Текст книги "Выступление Владимира Бушина на VII съезде писателей России 14 декабря 1990 года Москва."
Автор книги: Владимир Бушин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Выступление Владимира Бушина
на VII съезде писателей России 14 декабря 1990 года Москва. Центральный театр Советской Армии
– Поскольку мы с вами, уважаемые товарищи, все тут завзятые плюралисты, и не только в сфере содержания, но, надеюсь, и формы, то я счел возможным в своем выступлении непосредственно обратиться к нашему президенту.
Дорогой Михаил Сергеевич!
Сегодня заканчивается седьмой съезд писателей России. В своих последних речах и выступлениях, в частности, во время встречи с деятелями культуры 28.11.1990 г., вы вдруг стали вспоминать, что вы русский. И один дед, которого раскулачили, был у вас русский, и дед другой, который сидел в тюрьме, – тоже русский. (Движение в зале). Поэтому наш съезд, вроде бы, должен заинтересовать вас не только как руководителя страны.
Все четыре дня мы работали в Центральном театре Советской Армии. Это невольно приводило на ум разного рода воспоминания и соображения военного характера. В частности, некоторые из нас вспомнили, что вы имеете звание полковника. (Движение в зале).
Это звание, как стало недавно известно из военной прессы (ВИЖ, № 10, 1990, с. 95), вы получили в 1978 году, когда Брежнев и Суслов взяли вас, молодого и энергичного строителя «казарменного социализма», как теперь вы сами выражаетесь, из Ставрополя в Москву и сделали секретарем ЦК партии по сельскому хозяйству. Зачем секретарю по сельскому хозяйству полковничье звание, это известно разве что только такому знатоку сельской жизни, как народный депутат Юрий Черниченко, и такому спецу по цэковским нравам и обычаям, как народный депутат Федор Бурлацкий – известному хрущевско-брежневскому спичрайтеру.
Но как бы то ни было, а факт остается фактом. И надо думать, что тогда, двенадцать лет назад, вам выдали шинель и китель с погонами, папаху, сапоги со шпорами и бинокль. Последний предмет был для вас просто необходим: с его помощью вы могли лучше видеть, как зреют на полях страны урожаи и как выполняется Продовольственная программа, которой вы лет семь руководили. (Смех в зале).
На протяжении всей работы съезда мы ждали от вас, высокого русского лидера, доброй весточки. И мы не удивились бы, а только обрадовались, если в один из этих четырех дней распахнулась бы входная дверь и вы, поскрипывая сапогами, позвякивая шпорами, поправляя рукой кобуру, прошли бы в президиум и сели рядом с полковником в отставке Михалковым. (Шум в зале, смех).
Увы, мы не дождались ни вашего прихода, ни даже весточки. Но мы не в обиде, мы понимаем, как много у вас дел. Как раз в эти дни проходил съезд энергетиков – надо же было послать им правительственную телеграмму. Умер Арманд Хаммер, драгоценный печальник России – надо было выразить соболезнование. Какой-то негодяй ранил в плечо известного журналиста ленинградского телевидения Александра Невзорова – нельзя было и это оставить без вашего высокого внимания, как в свое время вы не обошли, кажется, вниманием сотни безвестных жертв Сумгаита, Баку, Оша, Ферганы, Намангана, Дубоссар… А тут еще, видимо, вы не в силах были оторваться от замечательной книги газетных статей Евгения Евтушенко «Политика – привилегия всех», о которой так проникновенно сказали, еще не дочитав ее, на последней встрече с деятелями искусства. Судя по всему, книга кормчего нашей поэзии произвела на вас гораздо большее впечатление, чем письмо 74 писателей о бедах Родины (потом к нему присоединились сотни, тысячи авторов), на которое вы не ответили. (Движение в зале).
Словом, нет, мы не обиделись. Кое-кто в кулуарах съезда говорил, что надо было послать вам персональное приглашение. Но другие считают, что это бесполезно. Пригласили же вас недавно на свой съезд шахтеры, но вы все равно не смогли порадовать их своим присутствием: надо было принять премьер-министра Люксембурга, еще разочек проштудировать статью Солженицына «Как нам обустроить Россию», побеседовать с очаровательной Джейн Фонда… Короче говоря, дел было, как всегда, по завязку.
Да, повторяю, мы не в обиде. Больше того, пользуясь случаем, мы от души поздравляем вас с Нобелевской премией. А тот факт, что от вашего имени ее получил в Осло накануне нашего съезда член Союза писателей известный поэт-мидовец Анатолий Ковалев, особенно радует нас. Мы расцениваем это как выражение особого доверия к Союзу писателей России. (Смех в зале).
Заодно мы поздравляем вас также с индийской премией Индиры Ганди, с ирландской премией «Конвент мира», с испанской премией принца Астурийского, с итальянской премией Фьюжди, с немецкой золотой медалью Отто Хана. (Движение в зале). Теперь, полковник, международных наград у вас больше, чем было Золотых Звезд у маршала Брежнева. (Смех в зале). Поздравляем и с этим. Но должны отметить одну странную закономерность: чем хуже положение у нас в стране, тем более высокую и престижную премию вам дают. С чего бы это?[1]1
Через несколько дней после нашего съезда М. С. Горбачев получил еще одну премию – «Награду мира» Всемирного методического совета религиозных организаций. – В. Б.
[Закрыть]
В сиянии наград, что сыпятся на вас из-за «бугра», выглядят совершенно непонятно и крайне огорчают такие, например, ставшие известными на последнем Пленуме ЦК КПСС факты – выступление А. С. Савкина и других, как все более громкие и многочисленные голоса, выражающие вам недоверие и даже требующие вашей отставки. А на последнем съезде депутатов России известный всей стране писатель В. Белов сказал: «В жестокой, изнуряющей политической борьбе наши лидеры мало думают о русском народе. И вы, депутаты, должны, обязаны выдвинуть из своей среды новых энергичных, умных и молодых лидеров». В сущности, это то же требование дать отставку и вам, и Ельцину, и Яковлеву, и Хасбулатову со Старовойтовой.
Некоторые злопыхатели доходят до того, что перестройку, ваше любимое и непредсказуемое детище, называют катастройкой, контрперестройкой и даже контрреволюцией (см. ЛР, № 51, 1990, с. 10). Это что же у них получается? Выходит, что Яковлев, лучший идеолог всех времен и народов, это контрреволюционер № 1, вы – контрреволюционер 2, Шеварднадзе – № 3, Ненашев – № 4, Ельцин, который все время подчеркивает, что расходится с вами только тактически, – № 5?.. Боже милостивый, и все это говорят люди, у которых нет даже медали «За спасение утопающих»! (Взрыв хохота).
Надо заметить, что в этой ситуации очень странно выглядят люди, в том числе отдельные писатели, которые совсем недавно на страницах «Московских новостей» (№ 52, 1988) клялись вам в дружбе и верности, – Григорий Бакланов, Александр Гельман, Даниил Гранин, Элем Климов, академик Сагдеев, Михаил Ульянов. Помните их коллективное «Открытое письмо» накануне 1989 года? Они писали: «Через три месяца нам предстоит избрать тех, в чьи руки будет передана вся полнота государственной власти. Мы еще не знаем, какие имена будут внесены в избирательные бюллетени. Точно знаем только одно: каждый из нас весной 89-го года будет голосовать за вас…» «Даже если кандидатура М. С. Горбачева окажется не в тех бюллетенях, которые мы получим…». Подумать только, избирательная кампания еще не начиналась, кандидатуры не выдвинуты, а они уже спешили, уже заверяли на шести языках мира в своей любви, давали подписку в своей преданности, уже мчались за сковородкой, дабы угостить вас яичницей сразу, как только снесет яичко та курочка, которая пока еще в гнезде. (Общий хохот).
Так вот, не странно ли, что теперь, когда вас так резко критикуют, когда требуют вашей отставки, эти суетливые курощупы глухо молчат? Допустим, Роальд Сагдеев, наш академик в экспортном исполнении, сейчас за океаном, занят укреплением советско-американской дружбы посредством несколько поздноватого брачного союза с американской миллионершей. Но что же молчат Бакланов и Гельман? Почему на Съезде народных депутатов не возвысят гневный голос в вашу защиту Гранин и Ульянов? Ну, уж Гранин-то ладно, его герой Тимофеев-Рессовский мог во время войны жить в Германии и работать на фашистов. Но Ульянов! Всю жизнь играл в кино роль маршала Жукова. Того самого, который в свое время защитил и спас Хрущева. Где же, спрашивается, у дважды народного Ульянова связь между искусством и жизнью? (Смех, аплодисменты).
Молчат и обласканные вами академики: Арбатов, Аганбегян, Гольданский, Емельянов, Заславская… Вопреки вашим надеждам, какими же все они оказались неперспективными! (Смех в зале).[2]2
Теперь мы знаем, что все они трусливо молчали и 17 декабря, когда чеченка Сажи Умалатова, бригадир с машиностроительного завода, поднялась на трибуну Съезда и сказала: «Руководить дальше страной М. С. Горбачев не имеет морального права. Нельзя требовать с человека больше, чем он может. Все, что мог, Михаил Сергеевич сделал. Развалил страну, столкнув народы, великую державу пустил по миру с протянутой рукой…
Уважаемый Михаил Сергеевич! Народ поверил вам и пошел за вами, но он оказался жестоко обманутым. Вы несете разруху, развал, голод, холод, кровь, слезы, гибель невинных людей… Вы должны уйти ради мира и покоя нашей многострадальной страны.
Под аплодисменты Запада М. С. Горбачев забыл, чей он президент и абсолютно не чувствует пульса страны… Страну захлестнула безнравственность, злость, преступность. Гибнет страна… Потому прошу внести в повестку дня Совета первым пунктом мое предложение о недоверии М. С. Горбачеву».
Как на другой день напишет в «Правде» ее парламентский обозреватель М. Бужкевич, «при полном молчании зала Сажи Умалатова покинула трибун». Выразительно было молчание членов Президентского совета и Политбюро. Но громче всех гремело на всю страну молчание Граниных и Ульяновых, арбатовых и гольданских, емельяновых и заславских.
В последний день Съезда Леонид Иванович Сухов, шофер из Харькова, скажет с трибуны: «Не нужно, товарищи, ругать депутата Умалатову. Ею нужно гордиться. У нее всем нам надо учиться. Очень трудно было ей сказать то, что мы услышали, но иначе это перестало бы быть правдой». И на это никто ничего не возразил. Только где-то в зале раздался смешок. Скорей всего, это смеялась Заславская, пожалуй, самая смешливая из всех неперспективных – В. Б.
[Закрыть]
Впрочем, Михаил Сергеевич, обижаться на всех этих народных курощупов, не защищающих вас, вы едва ли вправе. Ведь за шесть лет своего лидерства вы и сами никого не защитили. Так, как это надлежит генеральному секретарю, президенту, главнокомандующему, вы не защитили от клеветы и поношения ни партию, которая подняла вас на самую высокую вершину, ни армию, которая в 1943 году спасла вашу семью от оккупации и порабощения, ни сам русский народ, кровь которого течет в ваших жилах.
Вы не защитили даже своих ближайших товарищей по работе – ни Лигачева, ни Рыжкова, ни Афанасьева, ни хотя бы того же Яковлева, которого вы принародно на Ивановской площади Кремля называли Сашей. Конечно, каждый из них за что-то заслуживает критики, но ведь не зря Тарас Бульба (кстати, как и вы, полковник) говорил: «Нет уз святее товарищества!.. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей». (Бурные аплодисменты). Нет, не зря так говаривал беспартийный полковник Бульба. (Аплодисменты).
Вы помните, как казнили попавшего в плен Остапа? «Палач сдернул с него ветхие лохмотья: ему увязали руки и ноги в нарочно сделанные станки… Напрасно король и многие рыцари, просветленные умом и душой, представляли, что подобная жестокость наказаний может только разжечь мщение казацкой нации. Но власть короля и иных мнений была ничто перед беспорядком и дерзкой волею государственных магнатов, которые своей необдуманностью, непостижимым отсутствием всякой дальновидности, детским самолюбием и ничтожною гордостью превратили сейм в сатиру на правление…» Не знакомо ли вам, Михаил Сергеевич, все это по нынешней прозе: и жестокость, и мщение, и необдуманность, недальновидность, ничтожная гордость и, наконец, сейм, превращенный в сатиру на правление?
«Остап выносил терзания и пытки, как исполин. Ни крика, ни стона не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему руки и ноги, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленных зрителей… Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, и одобрительно только говорил: «Добре сынку, добре!».
Но когда подвели Остапа к последним смертным мукам – казалось, будто стала подаваться его сила… «О, – повел он очами вокруг себя, – Боже, все неведомые, все чужие лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не хотел бы услышать рыданий и сокрушений слабой матери или безумных воплей супруги, хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою и воскликнул в душевной немощи:
– Батько! Где ты? Слышишь ли ты?
– Слышу! – раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно мгновение вздрогнул…» (Шквал аплодисментов).
Не так ли нашу родину возводят на эшафот ныне, не так ли ей ломают руки и ноги, не так ли и к вам, президент, несутся, заглушая ужасный хряск, отчаянные клики со всех концов державы на всех языках, что ни есть в ней: «Батько! Где ты? Слышишь ли ты?!» (Гром аплодисментов). Если раздалось бы в ответ громовое полковничье «Слышу!», то весь трехсотмиллионный народ вздрогнул бы в одно мгновение и воспрял духом. Но нет никакого ответа, и только "летят над страной словно из уст Андрия мертвые слова: «консенсус», «приватизация», «спонсоры»… (Бурные аплодисменты).
Здесь, в театре Советской Армии, с благодарностью вспомнили мы и о том, Михаил Сергеевич, что из своих гонораров вы пожертвовали изрядную сумму на памятник Василию Теркину – литературному герою Великой Отечественной войны. Из статьи «Известий», бодро озаглавленной «Автор неустрашимого Чонкина вновь москвич», мы узнали, что вы приняли живое участие в житейских делах, в частности, квартирных, создателя этого самого Чонкина – другого литературного героя войны.
Итак, одной рукой – за Теркина, другой рукой – за Чонкина. Прекрасно! Кто же после этого может обвинить нас в односторонности! Хочется думать, видя такую вашу широту, что теперь вы поможете с квартирой и своему товарищу по Политбюро И. К. Полозкову, которому Попов и Станкевич не дают московской прописки. Чем черт не шутит, может, вступитесь и за Литфонд Союза писателей России, который как раз в те дни, когда автор Чонкина получал ордер на новую благоустроенную квартиру, был вышвырнут из помещения на Красноармейской улице. (Аплодисменты).
Со своей стороны мы готовы делить с вами все заботы и тяготы нынешних дней. Это не слова. Вот конкретное доказательство. После того, как от имени нашей страны ваш друг и единомышленник Шеварднадзе проголосовал за резолюцию Совета Безопасности № 678, вы, вероятно, озабочены тем, где найти воинские контингенты, чтобы после 15 января во исполнение этой резолюции бросить их, если потребуется, против Ирака, с которым у нас с 1972 года договор о дружбе, – бросить в войну, спланированную американцами.
Так вот, желая помочь вам, мы здесь на съезде уже изыскали один такой контингент. Это – около двухсот народных депутатов России, которые на своем съезде, как выявило поименное голосование, не нашли нужным возражать против нашего военного участия в кризисе на Ближнем Востоке. (Аплодисменты, смех).
Но это не все. Вы знаете, что из 18 членов Президентского совета только двое служили в армии, а из 24 членов нового Политбюро только трое. Для более ясного осознания этих фактов примем в расчет, что, допустим, в Священном Синоде Русской православной церкви картина обратная той, что мы видим в Президентском совете: там лишь двое НЕ служили в армии, ибо в духовные семинарии и академии принимают только тех, кто уже отслужил действительную. (Смех, аплодисменты).
Это с одной стороны. С другой, посмотрите на Америку. Сегодня нас то и дело призывают к этому. Там первым президентом после войны был Эйзенхауэр – главнокомандующий союзными войсками. Потом был Кеннеди, который тоже воевал, был ранен, чуть не утонул. Нынешний президент воевал летчиком, был сбит, едва остался жив. Словом, все это настоящие мужики, доказавшие свою верность родине так, как мужикам подобает. Руками, окрепшими на военной службе, они вели и ведут свой государственный корабль. (Аплодисменты).
Разумеется, мы вовсе не хотим бросить тень на всех, кто не служил в Армии. Причины могут тут быть разные, в том числе и такие уважительные, как белый билет. Но все-таки трудно надеяться, что команда, составленная почти целиком из белобилетников, во главе с полковником-белобилетником, главнокомандующим-белобилетником может вывести народ из окружения бед, несчастий, катастроф. (Аплодисменты).
Однако в конкретной ситуации, созданной голосованием Шеварднадзе в ООН, специфический состав Президентского совета и Политбюро представляется немалым преимуществом. Ведь из их членов, не изможденных солдатской службой, заряженных энергией нового мышления, можно составить еще один отряд и при нужде бросить в сыпучие пески Аравийской земли, где когда-то, как писал поручик Лермонтов (смех), «три гордые пальмы высоко росли». За это вам могут дать еще и Ленинскую премию мира. (Смех, аплодисменты).
В заключение просим вас передать наши поздравления вашему другу, а, может быть и учителю, Александру Николаевичу Яковлеву. Сегодня он стал академиком. Говорят, в Литве собирают средства на сооружение ему прижизненного памятника. Не исключено, будут ему памятники и в Грузии, и в Молдавии.
Всего наилучшего. С неизбывным уважением, Владимир Бушин, капитан запаса. (Аплодисменты).
Примечание.
Вскоре после выступления В. Бушина слово для реплики попросил народный депутат СССР, Герой Социалистического Труда, дважды лауреат Государственной премии В. П. Астафьев. Он назвал выступление Бушина «диким вздором».