Текст книги "Царские кудри"

Автор книги: Владимир Силкин

Голоса друзей

Памяти Николая Старченко

и Владимира Павлова

 
Голоса друзей моих всё дальше —
Свой приют последний обрели.
Ни упрёка и ни слова фальши
Мне они оставить не смогли.
 
 
Воевали, слушали Кобзона,
Поднимали в море паруса.
И теперь, наверное, резонно,
Я их не услышу голоса.
 
 
Голосов друзей моих не слышно.
Не подали первый раз руки.
Как-то неожиданно всё вышло,
Вышло как-то всё не по-людски.
 

На Новодевичьем

На открытие памятника Герою России

Александру Васильевичу Маргелову

 
Над беретами небо ниже
И свинцовые облака.
То Илья пред собою движет
Стерегущие мир войска.
 
 
А куда? Лишь ему известно,
У него над десантом власть.
И десант запевает песню,
Чтобы громом потом упасть.
 
 
Разорвать при посадке путы,
Прохрипеть на земле: «Ура!» —
И привет передать кому-то
С вечных русских небес с утра.
 
 
…Многолюдно сейчас в округе —
Полосатый шальной народ.
Но молчат в стороне подруги
Так, что оторопь мир берёт.
 

Белозар[2]2
  Белозар – растение, другие названия – осеннецвет, однолист, золотничка, царские очи.


[Закрыть]

 
Белозар – это царские очи.
Пялиться в царские очи не смей.
Даже тайком, в непроглядные ночи,
Лучше бы смертным не видеть царей.
 
 
Но притворяется он однолистом,
Не представляя собой ничего,
Чтобы в лесу, позабытом и мглистом,
Кто-то хоть раз да взглянул на него.
 
 
Что же поделать с такою привычкой —
Быть у прохожих всегда на виду?!
И представляется он золотничкой,
Осеннецветом в забытом саду.
 
 
Так и живёт, подставляясь под взгляды,
Царские очи прикрыв от стыда.
Ну а зачем ему, спросите, надо?
Надо ему, да и всё, господа!
 

Левый берег

 
Чтоб навек забыть потери
Вот на этом берегу,
Перейду на правый берег —
Даже через не могу.
 
 
Подарю пролётным птицам,
Что найдётся в рюкзаке.
Заночую, чтоб спуститься
И умыться на реке.
 
 
И пойду с душой пустою,
Чтоб стучаться в чью-то дверь.
Погляжу, чего я стою
В этой жизни без потерь.
 
 
А намаявшись в дороге,
Одолев дожди, пургу,
Окажусь другим в итоге
Вновь на левом берегу.
 

В двадцатых числах октября

 
В двадцатых числах октября,
В двадцатых числах
Деревья сбросили наряд,
И тишь повисла.
 
 
На огородах у реки
Дым коромыслом,
И только спорят сквозняки,
Но всё вне смысла.
 
 
Плывут с одышкой облака,
Плывут с одышкой,
И что-то там наверняка
У них с сердчишком.
 
 
А людям хочется тепла
В такую пору,
Но эта туча поплыла,
Увы, под гору.
 
 
А значит, снова слякотень,
Пора озноба.
В такой смурной октябрьский день
Глядите в оба.
 
 
Глядите в оба, мужики,
Глядите в оба,
Когда клянутся от тоски
Любить до гроба.
 
 
И пусть глаза подруг горят,
Как в душном мае,
В двадцатых числах октября
Не то бывает.
 

В дороге

 
За Луховицами дождь стеной,
Небо роняет молнии,
А о тебе, родной,
Даже и в дождь не вспомнили.
 
 
Еду в купе один,
Яблоко режу голден.
Где же он, Аладдин,
В этот невзрачный полдень?!
 
 
В небе просвета нет.
Ох, как берёзы гнутся!
Может, в тебе чуть свет
Чувства ко мне проснутся?!
 

Белый лебедь

 
Никого на свете не виню
И в прошедшем не ищу изъяна,
Радуюсь, когда навстречу дню
Лебедь выплывает из тумана —
 
 
Грудью раздвигая камыши,
Отряхаясь медленно от стужи…
Он-то знает точно: без души
Никому на свете он не нужен.
 
 
Устремляясь с радостью на зов,
Шею грациозно выгибает.
Этот лебедь белый за любовь
Не моргнув и глазом погибает.
 
 
Но и птице очень важно знать,
Что любовь с уходом остаётся.
Можно счастью в душу наплевать,
Только никому не удаётся.
 

«Встанет ночь на Хуптой в пеньюаре…»

 
Встанет ночь на Хуптой[3]3
  Река в г. Ряжске Рязанской области.


[Закрыть] в пеньюаре
И заломит руки над водой.
Первый раз её увидит парень —
Серебристый месяц молодой.
 
 
Духота и хочется прохлады.
Ночь присядет около воды.
И тогда послышится: «Не надо!
И деревья смотрят, и сады…».
 
 
Будет продолжаться до рассвета,
Юношеский светлый диалог.
Духота, дурашливое лето,
И оно влюблённых валит с ног.
 

Так повелось

 
– Я не ослышался? Не показалось?
Первый опёнок вздохнул на пеньке.
Переборол и жару, и усталость,
И задрожал у меня на руке.
 
 
Что ж, молодёжь и лиха, и беспечна,
Голову любит подставить она.
Нет бы молчать, да и жить себе вечно
И получать за покой ордена.
 
 
Нет, нарывается снова и снова,
Лезет всё время она на рожон.
Так повелось от рожденья Христова,
Так продолжается с древних времён.
 
 
Но успокоенность – страшная штука.
Только сомкни на мгновенье уста,
Тут и настигнет безжалостно мука,
Так же поднимут на крест, как Христа.
 

Входи, зима

 
Последние объятья октября
И первое дыханье снегопада.
Я жизнь прожил, и, кажется, не зря,
Я жизнь прожил, и, кажется, как надо.
 
 
Входи, зима, но душу не студи,
Не оставляй своих рубцов на теле.
Я знаю всё, что будет впереди,
Я знаю, чем закончатся метели.
 

«Впереди одни печали…»

 
Впереди одни печали,
Но прошедшего не жаль.
То, что было там, в начале,
Не похоже на печаль.
 
 
Искры радости упрямо
Пробиваются на свет:
У моей постели мама
Отмечает двадцать лет.
 
 
Никакой ещё разлуки,
Никаких ещё потерь.
И отец берёт на руки,
Открывает в школу дверь.
 
 
Я один иду по лугу,
Я Отечеству служу,
Прикрываю спину другу,
Данным словом дорожу.
 
 
А потом одни потери,
Нет ни мамы, ни отца,
Я один стою у двери,
Слёзы падают с лица.
 
 
Свежий ветер дует в спину.
Жизнь торопится, идёт.
И страна погоны сыну,
Как и мне, уже даёт.
 
 
Но врастает в руку ручка,
Не даёт скучать строка.
И кому-то глазки внучка
Строит нехотя пока.
 
 
Впереди одни печали.
Или радость свысока?
И не сплю, не сплю ночами,
И считаю облака.
 

«Давай поднимем паруса…»

Владимиру Шигину

 
Давай поднимем паруса
Над нашей творческою лодкой,
Безукоризненной походкой
Уйдём в бумажные леса.
 
 
Потом вернёмся на коне
Из бухт, разбросанных по миру,
Предъявим всем такую лиру,
Что не представить и во сне!
 

«Благодарные певчие птицы…»

 
Благодарные певчие птицы
Чистят пёрышки возле окна.
Даже мысленно не возвратиться
Не даёт им попытки весна.
 
 
Прилетели, с природой не спорят.
Вон какое сияние глаз!
Хорошо, вероятно, за морем,
Только дома-то лучше в сто раз.
 
 
Заливаются певчие птицы
И укромные гнёздышки вьют,
И беды ни за что не случится,
Пока птицы на свете поют.
 

До белых туманов

 
До белых туманов снега и ручьи,
До белых туманов черёмух кипенье,
До белых туманов с тобой мы ничьи.
До белых туманов набраться б терпенья.
 
 
Они поплывут, упиваясь зарёй,
Они поплывут даже против теченья,
Они поплывут, утопая порой.
Куда поплывут? Не имеет значенья!
 
 
До белых туманов каких-то сто дней,
До белых туманов прожить бы без боли.
До белых туманов, рыбачьих огней,
До белых туманов, сгорающих в поле.
 

Приблудный дождь

Василию Мазуренко

 
Приблудный дождь окончится нескоро,
Но он пройдёт, и глянут свысока
Украсившие мой неспящий город
Плывущие без дела облака.
 
 
Ах, сколько птиц, поющих за дождями,
Готовы снова в длительный полёт!
Они не знают, что там будет с нами,
Но верят: им как людям повезёт.
 
 
Летят касатки вдаль через Карпаты,
И путь находят в нужный край они.
И жизнь проходит, никакой оплаты
Не требуя за прожитые дни.
 

Балкон

 
Мне приятно на балконе —
Сел себе и как в вагоне.
 
 
Смотришь, что там пред тобой,
Кто там ходит хвост трубой.
Незаметненько расчёской
Управляется с причёской,
Взбитой свежим ветерком,
И дымит себе «Дымком».
 
 
Вот и выбежала та,
По которой маета.
Вмиг она с букетиком.
Такая арифметика.
 
 
Или вот ещё, к примеру,
Дама с милым экстерьером.
Так в собаку влюблена,
Чуть не тявкает она.
Сюсюкает, ласкается,
Сама за ней таскается.
 
 
А вот и грузчик прикатил
На синей иномарке.
Он где-то в Африке гостил
На западные марки.
Его загар коричневат.
Живёт… А что он, виноват?
 
 
А вот товарищ генерал
В уазике положенном
К подъезду чинно прошагал
Со сливочным мороженым.
Сейчас порадует жену,
За телевизор – и ко сну.
 
 
Мне приятно на балконе —
Все глядят, никто не сгонит.
 

Бар-ресторан «Соловецкое подворье» в Архангельске

 
Если в сердце укроется горе,
Не пойду за советом к врачу,
Посижу в «Соловецком подворье»,
Погляжу на людей, помолчу.
 
 
Будет чайка летать над Двиною,
Будет видно её из окна.
И неважно, что будет со мною,
Лишь бы только летала она.
 
 
Чтоб не падали тёплые крылья,
Чтобы было ей радостно петь.
Да и мне надо сделать усилье,
Чтоб как эта вот чайка взлететь.
 

Без тебя

 
Опять постель моя пуста
И холодны мои уста.
Без уст твоих желанных,
Ужимочек жеманнных.
 
 
Но это положение
Имеет продолжение.
Я буду весел и остёр,
Горячим буду как костёр.
 
 
И буду слушать: «Дорогой!» —
С тобой, конечно, но с другой.
 
 
С капризной, с недотрогою…
Но жизнь пока не трогаю.
 
 
Живу и жду тебя домой,
Где будешь ты сама собой.
 
 
Ведь в опостылевшем дому
Мне одиноко одному.
 

Застолье

 
Уже стакан гранёный выпит,
Уже язык как помело,
Но собутыльник мой: «В Египет!
От мест, где снега намело!»
 
 
А что я, против? Ну в Египет,
Не каждый год сидеть в снегу.
Ещё стакан гранёный выпит —
И я в Египет не могу.
 
 
С моею пенсией в кармане
Не шибко можно отдохнуть,
Не каждый из друзей потянет,
Чтоб на Египет хоть взглянуть.
 
 
А собутыльник льёт по новой
В стакан, где кажется, нет дна.
– Да на хрен нам Египет, Вова!
У нас такая вот страна!
 
 
А что я, против? Да, такая!
И мы такие, всем назло!
И вилку в кильку я втыкаю…
А снега правда намело…
 

«До берёзовых песен ещё далеко…»

 
До берёзовых песен ещё далеко,
Соловьиная грусть будет после берёзовых песен,
А пока журавли пролетают над нами тайком
И спешат по своим облюбованным весям.
 
 
Загуляла весна, как в разлуке чужая жена,
Ей и это пред господом Богом простится.
Залетай в мою грустную душу, весна,
Если ты в самом деле весёлая птица.
 
 
Размесили берёзы последние стёжки к воде,
Всё не могут никак утолить свою жажду, напиться.
Чёрный грач прокричал. Неужели и правда к беде,
Если он на сухую берёзу садится?
 
 
Поскорей бы тепла облюбованным дичью местам
Да побольше б воды зарастающим ряскою рекам,
И ещё, что бы всё-таки ни было там,
А встречал человек на земле человека.
 

Дождь 7 ноября

 
Дождь 7 ноября.
Лужи.
Между нами говоря,
Я давно тебе не нужен.
 
 
Ветер воет у окна
Мокрый.
Я тебя понять, жена,
При любом раскладе мог бы.
 
 
Ты не веришь? Ну и зря.
Тужишь?
Дождь 7 ноября.
Отвратительные лужи.
 
 
Ветка просится в окно.
Было!
Как же всё-таки давно
Ты одна меня любила.
 

Дождь

 
Этот дождь обессилит в субботу,
За день выплакав тысячи слёз.
Дождь – обычная, в общем, работа,
Но в компании ветра и гроз.
 
 
Успокоится дождь, обессилив,
И закусит свои удила.
И отмытая ливнем Россия
Снова будет на сутки светла.
 
 
Как продлить этот миг очищенья,
Что б такое придумать, Москва,
Чтоб добиться у близких прощенья
За поступки и просто слова?
 
 
О прошедшем и светлом не тужат,
Нагулявшись, насытившись всласть.
В небе тучи усталые кружат
И не знают, куда им упасть.
 

Дом учёных в Санкт-Петербурге

Василию Новикову

 
Дом учёных… Нева неспокойна,
И спешит восвояси баржа,
Но приветливо машет рукой нам
Мальчик с третьего этажа.
 
 
Облака опускаются в воду,
Ветер тоже ложится сюда,
А кричал: «Только дайте свободу,
Я вас жить научу, господа!»
 
 
Не получится, братец, с наскока,
Как ты резво вокруг ни кружись,
Справедлива, но только жестока,
А ещё поучительна жизнь.
 
 
Я в гостях в этом Доме учёных,
Созерцаю Неву из окна.
И не кажется мне обречённой
И не знающей счастья страна.
 
 
Недовольные, вы не сопите,
Что Россия идёт не туда.
Дом учёных… Приветливый Питер.
И его золотая вода.
 

Живу и надеюсь

 
Надеюсь на письма, которых не вручат,
На слёзы, которые я не увижу,
На слово, которым тебя не обижу,
Надеюсь на глупость, надеюсь на случай.
 
 
А раньше считал это блажью и вздором,
Приписывал светлые чувства капризам,
Не верил, что ласточки, сев над карнизом,
Быть заняты могут большим разговором.
 
 
Жалею, что мы не смогли примириться
И, чувства доверив попутному ветру,
С тобой разлетелись по белому свету,
Чтоб вить свои гнёзда как вольные птицы.
 
 
Надеюсь на встречу, которой не видеть,
На ласковый взгляд, что отменит разлуки,
На самые смелые чуткие руки,
На то, что прощенье когда-нибудь выйдет.
 
 
Надеюсь, что вряд ли надеждой согреюсь,
Но всё же надеюсь. Живу и надеюсь.
 

За кудыкины горы

 
– Ухожу, оставляю твой город
И холодные лица его…
– А куда?
– За кудыкины горы!
– А зачем?
– Чтоб не зреть никого!
 
 
– Хорошо! А вернёшься-то скоро?
– Я не знаю… Видать, никогда…