Текст книги "Бедный, бедный, дядя Ёжик!"

Автор книги: Владимир Елистратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Владимир Станиславович Елистратов
Бедный, бедный, дядя Ёжик!

Прошлым летом я пару недель гостил на даче у моих друзей, Кирилла и Александры Тяпкиных.

Кирилл называет свою жену в шутку Сосо, в честь крайне темпераментного певца, сложную грузинскую фамилию которого я забыл. Знаю только, что он поёт очень эмоционально. И Саша тоже поёт очень эмоционально, когда выпьет.

Саша называет Кирилла Киром. А после того, как они купили пылесос «Кирби», так и стала его называть, Кирби. Вероятно, потому что Кир очень любит поесть, отчего весит под сто двадцать. Иногда Сосо говорит: «Жрёт, как „Кирби“, всё подряд».

У Кирби и Сосо есть четырёхлетняя дочка Аня. Все её зовут Нюшей.

Словом, хорошая, дружная семья.

Однажды в субботу утром Кирби и Сосо уехали в соседний городок на рынок за продуктами, а я остался с Нюшей.

Детей я люблю, но немножко побаиваюсь. Мне всё время кажется, что они меня видят насквозь. У них глаза очень… прозорливые что ли, как у участкового. Говоришь этой карапузине что-нибудь взрослое и умное, а она на тебя посмотрит, как в прицел, и неожиданно – раз, и своё, простое и ясное, как правда.

Вот и тогда.

Я закрыл ворота за Сосо и Кирби, Нюша тут же взяла меня за руку, и мы пошли на веранду.

– Видишь цветок? – сказала Нюша. Среди травы действительно вырос ноготок. Откуда он взялся?

– Вижу, – ответил я. – А знаешь, как он называется?

– Неа.

– Календула. А знаешь, как цветок устроен?

– Неа.

– У цветка есть тычинка и есть пестик… Вот, смотри – это тычинка. А вот это – пестик. Нет, наоборот, это – пестик, а это – тычинка. А знаешь, что такое пыльца?..

– Неа.

– Пыльцу собирают пчёлы, а потом из неё пчёлы делают мёд. Ты, Нюша, любишь мёд?

Нюша внимательно смотрела куда-то в середину моего лица.

– У тебя козявка в но́се, – сказала Нюша.

Я смутился и быстро ликвидировал козявку:

– Не в но́се, а в носу́, – пробурчал я.

– Козявки ручками нельзя из носу́ вынимать, – назидательно сказала Нюша, качая указательным пальцем где-то напротив моего пупка. – Положь её назад в нос. Для того, чтобы вынимать козявки из носа́, существует специальный платок. Поклади немедленно обратно козявку, – она подумала и добавила: – Кому говорят! А я тебе платок принесу. Нерях. Я знаю, где платки лежат – в шка́фе. Сплошная некультура!

И она побежала за платком. Ну что ты будешь делать? Нелепейшее положение. Сначала затеял какую-то никому не нужную кретинскую лекцию про тычинки, про которые сам, кстати, ничего не знаю. Да еще с козявкой «в но́се». Представляю себе: выхожу я на лекцию по культурологии и стою перед студентами с козявкой… Это же… кошмар. Они, шкоды, потом такое на сайте МГУ напишут. Весь факультет будет обзывать меня Профессором Козявкой. Ужас! Представить страшно!

Дальше… как папуас, полез при ребёнке за козявкой пальцем в нос. А ведь позавчера, в четверг, сами хором с Кирюхой полчаса читали Нюше лекцию про то, как надо есть вилкой и ножом, как пользоваться салфеткой, носовым платком и так далее. Это ведь она наши же слова и повторила. «Некультура». «Нерях». А теперь – совершенно идиотская ситуация. Надо обратно в нос класть козявку… Господи, что же мне делать-то?

– На́ платок, дядя Вова, – сказала запыхавшаяся Нюша.

Я по-воровски быстро провёл платком по носу.

– Спасибо.

– Пожалуйста, на здоровье.

Слава богу, не заметила отсутствия козявки. А то ещё заставила бы искать…

– Пойдём читать книгу, – взяла меня за руку Нюша.

– Пойдём, а какую?

– Сказки. Мне тётя Поля привезла новую книгу. Сейчас принесу.

Нюша принесла угрожающе большую книгу. Автор – некая Роза Цветкова. Имя мне сразу категорически не понравилось. Называлась книга так: «Сказки доброй-доброй феи». Название мне не понравилось ещё более категорически.

Мы сели на веранде напротив друг друга. Между нами был большой фамильный дубовый стол.

– Ну, читаем саму первую сказку? – спросил я Нюшу.

– Да.

– «Сказка про снежинку», – прочитал я заглавие, и мне сразу стало капельку тошно. Сейчас наверняка какая-нибудь девочка будет сидеть у окна, а бабушка – вязать чулок. Вы видели, чтобы в 2009 году хоть одна бабушка вязала чулок? Девочка, конечно, увидит снежинку, та с ней заговорит и окажется «доброй-доброй феей», потом они полетят в волшебную страну и через три страницы прилетят обратно. И девочка проснётся…

– «Однажды вечером, – начал читать я и сразу был неприятно поражён звучанием своего голоса. Он был какой-то маслянисто-сахарный. Марципановый. С ванильными переливами и мармеладными подвываниями. – Однажды долгим зимним вечером девочка Аллочка сидела у окна и задумчиво смотрела, как идёт белый-белый снег. А её старенькая бабушка сидела в кресле, и надев на нос круглые роговые очки, вязала чулок…»

Вот-вот, так и знал… Именно чулок!

– «Снег шёл гусыми-густыми хлопьями. Он ложился на ели, дубы, берёзы и осины, – читал я не своим голосом, – и весь лес был белый-пребелый. Ах, как красиво, думала Аллочка. Она хотела сказать об этом бабушке, но когда повернулась к ней, увидела, что бабушка уже спит и чулок со спицами выпал из её добрых морщинистых рук. Не буду будить бабушку, подумала Аллочка… Она старенька и устала… Лучше я буду и дальше смотреть на снег. Какой он красивый, совсем, как в сказке! Ах, как хочется попасть в сказку! Но только… я никогда-никогда не попаду в неё. Тут Аллочке стало так грустно-прегрустно, что она чуть не заплакала…»

Белый-пребелый, грустно-прегрустно… Надо же писать такую чушму.

– Тебе нравится? – спросил я Нюшу.

– Она дальше в сказку что ли попадёт? – не отвечая на мой вопрос, спросила Нюша.

– Ну да, наверное…

– Нет, не нравится.

– Почему?

– Я уже знаю, что там дальше будет. Сейчас с ней заговорит снежинка. А потом позовёт её в сказку. А снежинка превратится в фею. Они немножко полетают-полетают и вернутся. Фея скажет: «До свидания, девочка!» И Аллочка проснётся.

Я пробежал сказку глазами. Ага… «Вдруг Аллочка услышала таинственный голос: Здравствуй, девочка…»… «Снежинка превратилась в прекрасную фею в серебряной короне…»… «Не бойся, девочка, – сказала фея, – сейчас мы полетим с тобой в Страну Добрых Сказок…»… «Ах, это был всего лишь сон! – воскликнула Аллочка…»… «Если веришь в сказку, – сказала бабушка, – обязательно в неё попадёшь. Верь в свою мечту, внученька»…

– Ну, будем другую сказку читать? – спросил я.

– Нет. Ты неправильно читаешь сказки.

– Это как это – неправильно? – обиделся я.

– Как радио. По-сюсипусински.

– Как?

– «Здра-авствуй, де-евочка…» – мастерски передразнила Нюша радиосказочников, а заодно и меня. А сказки надо читать по-человеченски.

– Ладно… «По-человеченски». Не умею я сказки читать. Что же мы будем делать?

– Разговаривать. Тебе сколько лет?

Я немножко обалдел от резкой перемены темы, так что даже забыл, сколько мне лет. Потом вспомнил и сказал:

– Сорок три.

– Три я знаю. А сорок это сколько?

– Ну, это… ты «десять» знаешь?

– Знаю.

– Сорок – это четыре раза по десять, или лучше… Тебе вот четыре года. Так? Значит, сорок – это десять раз по четыре. Ясно?

– Мне не четыре года, а четыре с половиной. Значит сорок – это сколько?

Я задумался. Потому что считать не умею.

– Это где-то… сейчас посчитаю… четыре с половиной на два – это девять. Четырежды девять – это тридцать шесть. Получается восемь раз и еще четыре года на ум пошло. Ясно?

– Неа. Ты старый или нет?

– Трудно сказать. Вроде – ещё не очень…

Нюша внимательно посмотрела мне в лоб.

– Ты старый.

– Почему это – старый?

– У тебя полоски на ло́бе.

– На лбу. Какие полоски? А-а-а! Морщины, что ли? Ну, морщины – это еще не старость. Если ты брови поднимешь, то у тебя тоже будут полоски… то есть, тьфу, морщины. Просто у людей так устроена кожа, что…

Но Нюша меня уже не слушала:

– С тобой неинтересно разговаривать.

– Почему это неинтересно? – я очень возмутился, даже расстроился.

– Ты непонятно говоришь. Надо говорить или мало и понятно, или много, но интересно. Если много и интересно – тогда получится сказка. А ты говоришь много и неинтересно, как радио. Давай лучше играть.

– Ну, давай. Во что?

– В еду.

– Это как?

– Я говорю свою еду. Плюшка. А ты говоришь другую свою еду. На «а».

– Понятно. На «а»… М-м-м… Скажем… Арбуз.

– Селёдка.

– Ты на «зэ» должна говорить. Арбуз пишется с «зэ».

– Но я же не пишу, а говорю.

– А если сказать «арбузы», то слышно «зэ». Значит, арбуз на «зэ».

Моя логика была железной, я был горд собой. Но на Нюшу моя железная логика не подействовала.

– «Арбузы» – так говорить нельзя.

– Почему нельзя?

– Потому что можно назвать только одну еду. Нельзя говорить «селёдки», «плюшки»… Говори на «а».

– Почему на «а»?

– Потому что «селёдка».

– Ну ладно… А… А… Антрекот.

– Это кто?

– Не «кто», а «что». Это такое особое мясо, чтобы жарить.

– Так нечестно.

– Почему?

– Потому что «кот» – это тоже мясо. Но это не еда.

Я опять растерялся:

– Но ведь антрекоты не из кошек делают. Впрочем, кто их знает, из чего они их делают… «Котлета» ведь можно говорить.

– «Котлета» – не на «а». Мяясов много. Все нельзя называть. Ты тоже мясо, если для людоеда. Ты боишься людоеда?

– Я не знаю, я его не видел.

– А я видела в мультике. Ты не умеешь играть в еду. Покажи мне лучше страшную рожу.

– А у меня получится?

– Показывай.

Я сморщил нос, оскалился, закрыл глаза и идиотски оттопырил пальцами уши. Нюша засмеялась.

– Это не страшная рожа, а смешная. Покажи другую смешную рожу.

Я надул щёки, вытаращил глаза и верхней губой закрыл нижнюю. Нюша очень долго и внимательно, совсем не улыбаясь и как бы чего-то выжидая, смотрела на меня:

– Смотри не пукни. С такой рожей надо какать на горшке в детском саду. А ты уже старый. А старые на горшках в детском саду не сидят. Как тебе не стыдно! Убери рожу. Сделай лицо обратно.

Я «сделал лицо обратно». Нюша вздохнула:

– Ничего-то ты не умеешь… Ты бесполезный. Ты где работаешь?

– В университете.

– А это кто?

– Не «кто», а… Ну, это такая школа для взрослых. Туда идут после школы, кто хочет ещё учиться.

– Ещё – потому что плохо учился в школе?

– Наоборот. Если хорошо.

– Непонятно. Если в школе ты хорошо учился, зачем ещё дальше учиться? Ну, ладно… Что ты там делаешь?

– Преподаю.

– Что подаёшь?

– Ничего не подаю. Преподаватель – это как учитель.

– Так ты – учитель?! – неподдельно изумилась Нюша.

– Ну да… А что?

– А чему ты учителяешь?

– Чему учу? Это, Нюша, трудно объяснить. Знаешь вот… культура, всякие книги, языки…

– Как же ты учишь про культуру, если козявки руками из носа вынимаешь? И книгу читаешь неинтересно. И язык непонятно говоришь…

Я вздохнул. Нюша тоже вздохнула:

– Жалко тебя, дядя Вова.

– Правда – жалко?

– Правда. Давай я тебя занюшу.

– Это как?

– Ну, пожалею. Нюша тебя пожалеет. Занюшит. Хочешь?

– Хочу.

Нюша слезла со стула, обошла стол, по-деловому залезла мне на колени и стала гладить меня по голове…

– Бедный, бедный дядя Вова, старенький, весь в полосках, сказки читать не умеет, играть в еду не умеет, весь некультурный, говорит неинтересности, бедный, бедный дядя Вова… Хороший, но несчастный дядя Вова. Дай я тебя поцеловаю.

И Нюша чмокнула меня в щёку:

– Ещё и колючий. Можно, я буду звать тебя «дядя Ёжик»?

– Можно.

Так я с тех пор и стал в семье Тяпкиных «бедным дядей Ёжиком». А ещё с тех пор я стал делать вот что.

Если вдруг я чувствую, что какой-нибудь мой коллега-профессор слегка, как говорится, задирает нос выше ватерлинии, думая, что он светило и светоч, я аккуратно приглашаю его в гости к Тяпкиным и как-нибудь в субботу мы с Тяпкиными едем за продуктами в близлежащий городок, а профессора оставляем наедине с Нюшей.

Очень помогает.

Не хотите съездить к Нюше? Художникам-авангардистам рекомендуется порисовать вместе с Нюшей каких-нибудь авангардных монстров. Композиторам – исполнить Нюше свои новые музыкальные композиции. Актерам – прорепетировать роль. Политикам – поговорить с Нюшей о политике и т.д. и т.п. Словом, к каждому взрослому я приставил бы по Нюше. Впрочем, заводите Нюш сами, если у вас их ещё нет.