Текст книги "Дарданеллы (Собрание сочинений)"

Автор книги: Владимир Шигин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Генерал Себастиани, ознакомившись с письмом Эрбетнота, собрал свое посольство:

– Мы никаких дел английским офицерам не поручали, а потому их трудности и препятствия нам не к чему! Покупайте мулов и грузите бумаги, кажется, здесь нам больше делать нечего!

Позднее говорили, что Себастиани не на шутку боялся, как бы взбешенные турки не бросили его самого в темницу. В Рагузу своему другу Мармону генерал второпях чиркнул записку: «С часу на час ждем английских гостей в Константинополе. Будет погром посудной лавки». Но никакого погрома в посудной лавке не случилось, наоборот, вскоре события повернули совсем в иное, почти невероятное направление.

Вице-адмирал Белого флага и кавалер ордена Бани сэр Джон Томас Дукворт был неплохим моряком, но дипломатом, увы, самым никудышним. К тому же решившись на столь дерзкий шаг, как прорыв к Константинополю, он, дойдя до города, теперь совершенно не знал, что же ему делать дальше. Вместо того, чтобы, не теряя времени, развить начальный успех и начать немедленную бомбардировку Константинополя и принудить не слишком храброго султана Селима к подписанию мирных параграфов, Дукворт решил вначале попугать турок словесно. Вслед за письмом посла он сделал по султану и свой личный чернильный залп. В письме Дукворт писал: «…Я имею власть истребить столицу и суда, и не считаю нужным излагать подробно цель своего прибытия…» Ответа на свое письмо он требовал в полчаса! Более решительного послания придумать было просто невозможно – это был самый настоящий ультиматум. К султану был послан парламентер лейтенант Кольбе.

– Сдавайтесь на капитуляцию! – объявил на словах турецким представителям Томас Кольбе и передал письмо, содержащее адмиральские угрозы и длинный список требований, которые надлежало исполнить туркам во избежание бомбардировки.

– Что же нам теперь делать? – вопросил рейс-эфенди французского посла, ознакомившись со всеми требованиями англичан. – Ведь если я исполню все пункты, то это равносильно капитуляции, если же я не исполню их, то тогда последует бомбардировки, и капитулировать мне все равно придется? Где же выход?

– Выход всегда есть! – ответил ему уже просчитавший и оценивший ситуацию Себастиани. – Надо любой ценой навязать англичанам переговоры, а тем временем я помогу вам укрепить пушками, как Дарданеллы, так и столицу!

– Сколько времени нам надо будет водить за нос инглизов? – уже с надеждой поинтересовался Селим.

– Не меньше недели!

– О, я попробую это сделать, хотя все будет не просто!

С этой минуты в турецкой столице началась скрытая от посторонних глаз, но весьма лихорадочная работа по усилению обороны. С утра до вечера в турецком адмиралтействе снаряжали флот, а по ночам суда скрытно переходили к столице и становились вдоль берега под прикрытием крепостных пушек. Тем временем Дукворт отправил в Константинополь свое следующее послание: «…Так как мы видели в трубы, что время данное Порте на размышление, употребляется ею на расположение судов в выгодных позициях и укрепление берега, то вице-адмирал объявляет, что обязанность не дозволяет ему медлить». Над «Роял-Джоржем» подняли сигнал «Приготовиться сняться с якоря.» Дувший зюйд-ост быстро свежел час от часу. Все смотрели на флагман, но там так и не спустили приготовительного флага, что было бы непосредственным сигналом к началу съемке с якоря. Теперь даже туркам стало ясно, что Дукворт боится принять какое-либо серьезное решение, а все его угрозы не что иное, как пустое хвастовство. Хитрый и предусмотрительный посол Эрбетнот, поняв, что дело приобретает нежелательный оборот, тут же сказался больным и заперся в своей каюте. Отныне вся ответственность за исход дела ложился уже лишь на одного командующего.

Далее началась самая настоящая комедия. Рейс-эфенди и Дукворт ежедневно обменивались меж собой письмами и послами, торгуясь и споря по каждому из предъявленных туркам пунктов. Рейс-эфенди оспаривал почти каждый из них, но делал это постепенно. Чтобы не вызывать раздражения со стороны Дукворта, он уступал их один за другим: каждый день по пункту. Наивный Дукворт радовался, как ребенок:

– Я выигрываю эту шахматную партию ход за ходом! Уже не далек и шах шаху!

– Все это так, сэр, – осторожно вразумляли своего флагмана капитаны. – Но как бы нам за всем этим не пропустить детский мат! Дукворт раздраженно отмахивался от сомневающихся. По его мнению, все шло пока, как по маслу и турки были готовы сдать ему все позиции. Меряя шагами каюту, вице-адмирал диктовал флаг– офицеру очередное письмо:

– Объявляю вам в последний раз: ничто не понудит меня стоять в отдалении от города далее означенного времени. Вы должны знать характер англичан и убедиться, что в случае необходимости, мы расположены действовать, нежели угрожать! Поймите меня, я имею в виду только мир и дружество между нациями!

Читая эти напыщенные послания, рейс-эфенди с Себастиани только смеялись.

– Вы видите, достопочтимый, что наша тактика уже приносит первые успехи! – говорил турецкому министру французский посол. Если поначалу англичане требовали от вас сдачи всего флота, то теперь они уже просят только мира. А это значит, что теперь они мечтают лишь о том, как бы им получить от вас свободный пропуск обратно в Архипелаг!

– Этого они от нас не получат никогда! – огладил седую бороду рейс– эфенди – Мы будем последовательны до конца!

Затягивая время, министр, все же, якобы, решился на переговоры. Местом их проведения определили деревню на азиатском берегу Кади-Киой. Посол Эрбетнот, по-прежнему, «болел» и участвовать ни в чем не желал. Дукворт тоже ехать на турецкий берег не захотел.

– Я не могу оставлять эскадры и плыть в столь отдаленное место! – сказал он. – Надо посылать кого-нибудь из младших флагманов! Но Смита слать нельзя, он испортит все своей решимостью. Остается Луис. Он и поедет, как мой министр!

Но Томас Луис тоже предпочел сказаться больным, чтобы не быть ввязанным в столь сомнительное предприятие. Переговоры все откладывались.

* * *

Пока британский вице-адмирал пребывал в радостном блаженстве, французские инженеры и артиллеристы днем и ночью ставили батареи вдоль пролива. Туда же стягивались и байраки отборных янычар. Наконец инженер-полковник Гутильо смог доложить Себастиани:

– Мой генерал, у нас все готово к приему гостей!

– Отлично, дружище! – Себастиани, схватив шляпу, бросился к стоявшей у крыльца коляске. – А теперь быстрее в сераль! Пришла пора жарить каштаны!

Утром следующего дня англичан ждал неприятный сюрприз. Посланная за покупкой продуктов шлюпка с фрегата «Эндимион» была внезапно захвачена турками, а мичман Гаруэлл и четыре бывших с ним матроса брошены в застенки тюрьмы Бали. Дукворт потребовал объяснений. Константинополь ответил грубым отказом. Время разговоров подошло к концу. Вдоль всего константинопольского берега уже чернели пушечные стволы, прибрежные холмы были густо усеяны войсками, а у крепостей появились боевые суда.

– Мы требуем объяснений! Что все это значит? – заявил очередной посланец британского вице-адмирала.

Посланца выгнали пинками.

Султану Селиму показали захваченных англичан:

– Вот и первые пленные! То ли еще будет!

Селим благосклонно кивал головой обвитой высоченным тюрбаном:

– Столь быстрая и легкая победа обнадеживает, что Аллах смилостивится над нами в продолжение всей этой войны!

На «Роял-Джорже», тем временем, царила полная растерянность.

– Что же случилось, ведь турки были готовы принять почти все наши пункты? – еще не осознав до конца происшедшее, возмущался Дукворт.

– Увы, сэр! – обступили его капитаны. – Вас, кажется, перехитрили! Теперь следует позаботиться, хотя бы о том, чтобы вырваться из этой западни, именуемой Дарданеллами!

Тем временем довольный столь удачным исходом дела Себастиани, брызгая чернилами, строчил отчет в Париж: «Мы развлекали англичан переговорами в течении всего того времени, которое было необходимо, чтобы привести эту столицу в оборонительное состояние, но как только работы были окончены, Порта уведомила адмирала Дукворта, что она не может согласиться ни на одно из его требований и что она не боится увидеть его суда перед Константинополем…»

Себастиани мог отныне рассчитывать на признательность своих заслуг императором. Как знать, возможно, у Наполеона найдется в запасе маршальский жезл и для него.

Орас Себастьяни

Зато обманутый Дукворт был вне себя от бешенства. Запершись в каюте, он почти не показывался наверху. В кают-компаниях раздосадованные офицеры ругались, не таясь:

– Не потеряй мы столько дней на эти идиотские переговоры от турок остались бы одни головешки, и война была уже закончена. Сейчас же она лишь начинается!

– Может все же адмирал решиться атаковать прямо сейчас? – спрашивали пятнадцатилетние подростки – мичмана.

– Черта с два! – отмахивались от них видавшие виды лейтенанты. – Лезть на турок сейчас, все равно, что рубить у себя днище. Теперь надо думать, как выбраться отсюда живыми!

Пока англичане спорили да ругались, турки не теряли времени даром. Ночью турецкий десант занял небольшой островок Прота, начав на нем лихорадочное возведение сразу нескольких батарей. Островок лежал как раз на маршруте очевидного отхода британской эскадры, а это значит, что константинопольская мышеловка должна была вот-вот захлопнуться. Узнав об этом шаге, Дукворт, наконец, очнулся от прострации.

– Высадим десант и сбросим турок в воду! – решил он.

Морская пехота начала готовиться к бою. К Проту подошли линейный «Рипалс» и бомбардирский «Люцифер», получившие приказ прикрывать шлюпки. После нескольких бортовых залпов, занимавшиеся строительством батарей турки, бросились в шлюпки и бежали, осыпаемые картечью. Янычары поспешили отойти вглубь острова. Теперь на Проту высадился уже английский десант во главе с капитаном Кентом.

Янычары, засев в небольшом монастыре, отчаянно защищались, расстреливая приближавшихся британцев на выбор. Одним из первых был убит бежавший впереди всех с саблей в руке храбрый капитан Кент. Оставшись без начальника, морские пехотинцы растерялись, запросили корабли о помощи. В поддержку солдатам была брошена пехота с других кораблей. Посылая солдат, Дукворт велел их начальникам:

– Нападать так, чтобы не подвергать себя опасности!

Пехотные офицеры недоумевали, как такое может быть: нападать, но с полной безопасностью? Однако будучи, людьми десятка не робкого, они плюнули на наставления командующего и храбро полезли в драку.

Бой у монастыря становился все упорнее. Чаша весов все же постепенно склонялась на сторону нападавших. Англичане уже сгрузили на берег несколько пушек и, пробив несколько брешей, были готовы решить исход дела в рукопашной. Однако все в этой экспедиции было против Юнион Джека! В тот момент, когда бывшие на острове уже не сомневались, что монастырь, с запершимися там янычарами, обречен. В этом, почему-то, засомневался Дукворт, а засомневавшись, велел… вернуть десант на корабли.

Это была самая большая ошибка вице-адмирала Белого флага и кавалера ордена Бани! Если бы Дукворт мог только знать, что в монастыре вместе с осажденными янычарами оказался их главный Ага, а вместе с ним и сам… генерал Себастиани, приехавший на остров с инспекцией. Запертый вместе с янычарами, французский посол пребывал в полной растерянности. Наберись Дукворт еще хоть немного терпения и Себастиани неминуемо оказался бы в его руках, а значит, успех экспедиции превзошел бы все самые смелые ожидания! Но ничего этого не случилось. Дукворт остался верен себе, и последняя возможность изменить весь ход событий была навсегда безнадежно утеряна.

Тем временем турки уже приготовили к бою пять линейных кораблей с четырьмя фрегатами. Турецкая эскадра вытянулась из Золотого Рога, но пока, не рискуя нападать на англичан, держалась неподалеку от береговых батарей. Напрасно британский вицеадмирал выстроил свои корабли в боевую линию и в течение дня ходил переменными курсами в виду турок, как бы приглашая их на бой. Турки приглашения не приняли. Их сейчас волновали куда более существенные дела: создание батарей по берегам пролива. А на следующий день берега Константинополя внезапно покрылись клубами дыма. Пушечный грохот продемонстрировал англичанам, что Высокая Порта завершила строительство батарей и готова к единоборству. Отныне ни о какой безнаказанной бомбардировке столицы уже не могло быть и речи. Петля на шею британской эскадры была готова. Теперь туркам оставалось лишь немного подождать, когда Дукворт сам полезет в нее, а то, что это неминуемо произойдет сомнений ни у кого не было. Не век же ему торчать у Константинополя! Вся затеянная англичанами операция оборачивалась полным крахом. Дукворт так и не смог решиться не только, чтобы атаковать Константинополь, но даже на то, чтобы провести демонстративную бомбардировку.

Последнее, что совершил вице-адмирал под стенами славного Константинополя, была передача туркам ранее захваченного у них корвета. Этим «широким» жестом Дукворт пытался задобрить султана и получить, тем самым, возможность беспрепятственного возвращения через Дарданеллы. Но неуклюжая попытка купить расположение с помощью столь дешевого дара не вызвала в серале ничего кроме злорадства. Более иных радовался Себастиани.

– Все случилось, как я и предполагал. Жалкая болтовня о корвете – это худшее, что могли придумать англичане. Теперь им остается только спасаться бегством, и все будет отныне зависеть от меткости ваших артиллеристов! – говорил он рейсми-эфенди с великим визирем.

Те лишь удовлетворенно качали своими тюрбанами.

В полном безмолвии британская эскадра оставила турецкую столицу и взяла обратный курс. Хуже всего было то, что ее командующий даже не попытался предпринять что-нибудь для освобождения моряков с захваченной шлюпки. Это вызвало в экипажах, куда больший ропот, чем вся проваленная операция. Но главные неприятности ждали англичан впереди!

Вслед уходящим, неслись радостные вопли, собравшихся по берегам толп. Султан Селим, наблюдавший за всем происходящим из окна собственного дворца, криво усмехался, приглашенному для беседы Себастиани:

– Инглизы еще не знают, какой сюрприз ждет их на выходе из Дарданельских теснин! Демоны смерти уже готовы принять их в свои объятья!

Себастиани понимающе кивал. Радость султана он вполне разделял.

– Это будет славная головомойка, не хуже Аустерлица! – поддакнул генерал самодовольному падишаху.

Селим III

Вдоль узкого дарданельского прохода англичан уже поджидали десятки тщательно укрепленных батарей. Янычары в нетерпении пробовали на остроту свои кривые ятаганы, мечтая, как будут резать головы, спасающимся с разбитых кораблей. На сигнальных башнях запаливали костры – сигнал о приближении английской эскадры.

Первым спешил вырваться в открытое море «Кенопс», за ним «Рипалс», флагманский «Роял-Джорж», следом остальные. Подойдя к Абидосской крепости, Дукворт, желая еще раз задобрить турок, отсалютовал им 13-ю выстрелами. Но мусульмане оказались совершенно неучтивыми и в ответ засыпали эскадру тучей бомб и ядер со всех близлежащих укреплений. Оба берега неожиданно покрылись густым дымом. Рев сотен и сотен пушек заглушил все и вся. Даже зная о том, что турки укрепили проливы, никто из англичан не мог себе предположить, что это будет сделано столь быстро и умело. На английских судах мгновенно воздели красные стеньговые флаги. Бой за прорыв начался. Однако с первых его минут всем было ясно, что британская эскадра попала в тяжелейшее положение, выбраться из которого будет весьма непросто.

Турки расстреливали проходившие мимо суда на выбор. С треском рушились перебитые мачты, кричали раненные. Дукворт, презирая смерть, храбро расхаживал под ядрами, но его личная храбрость уже мало что могла изменить. Более всего вице-адмирал переживал за свои бомбардирские суда. Переделанные из бывших купеческих транспортов, «Метеор» и «Люцифер» были оборудованы столь неудачно, что крюйт-камеры на них находились почти на верхней палубе, а потому даже один удачный выстрел мог разорвать их в клочья. Но к счастью, все обошлось, и бомбардирские суда уцелели. Сам же бой вскоре превратился в самое настоящее избиение… Передовой «Кенопсус» лишился штурвала. Корпус его в несколько минут был превращен калеными ядрами в сплошное сито.

На шедшем следом за «Кенопсусом» «Рипалсе» снесло бизань– мачту. Капитан «Рипалса» Джон Легг метался по палубе, пытаясь, хоть как то, навести порядок и погасить то и дело вспыхивающие пожары. Живых офицеров у него почти не осталось. Внезапно «Рипалс» дернулся в сторону и заскрипел столь отчаянно, словно закричал от невыносимой боли.

– Что там еще? – крикнул Легг.

– Каменное ядро в вашу каюту, сэр! – крикнули в ответ ему.

– Ну и что с моей каютой?

– Теперь вместо вашей каюты ворота, сэр!

Слова эти повергли британского капитана в состояние настоящего шока. Дело в том, что не далее, как несколько месяцев назад, Легг доставлял в Константинополь на своем корабле посла и имел честь пообщаться с турецким капудан-пашой, который любезно показал английскому капитану морской арсенал в Топхане. Увидя там груды огромных мраморных ядер, Легг пришел тогда в немалое изумление.

– Это же средневековье! – сказал он капудан-паше. – Такие ядра годятся только для украшения ворот!

– Возможно, что все обстоит именно так! – развел руками капудан– паша. – Однако я не хотел бы, чтобы именно вы оказались в этих воротах!

И вот теперь слова турецкого адмирала сбылись в самом прямом смысле.

А избиение английской эскадры, тем временем, продолжалось вовсю. На флагманском «Роял-Джорже» вскоре были порваны все нижние ванты и побиты мачты. Огромное каменное ядро увязло в водорезе. Другое огромное каменное ядро в восемьсот фунтов весом, напрочь перешибло грот-мачту на «Виндзор-Кастле». Еще более страшный каменный шар, запушенный из пушки Сестосского замка, насквозь пронзил борт следовавшего за ним «Штандарта», поубивав и поранив в одно мгновение более шестидесяти человек. На «Помпее», где держал свой флаг Сидней Смит, каменный шар, прошибив бархоут, сделал столь огромный пролом, что корабль неминуемо бы утонул, попади ядро всего на какой-то фут ниже. Младшему флагману все же хватило мужества и умения, чтобы удержать свой корабль в линии и не дать ему уткнуться в берег, где он стал бы трофеем турок. Два концевых фрегата были так раздробленны каменными снарядами, что к концу боя уже совершенно не годились более для службы в открытом море. Не менее потерпели и остальные.

Но вот, наконец, Дарданеллы остались позади и английские корабли, обменявшись последним залпом с последней из турецких батарей, легли в дрейф у мыса Янычар. Вид вырвавшихся из дарданельского пекла кораблей был жуток. На них просто нельзя было глядеть без содрогания. Обугленные и чадящие еще не потушенными пожарами, с кровавыми подтеками у пушечных портов, они едва держались на воде. Доклады капитанов были тоже не утешительны. Два линейных корабля и два фрегата остались на плаву каким-то чудом. Число убитых переваливало за шесть сотен. Команды были удручены и подавлены происшедшим. Уже много лет британский флот не терпел ни от кого столь сокрушительных ударов. Всем было ясно, что с карьерой Дукворта отныне кончено навсегда. Такого позора не простит ни адмиралтейство, ни король.

* * *

В Лондоне известие о поражении при Дарданеллах, как и следовало ожидать, вызвало настоящий шок. Все сразу вспомнили о храбром контр-адмирале Смите, который, хоть и участвовал в экспедиции, но лишь в роли младшего флагмана, а потому ничего не мог изменить.

– Если бы поход поручили нашему Синди, нация бы опять получила нового Нельсона! Уж кто-кто, а Синди не стал бы бесполезно торчать под стенами турецкой столицы, а дал бы туркам хороших тумаков! – судачили меж собой обыватели.

Самого Дукворта поначалу хотели судить, но этому помешал целый ряд неожиданных обстоятельств.

Началось с того, что министр иностранных дел лорд Кенинг в одном из своих публичных выступлений публично заявил:

– Дарданельская экспедиция могла бы при более умелом руководстве и более ясной постановке задач сделать куда больше, чем было ей сделано!

Затем некто полковник Вуд потребовал в парламенте предъявить ему шканечный журнал «Роял-Джоржа», чтобы на этом построить обвинение сэру Дукворту. Начался скандал. Вуда обвинили в предвзятости на том основании, что данное дело подлежит разбору исключительно военным судом. Один из депутатов предложил своей палате выдвинуть обвинение против чинов министерств, предпринявших столь бесславную экспедицию. Настала пора отбиваться министрам. Военный министр Уиндгэм, яростно защищаясь в парламенте, заявил, что неудача экспедиции не может быть приписываема его министерству и никаким министерствам вообще, потому, что и неудачи-то никакой не было, а была, наоборот, удача! Этим он привел в изумление, как своих сторонников, так и своих врагов.

– Если дело обстоит именно так, – рассуждали здраво последние, – Тогда непременно следует начать расследование нашей «неудачи» при Трафальгаре. И строго спросить за это, с оставшегося в живых, младшего флагмана Коллингвуда, а заодно и посмертно с бедняги Нельсона!

Одновременно в газетах была опубликована целая серия душещипательных статей о полном разгроме турецкого «флота» при мысе Ниагара и о жутких огромных турецких мраморных ядрах, которым храбро противостояли английские моряки. И если известия об уничтоженном «турецком флоте» вызвали у читающей публики большой скепсис, то упоминание о мраморных ядрах произвело должное впечатление.

– То, что мы разнесли турок в щепки – это, положим, вранье! – знакомясь с газетными листками, приходили к выводу видавшие виды британцы. – А вот то, что от каменных булыжников нашим ребятам досталось по первое число, так это уж точно!

– Не будем гадать, а посмотрим лучше, как отреагирует на эту победу биржа! – заключили самые разумные.

Курс британской валюты в те дни стремительно упал сразу на несколько пунктов…

Российский современник написал в те дни так: «Этой бесполезною экспедициею англичане имели в виду предостеречь турок от нас, открыть им глаза и уверить, что Дарданеллы их непроходимы».

* * *

Едва русская и английская эскадры сблизились, на «Твердый» прибыл английский полковник лорд Борген в сопровождении двух капитанов. От имени своего командующего он приветствовал прибывшего союзника. Слушая рассказ о неудачном рейде на Константинополь, Сенявин мрачнел: и зачем совались в одиночку, а уж коли сунулись, драться надо было не понарошку!

С бортов наших кораблей разглядывали союзников. Было ясно, что англичане недавно побывали в хорошей передряге, а потому на них смотрели с сочувствием:

– Да уж досталось союзничкам по первое число!

Появление российской эскадры вызвало у англичан заметное оживление. Наших приветствовали восторженными криками:

– Рашен вел! Рашен вел! Рашен вери-вери вел!

– Иш, как просют сердешныя, чтобы мы их с собой воевать повели! Не могут, видать, без нас! – сочувственно качали головами наши матросы. – Ну да пущай не огорчаются, мы своих дружков в беде никогда не бросим!

Если на палубах английских кораблей матросы выражали свои эмоции криками, то в кают-компаниях говорили вещи весьма дельные.

– Заделаем пробоины и двинем вместе с русскими снова в Дарданеллы! Вместе мы уж переломаем хребет султану! – предлагало большинство. – Последнее слово в драке должно остаться за нами! Это дело нашей чести!

Иные (меньшинство), с сомнением качали головами:

– Мы уже и так свое получили! Пусть теперь свою партию сыграют русские!

Не было единства и среди английских флагманов. Дукворт был категорически против любого объединения с Сенявиным:

– У нас нет инструкций на большую войну в Дарданеллах. К тому же мы и так надавали султану изрядных пощечин!

Контр-адмирал Смит открыто рассмеялся ему в лицо:

– По-моему, пощечин надавали не мы, а вдрызг разбили рожу нам!

– Что ж, – помрачнев, буркнул Дувкорт, – На войне случается всякое, фортуна изменчива. Но пока я не получу соответствующих бумаг из Лондона, я не приближусь к Дарданеллам ни на дюйм! Это мое последнее слово!

Дукворт не был до конца искренним со своими подчиненными. В секретном ящике у него давно уже хранился пакет засургученный личными печатями короля и премьер-министра. Пакет этот он должен был вскрыть в случае встречи с русской эскадрой. А потому не далее, как утром этого дня Дукворт сорвал печати с пакета. Ознакомившись с содержанием, он решил повременить с объявлением своего решения относительно последующих действий. Скорее всего, британский командующий опасался новой вспышки недовольства на кораблях. А ситуация на эскадре была и впрямь не простая. Позицию Дукворта поддерживали лишь офицеры его походного штаба. За младшего флагмана Смита стояли все без исключения командиры кораблей, те, кого в британском флоте исстари именовали уважительно «fire-eaters», то есть «огнееды». Капитаны-огнееды соглашались, что надо бы еще раз с русскими пробиться к Константинополю и наказать турок за проявленное вероломство. Чтобы Дукворт не мог отмахнуться от их мнения, они направили своему командующему коллективное письмо с изложением выработанного плана. И теперь Дукворту необходимо было в соответствии с законом и традициями, дать своим капитанам столь же аргументированный письменный ответ. Над составлением этого ответа вице-адмирал и пребывал, когда к нему постучал флаг– капитан Ричард Денн.

– Сэр! С вахты докладывают, что к нам гребной катер от русских под вице-адмиральским флагом!

– Ну вот, – с раздражением бросил гусиное перо Дукворт. – Сейчас начнут меня уговаривать идти драться в Дарданеллы! Придется как– то выворачиваться!

– А может и не надо выворачиваться! – осторожно вставил флаг– капитан. – Давайте двинем вместе с русскими и все тут!

– Свое последнее слово я вам уже сказал! Ваше же дело не давать мне советы, а исполнять мои указания! – Дукворт демонстративно отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен и присутствие подчиненного здесь больше не желательно.

– Всего доброго вам на переговорах, сэр! – склонил голову, удаляясь, начальник походного штаба.

Катер под Андреевским флагом уже подходил к шторм-трапу правого парадного борта. Поднимающегося на корабль Сенявина встречал оркестр и почетный караул. Дукворт, изобразив улыбку, пригласил российского командующего к себе в салон. Был Дукворт стар, мал ростом и совершенно лыс, отчего носил старомодный парик. В манерах же был обходителен, учтив, а вид имел болезненный и печальный. Рядом с английским командующим его младший флагман Сидней Смит, герой Сент-Жан-д, Акра. Высокий и улыбчивый он являлся полной противоположностью своему начальнику. Едва дверь за адмиралами закрылась, к ней, помимо всегдашнего часового, заступил полный караул во главе с офицером.

– Прошу вас к столу! – пригласил жестом Дукворт Сенявина.

Адмиралы придвинули дубовые кресла и сели друг против друга. Рядом устроились секретари. Переговоры, результат которых ждали с замиранием сердца на обеих эскадрах, начались.

Из воспоминаний Павла Свиньина, присутствовавшего на тех переговорах в качестве секретаря: «По приглашению Дукворта ездили мы с адмиралом к нему обедать на корабль… Сильное волнение не воспрепятствовало Сенявину пуститься к Дукворту. После приветствий началось настоящее дело: английский адмирал всячески старался доказывать Сенявину невозможность вторичного предприятия на Константинополь и почти открыто изъявлял свое несогласие к содействию. На корабле его находился английский посланник Эрбетнот, который оставался тут со времени отбытия своего из Константинополя. По болезни своей он к нам не выходил. Не смотря на словесный отказ Дукворта, адмирал отнесся к нему сего дня бумагою, начиная ее так: «Что в исполнение последнего повеления Государя Императора, дабы побудить Порту возвратиться к той политической системе, которую она оставила по коварным нарушениям французов потребно ему для вспомоществления 5 кораблей с соразмерным числом фрегатов и малых судов, кои, присоединясь к нашим, долженствуют споспешествовать к успеху и славе предприятия, имеющего столь важную цель для общих дел Европы».

…Получили от него в ответ следующее: «…Видя нынешнее укрепление Константинопольских берегов, почитаю совершенно невозможным употребить противу оных корабли, без содействия сухопутных воск, и для того он не может решиться жертвовать своими морскими силами».

На выходе к секретарю Свиньину подошел раздосадованный Сидней Смит.

– Что касается меня, то я был бы счастлив еще раз вместе с вашим адмиралом штурмовать Дарданеллы! Однако, как сами видите, наш командующий этого не желает, а хочет идти к тунисским берегам, блокировать тамошнюю французскую эскадру! Лавров мы там, явно, не пожнем, а время потеряем! – Сказал он вполголоса, чтобы не слышали стоявшие рядом офицеры.

Вечером Сенявин отъехал обратно. Настроение его было пасмурным, но посвящать в свои дела он никого не стал. Ограничился лишь тем, что велел капитану 1 рангу Малееву быть готовым поутру к приему английского командующего.

На следующий день в десять часов поутру на «Твердый» прибыл Дукворт. Адмиралы снова закрылись в салоне и переговоры продолжились. Из воспоминаний Свиньина: «Сенявин вновь сильнейшим отношением убеждал английского адмирала к содействию его вышесказанным числом кораблей, представлял возможность, несмотря на страшные укрепления, нанести чувствительный удар оттоманской столице и с помощью имеющихся у него десантных войск сделать нужные высадки…»

– Коль адмирал мрачен, значит, у нас с союзниками пасьянс не складывается! – сразу пошел слух по «Твердому».

К утру слух о неудачности проходящих переговоров стал достоянием всей эскадры. Настроение сразу упало. Прекратились радостные крики и на английских кораблях. Там тоже сработал «матросский телеграф» и британские моряки пребывали в таком же расстройстве, как и наши.

Слухи оказались верными. В своем дневнике Сенявин записал в тот день многозначительно: «…Упрашивал его всевозможно». Но все было напрасно.

– Я понимаю, что фактор внезапности теперь уже утрачен! – внушал Дукворту напоследок Сенявин. – Но мы можем сбросить небольшой десант на Галлиполийский полуостров. И пока он свяжет боем гарнизоны крепостей, мы совместно прорвемся к Константинополю! Англичанин в ответ на это лишь мотал головой, бубня одно и тоже:

– Если британский флот не смог преуспеть в этом предприятии, то еще меньше надежды, что успех будет сопутствовать флоту любой иной нации! Пусть у нас будет даже полсотни кораблей, мы все равно ничего не сможем предпринять против Дарданелл!