Текст книги "Узловой момент"

Автор книги: Владимир Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Маленький серебристый человечек лежал, раскинув руки, возле сейфа. Ореол светился в полумраке от плешивой, усыпанной угрями головы. Игорь безуспешно втискивался в узкий проем между сейфом и холодильником. Над поверженным телом склонялся двухметрового роста атлет. Единственной одеждой его была золотистая набедренная повязка. Легкими похлопываниями по щекам он приводил серебристого человечка в чувство. Наверное, последний наблюдал сейчас зеленые и лиловые круги, потому что зрачки его глаз двигались как-то не синхронно. Впрочем, в быстро густеющих сумерках я мог и ошибиться. Круги могли быть не зелеными, а желтыми.

Наконец маленький человечек поднялся и пронзительно заверещал:

– Мой шлем! Микробы, радиация, токсикация! Вы убили меня! – Он схватил ореол и натянул его на голову. Голос стал глуше. – Кто вы такие? Как посмели вмешаться в действия Службы Упорядочения Прошлого? Вы за это ответите!

– В моем лице вас приветствует только что созданная Служба Охраны Истории. Рукопись должна быть возвращена автору для скорейшего опубликования. Проталкивание ее в редакции мы берем на себя. – Говорил гигант с легким акцентом, но достаточно бегло. Он протянул папку Игорю. Тот расплылся в довольной улыбке.

– Вы из какого века? – запетушился, не спуская глаз с рукописи, обладатель съемного ореола. – По какому праву вмешиваетесь в прошлое?

– По праву будущего. Я из двадцать седьмого века. А вы, судя по боязни за ваше хилое здоровье, из двадцать второго? Не огорчайтесь. Да, если эта статья будет сейчас опубликована, в конце вашего века, наступит смутный период, когда единого времени не будет. Но он быстро пройдет, мы побеспокоимся об этом. Зато более, раннее познание законов хронодинамики позволит спасти Землю от неизбежной гибели. Мы все предусмотрели: публикация статьи уже в двадцатом веке позволит открыть Большой Туннельный Переход на сорок лет раньше, нежели в противном случае, и планета-заповедник будет спасена от гибели в лучах Немезиды!

Человечек в серебристом хитоне попытался почесать плешь, но наткнулся на ореол и опустил руку.

– А мое задание? Останется невыполненным? Меня же разжалуют в кандидаты! – Он задумчиво прошелся между стендами, повернулся к ним лицом. Как-то незаметно получилось, что мы втроем оказались по одну сторону сейфа, а он – по другую. Игорь прижимал папку к груди, как школьник – дневник с первой "пятеркой". Маленький человечек взмахнул рукой, и тотчас из-под правого локтя выскочил и защелкнулся на запястье короткий ствол.

– Рукопись на сейф! Быстро!

Игорь, не раздумывая ни секунды, исполнил приказание.

– Да подавитесь вы ею! Сделают нечаянно калекой – никакая причинность не спасет, – пояснил он мне и начал медленно отступать в направлении машины времени.

Плешивый схватил папку, как окунь – наживку на крючке. В то же мгновение бронзовокожий атлет очутился за его спиной. Рука со зловещей трубкой была зажата мертвой хваткой. Черный зрачок выхлопного отверстия смотрел прямо мне в переносицу. Не выдержав смертельного взгляда, мои глаза сами собой зажмурились. Раздался легкий щелчок. Я хладнокровно выдержал паузу. Трубка, вырванная вместе с клочьями серебристого хитона, корчилась в судорогах на пилу. Все смотрели на нее, как завороженные. Наконец, изогнувшись дугой, она выпустила лужицу желтой маслянистой жидкости и замерла. Гигант ослабил захват и сказал Игорю весело:

– Возьмите свою рукопись и как можно быстрее публикуйте.

Покоритель Времени, заметно воодушевившись, поднял с пола заветную папку. Но она вдруг вырвалась у – него из рук и, плавно покачиваясь, поднялась примерно на метр над озадаченной головой. Игорь растерянно посмотрел на меня, лотом на бронзовотелого гиганта, подпрыгнул, как собачонка за лакомством в руке дрессировщика. Но в то же мгновение папка дернулась вверх, и пальцы Властелина Времени схватили пустоту. Приземлился он неудачно, на пятую точку.

– Что за чертовщина! – удивился атлет.

Маленький человечек, воспользовавшись замешательством, попытался вырваться, но был снова зажат длинными бронзовыми руками, словно челюстями капкана. Однако хватка атлета тут же начала ослабевать видимо, плешивый включил вмонтированные в скафандр усилители. Он вдруг сжался в комок, выскользнул из объятий гиганта, и, как кошка, прыгнул к Игорю. Тот испуганно отшатнулся. Маленький человечек, едва коснувшись пола, взвился под самый потолок – и промахнулся, но не упал, а завис в метрах трех от пола, как парашютист в затяжном прыжке. Он отчаянно молотил воздух ногами, загребал руками, но сделать ничего не мог.

– Отпусти меня! Отпусти меня немедленно! – завопил он.

– Это не я, – развел руками атлет.

– Не ты?!. Тогда кто же?

– Внимание! – раздался вдруг мощный низкий голос, и стекла в высоких рамах жалобно задрожали. – Говорит Служба Охраны Времени. Слушайте и запоминайте. Любого рода опыты со временем, равно как и с его производными, и соответствующие теоретические изыскания категорически запрещены во все времена, предшествующие Эре Свободного Времени. Нарушители наказываются бессмертием с одновременной ссылкой в бесконечность.

Атлет вертел головой, пытаясь определить источник звука. Но голос, казалось, исходил отовсюду, рождался в каждом кубическом сантиметре воздуха. И не было сил противиться его мощи.

– А как же смутное время? – прогнусавил серебристый человечек. Он дотянулся до гирлянды с флажками, оставшейся еще с Нового года, сел на нее, как петух на насест, и вновь обрел чувство независимости, и собственного достоинства.

– По возвращении вы обнаружите ошибку в расчетах и покажете, что смутный период не состоится, если только будут прекращены все опыты со временем. За достижение столь выдающегося результата вы будете пользоваться почетом и уважением до конца своих долгих дней.

– А Немезида? – вспомнил о своей миссии атлет.

– Об этой звезде мы уже побеспокоились. С завтрашнего дня разумеется, вашего завтрашнего дня – ее блеск начнет падать, а через полгода она погаснет совсем. При условии, конечно...

– Да-да не беспокойтесь, нас оно вполне устраивает.

– Но почему?! – осмелился подать голос Покоритель Времени. – Чем вызван этот запрет? – Для определенности он обращал свои слова к потолку.

– Что бы вы ни пытались сделать со временем, введенные нами глубокие отрицательные связи приведут к одному и тому же – полной победе человечества над пространством и временем. Но все ваши попытки спрямить прошлое приводят к уменьшению количества счастья, доступного нашим предкам. А его и так получается, как мы ни бьемся, не густо. Всем все ясно?

Серебристый человечек, покачиваясь, словно осенний листок, медленно опустился на пол.

– Куда уж яснее. – Он поплотнее запахнул халат. – Что же, мое задание выполнено.

– Не забудьте э-э... детали вашего костюма, – напомнил ему атлет.

Посланник двадцать второго века поднял с давно не натиравшегося паркета изогнутую трубку, полой плаща затер маслянистую лужицу, вежливо поклонился: – счастливо оставаться – и исчез.

Гигант посмотрел на все еще висевшую над головой Игоря папку, улыбнулся весело и открыто, поднял в прощальном жесте правую руку.

– Мне тоже пора. Приятно было познакомиться. – И его красивое бронзовое тело медленно растаяло в воздухе.

– А как же мои интересы? Я не согласен! – решительно заявил Игорь, снова закатывая глаза к потолку. – Это все-таки моя идея. Я впервые в истории человечества...

– В сорок второй раз, если говорить точнее, – пророкотал тот же голос. – Ваше имя тоже навсегда останется в памяти человечества, рядом с именами Ферма и Эйнштейна. Но при одном условии. Все эксперименты в области хронодинамики должны быть прекращены, машина времени демонтирована, черновые записи уничтожены. Иначе... Из бесконечности еще никто не возвращался. Вас это устроит?

– Устроит! – возликовал Игорь.

Папка тотчас съежилась, изменила цвет и превратилась в большую серую ворону. Кар-р-р, – крикнула она испуганно, раскрывая крылья и наверстывая потерянную в момент превращения высоту. Птица сделала круг над машиной времени, оборвала гирлянду с флажками и вылетела в окно. Из верхней фрамуги посыпались осколки стекла.

– Так вот кто окно разбил! – догадался Игорь. Он сдернул остатки гирлянды сначала в одном углу комнаты, потом в другом, скомкал их и бросил в урну. – Вот тебе пример незначащего события. Никто не заметит, что флажки исчезли.

– Нам тоже пора. Ты еще не забыл, что мы находимся в чужом времени?

Игорь закрыл осиротевший сейф, подошел к машине, первым вскарабкался на стол. На этот раз никаких заминок не было.

Вспыхнула малиновым трубка лазера, заверещал его блок питания. На всякий случай Игорь все-таки посмотрел на календарик.

– Телескоп свой сегодня заберешь?

– Нет. Как-нибудь в другой раз. Ты что, действительно решил "завязать"? А где же твоя смелость?

– Ты, кажется, путаешь ее с безрассудностью. Или не уловил, с какой силищей мы столкнулись? Это тебе не ветряные мельницы. Бороться можно с противником, который хотя бы видим. И когда твердо знаешь, за что. А я в данный конкретный момент не вижу ни противника, ни смысла.

– Ну как же... А право человека на познание?

– Тебе знакомо такое понятие, как "научная этика"? Не все можно, даже если очень хочется. Кроме того, никто у меня этого права и не отнимал. Слышал же: "рядом с именами Ферма и Эйнштейна"! Просто чуть-чуть изменился круг моих научных интересов. Только что. Что и доказывает мою полную свободу выбора.

– Никогда не думал, что ты так честолюбив. Какая разница, кто именно придумал велосипед или телефон? Главное, – чтобы на пользу людям пошло.

Если бы все так рассуждали, у нас до сих пор не было бы ни того, ни другого, ни цветного телевизора. Потому как разница наблюдается, и весьма существенная. Во всяком деле должен быть личный интерес, понимаешь? Личный! – Бывший Покоритель Времени назидательно поднял вверх указательный палец перебинтованной руки. – Ведь что такое общественное? Сумма личного, – не стал дожидаться Игорь, пока я соберусь с мыслями. – Не будет второго, неоткуда взяться и первому. Нравится тебе это или нет – такова диалектика, а с нею не поспоришь. Я не честолюбив. Меня мало волнует, останется мое имя в памяти благодарного человечества или нет. Главное – чтобы оно не забыло меня отблагодарить при жизни. К счастью, в наше время общество умеет ценить заслуги личности. Ты знаешь, за сколько миллионов была последний раз продана рукопись Эйнштейна? А сколько получает Нобелевский лауреат, знаешь?

Я подавленно молчал. Игорь обесточил машину, снял гироскоп и гирьки с чашек весов, ударом ладони отломал панель со злополучным вольтметром и, оторвав провода, швырнул ее в ящик стола.

– Что-то не хочется мне в бесконечность попадать. Кстати, я уже понял, чем должен заниматься. Если я решу эту проблему, мне дадут две Нобелевки сразу!

– Чем же это?

– Пока секрет.

Игорь закрыл лабораторию, и мы длинным гулким коридором вышли сначала во двор института, а потом, мимо сонного вахтера в будочке проходной – на улицу. Уже зажглись первые фонари.

– Ну, мне на трамвай. О сегодняшнем – никому ни слова! – Игорь попытался подобно бронзовотелому атлету, поднять на прощание правую руку, но скривился от боли. Круто повернувшись, он исчез в переулке.

Я, свернул в маленький темный скверик. Три десятка деревьев, несколько скамеек. Пусто. Игорь напрасно скрытничает. Я тоже знаю, какой проблемой он теперь будет заниматься. Его имя действительно войдет в историю наряду с именами Ферма, не оставившего доказательства своей знаменитой теоремы, и Эйнштейна, так и не создавшего единой теории поля. Только через двести лет Христофор покажет, что пресловутая задача Барчевского не имеет решения. Что же, моя миссия выполнена. Мне тоже пора. Я оглядываюсь – нет ли случайного наблюдателя – и сбрасываю одежду. Она растворяется в темноте и становится пылью, первыми опавшими листьями, темной корой старой печальной липы. На очереди – тело Саши Перескокова, такое тесное и неуклюжее. Оно исчезает где-то там, внизу, и становится лунным светом, шорохом шин по асфальту, случайным порывом ветра. А настоящий Саша, счастливый Ромео, спит сейчас в объятиях своей Джульетты, и я точно знаю у него не будет повода задуматься над тем, что лежит в основании любви – до самого конца жизни.

Огни города остаются далеко внизу. Надо мною все ярче разгораются звезды – близкие, родные. Где-то там, за ними, далеко в пространстве и еще дальше во времени, меня ждут друзья и любимая. Прежде чем рвануться к ним, я еще раз оглядываюсь на голубой шар, окруженный роем примитивных, но таких симпатичных спутников. Милая, добрая Земля, колыбель, в которой родился Разум Галактики.

Кто я сейчас? Луч света, квант поля, флуктуация вакуума? Прежде чем сбросить стесняющую движение мысли сеть древнего языка, я шепчу.

– Прощай, Земля! Твой путь будет долог и труден, но никто не изломает его неосторожной или жадной рукой Мы, твои потомки, не допустим этого. До свидания, Земля!