Текст книги "Мы – русские! С нами Бог!"

Автор книги: Владимир Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

И тем не менее Муссолини, такой романтичный, такой любимый народом, такой, в общем-то, добрый, так много потерявший и не распознавший жесточайшего знака судьбы – 22 июня 1941 года погиб его любимый сын, испытывая новый бомбардировщик, – был сурово наказан, а Франко нет. Наверное, потому, что до последнего момента Господь дает шанс одуматься. Франко одумался и не принял участия в гигантской мясорубке. Муссолини же был против вторжения в Россию, но дал экспедиционный корпус. Несмотря на всю свою доброту и благожелательность, Муссолини оказался в одной упряжке с дьяволом, а оттуда уже выхода не было. При этом он понимал, что жизнь тянет его в неправильную сторону, но не мог остановиться. Ранее он писал о Гитлере, как о чудовище, денегерате, высмеивал его антисемитские взгляды и расовые теории, но в какой-то момент времени, продолжая заигрывать с дьяволом, не заметил, что дьявол уже завладел его душой.

Это великий урок, который современные политики никак не могут понять и выучить. Поэтому и продолжают думать, что можно хоть чуть-чуть, хоть на мизинчик, хоть ненадолго подружиться с Сатаной. И не понимают, что происходит, почему оказываются полностью уничтожены государства и правительства сметаются с лица земли. Яркий пример – разрушение башен-близнецов. Казалось бы – виноваты талибы, саудиты. Но пострадал Афганистан. Страна, не сумевшая остановить религиозных фанатиков и вовремя сказать «нет», не могла быть оправданна. И это страшная трагедия афганского народа, который не смог в свое время дать отпор талибам на своей земле.

Уроки войны крайне поучительны и до сих пор недооценены. При этом величие истории Великой Отечественной войны сыграло с нашей страной дурную шутку. Из-за разницы в масштабах мы практически не знаем истории Первой мировой войны, а без нее нам не понять историю XX века. Выше я уже говорил о том, что две мировые войны представляли собой два очистительных фильтра. Первая мировая война заставила Европу содрогнуться и породила коммунистическую угрозу на месте слабых клерикальных государств. Этот вихрь разрушил последние вековые устои традиционных религий, уничтожил давние монархии, ведущие начало чуть ли не от крестоносцев, навсегда обезглавил и уничтожил Австро-Венгрию, выкинул Романовых, выкинул Габсбургов. Монархический этап развития мира был завершен, но на этих развалинах родилась страшная гидра коммунизма. По большому счету, Вторая мировая война призвана очистить идею. Человечеству была дана возможность подумать, что же оно делает. За двадцать веков мы невероятно далеко отошли от подлинного христианства, во многом продвигая идеи Павла, а не Христа, и в результате получили братоубийственную войну между христианскими народами, а позже выросшие на обломках старого мира национал-социализм, фашизм и коммунизм сошлись в страшной драке и тоже уничтожили друг друга. Франко, в частности, оказался не замешан, потому что не пытался подчинить себе противоборствующую христианскую доктрину. Но и Гитлера, и Муссолини, и Сталина объединяло одно: колоссальная ненависть к Богу и яростное неприятие христианства.

Возникает вопрос: чем же классовое общество гегемонии пролетариата, придуманное Сталиным, оказалось лучше созданного Гитлером национал-социализма, возвеличивающего арийского сверхчеловека? Ответ очень прост. При всех недостатках, при всей подлости, при всей мерзости пролетарского строя – достаточно обманчивого, потому что роль пролетария никогда не ценилась, а страной на самом деле управляли чиновники очень разного социального происхождения, – степень человеконенавистничества и опасности для человеческой расы как таковой была гораздо выше в гитлеровском обществе, которое, не ограничиваясь декларациями, физически уничтожало неугодные классы и социальные группы. Сталинская Россия, несмотря на жесткие лозунги о пролетарском превосходстве, не уничтожала своих граждан по национальному, да и по классовому признаку так яро, как это делал гитлеризм. Хотя и собственных подлостей наделала немало, вследствие чего ей и была ниспослана кара за коллективизацию и уничтожение интеллигенции.

Позволю себе поделиться любопытным наблюдением. Конечно, с нашей точки зрения оно выглядит странно и вряд ли может быть воспринято серьезно, скорее как игра ума. Тем не менее обратите внимание: и венгерские события 1956 года, и чешские 1968-го, и конфликт на острове Даманском в 1969 году всегда происходили сразу после очередных громких безумных дел – то ли дела врачей, то ли победы над оттепелью, то ли победы над диссидентами. И каждый раз это заканчивалось кровью на границе. Вновь и вновь нашему солдату приходилось платить собственной кровью и жизнью за подлость руководства. Я уже не говорю об афганской войне, которая является самым ярким признаком загнивания социализма.

Каждому из наших руководителей необходимо помнить: ни одна ошибка не остается безнаказанной, как это ни печально. Любая попытка не услышать настойчивый, хотя и негромкий голос Бога, любая попытка принять голос Сатаны за голос Всевышнего оборачивается водопадами крови и жесточайшим разочарованием. Поэтому мировая история – это бесконечная цепь кровавых уроков, вызванных неподчинением человечества Божественному промыслу. Усматривая в переломных моментах цивилизации лишь проявление людского эгоизма, мы тем самым используем книгу истории не по ее прямому назначению, а скорее как зеркало собственных душ.

Демократия или тоталитаризм?

Храгедия России XX века в том, что не нашлось ни одного православного человека, который смог бы взять на себя роль лидера нации и словом повести за собой. Не было у нас ни Сергия Радонежского, ни Серафима Саровского, а моральное и духовное состояние общества было таким, что люди скорее принимали чуждые, привнесенные извне идеи, чем пытались осмыслить собственные. Да, анализ исторического пути, несомненно, проводился, но при отсутствии четких критериев добра и зла и выводы могли быть сделаны исключительно конъюнктурные, в угоду текущему политическому моменту. Была продолжена традиция XIX века – доведенная до совершенства критика с бичеванием пороков и ужасов пережитого и полная неспособность предложить иные варианты развития. Вновь доминантой является западный опыт, которому придается универсальный характер, несмотря на его очевидное противоречие историческому опыту Востока, в частности, таких древних цивилизаций, как Индия и Китай. При этом христианская альтернатива даже не рассматривается, так как бывшее советское общество не религиозно по своей природе, а взявшие на себя просветительскую функцию политики, выступающие на православной ниве, воспринимаются крайне негативно, в чем и сами в немалой степени виноваты.

Сами эти религиозные политики стали заметны лишь тогда, когда десятилетняя псевдодемократическая альтернатива откровенно провалилась. Очевидно, что она была обречена на поражение с самого начала, и тому есть немало причин, однако об основной из них практически никто не упоминает. Демократия как таковая в России всегда понималась как-то по-своему. По большому счету мы, пожалуй, единственная страна в мире, которая все еще спорит о том, что это такое.

Вспомним знакомую всем нам с детства фразу: «Свобода – это осознанная необходимость». А в чем гениальный смысл? Если я осознаю необходимость в еде, то в чем свобода? Есть или не есть? Это высказывание примерно так же объясняет свободу, как мой любимый детский анекдот: «Летят два крокодила. Один на север, другой – зеленый».

Или еще гениальная фраза – «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Верх банальности – но нам это преподносилось как вершина философской мысли.

Ну и, конечно, замечательный принцип построения коммунистической партии – демократический централизм. Вот это действительно гениально! Все, кто вырос в эпоху советской власти и знаком с этим термином, никогда уже не смогут очистить свое сознание для лишенного этой проказы понятия демократии. По сути, сама идея подчинения меньшинства мнению большинства не только не имеет отношения к демократии в ее западном понимании, а как раз ей противоположна. Однако нам вбивали в головы именно такое понятие: демократия – власть народа. При этом никогда не говорили конкретно, в чем проявляется власть, каковы механизмы ее реализации, а главное, для чего она нужна.

Последний вопрос принципиально важен, так как, не ответив на него, невозможно понять, почему же до сих пор все попытки привить демократию в России проваливались.

Как правило, для моего поколения демократия – это исключительно политическое и протестное понятие. Вроде бы ничего не надо объяснять – ведь и так все очевидно. Западные страны – демократические, Советский Союз – нет, а следовательно, власть народа – это как у них, а не как у нас. Западничество по-новому. И по сей день многие правозащитники старой закваски воспринимают «тамошний» образ жизни как абсолютный шаблон, по которому необходимо выстраивать все и всюду.

Этот подход совершенно справедлив, когда рассмотрение идет на уровне, скажем так, астрономических величин. Действительно, если мы наблюдаем звезду с Земли невооруженным глазом, то для нас она – не более чем светящаяся точка на ночном небе. Для серьезного анализа требуется уже иное приближение или другие инструменты рассмотрения. Западная жизнь на протяжении 75 лет была звездой на небе, и любые рассуждения о том, что и как там работает, были если и не бессмысленными, то скорее досужими, да и строились больше на слухах и ощущениях, чем на реальном знании. Отсюда же многочисленные мифы об Америке, например, что там домохозяйки лишены избирательного права, – эту глупость растиражировал в одном глянцевом журнале российский олигарх в 2008 году, когда уже и самому можно было увидеть и узнать многое, однако стереотипы удивительно живучи. Нынешнее поколение, уставшее от упоминания на каждом шагу термина «демократия» и привыкшее даже к народному «дерьмократия», уже и не задается вопросом «что это?», искренне полагая, что демократия – это, по сути, всего лишь метод проведения подсчета голосов на выборах и форма организации управления страной.

Демократическая форма организации управления – это управление через делегированных народом представителей, принимающих законы, обязательные для исполнения всеми. Главный принцип – равенство всех перед законом – в приложении к избирательному праву означает «один человек – один голос». Таким образом, бедняки и богачи, умные и глупые, молодые и старые будут равны, если все они соответствуют действующему законодательству, вводящему определенные возрастные и иные ограничения.

Казалось бы, все просто: раз все равны перед законом, то каждый может не только избирать, но и быть избранным, а значит, для обеспечения этих прав и возможностей следует установить некоторые нормы – такие, в частности, как свобода прессы, свобода собраний и все остальные понятия, уже ставшие лозунговыми. Очевидно, что граждане делегируют власти часть своих полномочий, осознанно ограничивая себя и не только соглашаясь с определенным усечением части своих свобод, но и выражая готовность финансировать деятельность по совместному жизнеобустройству путем выплаты денег в форме налогов. Для защиты собственных интересов граждане объединяются в политические и общественные организации и добиваются законодательного закрепления своих прав. Таким образом, демократия по сути оказывается такой формой правления, которая позволяет учесть интересы разнообразных меньшинств, так же как и интересы большинства, и создать равновесную общественную структуру, в которой максимальное количество социальных слоев и групп удовлетворено степенью защиты своих интересов и степенью их представленности в обществе. Подавление работает лишь в том случае, когда интересы меньшинств ставят под угрозу благополучие или существование государства в целом.

Поскольку общество постоянно изменяется и развивается, необходимо приводить к гармоническому равновесию разнообразные политико-экономические процессы, что делается в результате ротации во власти партий с противоположными экономическими воззрениями. Примитивно говоря, здесь мы переходим на уровень обсуждения роли государства в экономике – должна она быть больше или меньше, что может выражаться в размерах налогов и степени равномерности их распределения по социальным и имущественным слоям. На разных этапах общественно-экономического развития запускаются адаптационные механизмы, которые преследуют задачу сохранения государства через понижение уровня социальной напряженности.

Большую роль в построении такой стройной и жизнеспособной системы сыграл страх перед возможностью пролетарской революции и ее последствиями, которые наглядно продемонстрировал миру пример коммунистической России. С точки зрения советского человека, заявленные цели социализма были в большей степени реализованы в Канаде или Скандинавских странах, нежели у нас на родине.

Кажется, что демократия – идеальная самонастраивающаяся система со встроенными адаптационными механизмами, которая универсальна по своей природе и должна без сбоев работать в любой стране мира в применении к любому народу, а наличие некоторых страновых и исторических отличий представляется несущественным. Возникает устойчивое убеждение не просто в совершенстве, но и в универсальном характере демократического устройства, которому под силу даже приспособиться к разным стадиям развития общества благодаря заложенным в самой системе механизмам развития. Отсюда и стремление абсолютизировать и универсализировать демократическую систему, и склонность видеть в ней некий объективный закон природы. Результатом становится неприятие самой возможности какого-либо особого отдельного пути в развитии страны. Ровно по тем же причинам встретил такое резкое отрицание термин «суверенная демократия» – несмотря на всю его безупречность, ибо он подразумевает всего лишь демократическую форму правления с сохранением собственного внешнеполитического курса и, как результат, – приоритет интересов граждан страны. К слову сказать, этот подход реализован всеми состоявшимися демократиями в мире после перехода от стадии декларации принципов к их реальному воплощению. Конечно, многие страны, особенно те, что находятся на этапе становления, – как Украина, страны Прибалтики, Грузия, – в целях получения конкретных политических и экономических преференций от западного сообщества готовы выставить на торги единственное, что у них есть, – политическую и военную независимость. Именно поэтому термин «суверенная демократия» может применяться как дифференцирующий в описании стран, находящихся на переходном этапе. Позволю себе заметить, что, как правило, внутри стран, пожертвовавших своей суверенностью, ситуация с правами человека и соблюдением основных демократических принципов обстоит не лучше, чем в суверенных. Тем не менее западное сообщество предпочитает в этом вопросе политику двойных стандартов, так как ни агрессия Грузии в Южной Осетии, ни положение русскоязычного населения в Прибалтике, ни уровень коррупции в руководстве Украины никоим образом не соответствуют современным представлениям о том, что позволительно для демократической страны.

Итак, после длительных рассуждений о демократии остается совершенно непонятно, для чего все-таки существует эта форма осуществления государственного управления и почему в России она не вызывает доверия у большинства народа. Если перечитать все вышеприведенные соображения, они кажутся довольно стройными и логичными. Тем не менее отношение к обсуждаемому предмету наших людей выразилось в слове «дерьмократия», что в свободном переводе означает «власть сами-понимаете-кого».

Конечно, велик соблазн вслед за критиками последних 20 лет описать и ужасы обнищания народа, и разгул бандитизма – все это будет правдой. Но проблема гораздо глубже. В России подобная форма правления не приживалась ни разу за всю историю. Что бы нам ни рассказывали о Новгородском вече, вряд ли его собрания сильно отличались по своей сути от заседаний Палаты лордов. Данная система находилась гораздо ближе к власти боярских родов, чем к системе «один человек – один голос», так как право голосовать имелось отнюдь не у всех жителей Новгорода. Так что и эта форма управления очень далека от современного понятия демократии. И наша страна не одинока. Страны Юго-Восточной Азии и Аравийского полуострова вкупе с большинством африканских, латиноамериканских и южноамериканских могут считаться демократическими только с очень большой натяжкой. И если часть из них еще можно заслуженно упрекнуть в недостаточной развитости, то степень экономического прогресса, достигнутая в Японии, Южной Корее, Китае, Сингапуре, бесспорно, не допускает такого упрека в их адрес. При этом мы, чтобы не усложнять ситуацию еще больше, даже не рассматриваем культурный опыт цивилизаций Китая и Индии, имеющих полное право с улыбкой пятитысячелетних мудрецов внимать претензиям современных стран Западной Европы и США, которые как народы моложе вполовину, а как государства и вовсе не сравнимы с ними по историческому опыту.

Но тогда почему все эти народы не понимают своего счастья, и почему объективные, как нам их представляют, законы в этих регионах не работают? Ответ на данный вопрос не удается получить и при рассмотрении системы отношений между государствами – все-таки практически ни одна из стран сейчас не существует в абсолютной изоляции, кроме того, международные отношения важны для работы демократических настроек, поскольку у государства имеются как внутренние, так и внешние методы адаптации.

Главный заявленный принцип отчетности хорошо известен: государственный аппарат, как организация, созданная для обеспечения жизни и воспроизводства согласившихся войти в нее граждан, регулярно отчитывается о целесообразности размера налогов и эффективности расходования общественных средств. Наличие конкуренции между государствами не дает им загнивать и побуждает искать методы по повышению эффективности функционирования бюрократического аппарата, причем здесь действуют несколько разнонаправленных тенденций. Во-первых, государство не может состоять из малого числа членов и находиться на слишком малой территории в течение достаточно долгого периода времени, не теряя части своих функций. В основном такие ограничения связаны с необходимостью проведения эффективных инфраструктурных проектов и выполнения оборонительных функций. Карликовые европейские страны сознательно передали внешним партнерам многие из основных признаков государства и скорее являются туристическим достопримечательностями, чем реальными политическими игроками. С другой стороны, большие страны вынуждены системно решать совсем иные задачи, зачастую связанные исключительно с размерами. Конечно, обустроить границу Лихтенштейна проще, чем границу Канады. При этом законы управления большими системами совершенно иные, и для их обслуживания требуются иерархически гораздо более сложные, многоступенчатые структуры, в которых с особой ясностью проявляются и заложенные генетически недостатки. Бюрократия имеет тенденцию к разрастанию и самосохранению, что особенно заметно на примере больших стран и межстрановых образований. Возникает естественное ограничение эффективности существования крупных структур.

Вавилонское разделение народов привело не только к возникновению разных языков, но и к введению в генетический код человеческого сообщества невозможности создания механистического, не построенного на религии единого правительства и единой страны. На наших с вами глазах рушится здание даже такой функционально далекой от государства объединительной структуры, как ООН. Созданная как переговорная площадка, эта международная организация в свете последних вооруженных региональных конфликтов потеряла сколь-нибудь значимое влияние на происходящее на планете, превратившись в синекуру для мировых бюрократов. Стремление сильных стран обеспечить свои интересы позволило им полностью игнорировать мнение сообщества или манипулировать им без всякой ответственности (что хорошо показали военные операции в Ираке). Попытка объединения в единую политико – экономическую структуру Европы тоже не увенчалась успехом. Ожидаемые положительные результаты не были достигнуты, а вот падение уровня жизни, связанное со значительным ростом цен в результате перехода на единую валюту, очевидно. Первый опыт невооруженного объединения оказался даже менее живучим, чем варварские эксперименты прошлого, и это при том, что объединение происходило между странами, близкими по политическому строю и уровню развития экономики.

Демократические принципы построения государства даже не смогли послужить надежным методом защиты от экономических и прямых вооруженных конфликтов. Борьба с терроризмом привела лишь к тому, что жизнь граждан усложнилась, а часть их свобод была принесена в жертву общей безопасности – пока без особого успеха.

С одной стороны, можно констатировать, что в самой системе заложены ограничения, не позволющие разным народам потерять страновые особенности и превратиться в усредненных граждан мира через потерю собственной идентичности. С другой – налицо непонимание причин того, почему демократия ни в своем страновом, ни в международном аспекте не приводит к формированию долгосрочных позитивных тенденций.

Конечное, мы помним замечательное высказывание Черчилля, гласящее, что демократия ужасна, но это лучшая из возможных систем. Формулировка блестящая по своей афористичности и, как это часто бывает, совершенно непрозрачная. Один из возможных смыслов – апокалиптический, где демократии отводится роль тормоза в неумолимом регрессе человечества, и она важна уже потому, что замедляет скорость, с которой цивилизация несется к своей гибели. Идея симпатичная, особенно для создателей антиутопий, исчерпавших все возможности описания ужасов (вполне правдивых) тоталитаризма и осознавших, что и демократия вполне может порождать кошмары. Однако в этом случае демократии опять-таки придается характер некоего незыблемого, а значит, и универсального закона, который начинает действовать по достижении странами определенного уровня развития общественно – экономических отношений.

Для жителей России в этой формулировке Черчилля не все просто.

Когда мы говорим об отношении россиян к власти, позвольте задать вопрос: какая форма власти приемлема для верующего человека? Интересно, что никаких упоминаний о демократии в Писании вообще нет. Выясняется, что, когда человек верит в Бога, демократия для него – не самая естественная и предпочтительная форма правления. Тяжелый вывод, грустный. Но никуда от него не деться.

Формула демократии, подразумевающая «один человек – один голос», звучит для нас как полная глупость. Какой человек и какой голос? Неужели один голос алкоголика и бомжа столь же значим, как один голос Сократа? Но ведь на самом деле в мире никогда не было никакой демократии. Была форма выборов, напоминающая демократическую, но по своей природе власть всегда находилась в руках аристократов. Испокон веков к управлению государством старались подпускать лишь тех людей, кто был способен совладать с задачей. Существовали фильтры, гласные или негласные. Суть сводилась к тому, что механизм свободных выборов, попавший в руки невежд, становится страшной силой, абсолютно безбожной по своей природе. Не случайно именно демократическим путем пришел к власти такой страшный безбожник, как Гитлер.

Многие считают, что демократия – это и есть новый Бог. Это глупо. Демократия абсолютно непригодна для стран, население которых на самом деле является глубоко набожным. Поэтому если внимательно посмотреть по сторонам, придется задать себе страшные вопросы, на которые до сих пор нет ответа. Как так получилось, например, что Иран осознанно стал невероятно религиозной страной? Причем в тот момент, когда это произошло, шах находился, казалось бы, на вершине популярности, а Тегеран был светской столицей. И вдруг в одночасье все закончилось. Почему? В чем сила привлекательности экстремистской формы ислама, что люди богатые, состоятельные вдруг бросают все и уходят воевать? У нас же нет однозначной информации о грехах Усамы бен Ладена. Можно придумать все что угодно, но по большому счету нельзя его назвать ни алчным человеком, ни женолюбцем. Он фанатик. Религиозные фанатики страшно привлекательны для многих людей, верящих в то, что творят их кумиры, и искренне убежденных, что праведники могут творить ужасные дела. И невозможно объяснить арабскому миру, что демократия – это хорошо, потому что для них подобное устройство выглядит более чем странно.

То же самое относится и к россиянам. Отсюда и до сих пор присущая нам наивная вера в доброго барина. Для русского человека демократия вполне может быть системой несправедливой, жестокой и опасной. Страшно, когда при существующей структуре власти талантливые люди выпадают из обоймы. А это вполне возможно и при демократическом строе. Демократия всего лишь обеспечивает возможность людей голосовать и нужна лишь тогда, когда речь идет о защите собственности. Потому что на самом деле в демократической системе постулируется всего лишь равное право всех на собственность, на право владения каким-то ее количеством.

Любая другая форма правления подразумевает, что в конечном итоге ты вверяешь свою жизнь в руки правителя, но для человека верующего это естественно. Он и без того всегда вверяет свою жизнь в руки Всевышнего и дальше поступает так, как ведет его Господь, если он при этом праведен. Поэтому конфликт в сознании русского народа есть и будет всегда. Мы всего лишь следуем своей природной набожности, тому чувству справедливости, которое ближе к чувству божественности. Ведь не случайно появилась шутка, что, когда у нас царь демократ, то считается, что в стране демократия, а если царь тиран, то тирания. Но ни у кого не вызывает сомнений то, что верховный правитель, как бы ни передавалась власть, по своей сути является царем – неважно, наследным или ненаследным. Мало того, большинство россиян уверены в том, что действующий правитель вправе порекомендовать народу своего преемника – и это абсолютно естественно и нормально.

Интересно, что практически во всех религиозных источниках описывается одна и та же модель управления. Есть некий высший разум, озвучивающий доктрины, и есть его проводники. Дальше каждый проводник управляет энным количеством «подчиненных». Числа обычно невелики: 12, на следующем уровне – 70, и так далее. Фактически в России всегда существовала такая система, только названия менялись. И если современному политическому истеблишменту угодно играть в слова и называть себя парламентариями и президентами, то пусть играют, но по сути все остается без изменений. Раз за разом в том или ином виде выстраивалась своя номенклатура, свой, если не доминирующий в чистом виде, то уж точно всегда правящий класс. По сути, как мы уже говорили, в России всегда существовало два практически не смешиваемых общества – со своими самобытными уставами, верованиями, обрядовыми формами, эпосом, представлениями о добре и зле и даже экономическим укладом. В периоды социальных взрывов казалось, что с этим удастся покончить, но внутренняя российская матрица вновь четко воспроизводит привычную схему, пусть теперь это не князь и его дружина, а царь и бояре, или государь император и тонкий слой высшей аристократии, или партийные бонзы с политбюро, ну или, на худой конец, президент с администрацией. Всегда был верховный правитель и рядом с ним его советники – и, к счастью для страны, среди них обязательно присутствовали духовные лица.

Мы всегда будем верить в доброго царя, потому что царь есть наместник Бога на земле. В народном сознании закрепилось именно такое отношение к верховному правителю, будь то генеральный секретарь или президент Российской Федерации. И это вовсе не недостаток, не признак нецивилизованности. Наоборот – это, если угодно, признак глубинной, внутренней народной набожности, осознания избранности. И не надо спешить выплескивать ребенка вместе с водой. Вполне возможно сочетание форм, при котором талантливые люди оказываются востребованы и в стране царит справедливость, но верховная власть пользуется непререкаемым авторитетом. Особенность народного менталитета состоит в том, что русский человек не может жить в неуважении к правителю. И когда уважение к правителю исчезает – происходят страшные события. Именно это и погубило страну в 1917 и в 1991 году. Россия после 1985 года еще долго могла идти по китайскому пути, но жалкий вид Горбачева в Форосе был уже неприемлем для государственного мужа. Именно поэтому он мог заранее проститься с возможностью выиграть любые другие выборы – стоит вспомнить эту жалкую фигуру, спускающуюся по трапу, как сразу становится ясно: человек еще идет, но даже не понимает, что политически он уже труп.

Исходя из всего вышесказанного, мне отнюдь не кажется, что призывы в России к демократии, к отказу от собственного пути являются корректными и правильными. Хотелось бы напомнить всем тем, кто не верит в особенности развития, что и во Франции, и в Италии, и в Испании демократия имеет очень разные формы, несмотря на то что эти страны весьма близки по своему языку и культуре. И дело тут не в цивилизованности или нецивилизованности – во многом сходства и различия обусловлены религиозной традицией. Например, в Англии религиозная традиция достаточно фарисейская. И хотя после Генриха VIII, который из-за собственной похоти перекроил религиозную систему своей страны, решив сам управлять церковью, английские монархи являются, в том числе, и высшими религиозными авторитетами – насколько далек этот авторитет от действительного, при всем внешнем уважении к королеве! И насколько странно с точки зрения нашего человека выглядит, например, последний архиепископ Кентерберийский, запутавшийся в своих симпатиях и прославившийся рукоположением в епископы кандидата с нестандартной сексуальной ориентацией.

Повторюсь: для россиянина правитель всегда будет царем-батюшкой, и не дай Бог, если в какой-то момент он решит перестать им быть. Самое страшное, что может сделать российский правитель, – это не попасть в ожидания народа. Но величие России состоит именно в совпадении понимания предназначения народа, страны и политических деятелей.

Мне кажется, что нужно вернуться к доктрине «Россия – Третий Рим». Ниже я подробно расскажу о том, что Россия – страна, которая не может жить без великого вызова. Хотелось бы, чтобы каждый российский правитель всегда помнил гениальный постулат управления, сформулированный императором Траяном: «Я хотел бы быть таким государем для своих подданных, каким хотел бы, чтобы был государь, если бы подданным был я». Мне кажется, это очень важно понимать, ценить и лелеять внутри себя каждому правителю, каждому человеку, который в России вступает в систему власти.