже обижаться на меня не будет – в благодарность за то, что ситуация наконец-то прояснилась, все стало простым, понятным и совсем не страшным. Но ничего такого я Мише сказать не мог. К сожалению.

– Нет, – честно признался я, – я не имею к этому никакого отношения.

Взгляд Миши потух.

– М-да, – пробормотал он растерянно. – Тогда я ничего не понимаю.

Они уехали. Мы с Деминым сели в машину.

– Илья! Как это может быть? – спросил я.

– Очень просто, – пожал плечами Демин. – Их продали.

– Как это?

– Кто-то на них настучал.

– На Мишу Каратаева?

– Да. Кто-то в эту пирамиду про них сообщил. Заранее.

– Зачем?

– Я не знаю.

– Бред какой-то! – сказал я. – Мне не очень-то в это верится.

– Во что?

– В то, что кто-то про них заранее сообщил.

– А как иначе? Или там, по-твоему, телепаты сидят? И только наш Муханов туда вошел, так его мысли сразу и прочитали? Это бред, Женька. Так в жизни не бывает. В жизни все и всегда можно объяснить. А если объяснить нельзя, то это значит только то, что не хватает какой-то исходной информации.

Нашего Демина сложно сбить с толку потому, что он на все смотрит рационально. У него практический склад ума, и в сказки он не верит.

– Здесь никакой телепатии, поверь, – сказал Демин. – Здесь чей-то интерес. Только и всего. А Муханову туда больше соваться не надо. Он сам все понимает, правильно сказал: «Убьют».

– Он из-за денег в это влез, – вспомнилось мне. – Надо бы помочь близнецам. Дать им возможность заработать, чтобы Миша Каратаев не смог их сагитировать на какое-нибудь новое безрассудство. Надо какой-то розыгрыш придумать специально под них, чтобы они могли поучаствовать.

* * *

Кандидатуру для розыгрыша мы нашли быстро, перебрав свою картотеку. Письма с предложениями разыграть какого-то конкретного человека поступают на адрес нашей передачи мешками, мы эти письма изучаем и рассортировываем, что-то сразу идет «в отвал», это то, что никогда не будет нами использовано, но большинство писем пополняют нашу картотеку, огромный архив, и полеживают там до поры, пока нам для съемок очередного розыгрыша вдруг не потребуется, допустим, какая-нибудь женщина в возрасте от шестидесяти до шестидесяти пяти, с азиатской внешностью, хромая, ростом строго до метра пятидесяти и непременное условие – чтобы она ни слова не понимала по-русски. Я стопроцентно гарантирую: потребуйся нам персонаж с такими и только такими данными, наша Светлана именно такую женщину в картотеке отыщет.

Героя нашего звали Сашей, а фамилия у него была Журиков, так что вроде бы получается Александр Журиков, но на рынке за Московской кольцевой, где Саша работал продавцом саженцев и цветов, все его звали Шуриком да еще фамилию специально коверкали: одни говорили Муриков, другие Жуликов, так что Александр Журиков, который давно с этим смирился, отзывался на любое обращение. Шурик Жуликов. Шурик Жмуриков. Его-то мы и решили разыграть.

В один из дней на огороженной сеткой площадке, где красовались дожидающиеся покупателей растения – от всем известных и дешевых до экзотических и жутко дорогих, – появился один из братьев Мухановых. Мы снимали происходящее из-за тонированных стекол припаркованного поблизости микроавтобуса. Одетый в потрепанную одежонку Муханов прошелся меж саженцевой растительности, и на него никто даже внимания не обратил, поскольку он никак не походил на покупателя из разряда тех, кто покупает сразу много и на большую сумму, а если клиент не денежный, то и внимания к нему соответственное. И совершенно зря, потому что Муханов прошелся по этому магазину под открытым небом раз-другой, а с третьего захода, убедившись в том, что продавец (а им как раз и был разыгрываемый нами Шурик Журиков) его в упор не замечает, Муханов подхватил горшок с каким-то экзотическим растением и неспешно вышел за ограду. Только теперь Шурик Журиков среагировал. То есть не то чтобы он сразу понял, что имело место демонстративно наглое похищение вверенного его заботам имущества, но что-то подозрительное краем глаза он узрел. Насторожился, вышел за ограду – а вор Муханов был уже далеко. Он шел быстро, и в руках у него Шурик действительно узрел уворованное.

– Стой! – громко и грозно крикнул вслед вору Шурик, но Муханов только прибавил ходу.

Шурик бросился в погоню, и тут уже вор не стал испытывать судьбу – поставил свою добычу на землю и дал деру. Шурик его не преследовал. Добежав до похищенного, но благополучно вновь обретенного растения, он облегченно перевел дух, подобрал отвоеванное добро и вернулся на свое рабочее место, размышляя о том, как много денег он мог бы потерять, если бы хозяин вычел из его зарплаты за уворованное, и радуясь, что все в итоге закончилось благополучно. Но на самом деле ничто еще не закончилось, а только начиналось.

Минут через тридцать к Шурику пришел хмурый милиционер и предложил проследовать за ним для опознания задержанного вора.

– Какого вора? – попробовал свалять ваньку Шурик, который до этой минуты думал, что история с кражей, которую он едва не проморгал, осталась никем не замеченной и хозяин о ней никогда не узнает, а оно вон как в итоге нехорошо повернулось.

– Как это – какого вора? – неприятно удивился милиционер. – У тебя полчаса назад саженец пытались украсть. Дорогущий! Или скажешь, что не было?

И посмотрел на Шурика такими глазами, что тому отчего-то сразу вспомнилась статья из Уголовного кодекса про лжесвидетельство. Шурик решил, что сопротивление бессмысленно, и честно признался дрогнувшим голосом:

– Было!

– А ты думал, милиция спит? – с укором сказал милиционер. – Ты вот еще даже заявить не успел, а мы уже вора взяли. По горячим следам.

– Я как раз собирался, – на всякий случай сообщил Шурик. – Заявить, в смысле. Вот уже к вам шел. Почти. Еще бы минутка…

– Своевременно поступивший сигнал – это уже половина успеха оперативно-разыскных мероприятий! – веско сказал милиционер.

Шурик с готовностью кивнул. Будь у него сейчас в руках блокнот и ручка – непременно бы записал. Чтоб затвердить и помнить.

– Ладно, пошли, – сказал милиционер. – Сейчас тебе в двух словах объясню диспозицию. Мы его взяли. Он признался. Осталось опознание провести, чтобы подкрепить его признательные показания свидетельствами потерпевшей стороны. Ты на опознании был когда-нибудь?

– Нет.

– В общем, так. Сидит на стульчике наш задержанный, а с ним рядышком сажаем двух других, которые к этому делу не имеют отношения. Но ты-то своего сразу узнаешь…

– Конечно.

– Вот и ладненько. В общем, заходим, я тебе твою задачу объясню, и только тогда ты в присутствии понятых пальчиком – тык! Вора, в общем, обозначил. Мы фиксируем это в протоколе. Ты расписываешься и свободен. До суда.

– До к-какого суда? – обмер Шурик.

– Ну, мужика того судить будут. А ты там вроде как свидетелем.

Шурик перевел дух. А тем временем они уже дошли до здания администрации. Прошли по коридору, Шуриков провожатый распахнул дверь опорного пункта, где под присмотром еще одного милиционера сидели на стульчиках у стены три человека: мужичок довольно помятого вида и два респектабельных негра – добротно одетых. Оба в очках в золотой оправе – очень похожи на дипломатов из какой-нибудь африканской страны.

– Ну вот, – сказал деловито сопровождавший Шурика милиционер. – Проводим процедуру опознания. Попрошу посмотреть на этих людей и сказать, есть ли среди них тот, кто полчаса назад пытался совершить кражу в вашем магазине.

Вся штука была в том, что сидевший рядом с неграми мужичок был вовсе не Муханов. И даже не похож. Ну а негры и вовсе были вне подозрений.

– Нет, – сказал Шурик. – Никто мне здесь не знаком.

– Как – не знаком? – неприятно удивился милиционер.

У него был такой вид, будто только что Шурик в его присутствии белое назвал черным или наоборот, то есть соврал бесстыже нагло.

– Попробуй еще разок, – предложил Шурику милиционер, явно сдерживая готовое вот-вот прорваться неудовольствие.

Шурик проникся. Если милиция просит – почему бы не помочь. Он же милиции не враг. И самому себе тоже. Он всмотрелся в лицо того помятого мужичка, пытаясь уловить знакомые черты. Уловить не получилось. Тот худой был, а этот полный. Тот среднего роста, а этот коротышка. И одежда другая. И вообще.