Текст книги "Загадки даун-космоса"
Автор книги: Владимир Белобров
Соавторы: Олег Попов
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Леонид Ильич! О чем вы?! Да если б не вы...
Брежнев махнул рукой.
– Ладно тебе! Не преувеличивай. – Они с Петькой прошли в комнату. – А это
вот хочу тебя познакомить – товарищ Петр Углов.
– Да ну?! – Высоцкий отложил гитару и встал с дивана. – Да я о тебе,
дорогой товарищ, столько слышал! Давно мечтал познакомиться! – Он подошел
к Петьке и обнял его за плечи. Петька засмущался.
– Да че... это... со мной... мечтали...
– Ну что, мужики, – сказал Брежнев, – теперь нас трое и нам ничего не
мешает по сто пятьдесят дернуть, – он поставил на стол бутылку Столичной.
Высоцкий взял бутылку, потряс ее, посмотрел на пузырьки, цокнул
одобрительно, рванул зубами пробку и разлил водку в три стакана.
Брежнев подмигнул Петьке – видал, мол! Наш человек!
– Ну, – он поднял стакан, – как говорится, народ и партия едины. И
работники культуры, само собой, – Брежнев кивнул на Высоцкого.
Они чокнулись и выпили. Такой вкусной водки Петька никогда еще не пил. Да
еще с Брежневым и Высоцким. Он поморщился и спросил:
– С ВДНХ что ли водка?
– А то откуда же! – ответил Брежнев. – Из павильона "Космос".
– В деревне сроду не поверят, что я с такими товарищами на троих
соображал, – сказал Петька.– Опять скажут, трепло ты, Углов!
– А мы тебе грамоту выпишем, чтоб не сомневались, – Брежнев вытащил из
кармана бланк грамоты с гербом СССР и дал Петьке. – Пиши чего хочешь, а мы
подпишем.
Петька подумал и написал:
"Я, Петр Углов из Красного Бубна..." Подумав еще, над Петром Угловым
приписал: "полковник КГБ в отставке..." – и продолжил – "...бухал прямо в
Кремле вместе с Генеральным Секретарем Политбюро ЦК КПСС товарищем
Леонидом Ильичем Брежневым и народным артистом СССР Владимиром Семеновичем
Высоцким."
Брежнев и Высоцкий расписались внизу.
Петька бережно сложил грамоту и убрал в карман. Только бы не посеять,
подумал он. – Все в деревне охренеют!
– Сыграй, Володя, – попросил Брежнев.
Высоцкий взял гитару, кашлянул в кулак и запел:
... В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах...
Если есть там соловьи, то разбойники...
Если есть там... то покойники...
Страшно, аж жуть...
– Как про нашу деревню, – сказал Петька, когда Высоцкий допел. – У нас там
тоже одни покойники теперь.
– Все там будем, – сказал Брежнев и угостил всех жвачкой.
Высоцкий подошел к окну и облокотился на подоконник.
– Купола в России кроют чистым золотом, – задумчиво произнес он.
Петька посмотрел в окно через Высоцкого и вдруг заметил на кремлевской
стене какое-то подозрительное шевеление. Он прищурился. На стене сидел
человек в черном комбинезоне и прицеливался в Высоцкого из винтовки с
оптическим прицелом.
– Владимир Семенович! – закричал Петька. – Ложись! – он кинулся к окну и
закрыл Высоцкого собой.
Прогремел выстрел. Петька увидел, как на его груди расплывается багровое
пятно.
Леонид Ильич выхватил маузер и не целясь выстрелил. Злодей схватился за
живот, согнулся пополам и упал со стены.
Слабеющей рукой Петька сжал руку Высоцкого:
– Живи, Владимир Семенович, – выдохнул он. – Радуй людей, – и упал на пол.
В глазах у Петьки потемнело...
Белобров-Попов
[cosmos]
В увлекательной игре
собири все звездныйе
багацтва космоса
сыплющиеся из бездонного
неба над головой!
[закодировал М.Борисов]
КРИЭЙТЕД ДАУН.KOCMOC ПОПОВ, БЕЛОБРОВ и LINXY в 1999 и 2000 ГОДУ ПО
ЦЕЛЬСИЮ
MAKPOKOCMOC/H.DOGONISH/MAKPOKOCMOC/H.PROSSYSH или ЗАГАДКИ ДАУН.КОСМОСА
выпуск 35. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ПИОНЕРА ДРОЗДОВА (из "Красного
Бубна")
Взвейтесь кострами синие ночи
Мы – пионеры, дети рабочих...
Гимн пионеров
Дроздов увидел впереди какое-то странное зеленое свечение. Сперва он,
конечно, увидел пожары, а уже потом – зеленое свечение. А пока свечения
еще не было видно, подумал, что какие-то долбанутые пионеры жгут два
охренительных пионерских костра. Дроздов вспомнил, как сам был пионером в
первом отряде пионерлагеря, и во время пионерского костра впервые стал
мужчиной...
В то лето он поехал в пионерлагерь в последний раз. Его пятнадцатилетних
ровесников уже в лагерь не брали. А их пятерых взяли в качестве музыкантов
духового оркестра, чтобы они на линейках и пионерских сборах играли марши
и гимны. Дроздов ни на чем не умел играть в духовом оркестре, но ему так
хотелось поехать в лагерь, что он записался барабанщиком. На барабанах
играть могут все, для этого не обязательно учиться – были бы барабаны, а
уж стучать-то он сможет. Бум-бум! И на тарелках тоже сможет. Он видел, как
это делали у дедушки на похоронах солдаты из армии, которые были одеты, по
случаю дедушкиной смерти, в парадную форму. Дедушка Дроздова тоже был
летчиком, еще в гражданскую. Он летал на аэропланах и кидал на вражескую
конницу сверху здоровенные гвозди. Деда Дроздов любил. Дед рассказывал ему
истории про гражданскую войну, и еще у него была настоящая сабля, которую
ему подарил сам Буденный за то, что дед помог Буденному разгромить белый
отряд. А когда Дроздов подрос, дед рассказывал ему неприличные (матные,
как тогда говорили) анекдоты. Один такой анекдот запомнился Дроздову на
всю жизнь: Плывет Чапай по Урал-реке. Над ним делает круг черный ворон и
садится Чапаю на голову.
– А почему ты, Чапай, кар, – спрашивает ворон, – одною рукою только
гребешь?
– Дык у меня вторая ранена.
– Кар! А я думал, ты дрочишь.
На Николая этот анекдот произвел очень сильное впечатление. Дед, который
воевал за красных, рассказывает ему такие анекдоты! Позже, Дроздов увидел
в анекдоте про Чапая еще один смысл – глубоко спрятанную народную мудрость
– иногда, чем связываться с определенными бабами, лучше подрочить. Но это
он не сразу понял. Забегая вперед, надо сказать, что у Николая даже был
спрятан в раздевалке вибратор для мужчин "Элеонора". И когда он
чувствовал, что находится на краю пропасти из-за того, что его тянет к
какой-нибудь не той женщине, Дроздов шел в раздевалку. Воткнешь "Элеонору"
в розетку на пять минут, глядишь, и к этой конкретно женщине уже не так
сильно тянет... Нет, не правда, – кроме анекдота Дроздов запомнил на всю
жизнь еще один дедовский стих:
Пролетая над Чили,
Пилоты подрочили
Этот стих поверг Дроздова в настояший шок. Дроздов и сам уже вовсю дрочил,
но каждый раз, когда кончал, говорил себе, что это в последний раз. Завтра
бросит дрочить и все. Проснется нормальным человеком. И дрочить больше не
будет. Он хочет стать летчиком, а в летчики без силы воли не берут. А тех
кто дрочит и подавно.
Но вернемся в пионерский лагерь, на пионерский костер. Пока младшие отряды
пели вокруг костра песни, Дроздов отошел в темноту покурить. Там-то его и
поймала с сигаретой вожатая Лиля.
– Попался, Дроздов, – Лиля Викторовна возникла как из-под земли. Коля как
стоял с сигаретой во рту, так и остался стоять. Лилька вынула у него
сигарету, бросила и затоптала. – Значит так – одно письмо родителям,
другое в школу!
Дроздов испугался. Он испугался не столько школы, сколько своего отца,
который, получив такое письмо, спустит с Дроздова-младшего штаны и выдерет
ремнем. В пятнадцать лет Коле было уже слишком унизительно подвергаться
такому наказанию. А отец у Коли был суровый и быстрый на руку.
– Лиля Викторовна, – сказал он, – я ж не в затяжку! Просто тут сигарету
нашел и попробовал один раз. Думаю, чего это все курят? Такая гадость! Не
пишите писмо, я больше не буду. Честное пионерское! – он сделал салют. – Я
до этого никогда не курил и после никогда не буду!
– Честное, значит, пионерское? – покачала головой Лиля Викторовна. – А
помнишь ли ты, кто давал "честное пионерское"? Помнишь ли ты, Дроздов, как
Рената Марзеева пытали фашисты? Ему ломали руки, выворачивали ноги, жгли
лицо зажигалками, вырезали на спине звезду и поливали его голого на морозе
ледяной водой! Фашисты хотели узнать у него военную тайну, но он ничего не
сказал, потому что дал себе честное пионерское слово, что не выдаст тайны
врагам! А умеешь ли ты, Дроздов, так, как Ренат, держать свое "честное
пионерское" слово?
– Умею, – ответил Коля твердо.
– Умеешь, говоришь? – Лиля ухватила Дроздова за пионерский галстук. – А
проверял ли кто-нибудь твое умение?
– В каком смысле?
– В прямом. Вот ты дал честное пионерское слово, что не будешь чего-то
больше делать, а тебя заставляют силой! Ты страдаешь, но слово держишь!
Вот в каком смысле! Проверял тебя в таком смысле председатель совета
дружины?
Председателем совета дружины в лагере была Лариса Игоревна. Лариса
Игоревна не проверяла его, просто один раз она как-то странно ущипнула
Дроздова за жопу. – Нет, Лариса Игоревна никого не проверяла. А чего, надо
было?
Лиля Викторовна неожиданно улыбнулась, но тут же сделалась опять
серьезной. – Конечно, надо было! Это ее обязанность! Почему я за всех все
должна делать?! У меня что, нагрузок не хватает?!.. Ох, – она тяжело
вздохнула. – Пойдем, Дроздов, тебя проверять.
– А куда?
– Куда надо! За мной иди. – Лиля Викторовна, огляделась, и зашагала в
темноту.
Коля пошел за ней. Они прошли метров пятнадцать-двадцать, когда Лиля
Викторовна резко остановилась и повернулась к Дроздову.
– Сними барабан, – приказала она.
Коля снял барабан и поставил на землю.
– Подойди ко мне.
Он подошел. Лиля Викторовна подняла руку в пионерском салюте и спросила:
Пионер Дроздов, к испытанию на "честное пионерское слово" готов?
– Всегда готов, – Коля отсалютовал в ответ.
Лиля Викторовна порылась в кармане, вытащила сигарету и спички. Прикурила,
выпустила дым.
– Пять минут назад, пионер Дроздов, ты дал "честное пионерское", что не
будешь никогда курить. Ты сдержишь свое слово?
Коля кивнул.
– Тогда приступаем к пионерскому испытанию. Я буду тебя пытать, а ты
будешь держать свое честное пионерское слово. – Она вытащила изо рта
сигарету, повернула к Коле фильтром и вдруг крикнула, – Ну-ка, кури!
Коля, чисто автоматически, протянул руку к сигарете, но потом понял, что
это проверка, и спрятал руку за спиной.
– У-у, – он отрицательно помотал головой.
– Кури, тебе говорю! – она подошла ближе.
– Не буду, – Коля сделал шаг назад и уперся спиной в ствол сосны.
– Будешь! – Лиля Викторовна шагнула вперед. – Будешь курить?!
– Не буду!
– Не будешь?! – Лиля Викторовна наступила каблуком сабо Дроздову на
сандаль и надавила.
Коля не ожидал таких мучений. Он приготовился к моральной обработке. Но
решил держаться до конца – лучше немного помучиться, чем письмо домой, там
мучение будет посерьезнее. Он выдавил: – Не буду и все! – Посмотрим!
Лиля Викторовна убрала ногу, схватила его за ухо и стала крутить.
Из глаз у Коли брызнули слезы. Нет, он не расплакался, просто она дернула
его очень больно.
– Кури, Дроздов!
– Н-нет! Не буду!
Лиля Викторовна так крутануло ухо, что Дроздов решил, что ухо оторвется, а
из глаз у него посыпались искры. Но он не сдался.
– Будешь! – она ткнула сигарету Коле в рот.
Коля стиснул зубы.
– Ладно... Все равно ты у меня закуришь! – Лиля Викторовна взяла сигарету
в рот, и неожиданно схватила Колю за яйца.
Коля чуть с ума не сошел. Во-первых, он никогда не мог себе представить,
что Лиля Викторовна или кто-то другой из вожатых будет хватать пионеров за
яйца. Как-то это было не по-пионерски. Он ни о чем таком никогда не
слышал. Но еще больше Коля испугался, что будет так больно, что уже даже
не стыдно. Однако, Лиля Викторовна не стала давить ему яйца, а начала их
щупать.
– Ой! – Коля почувствовал, что у него встает и ему сделалось жутко
неудобно, что у него перед вожатой встал... Надо же было так не вовремя
стоит он теперь перед вожатой с торчашим х...ем! Коля покраснел как закат
солнца над океаном. Но было темно.
– Будешь, – прошептала Лиля Викторовна. – Будешь!.. – Она отпустила
Колькино ухо и зачем-то его пососала.
У Коли так встал, что надежды, что еще опустится – не осталось. Коля даже
решил, что это у него теперь на всю жизнь.
Рука Лили Викторовны скользнула вверх и обхватила Колькин напряженный
член. – Что у тебя в кармане? – спросила она.
Коля от стыда чуть не сполз по стволу вниз. И только благодаря тому, что
его волосы приклеились к смоле, этого не произошло.
– Я тебя спрашиваю! Что у тебя в кармане?
– Это... не в карма-ане...
– Как не в кармане?! Так это что, пипирка у тебя такая, скажешь?! – Она
легонько сжала руку. – Так значит ты прямо при мне не только куришь?!.. Но
и торчит у тебя уже наверх?!.. Я не могу поверить, что ты так опустился!..
Ну-ка, Дроздов, снимай штаны, посмотрим, что там у тебя!..
– Как это?..
– Вот так! Как курил передо мной, так и штаны снимай! Курить тебе было не
стыдно, а штаны снять стыдно?!
Коля совсем был сбит с толку. Он перестал следить за аргументацией. Он
расстегнул ремень и штаны упали вниз. Коля остался в синих сатиновых
трусах.
– И трусы снимай! Хочу убедиться, какой ты нахал, что стоишь прямо при мне
с торчащей кверху пипиркой.
– Не сниму!
Лиля Викторовна сама стянула с него трусы. Коля схватил трусы и натянул
назад.
Лиля Викторовна опять стянула. Коля натянул и не отпускал. Тогда Лиля
Викторовна просунула руку снизу под трусы, схватила член и вытащила его
наружу.
– Боже мой! Ну и ну! Ну надо же! И тебе не стыдно так стоять? Опусти его
немедленно! Считаю до трех! Раз! Два! Два с половиной! Три!
– Я так не могу, – Коля чуть не плакал, но член от этого мягче не
становился. – У меня не получается!
– Подонок! А курить у тебя получается?! – Она посмотрела на Колин член.
Ужас! Не думала я, Дроздов, что ты на такое способен! Письмами тут не
отделаешься! Завтра будем разбирать твое поведение на линейке! Пусть
пионеры всех отрядов выскажутся, что они думают по поводу линии твоего
поведения!
Коля представил себе эту линейку и подумал, что лучше ему умереть.
– Я знаю, – сказала Лиля Викторовна, – почему у тебя не опускается!
Сказать?! Сказать почему?! Потому что ты занимаешся онанизмом! Ага?! Я
угадала?! Коля решил, что ему конец.
– Так вот значит! Значит, кроме того, что ты куришь и еще вот этого, она
подергала Колин член, – ты еще и онанист! Пионер-онанист! Как вам это
нравится?! А ты знаешь, что бывает от онанизма?! Вот что бывает! – она
опять подергала. – Не опускается от онанизма! Встает и не опускается!
Завтра мы это включим в повестку дня!
У Коли в голове нарисовалась стенгазета. Карикатура: Он с вытаращенными
глазами дрочит преувеличенно длинный конец, а сверху крупными буквами:
ДРОЗДОВ – ПИОНЕР-ОНАНИСТ!
– Интересно знать, – продолжала Лиля Викторовна, – неужели тебе это
интереснее, чем читать книжки или заниматься спортом?! Неужели это так
интересно?! Ну и как ты это делаешь?! Ну?! Что молчишь?! Покажи, чего уж
теперь?!
– Я не онанист!
– Врешь! Не хочешь показывать?! Хорошо! Тогда я тебе покажу, как ты это
делаешь, – рука Лили Викторовны задвигалась на Колькиной шкурке. – Ну,
скажи, неужели тебе это так нравится, что ты не можешь отказаться? А?
Коля зажмурился и вдруг его воображение нарисовало ему голую Лилю
Викторовну. У нее были большие буфера и черные волосы под животом. Ему
стало не только стыдно, но и приятно. Коля почувствовал, что уже скоро
брызнет. Он зажмурил глаза еще крепче.
– Кури! – неожиданно закричала Лиля Викторовна Коле прямо в ухо и спугнула
преждевременную эякуляцию. – Я хорошо знаю повадки онанистов! У мальчиков
вот как у тебя бывает – не опускается. А у девочек, которые занимаются
онанизмом, становится очень сухая! А у тех кто не занимается – мокрая! Вот
я не занимаюсь и у меня как у всех нормальных людей! Вот, посмотри! Она
схватила Колину руку и засунула к себе в трусы.
Колина рука коснулась мягких влажных курчавых волос... Сейчас брызнет,
испугался он.
– Кури! – закричала Лиля Викторовна.
– Не буду! – автоматически ответил Коля, не разжимая глаз.
Вдруг он почувствовал, как ноги вожатой обхватили его бедра, и член
влезает во что-то такое.
– Кури! – закричала Лиля Викторовна и задвигалась вперед-назад.
– Не буду...
– Кури... Кури... Кури...
– Не буду...
– Ох... Кури, Дроздов...
– Не буду...
– Кури!..
Коля почувствовал, как Лиля Викторовна сначала задергалась, а потом
обмякла. У Коли брызнуло. Все-таки он не удержался! Х... сморщился и выпал
на воздух. Лиля Викторовна оттолкнулась от Дроздова и одернула юбку.
– Беда с вами, с онанистами, – сказала она, тяжело дыша. – На что только
не приходится идти, чтобы у вас не торчал... Ну так как, будем завтра
обсуждать твое поведение – твое курение и онанизм?
– Лиля Викторовна, я больше не буду.
– Ну, я не знаю, что тебе и сказать... Вроде ты испытание выдержал... не
закурил... Сдержал "честное пионерское". Может ты и про все остальное
"честное пионерское" дашь... что покончишь с онанизмом?
– Честное пионерское, – Коля отдал салют и от резкого движения руки, его
член качнулся из стороны в сторону.
– Ладно, попробуем тебе поверить. Но будем проверять, – Лиля Викторовна
повернулась и пошла в сторону костра, на ходу сунув свои трусики в карман.
Вот так Дроздов впервые стал мужчиной. С той поры прошло много лет,
столько женщин у него было, что он всех и не помнил. А Лилю Викторовну,
вожатую из пионерлагеря, помнил...
Белобров-Попов
[cosmos]
В увлекательной игре
собири все звездныйе
багацтва космоса
сыплющиеся из бездонного
неба над головой!
[закодировал М.Борисов]
КРИЭЙТЕД ДАУН.KOCMOC ПОПОВ, БЕЛОБРОВ и LINXY в 1999 и 2000 ГОДУ ПО
ЦЕЛЬСИЮ
MAKPOKOCMOC/H.DOGONISH/MAKPOKOCMOC/H.PROSSYSH или ЗАГАДКИ ДАУН.КОСМОСА
выпуск 38. СМЕРТЬ ВИКТОРА ПАЧКИНА. УЖАСЫ ("Красный Бубен" кусочками)
Эпиграф:
Иногда Господь, бывает
Кинет сверху кирпичи
Чтоб внизу не забывали
Обезьянку Чи-чи-чи
Витек спал. Ему снилось, что он тореодор в Испании и на него несется
громадный разъяренный бык с остро заточенными гаечными ключами вместо
рогов. Это был бык Коновалов. Витек отскочил в сторону и бык Коновалов
протаранил рогами штакетник и запутался в досках. Витек воинственно
вскрикнул, отрубил ему хвост и отбежал подальше. На трибунах поднялся шум,
публика зааплодировала. Витек откинул полу телогрейки и поклонился,
придерживая одной рукой на голове шапку-ушанку, чтоб не свалилась. Боковым
зрением он заметил, что Коновалов-бык освободился и несется на него с
огромной скоростью. Мгновение – и Витек будет проткнут, подброшен и
расплющен. Витек высоко подпрыгнул, сделал в воздухе сальто назад,
приземлился на спину Коновалова и схватил его за гаечные ключи. Какой он,
оказывается, ловкий тореодор. И как это раньше он про себя ничего не знал!
А то бы давно уже всем деревенским навешал кренделей и стал бы королем
Красного Бубна.
Коновалов взбесился. Он подпрыгнул, опустился на передние копыта, а задние
задрал повыше с тем, чтобы скинуть Витька через голову и затоптать. Витек
еле удержался на спине быка. Он выпустил из сапогов раскладные шпоры и
глубоко воткнул их под ребра быку Мишке, в отместку за его подпрыгивания.
Мишка Коновалов заорал нечеловеческим голосом "Му!" и стал беспорядочно
скакать по арене. Витька мотало так, что шапка-ушанка слетела с его головы
и, перелетев на трибуну, повисла на каком-то болельщике. А челюсть у
Витька ходила ходуном и зубы стучали друг о друга как кастаньеты. Из
карманов высыпалась мелочь и раскатилась по арене. На арену выскочили
пацаны и бросились ее подбирать. Витек рассердился. Ему стало обидно, что
пока он тут сражается с быком, у него бессовестно тырят деньги.
– Не трожь! – заорал он, оборачиваясь.
Но тут Мишка так наподдал жопой, что Витька подкинуло и, если бы он не был
такой ловкий и не держался за рога, то свалился бы обязательно. Витек
забыл про деньги и начал крутить Коновалову рога на бок. Мишка не
поддавался, поворачивая голову в обратную сторону. Врешь! Куда тебе против
Витька, короля Красного Бубна! Он с силой потянул голову на себя и один
рог-ключ выломался из головы и остался у Витька в руке. Витек не
растерялся. Он размахнулся и как следует врезал Коновалову ключом по
башке. У Мишки подогнулись передние ноги. Он зашатался и рухнул на бок.
Витек едва успел соскочить с быка, чтобы тот не придавил его своей тушей.
На трибунах заревели. Вверх полетели шапки. Витек залез на подыхающего
быка, поднял руку с ключом вверх и замер в позе победителя на пьедестале.
Настроение было превосходное. Во-первых, он одолел такую силищу.
Во-вторых, отомстил за какую-то обиду, которую он, как следует, вспомнить
не мог. В-третьих, он знал, что теперь его объявят королем Красного Бубна
и он всех подданных в широком смысле трахнет в жопу. А Коновалова если
тот конечно выживет после того как Витек выдернул у него рог – он вообще
зачморит и смешает с говном. И еще Петьку Углова, дружка его, тоже
угандошит за компанию. Витек топнул ногой по Мишкиному боку. Бык
вздрогнул, ударив по земле остатком хвоста.
И тут из загона на арену вышел Кинг-Конг. Витек замер. Он видел его в
кино, но не предполагал, что ему придется сражаться с гигантской обезьяной
один на один. Кинг-Конг был ростом с пятиэтажный дом. У него были красные
выпученные глаза, острые зубы, страшные лапы и ноги такие, что Кинг-Конг
мог спокойно раздавить не только Витька, а целый грузовик с прицепом.
Витек спрыгнул с Коновалова и попятился. Кинг-Конг нагнулся, протянул
вперед мохнатую лапу и сгреб Витька в кулак. В следующий момент Витек уже
находился перед глазами ужасной обезьяны-гиганта. Кинг-Конг поднес Витька
ближе и зрачки зверя сошлись у носа.
– Хрр-р-а-ааа! Хамдэр-р-р! – Кинг-Конг зарычал так, что у Витька чуть не
лопнули барабанные перепонки. Он увидел страшную черную пасть с черным
языком. Ему показалось, что на стенках горла, размером с пещеру, пляшут
отблески огня, пылающего у обезьяны внутри. Витек понял, что это вход в
Ад. Изо рта на Витька так дохнуло смрадом паленых душ, что его тут же
вырвало зверю на язык. Обезьяна заревела и выплюнула рвоту Витьку обратно
в лицо. А потом завела руку за спину и засунула Витька к себе в жопу. У
Витька перехватило дыхание. Дерьмо залепило ему уши, глаза, нос и рот. Он
услышал, как в недрах у зверя низкий рокочущий гул, который с каждой
секундой становится все громче и приближается. Витек понял, что сейчас
произойдет. Он понял от чего он умрет. И это было ужасно. Звук нарастал.
Обезьяна смертельно пернула...
Витек слетел с кровати. Он сидел на полу и дико озирался кругом. Он слышал
наяву отзвуки того, что пережил во сне. Стекла вылетели из окон и усыпали
осколками весь пол. Со стены упала репродукция картины "Аленушка", рамка
раскололась на части. По зеркалу над умывальником пробежала наискось
трещина. Лампочка под потолком раскачивалась. А за окнами полыхало пламя.
В дверь влетела перепуганная бабка Вера.
– Ой-ей-ей! – она схватилась за голову. – Кажись, Витек, бонба упала!
Война началась! Ой-ей-ей! Витек вскочил и сморщился от резкой боли в
голове. Он поправил на лбу повязку и высунулся в разбитое окно.
На бугре перед церковью горели обломки самолета.
– Это, мамаша, не бомба! – крикнул он. – Это самолет пи...анулся!
Пойдемте, мамаша, смотреть чего осталось!
...Витя Пачкин прибежал к месту взрыва первым. Во всяком случае, никого он
пока поблизости не заметил.
На холме, недалеко от церкви полыхало пламя. Витя остановился и огляделся
посмотреть – нет ли кого из деревенских. Но никого не заметил. Только
маленькие костерочки горели там и тут, по сторонам от основного пожарища.
Его немного удивило, что никого нет. Ну, нет и ладно...
Из пламени что-то торчало. Что-то черное. Витек подошел поближе. Мамочки!
Посреди огня возвышался столб, к которому был привязан человек.
Ветер донес до Пачкина запах жареного мяса. Витек отпрянул назад и потер
глаза. Человек не исчез. И запах тоже. Теперь Пачкин разглядел его
получше. На столбе висел мужчина в летчицком шлеме. Его голова была
опущена на грудь, а руки скручены над головой. За столбом Витек увидел
догорающий хвост самолета.
Кто-то сзади положил Витьку руку на плечо.
– Ваши документы! – произнес хриплый голос.
Пачкин вздрогнул. Он не слышал, как к нему кто-то подошел.
Сзади стоял солдат в пилотке и плащ-палатке.
– Ваши документы! – повторил он.
У солдата был доисторический вид, как будто он сбежал со съемок фильма про
Великую Отечественную войну.
– А че такое? – ответил Витек.
– Хрен через плечо!.. Документы!
– А ты кто такой?!
– Сейчас узнаешь, – молниеносным движением солдат выхватил из-под
плащ-палатки автомат ППШ и двинул прикладом Витьку в челюсть.
Пачкин отлетел. Когда голова снова начала соображать, она сообразила, что
в ней стало на... раз, два, три...несколько зубов меньше. Витек сплюнул
зубы на ладонь, другой рукой потрогал разбитые губы. С детства он не
помнил, чтобы ему доставалось так, как сегодня. Сначала получил по голове
от шлюхи, потом от Коновалова гаечным ключом, теперь ни за что ни про что
выбили зубы. Нет, не зря ему так не хотелось ехать домой в деревню. Он не
был здесь несколько лет и отвык от такого беспорядка. Все же в городе так
часто по морде не дают. И еще он подумал, где же он будет зубы вставлять с
теперешними-то ценами.
– Ты че дерешься?! С ума сошел?! – Витек поднял глаза и увидел перед собой
дуло автомата.
– Документы давай! Последний раз повторяю! – щелкнул затвор.
Витек наконец понял, что с ним не шутят, и полез в задний карман брюк.
Вытащил паспорт и протянул солдату.
– Так, – солдат раскрыл документ. – Виктор, значит, Пачкин. – Он захлопнул
паспорт и швырнул в огонь.
– Ты чего делаешь?! – закричал Витек и метнулся вперед за паспортом.
Но тут же повалился на землю, сбитый тяжелым прикладом.
– Тебе он больше не нужен, – сказал солдат будничным тоном. – Мертвецам
паспорта не нужны. Теперь у тебя не будет ни имени, ни фамилии, ни
паспорта, ни прописки, ни всякой другой такой ерунды... Да...
– Как же это я буду без паспорта?..
– Хе-хе, – осклабился солдат. – Так и будешь ты теперь беспаспортный труп.
– Как это?!.. За что?! – всхлипнул Пачкин.
– Очень просто. Упал и разбился сверхсекретный военный самолет, солдат
показал пальцем за спину. – Упал?
– Упал...
– Едем дальше... Как ты, Пачкин, понимаешь, это абсурд. Не можем же мы
делать сверхсекретные самолеты, которые разбиваются как обыкновенные? Не
можем?
– Не можем...
– Правильно... Поэтому, летчика, за то, что он самолет угробил, который
таких деньжищ стоил, мы, как видишь, поджариваем... Поджариваем?
– Поджариваем...
– Ведь он заслужил?
– Он... заслужил...
– Ну вот! А всех свидетелей гибели сверхнадежного самолета мы пускаем в
расход, чтобы разговоров не было. Пускаем?
Ужасная логика солдата дошла до Витька. Логика железная, не допускающая
возражений.
– Я никому не скажу, – просипел Пачкин.
– Все так говорят, а потом ползут слухи вредные... Ты вот, вижу, мужик-то
неплохой... Но тоже... потерпишь-потерпишь, а потом нажрешься и
разболтаешь по пьянке. Водку-то пьешь?
– Только по праздникам, – замотал головой Витек.
– Вот в праздник и разболтаешь!.. Испортишь людям праздник...
– Не разболтаю! Клянусь, не разболтаю! – Витек подполз к солдату и стал
целовать ему сапоги.
– Ну... это ты брось, – солдат легонько двинул Витька каблуком в ухо. Не
при старом режиме!.. Да... Ну, не знаю, что и делать с тобой...
– Пощадите! У меня мать старая! На кого я ее брошу?!
– О матери ты, Пачкин, не волнуйся... Мы о ней позаботимся...
– У меня невеста в городе! В музее работает! Музейный работник!
– Невеста у тебя?.. Любишь ее?
– Люблю! Люблю!
– Ну, не знаю... Ну, как мне с тобой быть? У меня приказ. А приказ надо
выполнять... Не знаю, не знаю... Может ты знаешь как мне быть?
– Я никому не скажу, – Витек заплакал.
– Это ты говорил уже... А я тебе на это уже ответил... А ты мне предложи
что-нибудь, чтобы я тебе навстречу мог пойти...
– Я никому не скажу...
– Ну что ты заладил одно и то же, как попугай?.. Вот видишь, ничего ты мне
предложить не можешь... А ведь это тебе надо, а не мне... Мне-то что за
тебя думать? Зачем мне это? Я тебя застрелю сейчас и все, и ничего думать
не надо... Хе-хе... А ты если не хочешь умирать, должен не просто словами
пустыми отделаться, а пожертвовать чем-то... Чем-то пожертвовать...
Витек вытащил из кармана кошелек и протянул солдату:
– Вот, возьми! Это все, что у меня есть!
Солдат взял, открыл кошелек, поглядел внутрь:
– Деньги?..
– Деньги!
– Тфу! Твои деньги и так мои будут, когда я тебя расстреляю... Нашел, чем
пожертвовать! Это не жертва! Жертва, это то, чего тебе действительно жалко
до слез, но все же подешевле жизни... Намек понял?.. Постой! Кажется, я
придумал!.. Давай-ка тебе, Пачкин, язык отрежем! Чтоб ты не разболтал!
Витя упал на спину.
– Не хочешь?.. Ну, как знаешь, – солдат навел ему в лоб дуло автомата. – А
я ведь, как лучше хотел... Пожалел тебя...
– Стой! Не стреляй! Давай отрежем!
– Молодец! Правильный выбор! Так на твоем месте поступил бы каждый,
солдат вытащил из-за пояса штык-нож. – Высовывай свой язык.
Витя покрылся испариной и медленно высунул язык. Язык дрожал, с него текла
по подбородку слюна.
Невозможно описать, какие мучения испытал Пачкин, когда солдат, ухватив
кончик языка одной рукой, другой резал по живому... Туда... сюда...
туда... сюда... Боль... кровь... душераздирающее мычание... слезы...
Кровь... Кровь... Кровь хлестала фонтаном... Он давился ею... Она текла у
него по подбородку и стекала по груди и шее на траву...
– Готово! – солдат показал Пачкину его отрезанный язык. – Вот он! Смотри,
Пачкин, какой у тебя язык был! Он бы мог стать причиной стольких бед и
несчастий. Но не стал. Наоборот, благодаря моей солдатской смекалке, ты
жив остался. Поедешь теперь к невесте... музейному работнику... Мамку
старую увидишь...
Витек плакал. Он не мог поверить, что все это происходит наяву.
– Ну что ты плачешь? Радоваться надо, Пачкин, что жив остался, а ты
плачешь!.. Ну, не сможешь ты теперь разговаривать. Ну и что! Зато лишнего
не сболтнешь! А если уж очень надо тебе будет чего-нибудь сообщить, так ты
возьми карандаш с бумагой и напиши чего тебе надо. Грамотность у нас в
стране поголовная! Правильно?..
Витек механически кивнул.
– Постой!.. Как же это?! Чуть было я не упустил! – солдат хлопнул себя
ладонью по лбу. – Ты же можешь и вредное чего написать! Например, про
самолет! Как же это я... Едва не опростоволосился!.. Давай-ка мы, Пачкин,
тебе еще руку отрежем, чтоб ты написать ничего не смог!
Витек замычал и попытался отползти. Но солдат придавил его коленом к земле
с такой силой, что Пачкин чуть не задохнулся.
– Куда ты, Пачкин?!.. Подожди... немного...
Солдат воткнул нож Виктору в плечо и медленно стал перепиливать кость.
Пачкин потерял сознание.
Очнулся он от того, что солдат бил его по щекам. Правой руки уже не было.
– Слушай, Пачкин, я чего подумал-то... Ведь ты же, при желании и левой
писать можешь... не так красиво, но можешь... А вдруг, ты вообще левша и
