Текст книги "Колыбельная для Ивана (Принцип Криницына - 1)"

Автор книги: Владимир Солодовников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

*** "Волка ноги кормят" – такой для себя девиз выбрал по дальнейшей моей жизни. Я уже подъезжал к городу; на заднем сиденье, в корзине, подаренной мне Нюрой, спал мой Самсон – так я его назвал, под хвост я ему не заглядывал, считая, что пол котенка определится либо сам, либо мне его определит Егорий – он мастак под хвосты заглядывать. Ну, а если это будет кошка, то назову ее Дуськой. Отмытый, котенок был почти однородной бежевой масти (пусть бежевая, хоть термин и непрофессиональный), чистый и пушистый, всю дорогу он спал, нимало не волнуясь обстановкой. Сразу его полюбил, не случайно он появился на пепелище: в это я твердо поверил. Минут на двадцать, не более, заехал к Егорию, сообщив ему результаты поездки. Кстати, я попросил узнать через его каналы, кому принадлежат машины, виденные мной в Выселках. Выше я расписал Егория, как неряшливого до безобразия человека, но это правда лишь отчасти, он мог, если хотел этого, быть вполне приятным и для общения, и для дела – полезным. Я попросил его только не говорить пока ничего Льву, но это замечание Егорий воспринял с обидой – друзья мы или кто? – А почему мне ему не говорить? Ты что, не доверяешь Левке!? – Дело не в этом, он для меня человек новый. Пусть он тебе друг, но я его не знаю. Не люблю людей высокомерных, а его высокомерие, пусть и на короткое время перед нашей пьянкой, я, почему-то, сам не знаю, запомнил, и покоя оно мне не дает. Тебе я верю. – Ну, спасибо и на этом. Мы с Егорием Поповым друзья старые, общежития наши в студенческие годы были на одной улице, напротив. Парень из нашей группы политехнического института женат был на девчонке из группы медиков, где учился Егорий. Это может показаться смешным, но и номера групп были одинаковы – 13. В их группе мне нравились девчонки, особенно Эдита Лик, немка по национальности, я питал к ней нежные, но платонические чувства. К моему сожалению, она к пятому курсу вышла замуж, а затем дела были и опять дела, работа: Следы Эдиты где-то затерялись, да я и не искал ее следы, знаете. У нее была теперь своя жизнь, в которую я, по своей порядочности, лезть был не намерен. С тех вот пор – еще с первого курса – и были мы с Егорием друзьями. Число 13 стало для меня с того времени любимым числом, памятным, по крайней мере, но везучести это число мне не добавляло. – Ваня, как только будет у меня расчет с тех козлов – отцов тех негодяев – я тут же деньги тебе притащу. Теперь о наших баранах: Реклама о нашем агентстве размещена в газетах и на местном канале телевидения. Жди клиентов. А пока читай, помощь от меня будет, как ты захочешь. Котенка по приезде домой я отпустил в кухне на пол, и он залез поначалу и с испуга под кухонный шкаф, но через полчаса отозвался на мой призыв и выполз к блюдцу с молоком. Теперь у меня есть живая душа, с которой, хотя бы в одностороннем порядке, я могу общаться. Так мы зажили вдвоем. Смущало меня только, что половую принадлежность моего воспитанника я достоверно не определил. Ну, да приедет же Егорий, а он по этим делам большой специалист – определит. И засел я пока за книги, инструкции о правах и обязанностях. Дня через два позвонил куда надо, и меня пригласили за готовыми документами – лицензией, справками, каких было множество. Все, по документам я – детектив. Ладненько! Вечером притащился, наконец, Егорий, пьяненький, и для меня алкоголь захватил в большом количестве. Вручил мне 300 баксов – мою долю. Я удивился до бесконечности: за ерунду платят такие большие деньги. – Ты не видел этих отцов. Крутизна-а-а! Для них – это не деньги. Выпили прилично, он заглянул и под хвост котенка. Заключение его было категоричным: кошка. Ну, значит, как я и решил до этого: будет она – теперь, уже она! зваться Дуськой. Егорий подержал еще котенка на ладони. "Никак, – говорит, – абиссинка, на ушах вон кисточки, а ну:", – и отнес ее в темный угол коридора, напротив освещенной кухни. Глаза у Дуськи в темноте загорелись красным светом. "Точно, говорит,– абиссинка". Меня это его заключение позабавило: я нашел беспородного котенка на куче пепла, а Егорий говорит – абиссинка. Откуда это породистая кошка возьмется на куче пепла? Ну, ладно, пусть будет абиссинкой, она мне в любой породе хороша. Егорий хотел, было, снова взять кошечку на руки, но она вдруг фыркнула и, пролетев через комнату из коридора, вскочила на подоконник: с некоторых пор это место стало для нее привычным и полюбившимся. На подоконнике стояли кактусы, также мною любимые, один из кактусов к осени ни с того, ни с сего начал набивать бутон, тот, видимо, тихонько потрескивал; это я не мог слышать потрескивания, а котенок слышал, наверное; вот он и сидел часто у этого кактуса, ждал. Мы с Дуськой уже подружились необыкновенно. Не поверите, но научил ее играть со мной в догонялки: я прятался, она меня искала, а как найдет где-нибудь за дверью – нападает на меня. Гонялась за мной, если я от нее убегал или делал вид, что убегаю. Меня удивляла сообразительность кошки. В цирке видел дрессированных кошек. Так то – в цирке, а тут – вот она: в моей квартире живет этакая дрессированная циркачка и чего только не вытворяет. Ну, и озорная же она, кстати. На второй день пребывания в моей квартире она подошла – поверите? – к тапкам, Людмилой оставленным, и нагадила в них самым непристойным образом. Пришлось мне тапки эти выбросить на помойку. Ну, не мыть же мне их, еще чего не хватало! И аспирин закончился! Все, от жены моей прежней только дух и остался в квартире. Со временем, как я рассчитывал, и духу тому придет "кирдык". Скорее бы! Зарядили дожди, серые свинцовые тучи низко нависли над промокшей до крайности землей; я глядел из окна на одиноко бредущих и редких путников, сгорбившихся под зонтами, а сам, глядя на них, зябко ежился. Промозглая погода и осенняя сырость мне были противны от одного о них воспоминания или вида из окна. Информацию о владельце того "Опеля", который засветился у озера в Выселках, я, наконец, получил от Васильича: это был некто Плахин Константин, мужчина 28 лет, с богатым уголовным прошлым. Был он сотрудником в фирме "Кристалл", которая занималась экспортомимпортом продовольственных товаров по странам СНГ и дальнему зарубежью. В детали я особо не вникал, но главой фирмы можно было бы и заинтересоваться: этот тоже из бывших уголовных, но с экономическим образованием, Кротов Степан, по кличке Крот. Уголовное его прошлое было богатейшим. Информацию Егорьеву я, на всякий случай, перепроверил через компьютерную сеть прокуратуры и милиции – от Левы Авербуха. Она соответствовала той информации, которую мне предоставил Егорий из других, своих, источников. Соответствие полное. Можно полностью доверять Левке? Поживем увидим! Кстати, Крот этот был владельцем нескольких ресторанов, кафе и, к тому же, казино. Как-нибудь в это казино надо заглянуть! Дожди все шли, а клиентов, обещанных Егорием и Левкой Авербухом, все не было, я уже недели две сидел безвылазно в своей квартире, ставшей и офисом. Время бездарно для меня все же не проходит: я много читаю, в том числе "Руководство по криминалистике" и, конечно, детективную литературу. Все эти детективы тоже учат многому. А я ученик, поверьте, хороший. Когда уже отчаялся ждать, раздался стук в дверь, именно стук, робкий и негромкий. Я даже посчитал, что это стучат не мне, а откуда-то сверху, из соседней квартиры: мало ли чего там стучат, может, ремонт какой делают, но стук повторился. По настороженному виду моей Дуськи и я, наконец, понял, что стучат к нам в квартиру. Звонок ведь есть – чего стучать? Я пошел открывать, а, открыв, удивился и обрадовался одновременно: на пороге стояла красивая, но уже пожилая, стройная женщина, с сединой в волосах, так ей шедшей. Черты лица идеально правильные, такие лица я видел на старых фотографиях в документальных книгах времен девятнадцатого – начала двадцатого веков, но то были лица княгинь, графинь каких-нибудь. А откуда сейчас графини? Она вошла, а я и походку ее отметил: шла с достоинством, с уважением к себе. Я уселся в кресло за письменным столом у включенного компьютера, решив кое-что из рассказов клиентов, если таковые последуют, записывать, а женщине предложил место напротив, тоже в удобном, еще дедовом, кресле. Усевшись, она молчала до неприличия долго, скованность в ней чувствовалась какая-то, вся фигура выражала и беспокойство, и недоверие ко мне. – Я решила к Вам обратиться по рекомендации одного человека, которого не хотела бы называть, да это и неважно для Вас (И не надо, я и сам догадывался, откуда ветер дует. Как любит выражаться Егорий Васильевич, "фунцикляция начинает фунциклировать".). Зовут меня Лидия Павловна, по фамилии мужа – Аллес. Муж – Илья Семенович – долгое время работал на одном из местных заводов инженером-электриком. Ему в наследство от бабушки, немки по национальности, достались кое-какие вещи. В том числе фамильный перстень с алмазами и золотая пластина размерами где-то 8 на 10 см, пластина тонкая, но с занятным орнаментом, вырезанным в ней. Сверху – фигурка животного, то ли волка, то ли собаки, три края ровные, а четвертый, меньшего размера, ломаной формы. А вот орнамент, в ней вырезанный, и действительно был занятный (я уже на этой стадии рассказа моей возможной клиентки заострил свое внимание на этом "был"); муж мой даже как-то в тяжелые для нас времена хотел продать эту золотую пластину, просто как золотой лом. Но его удержала от этого шага память о бабушке. Так вот эта вещица у нас и сохранилась. И вдруг, недели две тому назад, мужу позвонил какой-то неизвестный ему мужчина, представился немецким по звучанию именем и спросил, нет ли в вещах мужа уже упомянутой мной пластины? Муж мой в замешательстве ответил, что с неизвестными людьми о вещах, ему принадлежащих, говорить, тем более по телефону, не хочет. На этом, собственно, разговор тот и закончился, мужчина извинился. Только после этого разговора Илья Семенович и заинтересовался вплотную золотой бабушкиной пластиной. За разъяснениями он обратился к своему приятелю – Андрею Петровичу, археологу. Здесь уместно заметить, что бывают совпадения, скажем, полные тезки, даже в таком большом городе, как наш, но археологов с именем Андрей Петрович не так уж и много, я и спросил: – Фамилия этого археолога не Криницин ли? – Да, его фамилия Криницин, – удивленно взглянула на меня Лидия Павловна, – Вам это о чем-нибудь говорит? Мне это о многом говорило, так как отец мой, Криницин Андрей Петрович, тоже был археологом. – Нет-нет, продолжайте Ваш рассказ, он о-очень занимателен. – Муж и его приятель договорились о встрече, и встретились дома у Андрея Петровича, где тот осмотрел принесенную пластину и сказал, что никакой археологической ценности она не представляет, а больше ему сообщить нечего. Правда, как рассказывал муж, Андрей Петрович эту фигурку еще подержал в руках, что-то разглядывая, даже и еще подержать хотел, но, вроде как нехотя, отдал. Добавил только неуверенно, что орнамент, который на пластине той вырезан, что-то ему напоминает, может быть, какие-то географические очертания, но он в этом не уверен. Она замолчала, а я ждал продолжения рассказа, пока еще почти в полном недоумении: цель ее прихода ко мне оставалась неясной. – Ну, а что же дальше? Этим, я так полагаю, дело ведь не закончилось? Если уж Криницын Андрей Петрович не разобрался в происхождении этой вещицы, то я уж и точно не разберусь. Но Вас ведь не это волнует? – Вы правы, не это. Все дело в том, что два дня тому назад мы с мужем возвратились из гостей довольно поздно, пришли, а квартира наша ограблена. Собственно, взято немного: эта пластина, кольцо фамильное, о котором я упоминала. Такое ощущение, что грабили люди небедные. Кстати, а Криницин Андрей Петрович – не Ваш родственник? – Я не уверен в том, что он – мой родственник, но это и не имеет особого значения. Вы продолжайте, пожалуйста. У Вас есть какие-нибудь соображения в отношении грабителей: кто мог, например, украсть упомянутые вещи? И вообще, а почему, собственно, ко мне пришли Вы, а, скажем, не Ваш муж? – Муж не пришел, потому что с ним спустя час-полтора после нашего возвращения в ограбленную квартиру случился приступ стенокардии, приступ затягивался, своими средствами мы с ним справиться не могли. Пришлось вызывать скорую. Илью Семеновича госпитализировали, сейчас его состояние, в общем, приличное, но он попросил меня обратиться к кому-нибудь с просьбой о помощи в поисках украденных вещей – жаль их, да и память, знаете: – Я могу увидеть Вашего мужа в больнице? – Пока вряд ли, но позднее, наверное, да. Я, думаю, дня через два-три с ним можно будет поговорить, но ведь это – как врачи решат. – Хорошо. Я, пожалуй, возьмусь за Ваше дело. Только, стоимость услуг: Можно бы и аванс. – Об этом прошу Вас не беспокоиться. Мы не очень богаты, но все же и не настолько бедны, чтобы не позволить себе оплатить Ваши услуги. Однако, когда я ей назвал стоимость услуг агентства, она слегка поморщилась. Это ничего, привыкайте, господа! Услуги нашего агентства дорогого стоят! Ха-хаха:(естественно, это про себя). После ухода Лидии Павловны я некотрое время сидел отупело и с трудом пытался осмыслить услышанное. Потом хохотал до кишечных колик: пластины какие-то, да еще из золота, Тамань там разглядеть умудрились! Господи, додуматься до такого! Посторонний какой-нибудь человек, увидев меня, хохочущего в пустой квартире, непременно сделал бы однозначный вывод. Какой? – вы, наверное, догадываетесь. Но, успокоившись, я здраво рассудил, что если уж археолог Андрей Петрович Криницин этакое предположил, может быть, и – действительно, все так. В конце концов, мало ли чудаков на свете! А когда я бросил взгляд на аванс в "баксах", Лидией Павловной оставленный, так и вовсе успокоился. Денежки мне душу отогрели.

*** Андрей Петрович Криницин – мой отец – личность незаурядная во всех отношениях, по меньшей мере, в своих – научных – кругах довольно известная. Быть может, что и так, но вот со своим сыном он находится в весьма сложных отношениях. От нас с мамой он ушел, когда я был еще мал и ростом, и умом. Я ничего почти не знал об отношениях матери и отца, которые сложились меж ними после развода, не знал и то, что послужило причиной развода, но для меня его уход послужил тяжкой утратой и обидой на него до сего времени: я лишь изредка звонил ему. Чаще звонил он, но общение наше было скупым на слова. Отец спрашивал: как здоровье, как учеба, позднее – как работа. Этим, собственно, и ограничивались наши разговоры. Я никогда не просил и не брал у него, скажем, денег, хотя он и сам предлагал иной раз. Помогал ли отец матери или нет, я не знал, а она мне о том не сообщала. Изредка мелькали в голосе мамы то какая-то тоскливая нотка, то гордость за отца. Иногда она мне высказывала упреки за мои изолированность и замкнутость от Андрея Петровича. Сегодня нужна была его помощь в моей новой работе, а я не знал, как к нему подойти, как разговаривать, как... звонить ему. Номер телефона пришлось узнавать у матери: ее номер телефона я, к счастью, знал. Мама: Мама у меня замечательная, "мировая мама", как звучит в одном известном фильме, кажется, "С легким паром.."; она столько лет проработала в одной из городских библиотек, что, наверное, и сама уже не помнила – а сколько, собственно? – любила она свое дело беззаветно и себя вне этой работы не мыслила. А уж сколько она мне шалостей в детстве прощала! Мировая у меня мама! -Алло! Мама, это я. Извини, я должен был позвонить тебе раньше, но все как-то: -Ты – бессовестный сын! Ну, как ты? Вань, в кого же ты такой неудачник-то?

–Да я, мама, временно неудачник, мне обязательно повезет. Один раз: Но крупно!

–Да и не видно пока. Жена тебя бросила. Хорошо, что детей не нажил, платил бы сейчас еще и алименты. -Мама, все будет хорошо, я работаю сейчас частным детективом. По делу мне нужен телефон отца – подскажи, а? Она и подсказала, выговорив при этом массу колкостей и нелицеприятных фраз, но я их не назову – правда, нелицеприятные!

Ах, отец-отец! Никогда не был у него дома; по телефону он предложил встретиться у него, сообщив при этом торопливо, что жены (его, значит, новой жены!) нет дома. Ну, хорошо, что нет: избавил меня от необходимости лицемерить, объявляя ей о том, как она хорошо выглядит. Я и не знаю, как она выглядит – никогда ее не видел. Квартира отца оказалась на третьем этаже вполне приличного с виду дома. Поднявшись, я позвонил – он открыл мне. Высокий, уже седой, загорелый и крепкий мужчина. Археолог? Да, похоже. Встречал меня радушно, но заметно было, что он нервничал: суетился, как-то даже заискивал, что ли. Мне вдруг ни с того ни с сего стыдно стало перед ним: во-первых, он уже пожилой человек, во-вторых, он – просто мой отец. А я, подлец, в гордыне своей не замечал протянутой руки родного мне человека. В конце концов, это их дело, моих родителей, почему они не живут вместе. Квартира просторная и ухоженная, в кабинете отца стены целиком заставлены стеллажами с книгами. На столе – компьютер. Вообще, заметно, что он занимается наукой: горшки какие-то допотопные, чашки, плошки: На стенах гостиной – картины, в основном – пейзажи, видимо, подлинники. Я не очень разбираюсь в искусстве, но людей, знающих его, уважаю. Вы заметили, что я дилетант? – а что делать? -Отец, я к тебе по делу. Видишь ли, я сейчас занимаюсь частными расследованиями. Все равно ведь: институт мой закрыли, торговать я не умею. Я вообще мало чего умею, так почему, собственно, и не быть, например, детективом? -Ну, а чего ты оправдываешься? Детективом, так детективом. Ты мне, прежде всего, сын. Так о каком деле ты хлопочешь? -К тебе несколько дней тому назад обращался приятель твой, Аллес Илья Семенович, по поводу некоей золотой пластины. Не мог бы ты толком мне объяснить, что это за пластина такая, что из-за нее нужно было дом грабить? -Что ты говоришь! Я не мог бы и подумать, что эта вещица кого-то заинтересует. Разве что, из-за стоимости самого золота. Как предмет искусства эта пластинка не представляет из себя ничего. Только вот, может быть, вырезано на ней что-то географическое, я даже подумал, что карту такую географическую уже видал. Например, Кубань. Таманский полуостров, например, как на карте двухверстке. Какой-то смысл мастер, изготовивший эту вещицу, в нее, несомненно, вкладывал. -Кубань? Таманский полуостров? Но почему? -Ну, ты теперь детектив, поищи, пожалуй, что-то из родственных связей Ильи Семеновича. По крайней мере, отсюда ветер, кажется, дует. Займись, там видно будет, понаполеоновски: Вот и все, что я тебе могу сказать. – Да, немного он мне сказал. А почему, собственно, немного? Очень даже и немало. Надо узнать у Ильи Семеновича о его родственниках-немцах, пока еще жив мой клиент (прости меня, Господи!). – Прошу к столу. Посидим по-родственному на кухне, а? – предложил мне отец. Знаете, я был бы самый распоследний подлец, если бы отказался. Андрей Петрович (мне так хотелось в душе броситься к нему на шею с единственным словом "папа", которое бы все изменило в наших отношениях и сразу сделало бы нас родными понастоящему, но: я, наверное, бездушный сын) с такой мольбой смотрел на меня! – нет, я не мог отказаться! Мы уселись с ним за уже сервированный небольшой стол в чистенькой кухне и славно пообщались. Он предлагал мне остаться у него переночевать, видя мое весьма пьяненькое состояние, но я все же отказался – на первый раз и такого контакта вполне достаточно! Я уже уходил, когда отец проговорился, что это он посоветовал Лидии Павловне обратиться ко мне за помощью в поисках украденной вещи. Вот так! А я-то думал, что это организовал Лева Авербух. По этому поводу у меня были вопросы к отцу, но я решил смолчать.

В пустой и холостяцкой моей квартире меня ждала только Дуська, некормленная с утра, я насыпал ей от души "Фрискис" и налил молока. Ешь, страдалица! Взял ее, уже сытую, на руки, за грудку под передними лапками, а задними она уперлась мне в грудь: -Дусенька, единственная моя, все остальные – просто ду-ра-ки! Мне и с тобой хорошо. – Дуська напряженно слушала мой пьяный треп, потом, не выдержав, видимо, алкогольного духа, со всего размаху шлепнула меня по физиономии передней лапой и фыркнула, а потом попыталась ухватить меня зубами за нос, я вовремя отдернул голову и выпустил, наконец, ее на пол. Кошка стремглав кинулась к любимым своим кактусам на подоконнике. Ну, и беги! Все равно на ночь приползешь под одеяло к своему хозяину и будешь нюхать все его запахи. А куда тебе деваться!? Я повалился в постель и почти тотчас уснул, едва успев прикрыться пледом. Мне опять снились кошмары, и самый кошмарный из них – Людмила: на сей раз она молчала, только показывала на меня длинным ухоженным пальцем и усмехалась змеиной своей усмешкой. Ну, и стерва же, прости Господи! Хоть бы на одну только ноченьку оставила она меня в покое!

Вы когда-нибудь слышали, как храпят кошки? Или, быть может, Ваши кошки не храпят? Нет? Дуська храпела у меня подмышкой так, что я невольно вспомнил, как с юмором мне рассказывала о моем родственнике – Петре Николаевиче Варенцове – его жена Нюра: "Петухи среди ночи с перепугу на другом конце села просыпаются, когда после бани да рюмки водки храпит мой благоверный". Я вытащил Дуську из-под себя и переложил на другую сторону постели, а она даже глаза не открыла, так же спала, хвостом только мордочку прикрыла. Но храпеть перестала. Сейчас она встанет, как услышит, что я открываю холодильник. Я открыл и выпил с жадностью поллитровую бутылку кефира. Полезно, знаете, утро начинать с кефира. А Дуська уже здесь. На, получи свою еду. Так, что меня ждет сегодня? Во-первых, навестить Илью Семеновича, если, конечно, мне позволят с ним контакт эскулапы. Во-вторых, встретиться с Егорием для обсуждения версий кражи злополучной и загадочной золотой пластины Аллесов. Наконец, Егорий уговаривал меня испытать судьбу в казино: денег оставалось мало, а так любимое мною число тринадцать до сих пор еще не приносило мне удачу. Это необходимо исправлять. Да и вообще, в казино, чьим владельцем был упомянутый Степан Кротов по кличке Крот, меня давно тянуло заглянуть. Посмотрел на часы – десять утра, можно и к Егорию отправляться. Но я опоздал: прозвенел дверной звонок; я открыл – на пороге Егорий. Он был все так же тучен, но зато бледен. Медленно, не сгибаясь, будто нес что-то драгоценное, легко бьющееся, вплыл он в квартиру, а вместе с ним вплыл жуткий запах. Неописуемое страдание было написано на его физиономии. -Что случилось, Егорий,– спросил я его настороженно, зажимая нос. Воняло кошмарно, причем, все больше и больше. -Знаешь, шел сейчас на работу, хорошо мне было, захотел пукнуть, ну, и – пукнул. Иду это я, а сам чувствую, что и заднице тепло и сыро, да и ногам уже влажно, но я этому значения сразу не придал. Потом чувствую, что вроде как вонько мне стало, а штаны мои к телу прилипли. Я под мудями пощупал, никак, думаю, обосрался, руку понюхал – точно! Да что за напасть! Это же хорошо, что с твоим домом рядом оказался. -Так мойся иди, Васильич. Хочешь, чтобы я тебя подмыл туалетной водой французской? Так нет у меня французской. Под душем мойся. – Дуська первой не выдержала такой вони и удрала в соседнюю комнату. Господи, и вправду – напасть! Пока Егорий мылся, я приготовил глазунью на кухне, рассчитывая и на моего приятеля. Он вышел, обернутый вокруг необъятной задницы, банным моим полотенцем. Ну, это наглость, но я смолчал – гость все же, хоть и засраный. -Вань, мне ведь сейчас на суд идти, выступать буду в качестве эксперта, штаны какие мне не дашь ли? -Да какие штаны? Побойся Бога: тебе ведь какой размер надо? А у меня на два меньше. – Наконец, пришли к мнению, что он оденет мои джинсы; если их разрезать сзади – под пиджаком разреза не видать, а низы можно и обрезать – это даже модно. Вот вы, возможно, думаете, что это – анекдот? Ошибаетесь, это – истинная правда! С Васильичем в студенческие годы и не такое бывало, но я оставлю рассказы о его беспутной студенческой жизни на потом. Прежде чем сесть за один стол с Васильичем, я осмотрел его с ног до головы критически: выглядел прилично, но под его пиджак заглядывать я бы никому не рекомендовал. Хорошо хотя бы, что вони от него нет. Может ведь хорошо выглядеть, когда захочет! -Садись, Егорий – горе луковое! – Он не отказывался, он вообще никогда не отказывался от еды, но особенно от угощения. – Ты ешь да думай, что мне делать с клиентами и проклятой их пластиной. Что думаешь по этому поводу? – Перед визитом к отцу я сообщил Попову о загадочной краже. -Вань, ты все, что можно, узнай у Ильи Семеновича. Откуда вообще кто-то посторонний узнал о пластине золотой, что у Ильи Семеновича хранилась? Это либо родственник его, Илье неизвестный, либо посторонний, но осведомленный о ней. Кроме того, несомненно, что в той пластине – ключ к чему-то дорогому. Направление поисков, что ты выбрал, правильное. Будем действовать! – Мы поели, и я подвез его к зданию суда, а сам не спеша поехал к городской больнице, где лечился теперь Илья Семенович. Я не думал, что теперь, после уже совершившейся кражи, его жизни вообще что-то угрожает. Так и было: он лечился и, как видно, довольно успешно. По крайней мере, врачи беспрепятственно разрешили мне свидание с ним. Я давно не был в больницах и, ожидая увидеть в кардиологическом отделении грязь и беспорядок, был приятно удивлен обратным: чистота идеальная, тишина в отделении. Медсестры находились лишь на своих постах, никаких болтающихся бездельников. В противоположном от меня конце отделения мелькнул силуэт доктора, женщины; что-то показалось в стройности ее фигуры знакомым, но я тут же забыл об этом за своими делами, так как нужная мне палата вот она – номер тринадцать. Ну, надо же! – это число везде меня преследует. Положительно, должно же мне когда-нибудь повезти. В палате стояли три койки, и все были заняты. -Здравствуйте! Мне бы больного Аллес Илью Семеновича увидеть: – Худой небритый мужчина на ближайшей от меня койке пальцем указал на Илью Семеновича. Тот лежал на койке у окна. -Здравствуйте, Илья Семенович! Меня зовут Иван Андреевич Криницин, я пришел к Вам после разговора с Вашей супругой – Лидией Павловной, по поводу известного и неприятного для Вас случая. Можно мне с Вами пообщаться? -Здравствуйте, Иван Андреевич! – Он довольно долго изучающе на меня смотрел, с недоверием. Мужчина он был видный, а в молодости, видимо, и совсем красавец. Сейчас седина крепко ему голову испепелила, а глаза ярко-голубые смотрели по-молодому. Пожилой, конечно, но орел! – А Вы, значит, сынок Андрею Петровичу будете? Переживал он за Вас всегда, тяжело ему Ваше к нему равнодушие. Ну, так, по поводу, значит, кражи: Собственно, Вам все, видимо, рассказала жена моя. Что добавить? Вы спрашивайте, а я буду отвечать. -Вы, Илья Семенович, расскажите мне, как вещица эта золотая к Вам попала, рассказывала ли Вам что-то бабушка Ваша покойная? Да нет ли у Вас родственников каких, скажем, в той же Германии (Это меня уже осенило: умные все знают, а дилетантов осеняет.)? -Бабушка: Родственники: Бабушка моя из немецкого рода, приехавшего в Россию еще во времена Екатерины, обосновались они на землях Кубани. Занимались, в основном, сельским хозяйством, скот выращивали, позднее – виноделием увлеклись. Небедные были люди. Прадед, тот в самом начале первой мировой войны, опасаясь, видимо, притеснений со стороны русского населения, съехал в Германию с некоторыми домочадцами, пытался отсидеться в Германии на время войны, а затем вернуться. Бабушка моя была уже замужем, ее семья так и осталась в России, как выяснилось навсегда. Прадед в Россию не вернулся, умер в Германии. Вот, собственно, и все. Вещица эта, как Вы ее называете, бабушке досталась от отца, моего прадеда, перед отъездом он ей много чего оставил, но революция, войны, голодные годы почти все "съели". В начале последней войны нас всех, в том числе и бабушку, и мою мать, и нас, детей, – сослали в Казахстан; в этот город мы приехали уже десять лет тому назад. Что Вас еще может интересовать? Почему мы решили дело это поручить Вам? Меня, честно скажу, не прельщают контакты с милицией. Они все равно ничего не найдут, меня вопрос интересует, кому и зачем пластина эта понадобилась? Что упало, то пропало. Нет, только интерес, не более того. А Вы человек молодой, и, судя по Вашему отцу, человек, видимо, увлекающийся. Поработайте, может быть, мы о чем-то интересном узнаем, например, из истории появления (теперь уже украденных!) вещей. Ну, а если и ничего не узнаете – мы на Вас в обиде не будем. – Такой вот вышел разговор. -Какую фамилию носил Ваш прадед? – Вы хотя бы это знаете? И еще, Вас, значит, не столько возврат украденных вещей интересует, сколько история Вашей семьи и история происхождения той пластинки? Я правильно Вас понял, Илья Семенович? -Будет приятно, если вещи найдутся, но в основном – Вы правильно меня поняли. Что же касается прадеда, то он носил фамилию Губер. Генрих Губер, – уточнил он напоследок нашего разговора. -Посетителей попрошу оставить больных. – Я не видел женщину, произнесшую эти слова, голос: Голос! Я узнал бы его из тысячи похожих: грудной, глубокий, бархатный голос, ласкающий слух. Голову повернул в ее сторону и обмер! Глаза только и увидел. Люди без воображения назвали бы ее глаза как-нибудь, большими и светло-карими, например. Нет, у нее были крупные миндалевидные янтарные глаза. Я знал, что даже в гневе эти глаза не могли излучать ничего иного, кроме как – ласки и нежности. Добрый свет из них так и струился! Господа, мир тесен! Знал ведь, что Эдита Лик после окончания медицинского института уехала из нашего города, замужем, ее уже столько лет здесь не было, и вдруг – вот они, ее глаза напротив, она: В мечтах последних дней я так хотел увидеть ее, так много хотелось сказать ей, а увидел – и все из головы вылетело, едва и выдавить мог чуть слышно: -Привет, Эдита, – и все смотрел и смотрел на нее, не отрываясь и не мигая. Как остолбенел, знаете. -Привет, – она с улыбкой ко мне подошла радостной, выдержки у нее было куда больше, чем у меня. Мужики – они телята, знаете. Взяла меня Эдита под руку и повела к выходу. Я только и успел повернуться, да коротко с Ильей Семеновичем попрощаться, а он с улыбкой мягкой смотрел на меня. Думал, видимо, глядя на нас: "Молодость, молодость!". Коридором прошли мы с ней до ординаторской, и я все так же ничего, будучи в ошалелом состоянии, не сказал ей. Уже на диванчике в уютной теплой ординаторской мы и насмотрелись друг на дружку, и наговорились. Какая работа, какие больные! Как две одинокие былиночки в чужой и пустой холодной степи – вот мы как с ней неожиданно рядышком-то оказались! Меня вдруг как прорвало – все говорил и говорил, а что говорил, вот спросите сейчас – клянусь, не помню. Трепетал рядом с ней, как мальчишка на первом своем долгожданном свидании. Гадостей, знамо дело, не говорил. Она только с улыбочкой на меня смотрела чуть снисходительной. Эдита всегда отличалась выдержкой. Договорились встретиться у фонтана в парке перед входом в казино в десять вечера. Мы ведь с Егорием в казино собрались. А почему бы не с Эдитой вместе? С Васильичем она в одной группе сколько лет училась. Договорился, значит, так, что и спросить забыл: Эдитка ведь, наверное, замужем – семья, знаете, дети, то да се. Она предупредила мои вопросы: свободна, разведена и детей нет. И уж два года, как в нашем городе живет с мамой своей. Вот так, значит! Ну, а обо мне вы все знаете – разведенец, он и есть разведенец. Это у меня на физиономии Эдита без всяких наводящих вопросов увидела. Домой я, как на крыльях, летел: так меня встреча с Эдитой воодушевила. Но, между прочим, надо и за Поповым заехать в суд. Как договаривались. Я свои обещания выполняю всегда. Когда я уже подходил к залу заседания, где шел процесс, в котором в качестве эксперта участвовал и мой приятель, из двери вылетела вдруг секретарша суда я с ней перед процессом накоротке познакомился (ничего себе птичка! – хороша!) – она не смеялась, нет – она рыдала от душившего ее хохота. В чем дело? Я заглянул в слегка приоткрытую дверь и увидел хохочущий зал, даже подсудимый в зарешеченной железной клетке и тот хихикал. Васильич уже выходил сосредоточенный и серьезный. Как, собственно, всегда, находясь при исполнении: -Чего они хохочут? Ты что-то натворил? -Нет, все нормально. -А ты полы пиджака случаем не задирал? Джинсы ты ведь одел на голое тело, трусы не одел, а штаны сзади распороты. Над чем-то ведь они смеялись? Нужно сказать, что к Попову практически все люди, с кем он контактировал по роду своей деятельности, относились прекрасно – как к уникуму, но прекрасно. Я рассказал ему обо всех новостях, заметил, кстати, о том, что мы встречаемся у входа в казино, а идем втроем, с нами вместе будет Эдита Лик. Он удивленно на меня глянул, крякнул только. Егорий знал о моем нежном платоническом чувстве к Эдитке еще в студенческие годы. Ну, и знал – ну, и что? Дома вовсю мяукала Дуська. Она хоть и поправилась, и раздобрела на моих харчах, но возрастом, как мне казалось, была еще мала. Неужели кота уже хочет? Это ведь она мне покоя теперь не даст. Я вот все думал о Дуське: не может, например, такому случиться, что наступило перевоплощение бабушек Насти и Марьи в это вот существо? Ну, вот как это может быть – из ниоткуда на пепелище в пустой деревне появилась кошечка? Непонятно мне это! Подсев к компьютеру, я через германскую поисковую систему поискал Губеров, начиная от прадеда Ильи Семеновича. Немецкий язык я знал хуже, чем английский – слов десять, от силы – двадцать. Ну, и что? – с программой по машинному переводу мне немецкий язык не так уж и страшен. Час-полтора бился, что-то нашел, но то, что надо, или нет – узнаю потом. Такое же задание для поиска нужного мне Губера я отправил электронной почтой Льву Авербуху, полазил и по его компьютеру – пароль он мне сам дал, кое-что перекачал на свой винчестер. Я имею в виду и электронную почту: часть из писем были, кстати, на немецком языке; я не стал вдаваться в подробности (а переписка была с апреля), потому как некогда мне было, решил – потом прочту с помощью своих программ или с помощью Эдиты Лик. Или она не немка? И стал собираться в казино.